Воспоминания о.К.(Сахарова)

С большим энтузиастом я приступил к возрождению берсеневского храма, изначально поставив во главу угла богослужебную жизнь и общинное строительство. Как-то сразу мы стали практиковать службы по старому обряду. Первые годы за этими службами пел Андрей Николаевич Соколов, талантливый и ревностный уставщик, который, к сожалению, потом от нас ушел... Службы по старому обряду открыли большой мир древнерусского благочестия и приносили глубокое удовлетворение. С большим вдохновением и в то же время с трудностями мы стали осваивать этот чин, с каждым разом открывая для себя новые «изюминки». Удалось собрать комплект древних богослужебных книг. Первые три года служба шла преимущественно по старому обряду в воскресные и праздничные дни. Затем мы несколько изнемогли и решили сделать паузу, которая затянулась на несколько лет, когда приоритет был за службой по обычному чину. Более 20 лет службы полностью совершаются по старому обряду. Ежедневно совершается полный суточный круг служб.

Изначально приходская жизнь была насыщенна просветительским элементом в виде бесед, чтения поучений за ежедневными трапезами. Параллельно успешно шла реставрация храма, была восстановлена полихромная покраска в стиле «узорочья» XVII века. Благодаря помощи фабрики «Красный Октябрь» были позолочены купола, блеск которых выигрывает по сравнению с куполами Храма Христа Спасителя, расположенного напротив.

С большим трудом удалось добиться оформления Государственного Акта на землю в объеме старинной усадьбы - единственной, сохранившейся в центре Москвы.

Московская иконописная мастерская (руководитель Игорь Дрождин) пожертвовал царские врата конца XVI века, которые теперь установлены в иконостасе правого придела в честь прп. Феодосия Великого. В этом же приделе был восстановлен чудом сохранившийся мраморный иконостас XX века в византийском стиле из двухцветного итальянского мрамора. Прихожанка храма, ученица мастерской И. Дрождина, Татьяна Косолапова написала для местного ряда этого иконостаса икону Казанской Божией Матери, которая впоследствии мироточила. Татьяной Косолаповой благотворительно написано более 150 икон (!) для храма, включая и три яруса центрального иконостаса.

Крещение в храме на Берсеневке совершается только погружением в естественной воде, которая заливается с полуночи. Если крестятся несколько человек, их погружают в отдельные купели.

Община создана как единая семья, где все молятся друг за друга, помогают друг другу и могут рассчитывать на молитву и поддержку настоятеля.

Одним из направлений деятельности общины являются миссионерские поездки: в Воронежскую область, где был дан толчок к возрождению 12-ти храмов на территории области, установлено 13 поклонных крестов, открыто 2 молитвенных дома; на Владимирской земле была сделана попытка возрождения единоверия; поездки совершались в Подмосковье, а ныне - в Тверскую область.

Большим испытанием для общины явилась набирающая обороты антихристианская глобализация. В этом явлении мы сразу почувствовали большую угрозу и очень быстро заняли категорически отрицательную позицию. Два десятка лет не спадала напряженность в связи с этим. Берсеневская община долгое время была - единственной в столице и области, не имеющая ИНН и ОГРН. Доподлинно известно, что несколько раз имели место решительные намерения общину упразднить и настоятеля удалить...

Никогда не мыслил себя вне монастыря на приходе. Но вот после избрания меня в 1991 году председателем Союза Православных братств стал вопрос об устройстве центра СПБ, желательно с храмом и в центре Москвы. Выбор пал на церковь св. Николы на Берсеневке. Название этого уголка происходит от слова «берсень» - крыжовник. В давние времена здесь располагались дворцовые сады, в которых росла любимая русскими людьми ягода, «северный виноград» - крыжовник. Первые документальные свидетельства существования на этом месте Никольского монастыря относится к 1475 году. В ХV1 веке, как пишет историк Н. Карамзин, в монастыре, после удаления с кафедры, некоторое время находился в заключении митрополит Филипп.

Церковь была закрыта в 1933 году. Колокольня была разрушена, колокола исчезли, в том числе и знаменитый двухсотпудовый. До 1960 года в здании церкви располагалось общежитие сотрудников Дома Правительства. Последним настоятелем церкви был о. Иоанн Цветков. Всего он прослужил 62 года. Умер 30 декабря 1949 года, через несколько дней после того, как подал за штат… Было ему 87 лет. Похоронен в с. Юдино (у ст. Перхушково). Его внучка передала нам служебник о. Иоанна с золотым теснением в футляре, его ставленические грамоты с сургучными печатями и фотографии.

Тогда здесь располагался НИИ культурологии. В алтаре центрального придела был отдел парков, в правом алтаре – во имя прп. Феодосия Великого – архив, в левом, Никольском – туалет…Храм возвращали по частям. Помню, как проводили крестные ходы, требуя вернуть храм полностью. Вешали иконы в храме, а на дверях кабинетов воззвания: «Прекратите осквернять храм». Важным тактическим приемом было перманентное пение акафистов нараспев. Сотрудники это воспринимали поначалу скептически. Но одна группа певцов сменяла другую и так в течение дня. Особо весомым аргументом для сотрудников НИИ было обещание, что скоро начнется поток отпеваний покойников…. Довольно быстро удалось добиться освобождения древней части храма. С трапезной частью оказалось сложнее: стали утверждать, что, мол, это был домовый храм и посему, якобы, Церкви не принадлежит и вообще трапезная – это не церковь и т. д. Неожиданно произошел «взрыв», когда мы узнали, что в трапезной части храма складировались видеокассеты порнографического содержания. Мы за это ухватились, и уже к Пасхе 1992 года храм был полностью освобожден.

Напряженной была борьба и за Набережные палаты – дом причта. Мэрия планировала передать его балету «Москва» для репетиций. Прошла чреда молитвенных стояний, был пикет напротив мэрии. Как только по совету знакомого священника установили над аркой дома крест – сразу произошел перелом в нашу пользу.

Огромное здание площадью 630 квадратных метров было в ужасном состоянии – без окон и дверей, без крыши, в стенах большие трещины – как будто после бомбёжки. Долго ходил я кругами вокруг него, не зная, как к нему приступить. Потом прорвало - с группой прихожан за пару часов мы заделали все оконные проемы. Успех окрылил, и мы начали постепенно здание осваивать.

О церковной общине в современных условиях

Эта тема в контексте трагического положения нашего народа, несомненно, очень актуальна. Я имею в виду разобщенность, слабую структурированность нашего народа. В связи с этим, несомненно, возникает другой вопрос, а на что ориентироваться, на что опереться? Желая как-то выжить в условиях, в которых мы оказались, важно ведь иметь какой-то ориентир, опереться на какие-то прецеденты, которые были у нас в истории, а они были, несомненно. Если мы рассмотрим в ретроспективе нашу историю, то увидим, что допетровская Русь, так часто несправедливо оцениваемая, имела эту модель жизни – более сплоченную, более монолитную, чем после петровских преобразований, когда появился искусственный слой интеллигенции, когда дистанция между сословиями увеличилась.

При Екатерине дворянство уже не обязано было непременно служить. Тем самым получается явная несправедливость – оно уже не было обязанным нести тягло военной службы. Такие вот несправедливости и способствовали зазору в монолите, который образовался у нас на Руси, что, несомненно, создавало почву для революционных потрясений. Это один из факторов, который привел к таким трагедиям нашего народа в двадцатом столетии.

Формы общинной жизни многообразны – это артель, братство, союз и т. д. Но наиболее серьезная форма, наиболее перспективная – это, конечно, церковная община. Церковная община, в полном смысле этого слова, была у нас в допетровской Руси. Когда люди чувствовали себя членами единой общности, которая объединялась, прежде всего, вокруг храма. Настоятеля церкви не назначали сверху, а избирали. Именно из народа выдвигался кандидат, одобрялся народом, и затем посвящался епископом, т. е. не было бюрократического подхода в церковной жизни, как это уже происходило в XVIII-XIX веках. Об этом, кстати, писали наши известные святители, обличавшие канцелярщину, бюрократию церковной жизни в синодальный период. В результате всего этого община была разрушена, что происходило, естественно, и в XX столетии. При советской власти не приветствовалось любое общение православных вне отправления культа, вне стен храма.

В 1920-1930-е годы именно православные братства показали себя наиболее жизнестойкой моделью жизни православных общин. И вот сейчас актуально стоит вопрос возрождения церковной общины. Оно, конечно, не должно быть каким-то механическим, формальным повторением того, что было раньше. Естественно, жизнь выдвигает какие-то новые аспекты, которые должны учитываться, но ясна идея – идея сплоченности церковных людей в единую общность, когда люди, посещая храм, не ограничиваются только совместным стоянием на Богослужении, часто не зная друг друга, при этом посещая храм не один год. На мой взгляд, по моему убеждению, если будет у нас возрождена настоящая община (пока это только отдельные случаи, это не так часто встречается), в которой будет полнота жизни, тогда во многом другом необходимость отпадет. Потому что в общине, в идеальном, конечно, ее выражении, есть все необходимое для жизни человека, все, что не противоречит заповедям, все, что в русле нашего благочестия. Это не только молитва церковная, но и все многообразие жизни, что вполне осуществимо в рамках церковной общины.

В нашем храме сформировались принципы общинного устроения. Мы коллективно, соборно обсуждали эти принципы и фиксировали их. Ну, например, первый пункт нашего устава звучит так: «Община должна быть единым монолитом…», конечно, не в смысле механической стандартизации. Ясно, что нельзя жизнь вогнать в какие-то рамки, где нивелируются личностные особенности человека, какие-то его дарования, таланты. Руководителю общины это необходимо учитывать, чтобы действительно в рамках общины помочь раскрыться каждому человеку.

В то же самое время эти личностные проявления должны органично сочетаться с общим устремлением общины. Должна быть цельность позиции и единые ориентиры.

Ясно, что не все прихожане могут быть членами общины, это естественно, это неизбежно. В процессе нашего общинного устроения мы столкнулись с тем фактом, что далеко не все люди способны и желают быть в общине. Причины этому разные. Обусловлено это, конечно, и нашими историческими катаклизмами, когда люди, пережив репрессии, сложные десятилетия в прошлом, гонения, просто как-то замкнулись. На генном уровне, похоже, передается такая боязнь, страхование. А многим просто не нужно ничего, кроме, как придти в храм, помолиться, послушать проповедь, пройти исповедь… Далее, естественно, фактор времени, занятости… Это касается прежде всего людей семейных. Тоже, естественно, объективная причина, которая многих как-то удерживает от того, чтобы стать членами такой общности. Но иного пути нет, чтобы выжить нам в нынешних сложных условиях. Потому что разобщенность, о которой часто говорится в патриотических кругах, является серьезным негативным фактором, по сути уничтожающим наш народ. Нарушены связи общественные, нарушены связи и родственные. Нет такого тесного круга семейного общения, как это наблюдается у малых народов. Мне запомнился такой момент из книги убиенного в России американского журналиста. Называется его книга «Исповедь варвара». В беседе с этим журналистом один чеченский боевик говорит, что мы, русские, обречены… И как иллюстрацию того, что русский народ обречен, он привел такой пример: «Если у нас родится ребенок, то естественно позвонить ночью дальнему родственнику на другой конец страны и поделиться радостью по поводу этого события. Это всегда принимается восторженно, эмоционально. У вас же этого не поймут. Если так поступить, реакция будет другой». Да, разобщенность нашего народа очень велика. И пора забыть о нашей огромности. Не так уж мы огромны, сильны и велики, как это было в прошлом.

Поэтому, главный, на мой взгляд, принцип для власть предержащих, главный ориентир и, если хотите, в какой-то степени «национальная идея» - это бережливость по отношению к людским ресурсам, скажу немного не духовно – к человеческому фактору. Бережливость во всем, в отношении его духовного и телесного здоровья, в отношении условий жизни, в отношении здорового и благочестивого образа жизни и т. д. Все это реально в рамках общины.

Естественно, что ни на чем другом, ни на каком другом фундаменте, как только на Богослужении, на совместной молитве, невозможно эту общность сцементировать. Невозможно! Рассыпаются партии, разваливаются другие формы общности людей. Община в этом плане более «крепкий орешек», потому что у нее более крепкое основание в виде совместной молитвы. Без этого цементирующего стержня, объединяющего людей, невозможно создать крепкую настоящую общину. Если немного утрировать, рассуждая о причинах наших бедствий, то я бы сузил до такого момента. Причина наших бедствий (повторяю, что я несколько утрирую) заключается в том, что пренебрегается устав о поклонах на Богослужении. Поясню свою мысль. Та хаотичность поведения молящихся на Богослужении, которую мы сейчас сплошь и рядом наблюдаем, не была характерна для прошлого, когда соблюдался устав о поклонах, когда все люди, как сказано в церковном уставе, чувствовали себя единым телом на Богослужении. Когда все одновременно творили положенные поклоны – поясные или земные. Устав очень четко акцентирует внимание на важнейших моментах Богослужения, когда именно необходимо сотворить тот или иной поклон. Все это происходило не хаотично. Все одновременно совершали молитву, в едином порыве. Эта закалка, которая вырабатывалась в процессе совместной молитвы, Богослужений, потом переносилась в повседневную трудовую жизнь. Это – чувство локтя, плеча друг друга, чувство единой общности, которое закладывалось при совместной молитве. Это было твердым фундаментом, на котором возводилась и надстройка – все многообразие жизни человека. Поэтому уставное Богослужение – это самый важный фактор для того, чтобы людей «сцементировать» в одну общность.

В нашем храме, по милости Божией, с первого дня были налажены уставные Богослужения, по полному чину. В самом начале, в первые годы Богослужения проводились только в воскресные и праздничные дни, потом, по мере нашего укрепления – ежедневно. Вообще, мне как-то трудно понять ситуацию, когда храм открывается только в воскресные и праздничные дни. Неужели не найдется одного - двух человек, которые могли бы ежедневно вычитывать утренние и вечерние молитвы? Иногда задумываешься: вот у мусульман – пятикратный намаз. У них ориентир на лунный календарь, в разные месяцы разное бывает начало этих молитв. Допустим, первый намаз у них совершается в 4 часа 15 минут. Когда я был в Константинополе, мне это запомнилось. Рано утром просыпаешься от мощного рева усилителей – такое впечатление, что это над твоим ухом звучит призыв муэдзина к молитве. И так пять раз в день! А нас зачастую колокол только раз в неделю призывает на молитву. Должна быть бóльшая интенсивность молитвы. В нашем храме она приблизилась к монастырскому типу. У нас Богослужения, скажем об этом, начинаются в 6 часов 30 минут ежедневно. И поскольку на приходе проживало временами до 15 человек, то они все должны стремиться ежедневно приходить на молитву в храм к этому времени. Молитва в храме начинается с полунощницы, затем вычитываются все четыре часа (первый, третий, шестой и девятый), и заканчивается утреннее правило обедницей. Церковный устав предписывает читать либо утренние молитвы, либо – полунощницу. Каждая молитва, частная и общественная, предваряется и завершается краткими семью молитвами. Это называется «Начал», т. е. начальные молитвы с поклонами, если это бывает перед началом частной или общественной молитвы, а по завершении молитв – «Исходные поклоны». Это как бы подведение черты под молитвой.

В связи с вышесказанным представим такую картину: люди находятся в храме и ждут начала Богослужения; в это время кто-то из них ставит свечку, кто-то прикладывается к иконе, и вдруг, из глубины алтаря раздается голос священника: «Благословен Бог наш …». В какой позиции застал людей этот возглас? Можно сказать, что некоторых – просто врасплох. Люди не готовы еще к началу молитвы, не настроены, не сосредоточились, некоторые разговаривают друг с другом. А вот когда в преддверии Богослужения выходит на солею священник и громко возглашает Исусову молитву, осеняя себя крестным знамением, кланяется иконе Спасителя, и все молящиеся отвечают «Аминь!» - все внимание людей обращено к священнику, который затем поворачивается к народу со словами: «Бог благословит начал молиться». Вот тогда все настраиваются, как мы читаем в молитвословах: «Встав на молитву, немного погоди, пусть успокоятся твои чувства, настройся и неспешно полагай начало твоей молитве». Эти моменты приготовления своих чувств к молитвословиям никто не отменял, их просто забыли, пренебрегают ими, а жаль. В добрые старые времена русские люди умели молиться, со страхом Божиим предстояли на Богослужении и с трепетом внимали молитве.

Вот эти краткие семь молитв: «Боже, милостив буди мне грешному», «Создавый мя, Господи, и помилуй мя», «Без числа согреших, Господи, помилуй и прости мя грешнаго», «Достойно есть …», «Слава и ныне», «Господи помилуй» (дважды), «Господи благослови» и отпуст. Этими молитвами как начинается Богослужение, так ими же и заканчивается. Еще хотелось бы сказать несколько слов о крестном знамении и поклонах в процессе Богослужения, которые следует выполнять не хаотично, когда кому вздумается или, как говорят некоторые: «Как на сердце ляжет», а как предписано Церковным уставом - в определенные моменты Богослужения и всем одновременно, не нарушая благочиния молитвы. Например, наступил важнейший момент Литургии, когда на престоле уже не хлеб и вино, а Тело и Кровь Христовы, когда хор поет: «Тебе поем, Тебе благодарим…» и затем возглас священника: «Изрядно о Пресвятей…» - окончание тайной молитвы священника, сугубое призывание Пресвятой Богородицы, момент, когда, повторяю, на престоле уже не хлеб и вино, а Тело и Кровь Христовы; надо сотворить земной поклон в этот момент, а у нас в церквах часто никакого акцента на этом моменте не чувствуется. Все как стояли, так и стоят и молятся кто как: кто на коленях стоит, а кто застыл в земном поклоне надолго. Нет единого порыва в молитве. В Древней Церкви все молящиеся в храме отвечали «Аминь» на заключительные слова священнического благословения хлеба и вина «Преложив Духом Твоим Святым». Эти слова – совершительная формула таинства евхаристии. «Аминь» - произносили все молящиеся в храме и творили земной поклон. Так вот на таких важнейших моментах, как этот и другие, акцента сейчас нет, и в течение Богослужения начинают произвольно бить поклоны, кто-то почему-то на Херувимской, к примеру, или почему-то непременно все после возгласа «Святая святым» очень часто делают земной поклон. Кстати говоря, мне не раз приходилось замечать в инструкциях и наставлениях о поклонах, печатающихся в разных церковных изданиях, полный разнобой. Сколько я не сравнивал вывешиваемые на дверях разных храмов эти наставления о поклонах, в них нет единообразия, а ведь оно является мобилизующим моментом. Так и в жизни бывает. Например, взять хотя бы упразднение школьной формы. Я считаю, что это явилось одной из причин развала школьной дисциплины. Можно умножать примеры из жизни армии и т.д.

О Богослужении можно много говорить. Истовое Богослужение всегда было на Руси праздником для русского человека. Это – важнейший фактор сплочения людей. Взять допустим Таинства. Разве Таинство Крещения — это не событие для всей общины? Рождается в духовную жизнь новый человек, чадо кого-то из членов общины. Разве должно оно совершаться скороговоркой, в углу, без присутствия других членов общины? Именно об этом Таинстве святые отцы нарочито говорят, подчеркивают: «Опасайся что-либо из относящегося к чину Крещения убавить, опустить…»

Когда вливаются в общину новые люди, то, как правило, выявляется следующее: крещены были без подготовки, поспешно, молитвы оглашения, заклинательные – были прочитаны с пятого на десятое… А после юбилея – Тысячелетия Крещения Руси, конец 80-х - начало 90-х годов, когда были массовые крещения, многие были крещены обливательно, мочением лбов, окроплением… Много всяких упущений выявляешь на исповеди, практически у каждого человека есть какие-то проблемы. Женщина, над которой не были прочитаны молитвы сорокового дня, тоже не редкое явление. Снижено качество церковного попечения о людях, наблюдается поточность, конвейерность. Несомненно, это повлияло на снижение духовной планки, на то, что общинная жизнь, скажем прямо, в таком неудовлетворительном состоянии.

Практика нашего храма – непременная подготовка желающих креститься. Правда, в этом плане очень часто встречается какая-то пассивность у самих людей. Заявляют о своем желании креститься иногда заочно - тут же настаиваешь: придите, пожалуйста, в храм для первого контакта, для разговора. Иногда этим и ограничивается и все напоминания, приглашения придти не находят отклика. Я не знаю, как другим священникам удается организовать какие-то подготовительные курсы для желающих креститься. Правда, у нас своя специфика – храм находится в центральной части столицы, напротив храма Христа Спасителя, отсутствуют жилые массивы, поэтому нет такого потока людей, желающих креститься. Но те, которые приходят, очень часто ограничиваются первым контактом и потом все зависает в воздухе. В любом случае, даешь людям какую-то литературу, просишь, чтобы почитали Евангелие, изучили основные молитвы, стараешься тщательно совершить само крещение. Взрослые, желающие креститься, непременно должны исповедаться. Ясно, что без разрешительной молитвы, поскольку они еще не крещены. Потом, по окончании крещения, приглашаешь их на трапезу. Мы приурочиваем к этому моменту общую трапезу, обед. Каждый член общины поздравляет новорожденного в духовную жизнь с этим большим событием, также, как и венчающихся в нашем храме, с вступлением в благословенный Господом брак.

У нас на Руси явно недостаточное понимание Богослужения народом. Известно, что, например, в XVIII веке были обер-прокуроры Синода, которые не могли отличить молебна от панихиды. Помню, как в начале нашего пути были такие вот неожиданности. Я взял планку слишком высоко и на общих беседах рассказывал о высоких материях, о Богопознании, касался богословских теорий, поднимал философские вопросы. По окончании одной своей лекции спрашиваю: «У кого какие будут вопросы?» И тут меня спрашивают (беседа была вечером): «Батюшка, а причащать скоро начнут?» Тогда я понял, что слишком высоко взял… Нужно сначала азы освоить, а потом уже говорить о высоких материях. О Богослужении можно было бы еще много говорить, я обозначу пунктиром лишь некоторые моменты. Итак, Богослужение – это основа. Дальше – жизнь общины. Я, естественно, отталкиваюсь от нашего опыта. Не хочу сказать, что мы уникальны в этом плане. Много есть храмов, в которых на высоте просветительская работа. В нашей общине жизнь тоже насыщена этим элементом. Помимо традиционной проповеди у нас проходят часто беседы, затрагивающие различные аспекты духовной жизни. Имеется и такая практика: перед Богослужением, когда совершаются входные молитвы и происходит облачение священника, читается поучение на тему праздника. Таким образом заполняется вынужденная пауза с пользой для молящихся. По окончании Богослужения бывает беседа на общие темы. Помогает мне накопленный за время учебы в Духовной Семинарии, а затем и в Духовной Академии материал, который я собирал по прочтении разной литературы. Читая с ручкой в руке, делал массу выписок, которые затем были отпечатаны на пишущей машинке, систематизированы и скомпонованы в 20 сборников по 200 страниц каждый. Вот оттуда я и черпаю материал для наших бесед. Это выписки из сотен прочитанных мною книг на разные темы. После ознакомления слушателей с выбранной темой следуют их вопросы и мои ответы. Правда, очень часто приходится людей, что называется, тормошить, расшевеливать. Например, после того, как выскажутся или спросят о том, что их волнует, или после того, как некоторые поделятся какими-то своими мыслями, соображениями или просто фактами, расскажут о том, что их взволновало, я спрашиваю каждого, по кругу: «А Вы не хотите ли что-либо сказать?» - и так по цепочке, как сидят, друг за другом. И кто-то, не поднявший руки для выступления, может что-то сказать.

Также бывает и на общей трапезе, а поводов для того, чтобы что-то сказать, открыть, что называется, уста бывает очень много. Особенно это касается дней Ангелов, различных праздников, важных событий из жизни общины, Церкви, страны. Всегда мною предлагается каждому члену общины или гостю, а то и просто прихожанину сказать несколько слов по тому или иному случаю, поделиться своими впечатлениями и соображениями по конкретному поводу. Мною почти ежедневно практикуется такой вот подход. Я сознательно пытаюсь расшевелить их, проходя по кругу, условно выражаясь, чтобы не было безгласных «тихих овечек», чтобы люди освобождались от своей закомплексованности, преодолевали психологические барьеры, а в итоге – достигалась искомая цель: формировалась и цементировалась общность интересов, общность людей.

Общественный аспект. По моему убеждению, в общинной жизни может и должна иметь место общественная активность. Я убежден, что в наше сознание внедрен стереотип восприятия политики, как чего-то такого, что должно быть чуждо православному человеку, как нечто грязное. Но, простите, это мне не понятно. Почему мы должны доверять или поручать такой важный вопрос, как руководство нами, кому-то? Почему мы не можем стремиться сами участвовать в этих процессах? Ведь все взаимосвязано. Нельзя представить себе церковную жизнь, как какой-то уголок, оторванный от общего контекста жизни страны. Правильно писал митрополит Сергий в своей знаменитой Декларации: «Только кабинетные мечтатели могут представлять такой огромный организм, как Церковь, оторванным от жизни, существующим сам по себе…». Разве процесс, который проходил в Долгопрудном над нашими русскими православными милиционерами, не должен касаться нас?! Разве мы должны назвать это политикой, и после этого устраниться и бросить на произвол этих мужественных людей, которые боролись с азербайджанской наркомафии?! Мы рискуем получить прецедент, когда принципиальным людям, служителям правопорядка «дадут по рукам», и это будет парализовывать волю их соратников. Разве это не касается нашего существования, нашей жизни?! Так что политика – это понятие условное. Ясно, что мы, верующие люди, не можем участвовать в грязных технологиях некоторых современных представителей власть предержащих. Но принимать активное участие в общественной жизни своей страны мы, несомненно, должны. Но тут срабатывает запущенный сверху такой механизм: если что-то не устраивает, что явно работает на укрепление устоев Святой Руси, то это сразу получает ярлык политики, и священника называют политиканом… Все дело в векторе направленности тех или иных наших действий вне стен храма, вот как, например, Крестный ход. Он выражает радостное вдохновение, которое вырывается и изливается из храма. Вот как пасхальная радость, которая разливается за стенами храма, когда идет Крестный ход при колокольном трезвоне. Так и общественное делание органично проистекает из такого вот серьезного, строгого церковного устроения. Тут все взаимосвязано.

О формах общинной жизни. Массу вопросов хозяйственного плана и вопросов, касающихся проблем членов общины, мы, как правило, стараемся решать коллективно, соборно. В особых случаях, когда дело касается персоналий, имеет место барьер, чтобы встать и что-то сказать. Поэтому часто практикуется тайное голосование, которое более объективно отражает волеизъявление людей, когда без внешнего давления каждый свободно обозначает свою позицию. Люди приобщаются к общему делу, чувствуют себя ответственными; все, не только я и староста, помощник старосты, все мы, которых Бог призвал в этот храм, все ответственны за его будущее.

Не секрет, что наша община долгое время являлась, к сожалению, единственной в Москве, которая не приняла сначала ИНН, а потом – ОГРН. Это решалось соборно, тайным голосованием и было закреплено, как это и желательно в особых случаях, благословением духовника. Я не себя имею в виду, а одного из известных духовников.

На тему глобализации было прочитано много литературы, как «за», так и «против». Обвинить нас в какой-то односторонности было бы несправедливо. Люди имели возможность всесторонне познакомиться с разными материалами на эту тему, взвесить, оценить. Я даже несколько нагнетал ситуацию, говоря, что за этим нашим решением отказаться от номера может последовать то-то и то-то, что мы рискуем потерять все, что здесь полито потом и кровью, и вполне вероятно, что на следующий день может случиться, что мы потеряем это место, этот храм. Поэтому каждый должен задуматься, осознать, что он также ответственен за последствия общего решения. И все члены общины, практически все сто процентов, тайным голосованием выразили свое волеизъявление – отказаться от этой пагубной системы. Мы испытали удивительное чувство внутренней свободы от того, что пошли на этот риск, отказались, отвергли эту систему. И Господь чудесным образом подтвердил (так мы это восприняли) правильность нашей позиции: в день отказа от ИНН обильно замироточила икона преподобного Сергия Радонежского с частицей его мощей, а в день отказа от номера госреестра (ОГРН) мы наблюдали также обильное мироточение иконы праведного Ноя. Это редчайшая икона. Представляете, какой символ?! Ной, ковчег, бушующее море…

Мы себя не противопоставляем другим приходам. И упреки, обвинения в каком-то сектантстве, изоляционизме несправедливы, поскольку мы не обличаем других, не дерзаем на это, более того, мы очень активно участвуем в разных мероприятиях, бываем гостями на престольных праздниках в других храмах. Оставаясь на своей позиции, мы, тем не менее, не отгораживаемся от других, так сказать, «китайской стеной». Каждый ответит сам за себя…

Общая трапеза. По словам святых отцов, общая трапеза – это продолжение Богослужения. Трапеза на Руси сопровождалась приемом духовной пищи – чтением поучений не только в монастырях, но и на приходах. У нас в храме за 30 лет нашего существования количество прочитанных за трапезой книг исчисляется многими десятками, а если брать статьи на разные темы, то их было прочитано не одна сотня. Мы читаем не только жития святых, но и книги духовной направленности, а также различные статьи из журнала «Русский Дом», из газеты «Русский вестник» и не только на сугубо церковные, но и на общественные тоже.

Проходит у нас это так. Сначала поется общая молитва, полагающаяся по церковному уставу к той или иной трапезе, затем учиненный чтец объявляет чтение: «Иже во святых отца нашего (имярек) поучение на (такой-то праздник). Благослови, отче». Священник отвечает: «За молитв святых отец наших, Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас». Чтец: «Аминь». В конце, когда трапеза завершается, чтец говорит: «Богу нашему слава, ныне и присно и во веки веком». Священник: «Аминь.». Все встают на общую, полагающуюся по церковному уставу, молитву после трапезы. Затем, если это обеденная трапеза, то в теплое время года мы идем в беседку, находящуюся на церковной территории, где читаем две главы из Апостола и одну – из Евангелия. Это наша традиционная схема чтения Священного Писания. Что касается холодного периода, то тогда чтение Священного Писания проходит в трапезной.

Я думаю, что объем материала, прочитанного за трапезой, равноценен объему богословских курсов.

Десятина. Это очень важный момент в нашей общинной жизни. Конечно, десятина предполагает определенный уровень сознательности людей, которые понимают, что это необходимо. Я не настаиваю на механической десятине, т. е. строго на 10-процентном от дохода взносе. Тут важен духовный аспект, сам факт признания этой необходимости, ведь сказано в Писании, что каждый верующий обязан отдавать Богу десятую часть от своего дохода. Человек через внесение части своих доходов, пускай не десятой, пускай меньшей, пускай это будут какие-то символические копейки в некоторых случаях, но все равно становится причастным к единой общности. Десятина идет не только на ликвидацию неизбежных «хвостов» в хозяйственной деятельности, но очень часто и на помощь нуждающимся членам нашей общины. Обычно это бывает так. В общении с членами общины как-то ненарочито выявляется, что у кого-то есть материальные проблемы. Ведь ясно, что основная масса людей – малоимущие. Я тут же в своей памяти фиксирую у кого какие трудности имеются, например долги или еще что-то такое, и тут же реагирую, выделяя из этого фонда десятины какую-то часть на покрытие нужд человека. А иногда объявляю после Богослужения денежный сбор, который передается нуждающемуся члену общины или просто пришедшему с улицы человеку, который обратился за помощью, как это часто сейчас бывает. После беседы с ним, когда удостоверимся, что человек действительно нуждается в помощи, мы никогда ему не отказываем.

Миссионерская деятельность. Для нашей общины это понятие очень конкретное. Мы не могли спокойно смотреть на печальную картину в глубинке, в разных регионах России, даже в Подмосковье, где десятки, сотни храмов до сих пор стоят полуразрушенные, поруганные, заброшенные, с пустыми глазницами оконных и дверных проемов, заросшие кустарником, травой, захламленные всяким мусором, битым кирпичом, заваленные землей и прочим… Главный регион, где прилагались наши усилия в миссионерском плане – это Воронежская область, родина моего отца. Мы посещали в течение 15 лет два района на юге области – Павловский и Калачеевский. Представьте себе такую картину: Калачеевский район Воронежской области, г. Калач. В городе действующая церковь, которая, кажется, даже не закрывалась. Плоды перестроечного периода – еще одна церковь на кладбище во имя святого благоверного князя Александра Невского, часовенка на месте разрушенного храма в селе Семеновка – это все, что имел район. Помимо этого – 25 больших заброшенных деревенских храмов, почти соборов, в которые, как мы выяснили, практически за 75 лет после их закрытия не ступала нога священника.

Я всегда сравниваю заброшенный храм в населенном пункте с пораженным сердцем. Образно говоря, тело, организм – это населенный пункт, село, деревня, а заброшенный храм в нем – парализованное сердце. Значит, не поступает кровь в организм из-за того, что нет пульсации, активности сердца. Происходит вымирание, деградация – заколоченные ставни окон, заброшенные дома и поля, поросшие сорными травами, или, как говорят сельские жители, запущенные… Однажды выяснили, что в одном селе лишь 20% земли обрабатывается, остальная земля заброшена, зарастает кустарником, идет необратимый процесс… Из хозяйственного оборота выводятся огромные площади, на которых столетиями что-то выращивали. Все это закономерно, ибо о каком возрождении может идти речь, если Божий храм находится в полуразрушенном, а то и вообще – в разрушенном полностью, состоянии, а люди даже не понимают, что все это взаимосвязано.

О каком авторитете русского человека, русского народа может идти речь, когда представители других народов видят такую картину? Вот в том же г. Калаче на 22 тысячи жителей три тысячи приходится на выходцев с Кавказа. Когда они видят картину заброшенности наших святынь, о каком авторитете, уважении нас может идти речь? И мы, видя эту печальную картину, не смогли остаться равнодушными, безучастными и решили взять опеку над некоторыми храмами. Обычно мы приезжали один раз в году: я и со мною еще около 10 членов общины. Такие поездки были сроком на 10 дней. Программа пребывания, наш график, были плотно расписаны с утра до позднего вечера. Например, в одном заброшенном храме совершались часы, обедница с исповедью и причащением, а в другом – в обеденное время – молебен, особенно, если это праздничный день, в третьем храме - совершали вечерню. Таким образом, мы пытались дать людям импульс к возрождению, чтобы они не были оторваны от соборной молитвы нашего народа, который в субботу, воскресенье, праздники приходит в храм Божий помолиться.

На местах разрушенных храмов в этих двух районах мы установили 13 поклонных крестов. Поклонный крест – это место поклонения православных христиан, центр Православия в отдельном населенном пункте.

Отец Георгий, протодьякон кафедрального собора в Воронеже, сказал во время общения с нами: «Вы делаете большое дело. Вы помогаете людям, живущим в этих пустующих, заброшенных селах духовно укрепиться к тому, что уже идет заселение наших земель выходцами из других регионов. Если люди в этих деревнях не будут иметь такого духовного попечения, они станут легкой добычей пришельцев…».

В течение года члены нашей общины приезжали два-три раза в эти точки для того, чтобы не ослабевала и не угасала в них духовная жизнь. Обычно это бывало в пасхальный период, на престольные праздники. В каждом таком месте мы раздавали людям пособия, изданные Свято-Даниловым монастырем, о том, как молиться в субботу и воскресенье простому мирянину, не имеющему возможности придти в храм Божий. Призывали, чтобы эти люди, живущие в таких местах (обычно мы стараемся, чтобы там образовалось ядро человек в десять), приходили в воскресные и в праздничные дни для молитвы по оставленным им пособиям.

И вовсе не с составления сметы и плана реставрации нужно начинать возрождение таких храмов. Это тупиковый и ложный путь. Обычно как бывает? Собрались в здании администрации, потолковали о том, во сколько миллионов это обойдется, поохали, положили бумаги «под сукно» и все заглохло. Неправильный подход. Не с того конца начинаем. Все начинается с молитвы. В тот же день все должно начаться, в первый день, когда молитва прозвучала в храме.

Как-то в Москве, проезжая по мосту в сторону Павелецкого вокзала, я увидел на одном учреждении плакат: «Никто нам не поможет, кроме нас самих!». Правильный лозунг! В деле возрождения порушенных храмов – это самый правильный подход. Потом найдутся благодетели, которые увидят, что кто-то шевелится, что-то делает для возрождения храма, а тут уже и песочек посыпан, и травка скошена, подметено, прибрано, кучи мусора подготовлены для вывоза и т.п. Все это привлечет благодетелей. Помню, в деревне Серяково подошел ко мне человек средних лет и говорит, что он переселился сюда, в эту вымирающую деревню из города Калача, и хочет развернуть здесь артель по ремонту сельскохозяйственной техники. Давно, говорит, мы с товарищами думаем об этом храме, да вот не знаем, с чего начать, как подступиться к нему. И вот первое ваше Богослужение нас как-то вдохновило, и мы решили подключиться к делу возрождения храма. Первый толчок – колокольный звон, радостно возвещающий о том, что жизнь возрождается и продолжается.

При посещении деревень выявляется, что практически в каждой из них есть группа певчих, которые приходят петь по усопшим. Книг у них почти нет, и устав они знают слабо. Я спрашиваю: «Что же вы поете?», а они отвечают: «Отче наш», «Богородицу» и еще, как они называют, «псальмы», духовные стихи. Поют такие вот жалобные песни: «Ты был с нами, и ты ушел от нас» и т.п. И вот эти певчие иной раз как-то странно себя ведут. Я вспоминаю село Россыпное. Там открылся храм. Интересуюсь у старосты: «А певчие у Вас есть?» «Певчие, - говорит, - есть, но в храм не ходят». «Почему же?». А они говорят так: «А зачем нам идти в церковь, нести попу деньги, когда мы сами можем отпеть человека на дому, и все будет наше». Такая вот была неожиданность.

За 35 лет моего священничества я не помню ни одного случая, чтобы не было искушений при крещении. Вот хотя бы в этих селах. В селе Россыпное я крестил 45 человек сразу. Крестил в пруду, а потом совершил миропомазание уже в храме. Совершается процесс миропомазания, помазываю все полагающиеся по чину части тела крещенных, и у меня постепенно кончается миро, а половина людей еще не миропомазана. Пришлось помазывать им только чело и говорить о том, чтобы остальное довершить просили местных священников. Еще один случай. В селе Россыпном староста храма – переселенец из Узбекистана, в жены себе взял нашу прихожанку, москвичку, и поселился с ней в этом селе. Я их венчал, у них уже четверо детей. Попросили они меня окрестить младенца – девочку. Я предложил им два варианта: либо в райцентре, либо у них в селе. Предпочли храм в г. Калаче. Ну, как там крещение бывает? Проходит оно в считанные минуты, по нескольку человек сразу, вода на донышке купели, кипяченая, а по Уставу должна быть естественная, живая вода, не мертвая – кипяченая. Направляюсь туда, а у меня уже дрожь по телу – как-то все будет? Как будет с водой, какая будет обстановка, какое будет отношение? Но все прошло нормально. Я совершил крещение, приехали домой, на обед после крещения, и меня пронзает мысль – я ведь забыл одно действие совершить – троекратное обхождение вокруг купели. Враг препятствует, тормозит … Советуюсь с опытным духовником – как быть? А все, оказывается, просто – все упущенное при крещении должно быть восполнено.

Или вот еще. Одна матушка, жена священника, говорит: «Возьмите меня в чада духовные». Спрашиваю ее: «У вас как было крещение?» С этого начинаю с ней разговор. «А вот как, - говорит, - у меня брат священник, иеромонах. Он крестил в нашем селе людей разного возраста. Уже шло крещение, а тут я мимо шла, и он говорит мне: «Иди сюда, будешь креститься». Получается, что она не была с самого начала на крещении. В это время уже миропомазывали. Священник ей на голову полил водичкой … Я ее спрашиваю: «А молитвы оглашения, заклинательные читал ли он?» Они ведь очень важны (дети болеют и потому, что были упущены эти молитвы ограждения от злой силы), а она отвечает: «Нет, я подключилась, когда уже шло крещение …». Естественно, что это нужно восполнить. Все упущенное должно быть восполнено.

Молитва сорокового дня. Эта молитва церковная совершается над матерью, в идеале – на сороковой день после рождения младенца. На практике это бывает с большими задержками. Содержание молитв – об очищении, об исцелении от ран и т.д. После этой молитвы женщина уже может, по церковным правилам, прикладываться к иконам, причащаться и т. д.

Вспоминается село Пирогово. Храм Архангела Михаила был здесь. Теперь на этом месте школа. Мы решили установить поклонный крест около школы в память о разрушенном храме. Объявили сход на кладбище. Собралось пол- деревни. Стал вопрос: где, на каком месте устанавливать крест? Решаем соборно, используя опыт Берсеневки. Решили установить все-таки не на кладбище, а у школы. Есть такая фотография: старичок Владимир Яковлевич несет поклонный крест на себе, парами, больше ста человек селян идут за ним к школе. А бывают и такие картины. Село Медвежье. На месте храма - тоже школа. Вечером, «тайнообразующе» - установили крест при входе на кладбище. Утром Богослужение, трезвон. Такая картина: сидят бабушки напротив кладбища на лавочках, несколько человек. Раздается колокольный звон. Меня поразило выражение их лиц: « Кто приехал? Что происходит? Что совершается? Зачем они звонят? И что вообще делают?» Я понял, что за 70 лет образовалась выжженная пустыня… Они, наверное, ни разу не были в храме. Так что очень много проблем… Мне часто приходилось сталкиваться с большим количеством людей, крещенных на дому в 60-70-е годы прошлого столетия. Они не миропомазаны и над ними не совершены другие положенные при крещении действия. В глубинке, к сожалению, много таких людей.

Вот еще, какие неожиданности встречались в таких местах. Люди, как правило, очень настороженно относились к нашему появлению в их деревнях. Как это так, говорят, что они православные, а ведь разъезжают только сектанты всякие, да еще и литературу раздают. Был еще один забавный эпизод с нашим пребыванием в одном селе. Прошла служба и, как всегда, мы стараемся людей объединить, как правило, за общей трапезой. Собрались на лужайке, около храма, а потом по деревне пошел разговор, что-де, это точно сектанты, потому что у православных так не бывает, там батюшка с псаломщиком после службы чайку попьют и отправляются восвояси, а чтобы всех собрать на трапезу – это явно не православные. Вот с такими парадоксами приходилось сталкиваться.

В процессе нашей общинной жизни выявлялись желающие посвятить себя монашескому служению. Но поскольку у нас все-таки не монастырь, а обычный приход, то вот появились послушницы, некий подготовительный класс для будущего монашества. Наши послушницы в течение многих лет разъезжали вместе со мной и в отдельности по разным точкам, закрепленным за ними в сельской местности. В заброшенных храмах они читали уставные молитвы, разъясняли местным жителям, как надо молиться, помогали восстанавливать храмы, очищая их от мерзости запустения, поддерживали постоянный контакт с наиболее активными жителями.

Вот что рассказала помощник старосты храма Антонина Наумова (ныне монахиня Марфа): «Родилась я в Нижегородской области, в верующей семье. С детства была приобщена к храму, к причастию. Мама моя постоянно молилась, учила молитвам и меня, водила в церковь. Крещение я получила в младенчестве. А вот рождения глубинного, духовного, крепкой веры в Бога, я могу сказать, у меня не было. То есть, я жила видимой жизнью, казалось бы, вполне нормальной. Был у меня брак, муж был, сына родила, вырастила. Была интересная работа, а внутренне я умирала. И я не понимала, почему же, что происходит, почему внутри меня такая дисгармония? Казалось бы, внешне все прекрасно: и материально обеспечена, и во всем я стараюсь, но все равно, как бы пелена была на моих глазах. И я, конечно, искала, как же обрести не только внешнее благополучие, но и внутреннюю гармонию. Это был сложный поиск. Конечно, я всегда в поиске, я и сейчас нахожусь в поиске, но это уже другое. В общину к отцу Кириллу меня привела моя крестная мать Нина. Я попала в тот период, когда в моей жизни была просто критическая полоса. Было внутреннее умирание, крик души, была угроза жизни вообще. И вот, в этот трудный момент, когда меня никто не понимал, к кому бы я не обращалась: к маме, сыну, который к тому времени был уже взрослый, к другим людям, я пришла в общину. Конечно, я не представляла, что мне так повезет. Постепенно началось мое становление, через молитву батюшки, соборную молитву, а молитва здесь особенная, древняя, со знаменным пением, по крюкам. Все это было для меня необычно. Я и раньше ходила в церковь, причащалась, знала молитвы, но здесь для меня все сразу изменилось. Очень захотелось глубже вникнуть в смысл молитв, понять, из чего состоит служба. Особенно меня притянуло знаменное пение. Нельзя сказать, что я сразу влилась в эту молитву. Сначала был труд. Очень много было исповедей, покаяния, труда. И вот благодаря батюшкиным усилиям, труду в познании уставной молитвы, я имею некоторый положительный результат. Батюшка говорил о поклонах, об одежде, о том, какой должна быть общинная жизнь, а я могу сказать о том, как мне это помогло. Вы знаете, я не оказалась одна в своем горе, мое несчастье тогда было на виду у всей общины, и все ее члены помогали мне. Все знали, какие у меня трудности, что может меня ожидать. В свою очередь я, узнав о трудностях других людей, тоже старалась им помочь, чем могла, а у некоторых перенимала стойкость, мужество и другие хорошие стороны характера, но самое главное, я всегда верила в Промысел Божий о каждом человеке. Как-то мой бывший начальник сказал обо мне: «Не держите ее, она идет к Богу». Да, я выбрала этот путь и иду по нему. Хочу сказать о своем пути. Когда я пришла в общину, то мне было дано послушание, которое я выполняла вместе с Евгенией Лавровой, тоже по благословению батюшки, который направил нас в школу, к детям, чтобы мы вели в школе духовные уроки. Я тогда еще работала у известного модельера Зайцева Вячеслава. Я шила разные модели одежды. Работа была интересная, мне тогда она нравилась. К нам приходили заказывать наряды разные артисты, но мне все это было не по душе, я все-таки не находила удовлетворения в этом, что-то было, как говорится, не то, что мне было надо… И вот я стала ходить в храм на Берсеневку. Сначала приходила в шляпе, с накрашенными губами, в нарядных платьях, с макияжем, но, конечно, в меру, не вызывающе, однако… Я тогда еще жила в семье, где мне все угрожало. И вот батюшка направил нас с Евгенией в школу, к детям. Мне пришлось более глубоко изучать Священное Писание. Это стало меня дисциплинировать, внутренне мобилизовать на исполнение заповедей Божиих, я стала более внимательна к своим словам, следить за своей речью, контролировать свои действия, как говорят святые, стала ходить как бы пред очами Божьими. Хочу сказать, что молитва очень подтягивает человека. Утром, вечером – молитва. Сознание того, что тебе обязательно нужно причаститься в праздник. Постепенно я обрела себя, с моих глаз стала сходить как бы пелена. Конечно, не сразу все удавалось, были трудные, горькие моменты. Я очень много плакала. Было и так: стоишь на богослужении, а слезы капают. Ко мне с любовью подходили сестры, утешали меня, и их поддержка очень помогала мне. В нашей общине очень разные люди. Вот взять хотя бы меня. Семейная жизнь у меня не удалась, хотя сейчас, по прошествии нескольких лет, у меня с моим бывшим мужем сложились совсем другие отношения, они стали теплее, добрее. У меня два родных брата, а теперь вот еще и третий брат появился – мой бывший муж. Наши отношения преобразовались в дружеские по взаимной договоренности. Нас обоих такие отношения вполне устраивают и мы находимся в гармонии, испытывая друг к другу взаимное уважение. Община избрала меня помощником старосты. Занималась я в этой должности в основном хозяйственными работами. Тогда, когда я пришла в храм, в те годы территория, прилегающая к нему, была очень запущена, вокруг было много строительного мусора. Я вызывала все время какие-то машины, сама ходила в гараж, договаривалась, бегала постоянно: то доски нужно привезти, то кирпичи убрать, то трудовой час организовать. Постоянно приходилось таскать лопаты, грабли, халаты и прочий инвентарь для уборки. Бывало, батюшка говорит: «Антонина! Трудовой час», и я все это на себе тащу, чтобы обеспечить необходимым инвентарем трудников. Помню, Наталья Панюшкина проводит богослужение мирянским чином, а я по храму бегаю, наверное, конечно же, мешала службе. У меня всегда было большое стремление к работе, а времени как бы и не хватало. Постепенно я вошла в уставной ритм молитвы, и меня назначили даже уставщиком. Вот тогда для меня открылась вся красота богослужения. Чтобы это понять, нужно пребывать в круге молитв, который проходит в церкви. Начинается он еще загодя, после обеда текущего дня, в 15 часов начинаем молиться, а заканчиваем утром другого дня – вот это суточный круг. И какое красивое богослужение, как Православная Церковь славит святых! Сколько она им посвящает тропарей, канонов, молитв! Мы стараемся учиться читать, чтобы это было погласицей. Очень мне нравится шестопсалмие, которым начинается утреня. Я научилась читать, слава Богу. Головщики говорили, что получается. Но я все равно продолжала совершенствоваться в чтении и пении. Очень помогала мне в этом Наталья Панюшкина, которая хорошо поет по крюкам. Устав распространяется не только на тех, кто живет у нас на территории храма, но и вообще на всю общину, на тех людей, которые живут дома. Все знают, что утром надо читать полунощницу, а вечером - павечерницу. Среди уставщиков есть и семейные люди, как например, семья Малюковых. Они также вели службы по Уставу. Особенно проявили свои способности в опекаемых храмах, в которых проводили Богослужения по полному чину, все вычитывали, быстро все схватывали и передавали свой опыт другим. Несколько слов хочу сказать о возрождении общины. Конечно, мы не вполне знаем, какой была в древности христианская община. Я могу сказать только о том, какая она у нас сейчас. Община не мешает ни людям одиноким, ни людям семейным, а наоборот, только помогает жить. Вот приходила к нам одна женщина, которая в беседе с нами сказала, что у нас нужно быть чуть ли не монахами. А в процессе нашей жизнедеятельности выявилось, что такая вот уставная строгость жизни, посвящение себя молитве, как раз очень помогает в семейной жизни. Но, к сожалению, это понимаешь поздно. Я вот пытаюсь это своему сыну передать, но у меня, конечно, с трудом получается. В нашей общине много таких семейных пар, которые растят своих детей уже по церковным правилам. Например, семья Максимкиных, глава семьи служит алтарником, он с женой приводил своих детей в храм, постоянно причащались, ходили в воскресную школу, сын помогал в пономарке».

А вот что рассказала еще одна старшая послушница, которая в настоящее время принимает активное участие в восстановлении заброшенного монастыря в Тверской области, проводит там суточный круг уставных богослужений, Нина Шарапанова (ныне монахиня Нектария): «В храме на Берсеневке я обрела большую семью, здесь мне помогли обрести себя, развиться духовно. Крестили меня в младенчестве, но я не была миропомазана, не брала молитву сорокового дня, не была воцерковлена. И все это, наверное, осталось бы на всю мою оставшуюся жизнь, если бы я не пришла в храм, не влилась бы в нашу общину, где благодаря постоянным беседам батюшки с нами, я воцерковилась. Считаю милостью Божией по отношению ко всем, кто попал в наш храм свт. Николы на Берсеневке, потому что мы здесь очень много почерпнули из батюшкиных бесед и черпаем до сих пор. Меня, когда я пришла, поразила служба – древняя служба. Буквально в этот день, утром я была на патриаршей службе, а вечером – пришла впервые в храм на Берсеневку. Моя душа сразу потянулась к древнему чину, я сразу прочувствовала эту службу: знаменное пение, уставность, поклоны, т. е. все это моя душа приняла сразу. Есть люди, которые не принимают этого, значит, у них какой-то свой, другой путь. В нашем храме остаются люди, у которых душа тянется к этому, которые воспринимают все это. Мне кажется, это большое счастье оказаться в таком храме, потому что с самого начала, когда я пришла, было очень много разных бесед на самые разные темы. Для меня это было такое обширное насыщение знанием, какого я никогда бы не почерпнула, даже читая много специальной литературы. К нам приходили специалисты в разных областях знаний, всегда было очень интересно. И все эти знания помогают нам в наших миссионерских поездках. Хочу рассказать о поездках в Воронежскую область. В первые два дня последней нашей поездки туда мы побывали в старинном русском городе Ельце. Осмотрели город, пообщались с прекрасным, интересным священником – отцом Павлом Поваляевым. Посетили монастырь в Костомарово. Этот монастырь расположен в горах. Еще в 1-м веке там жили отшельники. Так бы одна я, может быть бы, никогда туда не попала бы, а благодаря общине, я побывала там. Мы очень много ездим, много видим. Все это очень познавательно, все это нам помогает расширять свой кругозор. Мы приходим к людям, общаемся с ними, учим их, как начинать молиться в храме, зачастую разрушенном, или у поклонного креста. Например, я опекала две деревни, и когда приезжала туда, люди были очень благодарны, потому что они узнавали от нас, как молиться, как даже просто свечку поставить в храме. Многие даже правильно перекреститься не могли, не умели. И люди очень благодарны, когда с ними разговариваешь, что-то им рассказываешь, и тем более, когда с нами приезжал батюшка. Многие люди впервые причащались. Мне особенно запомнилась еще такая вот поездка. Приехали мы в деревню и начали звонить в колокола. И вдруг пошел народ, собралось много людей. Пришли старые бабушки, некоторые на костылях, кто-то даже на инвалидной коляске приехал. Плачут, ведь они за 70 лет впервые услышали колокола, услышали молитву. Может быть, и у них на слуху что-то осталось, как, например, у меня. В детстве я слышала молитвы бабушки: «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», но я забыла их за период учебы в школе, институте. И только, когда я пришла в храм, вспомнила эти молитвы. Так, возможно, и эти старые люди тоже вспомнили свои молитвы и слезы радости и умиления выступили у них на глазах. Они услышали звон колоколов, услышали молитвы священника. Для них это было потрясение, они были очень благодарны. Конечно, не все приходит сразу, им еще многому нужно учиться, бывает, что мы уезжаем, а они еще не могут молиться. Пожилые люди по немощи не всегда могут придти в храм помолиться, а молодежь не знает, как, потому что ей не привили вкус к молитве, не научили молиться, жить с Богом, исполнять евангельские заповеди. Вот наша задача и состоит в том, чтобы подтолкнуть людей к молитве, научить молитве, наладить регулярность ее. Для этого выбирается один человек из числа местных жителей, который тянется к молитве, хочет молиться. Мы всеми силами помогаем этому человеку, объясняем, как надо правильно молиться, даем различные пособия, молитвословы. В одной деревне есть мужчина, который ходит молиться один, а живет он очень далеко от церкви. Понимаете, эта его молитва, как мне кажется, очищает всю деревню, помогает людям выстоять в наше трудное время. Может быть, дети, внуки, глядя на своих бабушек, тоже станут молиться. Благодаря таким людям деревня будет спасаться, и будут спасаться наши дети. Члены общины помогают друг другу выжить, познать себя, увидеть свои грехи, страсти и бороться с ними, изживать их. Поэтому общинная жизнь должна возрождаться, и с нее начнет возрождаться Россия».

Евгения Лаврова, бывший директор Воскресной школы: «Несколько слов скажу о своей деятельности в школе, которую мы с Антониной Наумовой много лет вели по благословению отца Кирилла, нашего батюшки. По профессии я инженер-электронщик. Никогда в жизни я педагогом не была. Но отец Кирилл обладает удивительным даром раскрывать внутренние способности человека. Оказывается, мне нужно было поступать на педагогическое отделение института, а я пошла в энергетический институт. В школе, работая с детьми, мы обнаружили в себе новые качества, нам было очень интересно работать с детьми. Много их прошло через нас, или это мы, скорее, прошли через них. Так будет точнее сказано. Мы с Антониной занимались с тремястами детьми в школе № 19. В прошлом году я пошла с ребятами после окончания школы в храм святителя Николы, что у Третьяковской галереи. Привела туда сразу два класса, это порядка 60-ти человек. Мы поклонялись Владимирской иконе Божией Матери, написанной, по преданию, апостолом Лукой, учеником Исуса Христа. Икона удивительная, от нее свет исходит. Ребятам, каждому ученику, были даны тропарь и величание, напечатанные на листочках. Они впервые в жизни видели этот текст. Когда я им пропела, т.е. показала, как надо петь, то мы все вместе запели. Настоятель храма отец Николай Соколов подошел, встал в сторонке и спросил: «А откуда эти дети?» Я ему ответила, что из английской школы. «Как, англичане?», - спрашивает батюшка. «Да нет, - отвечаю, - просто школа, в которой они учатся, с углубленным изучением английского языка». Он снова спрашивает, а где, мол, они так спелись-то? Я ему ответила, что сегодня дети впервые в жизни пели тропарь и величание. Представляете, что значит духовное единение и воспитание. Теперь хочу сказать насчет моей деятельности в качестве свахи. В этом направлении мною сделано еще очень мало, так как одинокие люди у нас в общине, в основном среднего возраста. Когда человеку перевалило уже за 40-летний рубеж, то ему трудно решиться изменить свою жизнь. Конечно, легче обзаводиться семьей в молодом возрасте. Меня очень радует, что член нашей общины, молодая девушка с высшим образованием уехала с мужем в Воронежскую область, в глухое село, отстоящее от Воронежа за 280 километров. В Москве она имела престижную работу, жила вместе с родителями, имела около 20 тысяч рублей оклад в те годы, объездила почти весь мир. Ее родители были потрясены, когда она им сообщила, что уезжает к мужу в село. Сейчас это отличная семья, у них с мужем духовное единение, а главное – у них растут прекрасные дети. Хотелось бы вот еще что сказать. Меня не раз спрашивали мои светские знакомые, одноклассники, с которыми я поддерживаю связь до сих пор, что это я вдруг «ударилась», как они выражаются, в религию? Что ваш батюшка говорит одно и тоже с амвона, старые бабки сопят непонятно что… А я им отвечаю, что у нас в общине половина людей с высшим образованием, много молодых семейных людей, детей разного возраста, людей средних лет, до пятидесяти, а вот «старых бабок» у нас, к сожалению, мало. А ведь старушки в храме – особая благодать, это не те старухи, что сидят на лавочках у подъездов домов и сплетничают или пересказывают мыльные сериалы. И особая статья – это наш батюшка, ученый монах, игумен, имеет два высших образования – светское педагогическое и духовное, окончил Духовную Академию, кандидат богословия. Сколько знаний он нам несет в своих богословских беседах с нами, щедро делится своими познаниями в этой области с членами общины и всем приходом. Как интересно его слушать! К тому же он не лишен и чувства юмора, любит и умеет по-доброму пошутить. Мы его очень любим и дорожим им. Вот они упрекают меня в том, что я перестала ходить в театры, на концерты. А какие бывают у нас по праздникам престольным, двунадесятым, великим, на Пасху и Рождество концерты! Звучат духовные песнопения в исполнении даже народных артистов, например, Анны Литвиненко, казачьи хоры. Была у нас и пела Жанна Бичевская, не гнушаемся мы и русскими народными песнями, приходят к нам и барды со своими песнями. Мы с любовью слушаем их выступления. А как поют наши дети, как они танцуют, декламируют стихи великих русских поэтов, таких, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев и др. Концерты у нас проходят потрясающие. Я им говорю, что они никогда таких номеров концертных не слышали и не видели. Мы дружим и постоянно контактируем с кондитерской фабрикой «Красный Октябрь», нашими соседями, которые любезно предоставляют нам для наших концертов свой замечательный актовый зал. Есть у них и своя великолепная самодеятельность. Мне очень нравится, когда их конферансье – женщина объявляет: «Выступает народный артист фабрики «Красный Октябрь». У них есть даже заслуженные работники искусств России. Я хочу этим подчеркнуть, что жизнь у нас интереснейшая, не говорю уж о разных паломнических поездках по городам и весям. И в заключение скажу, что храм наш для меня – дом родной, он для меня все и этим все сказано. Когда я в отъезде, то я скучаю по своему храму. Конечно, я хожу в другой храм, потому что службы пропускать нельзя, душа требует соборных молитв, но мысли мои всегда здесь на Берсеневке. Я знаю, что моя община всегда наставит меня на путь истинный, научит, поддержит, а если надо, то и обует, и оденет, да еще и в миссионерскую поездку свозит».

Секретарь общины Зинаида Логинова: «Было и, слава Богу, прошло то время, когда безбожники разрушали храмы. И мне пришла мысль, что все это было попущено Богом. Разрушенные храмы до сих пор стоят, не все полностью исчезли с лица земли, многие почему-то стоят… Почему же они стоят? Как известно, у каждого храма есть Ангел-хранитель, поставленный Господом до скончания мира. Даже там, где храм полностью стерт, что называется, с лица земли, его Ангел-хранитель не уходит, а продолжает невидимо нести свою службу, скорбя о потерянной святыне… Так вот у каждого из нас есть по одному такому разрушенному или полуразрушенному храму, закрепленному за каждым членом общины нашим настоятелем, для возрождения в нем молитвы. Так, благодаря нашему отцу Кириллу, мы делаем богоугодное дело. Обязательно на неделю, а то и дней на десять мы ездим в эти храмы. У меня в Подмосковье был такой храм во имя Михаила Архангела. Там есть небольшой домик, в котором я жила. Ходила молиться в полуразрушенный храм, а в выходные дни туда приезжали за восемь километров местные подвижницы, которые, благодаря начатому нами делу молитвы, стали проявлять свое усердие, решив поднять этот храм. Многие люди знали о нем, что он есть, стоит одинок и заброшен, но никто при этом даже не думал туда заходить. Когда мы приезжаем в первый раз вот в такие храмы, то всегда сначала идет молитва, а уж потом – уборка. Люди видят, что кто-то копошится около храма и всегда, хотя бы несколько человек, туда приходят, и храм начинает их трудами оживать. Они приезжали на выходные дни и приводили храм в порядок: красили двери, штукатурили стены, выравнивали полы. Я думала, что все это долго будет восстанавливаться, ведь впереди еще кресты, купола… Когда же это все закончится? А потом поняла вдруг, что это не обязательно. Действительно, глядя на все эти работы по восстановлению храма, возможно, найдется богатый человек, который захочет поднять его, но такое бывает редко. Есть поселки, где храмов нет, и куда людям идти? Вот эти разрушенные и полуразрушенные храмы и нужны для таких людей, для спасения их душ. Совсем не обязательно, что этот или иной какой-то храм когда-то будет восстановлен, важно тут другое – человек может сюда приходить и что-то уже делать, пусть совсем немного. Этого, наверное, думается мне, будет достаточно для того, чтобы Господь обратил внимание на этого человека. Вспоминаю вот такой случай. Мы с батюшкой ездили в больницу причащать одну женщину. Приехали причащать ее, а с ней в палате лежали еще две, и так получилось, что мы причастили всех троих. А через неделю эта женщина, к которой мы приезжали, ушла из жизни. Дочь этой женщины рассказала нам о ней следующее. Ее мама очень давно не ходила в храм, хотя и была крещена. Очень давно она когда-то причащалась. И как бы, между прочим, сказала, что ее мама когда-то покупала для храма на трапезу продукты, чтобы кормить тех людей, которые там работали. Это был какой-то незначительный, казалось бы, момент в ее жизни, когда она помогала церкви. То есть, она делала это совсем мало, недолго, месяц или два. Но вот, представляете, Господь эту душу не забыл. Он привел игумена к этой женщине, которая давно не ходила в храм, дал ей возможность исповедаться и причаститься. Отсюда вывод – Господь всегда увидит душу, которая помогает храму, и всегда ее спасет. У Господа никто не забыт и ничто, сделанное для Него, не забыто. Еще несколько слов о наших миссионерских поездках. Когда мы приезжаем в глухие деревни, то местным людям это кажется странным. Для чего это приехали москвичи? Они видят, что мы приходим в полуразрушенный храм помолиться, а потом в нем все убираем, чистим. Обязательно показываем это, как пример. И вот некоторые, сначала 1-2 человека, приходят, ведь души людей к Богу тянутся, а потом, смотришь, пришло еще несколько человек. С этого все и начинается. И, знаете, единственное, что нужно потом делать, это поддерживать их. Например, обязательно позвонить, прислать что-то, приехать к ним на неделю-другую. Они так этому радуются! Это большая для них поддержка, безпокойство о них москвичей. Вот, что им дорого».

Интересно рассказала о себе Наталья Панюшкина, головщик храма: «Я никогда не пела. Мама говорила обо мне, что мне медведь на ухо наступил, ведь у меня нет ни слуха, ни голоса. И, когда она узнала, что я пою в церковном хоре, то была просто потрясена, считая, что у меня нет никаких данных для этого. Но батюшка почему-то с первого дня поставил меня на крылос, а в школе меня никогда не приглашали в хор. И вот, действительно, Господь в каждом человеке открывает художника. Недавно к нам в храм приезжало телевидение снимать передачу о нашей общине. Вы, конечно, знаете наше современное телевидение – снимали, снимали, а показать ничего не показали. Но какая реакция была у этих телевизионщиков – молодых ребят, когда они после съемки послушали о нашей общине, о нашем храме, о нашей жизни, когда побывали на нашей трапезе! Они все были потрясены тем, что наш храм, и мы не приняли ИНН, и что многие из прихожан не приняли новые паспорта. Община – это спасение, по себе знаю. То, что из паспорта убрали графу «национальность», означает, что нас лишили Родины и национальности. Существование нашей общины – есть вызов этой системе. Батюшка возродил древнерусский чин, знаменное пение, возродил в нас самих русское самосознание. По его благословению большинство наших прихожан на службу одеваются в старинную русскую одежду: мужчины – надевают на службу косоворотки и пояс, а женщины – белый платок под булавочку и молельный сарафан. Когда эту одежду сошьют, то батюшка обязательно ее освящает. И, когда прихожане стоят в таком виде на молитве, то никто не отвлекается, особенно женщины, потому что все одеты одинаково, и не надо восхищаться красивой юбкой или платком, что очень отвлекает от молитвы. Весь акцент тогда делается на богослужении. Именно в такой одежде ощущаешь себя русским человеком, приобщенным к своим корням».

Галина Морозова, старшая швея и завхоз (впоследствии инокиня Анастасия, упокоилась в 2018 году), рассказывала следующее: «По себе знаю, что в основном прихожане ходят в храм, чтобы поставить свечку, подать записку о здравии или упокоении, положить что-то на канунный столик – милостыню по усопшим, перекреститься пару раз и уйти. Службы, как правило, никто не знает, да и не понимает. Вот, если бы не было в нашем храме общины, то навряд ли это было доступно и нам. У нас службу знают многие. Ведь очень важно стоять и молиться осмысленно. Знание службы ко мне пришло после того, как я стала молиться в заброшенных храмах в дальних селах. Пришлось изучить службу, иначе молиться невозможно. Занялась самообразованием, где-то что-то вычитывала, часто спрашивала у уставщиков, которые мне помогали понять последовательность богослужения. Община – это, как я понимаю, есть общность людей, общность интересов, а церковная община – особенная. Кто-то из наших сказал, чтобы люди приходили в наш храм. А я бы сказала по- другому: «Организовывайте в своих храмах общины. Вы даже не представляете, какая это мощная сила». Конечно, священник должен быть подвижником, заботиться о русских людях. Возрождение России начинается именно с создания общин, с общности людей, потому что, когда мы существуем сами по себе в отдельности, мы слабы. Я не раз заходила в другие храмы, в том числе и в храм Архангела Михаила на юго-западе Москвы, в районе, где я проживаю. Что я там заметила? Люди разобщены – общины не чувствуется. А у нас в храме мы знаем друг друга не только по именам и фамилиям, но нам известно, у кого какая семья, какая боль у кого, какие проблемы и т.п. Вот это настоящая община. Например, заболел человек, а ухаживать за ним некому. Тогда мы в течение двух-трех дней организовываем дежурство у постели больного, чтобы поддержать человека. Сами знаете, как у нас сейчас в больницах. За общиной будущее. Я думаю, что только община сможет поднять русский народ».

Елена Озерова, помощник настоятеля: «Я в свое время читала, интересовалась, что же такое община, какой она была в старину. Вот деревня, дом, старый дед и у него большая семья, скажем, сыновья, которые имеют жен, детей. Они строили свои дома рядом с родительским. А к деду, своему родителю, каждый день приходили, беседовали, решали все свои вопросы. Святая Русь была большим монастырем. В общине знали, что в доме Ивана шьют, там собираются все женщины-швеи, тут можно сшить одежду, что-то подшить, исправить. А в доме у брата Родиона можно детей оставить и пойти в поле на работу. Там жили незамужние девицы, которые остались в девственности и решили посвятить свой жизненный путь служению Христу. Они обычно молились, на них держалась молитва, и они занимались детьми, там было подобие детского садика и школа для детей постарше. Также по дворам знали, где, кто и чем может помочь в беде, нужде. Это, конечно, идеал. Сейчас все разрушено на корню. А в нашем храме создана самая настоящая церковная община. У нас у всех один духовный отец, к которому можно всегда придти со своей бедой, а иногда и всплакнуть, и он всегда тебя поймет. Но сначала поругает за дело, а потом и помолится и все войдет в свое русло, душа успокоится. Беда русских людей в том, что многие с рождения были не крещенными. В советское время детей было опасно крестить, так как родителей за это наказывали, а кто крестил деток, то делал это украдкой. Очень многие люди страдают, оттого что пошли по неправильному пути. Они не могут определиться в жизни. Мечутся, то на одну работу устроятся, то на другую, то в один вуз поступают, а потом бросают его, поступают в другой, ищут себя и не находят. Оказывается, что многие не крещены, живут без Бога, впадая во все тяжкие … Женятся, выходят замуж и опять – неудача. Иным и не нужно было бы обзаводиться семьей, а пойти к старцу, получить благословение и посвятить себя монашеству, но им не знаком этот путь, и они продолжают страдать, пока Господь Сам о них не позаботится и не приведет их в Божий храм. А если человек не один, а в сообществе с другими молится в храме, состоит в общине, то он обретает себя, раскрывается. К большому сожалению, в семьях зачастую наблюдается полный разлад. Семьи разваливаются, дети при живых родителях остаются сиротами или воспитываются в не полной семье, где отсутствует один из родителей. Почему семьи разваливаются? Да зачастую причина в том, что никто, ни муж, ни жена не желают уступить друг другу, смириться. А ведь женщина – это хранительница семейного очага издревле. Но современные женщины у нас эмансипированы, зарплату получают большую, нежели она у мужа, они независимы материально, следовательно, и морально считают себя правыми, забывая о нравственной стороне и об ответственности перед Богом за своих детей. Аналогичное происходит и с мужьями, которые или слишком инфантильны, маменькины изнеженные сынки, или так увлечены своим бизнесом-наркотиком, что у них уже не остается сил для воспитания детей, а многие из них ищут развлечений на стороне, в лучшем случае, а то зачастую становятся обыкновенными алкоголиками, так как лишены всяких нравственных критериев. Причина кроется и в том, что многие живут невенчанно, в блуде, женщины делают аборты, становясь убийцами своих детей. А если бы семьи состояли в церковной общине, то я уверена, у них бы не было подобных проблем. Община живет старинными устоями: «Да убоится жена мужа своего», но не в том смысле, в каком могут трактовать эти слова некоторые женщины. Да убоится – значит, пусть уважает его, чтит, не роняет его авторитета в глазах общих детей, возносит его пред ними, а не унижает, как порой часто бывает. Да и муж пусть жалеет свою жену, бережет, охраняя и защищая от всех бед. А недостатки друг друга и всякие промахи пускай прощают и терпят, а не разводятся. Вот такие понятия в церковной общине о семейной жизни. В общине духовный отец не позволит пасть, не благословит на не разумное, а помолится сам и всех нас попросит помолиться сообща о семье общинника».

Валентина Сидорова, почетный попечитель храма: «Меня крестили в самом раннем детстве. Я даже помню, как меня причащали. Это было в ранние детские годы, а потом все как-то кончилось – октябренок, пионерка, комсомолка. Все. Никто никуда не ходил. В молодости я иногда заходила в церковь помолиться перед экзаменом, свечку поставить и все. Но Господь надо мною сжалился и уложил меня на больничную койку, чтобы я подумала о своей душе. В общем, я лежала и мучалась. Потихоньку стала прозревать. И вот однажды в мою палату пришел священник одного известного храма. А со мной в палате лежала женщина, к которой приходили девушки из его храма ухаживать за ней. Я посмотрела на их одежду и подумала – во, монашки. Я тогда их пожалела, думая, какие они несчастные. Во время их посещений я разговаривала с ними, общалась. Они написали мне три молитвы, самые основные, которые я незамедлительно выучила. Они молятся, и я с ними потихонечку молюсь. Потом, когда выписалась из больницы, в воскресенье встала рано и говорю маме, что поеду в храм. Она начала меня отговаривать, дескать, куда ты, зима, гололед, а ты еще на костылях! Но я все-таки поехала. Одна, на метро, с двумя пересадками, на костылях. Я даже не представляю сейчас, как я тогда доехала. Я не знала, как мне исповедаться, как и что говорить. Но все прошло хорошо. Я исповедалась и причастилась. С этого дня я стала ходить в храм. Потом решила, что храм выбрала далеко, мне что-то там не нравилось. Стала искать храм поближе к работе. Я все время думала о расколе в Русской Церкви, меня очень заинтересовала эта тема. Из Интернета узнала о житии протопопа Аввакума. Стала читать про отца Кирилла. Я много слышала о нем и раньше, и мне очень хотелось встретиться с ним, но я боялась чего-то, а вернее, стеснялась, робела. Ходила на митинги, видела его со стороны, мне показывали его. И сестер из его храма я тоже видела, я тогда думала, что они старообрядцы. Почему я тогда искала именно эту общину? Думаю, что это моя душа искала. Это произошло не случайно, а осознанно. Я об этом ИНН давно читала, и так получилось, что Господь меня отвел. В руки мне попадали нужные книги, газетные статьи, и я твердо себе сказала, что ИНН я ни за что не приму. Получается, что на прежней работе я была без ИНН и на этой новой работе я – единственная без ИНН. На прежней работе, когда принимали ИНН, я подсаживалась к каждому из сослуживцев и объясняла, что это такое. Но всем было все равно. Мне отвечали: «Ну и что?» Я уговаривала не принимать. И вот я, главный бухгалтер, написала заявление о том, что по религиозным соображениям не буду принимать ИНН. Я стала искать, искать таких же, подобных себе людей. И вот, когда я пришла в этот храм в первый раз, я стала в дверях и стояла, ни жива, ни мертва. А когда служба закончилась, подошла к батюшке и говорю: «Батюшка, можно я к вам в храм буду ходить?» Батюшка мне ответил: «Почему же нет? Можно». И вот, когда я пришла домой, я все рассказала своей подруге, православной, я с ней уже много лет знакома. Я, наверное, пол Москвы обходила, все искала себе такой храм. Здесь, на Берсеневке, я ощутила благодать Божью – от начала и до конца. В общем, я, конечно, недостойна, но очень рада, что меня не откинули. Слава Богу!»

Включив в книгу рассказы своих духовных чад, я не мог обойти молчанием такую колоритную фигуру, как наш староста Владимир Никанорович Кузнецов. Владимир Никанорович родился неподалеку от Богоявленского собора, что в Елохове, и с 30-х годов является его прихожанином. В детстве он часто общался с местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским), который жил рядом. После окончания Института химического машиностроения 40 лет проработал в Государственном союзном проектном институте Министерства среднего машиностроения. Был ведущим инженером по проектированию заводов оборонной промышленности. После выхода на пенсию работал секретарем-референтом наместника Данилова монастыря, а потом руководителем экскурсионного бюро монастыря.

Кузнецов В. Н. известен, как исследователь и собиратель колоколов. В 1991 году решением оргкомитета по празднованию 250-летия Православия в Америке в качестве старшего специалиста по колоколам был командирован в США для передачи двух бронзовых колоколов РПЦЗ и Старообрядческой Церкви, за что был награжден орденом прп. Германа Аляскинского.

За участие и победу в конкурсе на лучшую звонницу храма Христа Спасителя и за осуществление проекта, занявшего 1-е место, был удостоен ордена прп. князя Даниила Московского. Владимир Никанорович награжден девятью медалями, в том числе за оборону Москвы.

Во многом благодаря трудам Владимира Никаноровича, церковь свт. Николы на Берсеневке получила в 1996 году премию правительства Москвы за лучшую церковную реставрацию. Продолжая трудиться в качестве старосты храма, Владимир Никанорович пишет мемуары на основании своих дневниковых записей, которые ведет с 1936 года. Кроме того, Владимир Никанорович пишет стихи и песни. Он написал такие песни, как «Храм во имя Христа», «Вечер Берсеневский», «Балканский марш» и многие другие. Всего им написано более 100 песен и издано три сборника стихов.

Познакомились мы с ним в 1984 году, в недавно открывшемся Даниловом монастыре. Он мне был уже знаком по своему интервью о колоколах журналу «Наука и Религия». Когда я был назначен настоятелем церкви свт. Николы на Берсеневке и у нас стали пробуксовывать дела с передачей храма, оформлением земли и т.д., я вспомнил о своем необычайно энергичном знакомце и пригласил его помогать в качестве старосты. В первые же дни своей работы старостой Владимир Никанорович проявил невероятную активность, «поставил на уши» всех, от кого зависела наша дальнейшая судьба. Его кабинет стал напоминать встревоженный улей: все время приходили какие-то композиторы, искусствоведы, режиссеры, с которыми он вел творческие беседы, не забывая при этом замолвить словечко о нуждах храма. Он обладает уникальной способностью «наводить мосты» с нужными людьми и доводить их до нужной кондиции. В его облике есть что-то такое задорное и обаятельно-озорное. Закрытых дверей, недоступных чиновников и неразрешенных проблем для него не существует.

Как-то мы с ним решили немного отдохнуть в Коломенском. Сидим на скамейке, неторопливо переговариваясь. Я задумчиво: «Хорошо бы в музей зайти, да денег не взяли с собой». Никанорыч, встрепенувшись, как будто услышал сигнал горна, ответствует: «Никаких проблем, сейчас все решим». Подхватив плащ, повесил его на руку и энергичной походкой направился ко входу в музей. Я недоверчиво последовал за ним. Подобно урагану ворвавшись в музей, он буквально обрушил на пожилую кассиршу поток слов. Я ошалело едва успевал ухватывать обрывочные фразы из его «полива»: «администрация Президента», «Кремль», «ревизия», «Кто директор?», «Давно ли были проверки?», «Где бухгалтер?» и т. д., и т. п. Потом небрежно в мою сторону: «Кирилл Мефодиевич, присаживайтесь, пожалуйста». Я мешком опускаюсь на диван. Никанорыч с блокнотом в руках продолжает свой допрос «божьего одуванчика». Запомнилось его сосредоточенное лицо с каплями пота. Клочок седых волос свисал у него со лба. Он продолжал: «До которого часа у Вас открыт музей? – До 18-ти? Ну, у нас еще целый час, ладно, так и быть, зайдем». Какие там деньги, какие билеты!

Сцена на Рижском вокзале. Я отправляюсь в очередную поездку, на этот раз в Латвию. Владимир Никанорович меня провожает. Тепло прощаемся. Я лезу в карман за билетом. Билета не обнаруживаю, начинаю судорожно выворачивать все карманы – билета нет! Никанорыч, напряженно-оптимистично: «Не волнуйся! Поищи получше, еще есть время». А уже объявили отправление. Положение критическое, но для нашего старосты безвыходных ситуаций нет. Мгновенно мобилизовавшись, он стал энергично обегать вагоны, упрашивая проводниц взять «видного сотрудника Патриархии», «ученого монаха» и т. п. Мест свободных нигде нет. Наконец, в последний момент он втискивает меня к машинистам поезда, строго им наказав доставить батюшку по назначению в целости и сохранности.

Владимир Никанорович обладает удивительной способностью устанавливать контакты и по телефону. Он сразу берет инициативу в свои руки. На голову собеседника изливался «Ниагарский водопад» его красноречия, эрудиции, любезностей, вопросов, например: «Как, Вы не были еще в храме Николы на Берсеневке?!» - «Как же так? Ведь это же древнейший храм Замоскворечья, он находится напротив храма Христа Спасителя, через Москва-реку. У нас на территории соловьи зимой поют. А перед окнами храма простирается водная гладь Москва-реки. Непременно приходите к нам на монастырские щи». Все деловые вопросы в таком контексте разрешались как-то само-собой и неизменно в благоприятном ключе. Если же разговор сразу не клеился, и «коса находила на камень», Никанорыч притормаживал деловую часть разговора и говорил: «Давайте начнем сначала. Вы обратили внимание, какой сегодня теплый денек, как ярко светит солнышко. Кстати, у Вас дача есть? Где? По какой дороге?». Затем: «Как здоровье Вашей бабушки? Все ли в порядке у Вашей супруги? Как детки?» и т. д., в таком же ракурсе. Напряжение собеседника постепенно ослабевало, он размягчался под влиянием подобного интереса к его проблемам и все вопросы благополучно разрешались.

Иногда было трудно удержаться от смеха, когда он, живописно жестикулируя, наговаривал на автоответчик свое обращение или, когда он разговаривал с молодой секретаршей какого-либо учреждения: «Как? Такая симпатичная (не видя ее, по телефону) девушка и не замужем? Не может быть! Приходите к нам, я Вас с батюшкой познакомлю» (и это без всякого перехода, звучит как-то двусмысленно). Несколько минут подобного разговора и Владимир Никанорович уже с этой девушкой лучшие друзья.

Иконописец Татиана Косолапова

На приходе