***
Развалюха-горюха на отшибе села
покосилась, скрипит ржавью старых гвоздей.
Она домом была. Чьим-то славным была,
но хозяйки не стало. А как же быть ей?
Развалюха-горюха не может понять
то, что печь не протопят в ней жгучей зимой,
не приедет сынок, не обнимет он мать.
Расцепить как объятья избушки с землёй?
Очень хочется утром на солнце глядеть,
очень хочется петь у зимы посередь!
И у лета.
Ещё бы дожить до весны.
Будут яблоки осенью падать в траву
и на крышу, целуя, от счастья пьяны,
и захочется крикнуть: «Дышу я! Живу!»
Я, глядите, живу, у меня есть окно,
дверь дубовая, ей, может быть, всего сто
дней, ночей, лет. А, впрочем, сейчас всё равно.
У меня книжный шкаф есть, в нём Пушкин, Толстой,
Достоевский, Ахматова, Горький, Лесков…
Я пою!
Каждый полдень скрипит колесо,
каждый полдень мне свет.
Каждый полдень мне всё!
Каждый полдень мне ночь,
каждый полдень мне день,
каждый полдень мне – век,
пахнет, словно сирень!
Развалюха-горюха вопит: «Помоги!»
Стены выкрась!
Поправь моё тело с краёв.
Сколько выдержала я дождей и ветров.
Помню топот я каждой ребячьей ноги.
Помоги!
Помоги!
В зеркалах у меня отражается жизнь,
на кушетке лежит тёплый, плюшевый плед!
Я родная тебе. Место силы. Вернись.
Здесь женись.
Здесь плодись.
И вари здесь обед.
На рыбалку сходи, пескарей налови
по скрипучим мосткам, где тугой, синий пруд,
сколько дам я тебе моей верной любви!
…но не слушают люди.
И мимо идут…
***
…дончане
убитые, в крови, кричали
из страшной смерти:
- Вам не жалко?
Нас – баб, детей, старух убитых?
Невинных?»
Вы тогда молчали.
Наверно, вы глухонемые?
Наверно, вы совсем слепые?
Молчали ваши руки, спины,
глаза. Давай вернём начало.
Молчали вы одни из первых,
не замечали страшных шествий
и улиц имени Бандеры,
и книг, что «Русские не вместе»!
Что «москаляку на гиляку»,
что «ваши дети – по подвалам».
И до сих пор есть, есть журналы
«нейтральные».
И вы – молчали!
Какие вы «посланцы света»?
Молчавшие? И сколько можно?
Заткнули зренье, словно нету,
заткнули слух, сидят в соцсетях.
Заткнули Бога вы безбожно.
Плевать на ваши фестивали.
Как смачно, жалко вы молчали!
Я слышала, что пели песню
на Кременной моею фразой,
был даже Бродский им полезней,
а вы – ни разу!
Сними с креста себя, Христос, сам,
сними, молю, себя с распятья,
возьми в ладони землю, хватит
тянуть ко всем свои объятья.
Брутальный, как Феллини, ангел,
скажи: «Идём освобождать мы!»
Где чудище обло, стозевно!
О, о! И как я представляю,
как вы потом заговорите
(заговорите непременно!)
А люди гибли, гибли, гибли.
Мне за молчащих просто стыдно!
…Мои стихи пришли из раны
дитя, убитого недавно.
***
Мир поделился на тех, кто нас слышит
и тех кто против, кто из глухих.
«Мы вас всех проклинаем!» - кричат из ближних
наглой глоткою Запада, как бьют под дых.
Их слова, что удар:
– Мы тебя проклинаем!
И детей учат в школе: «Пей кровь москалей!»
Русофобские Центры,
немерено зла в них,
кибер-тролли, быдлячество, ЛГБТ.
Проклинают за восемь лет горьких Донбасса,
когда лета нет, есть лишь налёт и прилёт,
пропаганды и фейки, что мы – биомасса,
дикари, недоумки, пусть каждый умрёт!
Только мы всё живём. И мы не умираем.
Это мы, те, кто прокляты не в первый раз!
Это мы, кто для вас – мрак и боль головная,
вы – клянёте!
Мы молимся Богу о вас.
Чтоб убрало бы НАТО эксперименты,
биолаборатории биозараз.
Вы бомбили.
Вы жгли.
Убивали наш «Беркут»,
а мы Крым отстояли.
Отстоим и Донбасс!
Ой ты, дикое поле, ой Днепр с ДнепроГЭСом,
вой сирены, что будит в квартирах людей,
Левитан – новый голос Берггольц поэтессы.
Да, мы – грешны, но в мире не сыщешь святей.
Оттого виноватые, что проморгали
и покрали тебя, на глазах наших скрали,
корпорация Black Rock скупила Украйну:
- Ци-ли, ци-ли мне, что контрабанда.
В чём виновные мы? Что из русского мира?
Вены матушки Волги в нас, рёбра Кремля.
Поделился весь мир.
Масло, ладан нам, миро,
восхождение в царство, святая земля.
И не надо с мечом к нам, как НАТО хотело,
сколько раз нападали, клеймя и глумясь!
Вечно Запад попрать жаждет в нас нашу веру.
А у нас мироточат иконы о вас!
***
Маленькая страна – это она,
заблудившаяся так, как сказано в Библии.
Маленькая. Но сколько боли в ней, грязи, дерьма.
Знающие говорят, место там гиблое!
Знающие говорят: просто туда не ходи,
просто сиди и плети для маскировки сети.
Да, я плету, плету, да, я других среди
старых и толстых баб сорокалетних.
Нити да лоскуты, шёлковые ранты,
знаешь, плети, плети, не ошибёшься!
А я плету, плету, словно бы дочке банты,
словно бы лешему сказ да бабке-ёжке!
Маленькая страна, что же ты так? За что?
Ты же, как лучший друг был самый первый?
Старых и толстых баб множество нас. Крестом
вяжем мы да плетём, словно из нервов.
Словно из вен живых да из волос своих,
косы-то,
косы у нас прямо до пяток.
Любите вы щеголих, наманикюренных, злых,
а старых, толстых – нет! – добрых бабок!
А я плету из себя, словно бы из горба,
знаешь, такой, как я больше не будет.
Но всех важней для меня – это России судьба,
так я хочу защитить вас, мои люди!
***
Ни в городе Тотьме, ни в городе Толшме,
где курят мальчишки за гаражами.
А в городе, где от прилётов мне тошно,
бабёнка рожает.
Здесь грубо, ужасно, жестоко, бесцельно
сначала наводят: таков нынче Запад,
и бьют там, где люди, где дети и церковь.
А женщина просто рожает.
Кричи, моя милая. На апогее,
когда уже вОды пошли густо, мглисто,
стреляют нацисты, укро-фашисты.
А жизнь всё равно умнее.
Сильней и проворней, жаднее, упрямей.
Ещё, ну ещё поднатужься всем чревом.
Вчерашняя школьница, нынче ты – мама,
София-премудрая, Ева.
А у меня на плечах две голубки,
одна очень белая, нет, белоснежная,
вторая вся чёрная, словно бы губка
в мазуте да ваксе!
Рожай, моя грешная!
Святая! Святейшая! Женщина здешняя.
Рожает на пике, впадая в крик адский,
как будто бы в страшную, детскую кому.
…Всё!
Всё!
Родила!
Будет запах акаций.
И будет теперь всё у нас по-другому.
Какое красивое может быть детство,
у этого мальчика – тёплое сердце!
Родился в войну. И войну он закончит,
прилёты закончит, что утром, днём, ночью.
Мы этого жаждем очень.
***
Кольцами мироздания мы врастаем в нашу планету,
позвоночниками сцепляясь с кольцами древа отвесного.
Сверху солнце, что шар, им обласканы, им и воспеты,
состоящие, как из духовного, так из телесного.
Все по-разному чувствуют высшие сферы судейские,
все по-разному их называют, гортанями ластятся!
Говорят: Бог един. Остальное мечты фарисейские,
как ты мал, человек нарисованный, и стёртый ластиком.
Я для них просто толстая баба на крохотной пенсии, страшненькой,
я для них просто та, что из края черёмух пришедшая,
оплели меня кольца огромного древа, что пашенкой,
лишь мелодию слышу.
Да про дружбу огромную та, что казалась нам вечною.
Да про братство народов, а братство – война княжич с княжичем,
Дождь не выпал ещё, но легла его ноша на плечи мне,
даже пуля ещё не отлита, но в грудь мне вонзается!
