Открывая новый номер журнала «Берега» (№3 2022) диву даёшься насколько это иной миропорядок и иное словно измерение. Это Тарковского Солярис, это новая магнитная амплитуда.
Это выход в открытый космос.
Без страховки.
И уже открыта дверь. И скафандр надет. И застёжки защёлкнуты. Но медлишь, растягивая слова, эти текучие фразы.
Так я попала в новое мироощущение, прочитав от корки до корки новый номер. И опять подчеркну, с каким изяществом подан материал. С каким видением. И как тонкой нитью прошиты между собой створки каждой работы.
Я - в космосе! Внизу земля. Вокруг мерцающие звезды.
Звезды – это авторы. Каждый сияет, переливается. Пытается ощупать моё сердце своими лучами.
Притяжение земли, ау, где ты?
Его нет…
Лишь белые листы, испещрённые тонкими фразами поперёк сердца. Вспоминается ассоциативно последний текст Кибальчича, отрывками:
« …за несколько дней до смерти… верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея, после тщательного обсуждения учеными специалистами, будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своею жизнью. Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее»…
эти строки написаны за несколько дней до казни…
И вот она – казнь! Ибо родина не нуждается в гениях.
Перед нами повесть Вячеслава Куприянова - поэта, переводчика, прозаика, родившегося в 1939 году. Он публикует стихи с 1961 года. Его сборник «Жизнь идёт» (1982) – среди первых книг верлибров в русской поэзии второй половины ХХ века. Участник многих всемирных форумов поэзии. Переводил стихи европейских, прежде всего немецких, поэтов (Гёльдерлин, Новалис, Рильке, Тракль, Целан, Фрид, Бобровский, Энценсбергер,
Яндль). Лауреат Европейской литературной премии (1987); обладатель Литературного жезла Македонии (1999); лауреат премий: им. Бранко Радичевича (Сербия, 2006), Министерства культуры Австрии (2007), «Моравская грамота» (Сербия, 2008), Бунинской
(2010), «Европейский атлас поэзии» (Сербия, 2017), Felix Romulana (Сербия, 2017), «Сердец связующая нить» (2018), «Югра» (ХантыМансийск, 2018), Золотой ключ Смедерева (Сербия, 2021). Автор книг: «На языке всех» (русско-англ.) (Лондон, Forest books,1992), «Телескоп времени» (русско-нем.) (Alkyon-Verlag, 2003), «Лучшие времена» (МГ, 2003), «Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова» (Радуга, 2009), «Ода времени» (Новый ключ, 2010), «Бумажная ложь» (русско-фламанд.) (POINT-Edition, 2012), «Нельзя/Verboten» (русско-нем.) (2012), «УРОКИ – LEÇONS» (русско-франц.) (PEBO-Verlag, Бельгия, 2012), «Дикий Запад» (Pop-Verlag, 2013), «Башмак Эмпедокла» (БСГ-Пресс, 2013), «Ничто человеческое», «Озарение», (Сан-Пауло Бразилия, на русском и португальском, 2016), «Волчий зов» (Сербия, 2017), «Für den unbekanntenFeigling» – «Неизвестному трусу» (на русском и немецком, Pop-Verlag Ludwigsburg, 2021), «Соль
на языке земли» (на русском и сербском, Смедерево, 2021), «GOLDREGEN», «Золотой дождь» (нарусском и немецком, Publishing House Universali, Tbilisi, 2021), «СНИJЕГ» (Избране и нове песме, на сербском, Баня Лука, Сербия, 2021), «HUR MAN BLIR EN GIRAFF» («Как стать жирафом»), (poetry на шведском, FAETHON, Stockholm, Швеция, 2022).
ОРДЕН ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ Куприянова состоит из двух частей – Отец и Сын. Это начало повести. И она о космосе. И она сочетается ассоциативно и планетарно с замыслом ракеты: «Проект провалился из-за мощного сопротивления туристических фирм, чьи клиенты привыкли отдыхать на берегах ещё не осушенных морей. Их поддержала комиссия независимых учёных, которая пришла к выводу, что подобный пузырь будет постоянно лопаться и заливать солёной водой не готовые к этому участки суши. А в период стабилизации этого мочевого пузыря планеты он будет являть собою увеличительную линзу, пройдя сквозь которую солнечный свет сфокусируется на земной оболочке и просто прожжёт её в самом неподходящем месте, тогда из недр грянет огненная лава и снесёт с лица земли все шероховатости, к которым следует отнести все следы цивилизации. Узнав о провале проекта, исследователь так обозлился, что мог после этого служить только надзирателем, ибо для этой должности требовалась именно отменная злость.»
Временные прокладки здесь остаются в стороне. Текучее небо. Огромные звезды. Проекты. Надзиратель. Тюрьма. И чертежи, чертежи.
О чём повесть? Если летит ракета. Если земля позади. А мир в ладонях? Думаю, что это предостережение нам о том, что может быть. Или о том, что уже было. Или что стало. Приключенчески повесть ассоциируется с повестью Даниила Гранина «Иду на грозу». И замысел автора мчится мимо звёзд во вселенной.
«– Поздравляю! – говорить ему, смягчаясь, директоръ. – Это же и васъ опредѣлённымъ образомъ характеризуетъ! «Да», – согласно киваетъ посѣтитель и вопросительно озираетъ графитово мерцающiе сумерки, не постигая ихъ смысла. – Меня занимало словечко aff air, странное, казалось мнѣ, употребленiе его въ любовной исторiи. Но я тогда неглубоко сидѣлъ въ колонизаторскомъ англiйскомъ языкѣ, знакъ равенства не ставилъ между aff air и адюльтеромъ, то бишь adultery, представить не могъ, по молодости лѣтъ, что причиной и предметомъ ненависти может быть предметъ любовной страсти.» - это цитата из «СОНЪ ПОДЪ ШУБОЙ» Юрия Серба. Произведение – эпизод, встреча, разговор, беседа: «– Товарищъ Сталинъ – тотъ и книги читалъ, электростанцiи строилъ, лѣсополосы высаживалъ въ защиту климата и мира во всёмъ мiрѣ…
– Если бы да кабы, да во рту росли грибы…
– А давай… Ещё не на посошокъ, а давай за Бендрикса! Это же онъ тебя привёлъ!
– Ну, давай!.. А вѣдь я предощущалъ, ещё въ юности… читая его автобiографическiй романъ, что человѣческiя чары автора уже истощаются… а теперь, перечтя этотъ романъ ненависти, что я долженъдумать?.. Даже не о Бендриксѣ, а о католичествѣ!.. И поможетъ ли католичеству то, что авторъ, всюду такой нехорошiй, во всякомъ романѣ твердитъ, что Бога нѣтъ?.. или то, что авторъ былъ воспитанъ «католиками въ кубѣ», то бишь iезуитами, потому какъ англичане сбагриваютъ дѣтей изъ дома вонъ…
– Угу, семья по-англiйски… – директоръ пыхтитъ и трётъ пальцами воздухъ.»
Читаю, словно повторяю старославянскую азбуку, где «а» это аз, б – буки. Но остановимся на том, как обозначать звук «Э» или как написать букву «Е» в церковнославянском языке. И начнем мы с самого сложного: самое сложно это буква «Ять» монографического происхождения как специфического от высокого и как поющийся славянский звук. Происходит звук, обозначаемый буквой «Ѣ», из двух источников: или это долгое-долгое «Э» (например, как при слиянии отрицательной частицы не и глагола есть – не есть, которое с течением времени слилось в одно слово несть, и там «Ѣ», который произошел из двух нормальной длины букв «е», звуков «э»). И вот эта ять повсюду. И – это английское i. Это Авель и Каин. Это стена церкви. И это возвращение к истокам. И долгий спор, что такое настоящая литература. И сам мир через английское i. Как перемирие. Как долгие объятья…
Объятья в космосе. В открытом. Без страховки.
И я впадаю в «Раскол» Елены Крюковой. Это новая работа, где боярыня (болярыня) Морозова (все мы помним картину известную маслом) и эту сухонькую ладонь с двуперстием. И трагедия русского человека. И вот Никон. И Аввакум. Оба земли нижегородской. Оба духом отсюда. Но каков раскол. Хотя вместе росли детушки. И по всей земле стон стоит «аки леса воють, луга в вусмерть кланяются». Господи, как же это?
Елена Николаевна Крюкова режет аки по-живому. Она исследует жизнь того и другого персонажа изнутри. С детства и до детства. В старости, коей полны как чаны с водой державные колья. В юности, коей питаются солнечные чрева. Вообще, есть призвание. А есть государство и его направление. Его цель. Державе нужно было трехперстие. Это не просто прихоть – это нужда для укрепления основ. Для торговли между странами. Для цементирования. Иногда мы думаем, что по-старому лучше. Ан, нет реформы грядут и вырезают самое сердешное, самое кровное, самое дороге. Как дитя у матери отымают. То-то же! Так надо.
…но космос меня не отпускает. Хотя правильнее сказать «мя». И сия суть, как Русская Авдеевка огненная непреодолимая, как Русская Соборная Русь с его государственностью и державностью накрывает меня волной. Как выплыть? Где соломинка.
Ибо космос вокруг звё-ё-ёздный!
ой!
Анастасия Евгеньевна Чернова – родилась в Москве, окончила Литературный институт им. М. Горького и аспирантуру при Московском педагогическом государственном университете. Кандидат филологических наук, член Союза писателей России. Прозаик, литературовед, публицист, исследователь фольклора и творчества Николая Рубцова. Автор книг: «Самолёт пролетел. Рассказы и повесть» (2012), «Ветер с пыльных дорог. Рассказы и повести» (2017), «Долина детства. Лирика Николая Рубцова: национальные образы и символы вечности» (2018). Лауреат международных и российских литературных премий. Главный редактор интернет-журнала «СОТЫ» и ведущая одноимённого литературного клуба. Преподаёт литературу в московских вузах. Награждена медалями Преподобного Епифания Премудрого и «Николай Рубцов». Здесь первая часть романа Анастасии ОСОБНЯК: «Сердце Данилы будто наполнилось льдом; сжавшись в комок, поскакало: вверх-вниз, вверх-вниз, от кафельного пола до потолка, от глубин преисподней к небесам, подоткнутым тяжёлой пеленой снежных туч. Перед его квартирой, на лестничной площадке, наворачивал круги милиционер. «Конец», – силой воли Данила попытался отловить сердце, вернуть его в клетку, затолкать обратно, не расплескав до основания. Напрасно. Выскочив однажды, сердце проникло во всё, что вокруг: в стены и тусклую лампочку, в оконную раму, в сапоги. Оно пульсировало, сотрясая собой мир.
– Вы были знакомы? – спросил милиционер.
– Что? – еле проговорил Данила, во рту было сухо, точно в камере, приготовленной для пыток. Ничего лишнего.
– Да умерла…»
Это роман-призрак. Роман-корабль летающий. Роман-остросюжетный. Роман-ракета, летящая мимо, того и гляди крылом серебряным распорет бок ракеты. А я – в космосе. Открытом. Цепляю страховочный трос на крюк. И пытаюсь отдышаться:
Олег Анатольевич Черницын – родился в 1956 году в Нижнем Тагиле
Свердловской области…
Здесь «Пленер». Бойкий. Пионерский. задорный.
(извините, я в космосе. Мне так видится)
Далее рассказ Эвелины Азаевой «Похитители спокойствия» о путешествии на самолете. О родине. И почему надо возвращаться сюда, ибо прошли 90-е годы. Или настали-таки? Известный русский поэт Андрей Шацков предстоит во всю мощь «Полем Куликовым»:
В Диком поле рыщущую смерть,
Колченогой тенью Тамерлана...
А над Русью – дождь и коловерть,
Низкие осенние туманы!
А над Русью в стае облаков
Вспыхнет омофора позолота.
Зазвенит печаль колоколов
Дмитровской родительской субботы.
И взойдут озимые сквозь твердь
Колосом пшеницы и крестами,
Чтобы память попирала смерть
Свода летописного листами!
О!
«…попирала смерть!»
Взыскующая фраза. Из цикла «смертью смерть поправ. Изойдя до пагубы до смерти, выжить!
«Прерывается род... Угасает закат.
На окраинах подняли воды цунами.
Слышишь, кто-то трубит – меднолик и крылат:
Это наша судьба пролетает над нами.»
Вообще, слежу за творчеством Андрея Шацкова. Оно журавлиное. Летящее. Полёт всегда опасен и сопряжён с небом. Когда оболочка солнца раскрывается, как орех.
И величаво на 166 странице журнала открывается новая ипостась Берегов статьёй Лидии Довыденко о книге Андрея Шацкова «Сказы Куликова поля» (Москва, 2022) «Чтобы память попирала смерть», – таков смысл книги стихов, обращение к теме вечных полей
русской славы: Куликовому, Бородинскому, Буйническому, Прохоровскому, полям битв на Курской дуге. Куликовец Андрей Шацков, рукой которого действительно руководило высокое вдохновение, во вступительной части своей поэтической книги «Опять над Полем Куликовым» обращается к пророческим словам Александра Блока, назвавшего битву «символическим событием русской истории, которым суждено возвращаться…», потому что силам зла нестерпим свет России, над которой простирает свой покров Богородица, приснившаяся Блоку: «Ты сошла в одежде, свет струящей, не спугнув коня», пришедшая во сне поэту Шацкову, благословив на стихи о Куликовом поле. Она стояла в свой день Святого Рождества над Куликовым полем, её образ появился в небе перед началом штурма Кёнигсберга и взятия его Красной армией 9 апреля 1945 года. Мои далёкие предки принимали участие в Куликовской битве в составе Ярославского полка…»
Вообще, когда я произношу поэтическую фамилию Андрея Владиславовича, то память выносит на берег камушками образы Древней Руси, Рузы, Бородино, битвы на Каяле. Совершенство отзыва и самой образной структуры поэта единично пророчествам.
Не люблю фразу «в своём отечестве пророков нет». А как же Шацков? Довыденко? Елена Крюкова? Дмитрий Мизгулин? Владимир Хохлев? Да этих пророков хоть сачком из реки вылавливай!
. …Всё ближе гремит путевой бубенец. Весь в пыли и в дорожной невысохшей грязи, С волчьих бродов несётся усталый гонец Упредить о нашествии Дмитрия-князя…
Далее: Нина Ищенко. «Русский Лавкрафт»: ледяной поход по зимнему Донбассу
Валерий Громак. Украина: НАТО и культ палачей. Из блокнота украинского «иноземца»
Сергей Рослин. Балтрайон – мир моего детства. Повесть
Берега истории
Екатерина Фёдорова. Потомок московских Вырубовых – князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский
Григорий Некрашевич. Потомок старинного шляхетского рода. Служа царю и Отечеству.
Иосиф Григорьевич Некрашевич-Поклад
Виктор Ширяев. Моряк и воин. Автобиографические записки из жизни капитана 1 ранга
в отставке. Начало. Окоченение в следующем номере…
Это по списку. Ибо надо же немного оставить загадку.
И подробнее остановлюсь на поэме Елены Заславской «Новороссия гроз. Новороссия грёз.» Здесь представлен отрывок. Но он «цепляет» за душу ибо девизом «Ватно и москально», «Сакрально». Поэтическая форма подачи у поэтессы из Донбасса открыта. Она сразу захватывает с первой строчки: «Мирной жизни не существует. Это иллюзия и обман. Кони АТОкалипсиса вытоптали Новосветловку, вытоптали Горловку, вытоптали Сутоган. Пронеслись по Донбассу, без жалости, оставляя
кровавый след.
Сосед прятался в погребе, между банок с консервацией, прихватив на обед сухари и воду. Взял
и лопату, на случай, если привалит. Арта отработала по городу. Дом цел, казалось, что миновало.
Сосед вышел покурить. Так его и не стало.»
Невероятная рана, в которой существует человек – живёт, любит, воспитывает ребёнка, кормит его, курит, набирает воду, варит суп. И это человеческая земная ипостась оборачивается огромной молитвой. Триодью возле иконостаса. Кровоточащего. Мироточащего. И уже невозможно остановиться: «Ночью выпал снег: стало белым-бело. Но после артобстрела алые следы на нём. Артериальная
кровь заполнила отпечаток человеческого тела и застыла льдом. Красное на белом. В горле ком.
Ни выплакать, ни выcтонать, ни забыть. И вдруг я понимаю, что привыкла к безжалостному лику
войны, внушающему липкий страх и животный ужас. О, как я раньше боялась, но что-то, видно,
внутри сломалось… Я мыслям своим улыбнулась. Я больше не буду пушечным мясом, а буду ядром,
снарядом, маленьким жгучим адом, ответкой! Меня заждались, поди уж.
* * *
Однажды ты встаёшь на тропу войны, а она оказывается широченным проспектом! Братья и сёстры, дочери и сыны летят на скорости прямо в бессмертие. Жалят осколки, бьют по глазам, липнут
бессмертники прямо к берцам, и не выдерживают тормоза. Главное, выдержало бы сердце.
Крепись, моё сердце, оденься в броню, я ни о чём не жалею, и уже ничего не боюсь.»
Это тоже поле Куликово, что распростёрлось во степи. Идут бои восемь лет. Идут и идут. Хотя для вечности что такое эти года? Ибо вечность стоит сама по себе в своём холодном безмолвии, взирая на нас, на наши труды. И в такую минуту хочется попросить, чтобы кто-то написал тебе сообщение. Дал воды. Протянул сухарик. Кто-то чтобы по-человечески обнял за плечи.
У Елены Заславской неимоверный дар созерцая, встраиваться вовнутрь каждой главы. И её неповторимый почерк очень современен. И он немного опережает время. Ибо вечность ложится на плечи. Я это чувствую.
И мне уже не страшно в открытом кромешном космосе. Ибо Елена по-дружески протягивает мне ладонь, где сияют её строки на линии жизни.
Нина Ищенко рассуждает о путях в образе РОДИНА через «РУССКИЙ ЛАВКРАФТ»:
Ледяной поход по зимнему Донбассу. Александр Сигида-сын (1986 г. р.) с его нагремевшим стихотворением и Сигида-отец. Две параллели мира. Две пророчащие ветки. Теперь нельзя быть безмятежной.
…Вот думаю, отчего писатели-поэты – те, кто заласкан властью, заласкан российской известностью, цитируемый, читаемый, купающийся в премиях в переломное время вдруг предают родину. Ну не так, чтобы отчаянно, а оказываются на стороне врага? А ведь ему рукоплескали в Питере на вручении Пушкинской премии. И вдруг – нет, я пацифист. Если честно, кто не пацифист? Разве мною перечисленные авторы за войну?
«Я держу в руках автомат
потому, что я против войны!»
Также против войны куликовец А. Шацков. Ибо:
Взгляд его светлый – строже
Сделался, и синей.
«В первой пойду стороже!
Лучших возьму коней!»
Ах, как кричали птицы
В смутной поре ночной.
Бьют родники-криницы
В быстрой воде речной.
И вся его подборка – это клич к миру!
Интересные поэты - Елена Пиетиляйнен, её заповедник любви. Я слежу за творчеством этого талантливого, песенного человека. Многогранность и многоуровневость. И золотая стержневая основа. Люблю образ берёз в творчестве Е. Пиетиляйнен мне думается, что он самый пронзительный. Ибо философия березового причастия, берёзовой грамотки, берёзовой иконки ещё до сих пор мало изучена. Ибо русское – значит берёзовое. А берёзовое, значит, русское. Не зря же на Украине запрещён образ берёзы. И, вообще, берёза запрещена как таковая:
На зачерствевший грунт зима
Внезапно брызнет спелым снегом.
Последний раз вздохнёт Онего,
Захлопнут форточки дома.
В коросте старых листьев сад
Струя метели наполощет,
Ещё не вытоптана площадь,
И след крадётся наугад.
Ещё беспомощная мгла
Тоской цепляется за ниши.
Но луч, как тонкая игла,
День трепыхающий нанижет.
И срок пока ещё далёк
До истекающего мая, —
Но бьётся белый мотылёк
И крылья хрупкие ломает…
Сергей Пахомов «МОСТ» Не поднимаю руку (товарища спроси),
Когда промозглым утром нам хочется в такси –
Рассеян, бесприютен мой взгляд из-под венца…
Кузнечик изумруден в глазнице мертвеца.
Галина Капецкая - Фонтан искрящийся,
бьющийся сильно, мощно,
алмазом брызг всё покрывает,
всем своё сиянье дарит.
В душе цветёт непобедимый
Радости цветок.
Итак – космос открыт.
Космос зияет.
Осталось только протянуть руки к поддерживающему меня тросу. И впасть в невесомость…
Хочется поговорить и о других поэтах. Эссеистах. Прозаиках.
О. Рябов, Олег Мраморнов, Абдулла Исса ( перевод Св. Савицкой), хочется поговорить о скрещении звёзд и мраморе полёта.
Но уже открывается иллюминатор, лёгкая алюминиевая дверца, призывая меня шагнуть в тепло корабля по имени «НОЧЬ».
И я слышу шорох космических петель, скрип ветра.
Невесомость – лучший друг женщин.
И я шагаю туда, куда меня влечёт моё призвание.
А это – низкий поклон редактору.
Её вкусу.
Изяществу.
И подаче материала. Ибо его надо подавать именно так – ровно, выверено.
Как шаг.
И вечность поёт за плечами…
Отдельно хочется остановиться на подборке стихотворений моего земляка Олега Алексеевича Рябова. И вот почему: десять лет тому назад мною было написано эссе о его творчестве «Старости нет. Есть осень». Осень, начинающаяся с яблочного спаса. Осень – как буйное красное на золотом. Осень пора торжества. Осенью опадают листья. Собираются яблоки в корзины – большие, сплетённые из ивовых прутьев. Эти корзины несёшь из сада и дивишься большим наливным золотым яблокам. Люблю это время. Ибо оно земное. Ясное. И ощутимое всеми. Это моё эссе затерялось и не было опубликовано. Его частицы раскрошились по фейсбуку, ныне закрытому. Но остался привкус. Я до сих пор помню его солнечный лимонный вкус.
Даже здесь – вышагивая из космоса.
И лишь звезды помнят имя моё: СВЕТЛАНА ЛЕОНТЬЕВА.
Светлана Леонтьева, член Союза писателей России, дипломант национальной премии "Золотое перо Руси", "Созвездие духовности", "Бриллиантовый Дюк", фестиваля "Интеллигентный сезон", лауреат премий "Уральские горы", "Лучшие строфы столетия", "Литературный глобус", главный редактор альманаха "Третья столица", автор 31 книги прозы и поэзии.
