Размышления С.Ратмирова - Между Истиной и ложью

Сие сказал Я вам, чтобы вы не соблазнились. Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу. Так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня. Но Я сказал вам сие для того, чтобы вы, когда придет то время вспомнили, что Я сказывал вам о том; не говорил же сего вам сначала, потому что был с вами (Ин.16; 1-4).

Церковь в лице Святейшего Тихона практически сразу отреагировала на правление большевиков. Приведем известное послание Святейшего, которое некоторые считают анафемой советской власти.

«Возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной церкви Российской.

Да избавит нас Господь от настоящего века лукавого (Гал. 1, 4)

Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонения воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани.

Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности - совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.)

Все это преисполняет сердце Наше глубокою болезненною скорбию и вынуждает Нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «Согрешающих пред всеми обличай, да и прочие страх имут»(1 Тим.5,20)

Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной.

Властию, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовы, анафемствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.

Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое - либо общение: «Измите злаго от вас самех»( 1 Кор. 5,13)

Гонение жесточайшее воздвигнуто и на Святую Церковь Христову: благодатные таинства, освещающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александра - Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким -то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это - народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волей самого народа... И, наконец, власть, обещавшая водворить порядок на Руси, право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и, в частности, - над Святой Церковью Православной.

Где же пределы этим издевательствам над Церковью Христовой? Как и чем можно остановить наступление на Нее врагов неистовых? Зовем всех вас, верующих и верных и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей.

Враги Церкви захватывают власть над Нею и Ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противопоставьте им противопостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной. А если и нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе со словами святого апостола: «Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч» (Рим. 8, 35)

А вы, братие архипастыри и пастыри, ни медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устрояйте духовные союзы. Зовите не нуждою, а доброю волею становитесь в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою креста Христова, ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца: «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ей»

Тихон, Патриарх Московский и Всея России

январь19дня 1918 года (ст. ст.)».

Это послание Святейшего проникнуто истинно христианским духом. Православную Русь звали к духовной борьбе. Нет ни намека на вооруженное сопротивление. Церковь выше этого мира. Кто-то скажет, что нужно было бороться, ударить по этой революции дюжиной ножей в ее спину, и не понимают, что призывы ударить в спину производили те, кто еще вчера свергали Государя, хранящего Россию, чтобы вызвать демонические полчища и обрушить на Православную державу.

В Белом движении была своя правда, но во Христе ли? «Есть и была вечная и простая правда в белом деле и в белой борьбе. Это - правда наивного и прямого нравственного противления, правда волевого неприятия и отрицания мятежного зла. Но на нравственное противление нужно иметь духовно оправданное право. И духовной силы, собираемой во внутреннем искусе и бдении, нельзя заменить ни пафосом благородного негодования, ни жаждой мести. Белый порыв распался в страстной торопливости, отравленной ядами «междоусобной брани». Нравственное негодование не перегорело в смирении, не просветлело в вещей зоркости трезвенной думы. Среди грохота исторических обвалов казалось странным и неуместным задуматься, сосредоточиться, уйти в себя. Это казалось превратным бездельем и бездействием, внутренней сдачею и отказом от борьбы. Максимализм бездумного, мстительного гнева разряжался в кровяное нетерпение внешнего действия и внешнего конца. В такой торопливости нет подлинной силы и действенной правды. Ибо нет воли к покаянию. И нет зоркости. Ненависть выжигает любовь, а только в любви духовная зоркость. Легко было поддаться опьянению нравственного ригоризма, и пред лицом зла и злобы, творимой на русской земле ее теперешнею антихристовой властью, духовно ослепнуть и оглохнуть и к родине самой, и потерять всякий исторический слух и зоркость. Точно нет России, и до конца, и без остатка выгорела она в большевистском пожаре, - и в будущем нам, бездомным погорельцам, предстоит строиться на диком поле, на месте пустом. В таком поспешном отчаянии много самомнения и самодовольства, сужение любви и кругозора» (Г. Флоровский).

Могла ли Церковь пойти за теми, кто не осознал всей глубины падения, свершенного в России?

Почему нельзя было остановить ужас при дверях, пользуясь словами А. Блока? Да потому что в народном сознании произошла подмена понятий, и кукловоды закулисы ловко использовали народную доверчивость, который потом одумается, и начнет свою гражданскую войну. Вспомним, что, победив Белую гвардию, Ленин считал опаснейшим для революции выступление крестьян и рабочих. Это было отчаяние тех, кто поверил обещаниям большевиков и пошел сражаться за, как казалось, справедливость. С 1920 года вся страна покрылась сетью крестьянских восстаний. Движение на Тамбове было самое массовое, и возглавлял его командир Красной армии, той армии, которая еще вчера громила белых. Крестьянские командиры, анархисты и эсеры, воюя за большевиков полагали, что те революционеры и потому с ними они разберутся после общей победы над буржуазией (что и говорил Борису Савинкову один крестьянский вожак). Но получилось, как получилось. Оступившие от Церкви, вдруг обнаружили, что их сельские кладбища, их сельские храмы осквернены, их семьи существуют в полуголодном положении. Отчаяние охватило трудовой народ. В этом смертном грехе крестьяне стали резать коммунистов с такой жестокостью, какой и не снилось белой контрразведке. А каким отчаянием пронизано восстание в Кронштадте, где матросы сражались за каждый дом, за каждую улицу. Жертвы исчислялись в десятки тысяч. Такой резни не устраивали, даже разбивая армию Юденича. Армию Антонова на тамбовщине травили газами. Зная как трудно воевать русскому крестьянину против своих же, большевики пустили в бой латышских стрелков и китайцев-интернационалистов. И эти опричники революции творили такие зверства, что, думаю, не уступают фашистским зондер-командам. Но это происходили, потому что наш народ равнодушно взирал, как расстреливали Царскую Семью, не возопив горестно. С нами стало происходить то, что с израильским народом, посмевшим поднять руку на Христа, Помазанника Божьего. Вспомним, что сталось с Иерусалимом, разрушенным до основания. Так и империя была разрушена до основания, а то, что на ее месте образовалось даже стыдно называть империей, какое-то недоразумение обломков, окончательно развалившихся в 1991 году.

Через 20 лет после кровавой бойни в Екатеринбурге Иоанн (Максимович), Шанхайский и Сан-Францисский Чудотворец, ныне уже прославленный всей Церковью Святитель, высказал своё основательное, глубокое мнение: «В грехе цареубийства повинны не одни лишь физические исполнители, а весь народ, ликовавший по случаю свержения Царя и допустивший Его унижение, арест и ссылку, оставив беззащитным в руках преступников, что уже само собою предопределяло конец. Таким образом, нашедшее на Россию бедствие является прямым последствием тяжелых грехов и возрождение ее возможно лишь после очищения от них. Однако до сих пор нет настоящего покаяния…» И ещё: «Покаяние наше должно быть полное, без всякого самооправдания, без оговорок, с осуждением себя и всего злого дела от самого его начала». Вслед за Иоанном (Максимовичем) уже в другом поколении, другой наш выдающийся иерарх, писатель, богослов и историк, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) просто отвечал на вопрос о цареубийстве, для многих и поныне «непереносимо сложный»: «Вольно или невольно, сознательно или несознательно весь народ соучаствует в цареубийстве хотя бы тем, что попускает его, не стремясь загладить страшный грех богоотвержения покаянием и исправлением. И лишь затем, ввергнутый в пучину нестроений и мятежей, в страданиях и скорбях сознает, наконец, свою ошибку. В начале XVII столетия на это потребовалось восемь лет. В ХХ веке – на исходе уже восьмое десятилетие смуты…»

И это страшное преступление первым, спасая Русь Православную, а значит само существование народа, осудил Первоиерарх Церкви Тихон. Возможно, поэтому сохранилась такая страна с чудным названием Русь. Вот его знаменитая проповедь:

«Счастье, блаженство наше заключается в соблюдении Слова Божия, в воспитании в наших детях заветов Господних. Эту истну твердо помнили наши предки. Правда, и они, как все люди, отступали от учения Его, но умели искренно сознавать, что это грех, и умели в этом каяться. А вот мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается, как нечто законное. Так на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович по постановлению Уральского областного совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство – Исполнительный комитет – одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководствуясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что он, отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы, после отречения, найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего нее предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… И вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела – одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блажены слышащие Слово Божие и хранящие его»

И Русь Православная восходила на Голгофу, уготованную ей отступившим От Церкви народом. Народ будет кричать Господу распни, но, слава Богу, что на Руси был Патриарх, не молчавший, но говоривший правду власти, которая пришла, чтобы, как они говорили, восстановить правду и справедливость на земле. Обратим внимание, что те, кто объявили правду сутью своего движения, с первого же дня нахождения у власти лгали. Провозгласили мир, но все время шла война, то со своим народом, то с другими; объявили декрет о земле, но тут же другим декретом ВЦИК социализировали землю, сделав крестьян лишь временными держателями подаренной земли, а после и вообще отберут, загоняя в колхозы и совхозы; отменили смертную казнь, чтобы тут же ее ввести, применяя с такой бежалостностью, какая и «веселому» Тамерлану не снилась; объявили «сухой» закон, но после их решений страна стала самой пьющей и пьяной (свидетельствую как очевидец и участник, нигде не встречал такого пьянства, как в рабочей и крестьянской среде, в среде же интеллигенции просто умопомрачительное). Ложь была абсолютно во всем. Кричали на каждом перекрестке о тайных договорах царской России, но такого количество секретов породили, что уму непостижимо. Отец лжи, как известно, дьявол. Вот этих лжецов и разоблачал Святейший Тихон в послании совнаркому от 13 октября 1918 года, говоря:

«Все, взявшие меч, мечем погибнут» (Мф.26:52)

Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя «народными» комиссарами. Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.

Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?

По истине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф.7:9—10). Народу, изнурённому кровопролитной войной, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоёвана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на неё дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото…»

Борьба с ложью, - вот путь, на который призвал нас Спаситель. Это борьба была возможна, потому что в сознании нашего народа, несмотря на жуткую замутненность, пробивался свет Божий, был слышим Его голос, сохранялась вера в преображенную телесную реальность. Когда-то Евгений Трубецкий, один из творцов философского Ренессанса, скажет: «Наступит день, и истинный источник жизни облечет себя в солнце. Тогда наше отношение к солнцу из внешнего станет внутренним, а сама жизнь будет повсюду солнечной и уподобится одеянию Христа. Вот почему нас охватывает радостное чувство при взгляде на леса и поля, утопающие в лучах восходящего солнца. Мир настоящего на множестве примеров предсказывает симфонию света и звука в мире будущего. Каждое существо олицетворяет собой день или ночь. Резкий металлический отзвук в крике совы, погребальный вой волка и т. д. — голоса тьмы. Солнечный гимн жаворонка выражает торжество полдневного солнца и сияние безбрежной небесной выси».

Кстати, в русской иконописи ярко видна связь между земным и небесным. И эту связь Русь Православная не потеряла. «София — Премудрость Божия — пишется на фоне темно-голубого и звездного неба. Это и понятно, ибо именно София отделяет свет от тьмы и день от ночи. Розовый лик Софии-созидательницы виден среди темно-голубого звездного неба. Он подобен утру Божьему, а над всем, утверждая и символизируя победу света, ярко, лучезарно горит лик Христа. Таким образом, три особенности — темная голубизна ночи, розовые краски утра и золото солнечного дня, — словом, все то несовместимое и разнящееся, что мы переживаем во времени, представлено в иконописи как нечто вечное сосуществующее и составляющее одно неделимое и гармоническое целое. Идея всеобщей гармонии и воплощения Бога любви в любящих творениях осуществлена в тройственном триумфе света, звука и сознания. Совершенная любовь раскрывается не только в полноте славы, но и в совершенной красоте. Вот почему цельная идея вечной Софии представлена в Библии в художественной форме» (Евг. Трубецкой).

Этой надеждой и жили, не отступая от Св. Предания и Писания, ожидая Божественного обетования.

А теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден. Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. Все, что имеет Отец, есть Мое; потому Я сказал, что от Моего возьмет и возвестит вам (Ин.16; 5-15)

В это страшное время Русская Православная Церковь освободилась от фарисеев и лицемеров. В нее стали приходить те, кто действительно готов был пострадать за Христа. До 1917 года Церковь наполняли миллионы, но спустя год храмы оказались полупустыми. Но те, кто приходили, верили искренне. Шелуха ушла. Наверно в этом глубокий смысл русской трагедии. У Бога мертвых нет, поэтому перестали бояться тех, кто вел Россию на Голгофу, понимая, что стали участниками онтологической реальности.

Уже не было заигрываний с Марксом или Ницше, пришло четкое понимание, что Истина во Христе, за Которого придется страдать. И вот приходит к Богу, написав великолепное «Непостижимое», Семен Франк. Смысл бытия только в Боге. Никакие общественные идеалы не стоят ничего, если в них нет Божественного смысла. Философ уводит мысль в металогию, в поиск личного знания. Наверно, он ошибается, еще С. Трубецкой считал, что истинное знание соборно, но важно, что в этом знании Франк ищет спасения. Чтобы придти к глубокому осознанию онтологического бытия, отречься от Ницще, потребовались мучительные размышления, происходящие в вихревом потоке русской революции. Н. Лосский скажет: «Теория познания Франка исключительно ценная. Он доказывает, что концепция сознания не является основной концепцией гносеологии: бытие совершенно не зависит от сознания, напротив, — сознание зависит от бытия». Только не в марксовом смысле, а в онтологическом.

Как же важен был приход именно русских философов в лоно Православной Церкви. Приходили те, кто почитался совестью русского народа, кого считали выше всех попов. И вот эти умненькие склонили свои буйные головушки перед обыкновенным батюшкой, готовым отдать душу свою за други своя. Он не философствовал, он любил, исполнял апостольскую заповедь, идя на крест, страдая за того самого умного интеллигента, который еще вчера презрительно называл его дурьей башкой и недотепой.

Оказавшись в одной камере, русский батюшка и русский интеллигент вдруг ясно увидели свою идентичность, обнаружили, что Истина в любви и красоте, о которой писал великий Достоевский. На Соловках, превращенных в тюремный застенок, наступали прозрения и просыпалась доселе невиданная любовь.

Сколь много слышали о русских попах презрительного, чего только о них не писали, изображая их ленивыми и обжорами. Но вот оказались они в Соловецком лагере особого назначения, и все увидели их удивительную преданность Богу. Рассказывают, что когда 60 священников поставили перед вырытой ямой и потребовали отречения от Бога взамен жизни, то не один не отрекся от Господа нашего Иисуса Христа. И каждого чекист убивал в затылок. На мгновенье представим себе, что чувствовал в своем духовном мире батюшка, которого должны были через полминуты убить? И не отрекались.

Вот этими новомучениками спасалась Россия. В стране, изначально строящейся как соборная держава, вновь оживали признаки соборного мышления. И это происходило тогда, когда были усиленные гонения на Православие. К сожалению, в 1922 году именно по этому соборному сознанию большевики нанесли жестокий удар, стараясь разрушить возрождаемый культурный пласт. Были высланы из страны сотни ученых, которые составляли золотое достояние России. Высылали тех, кого не расстреляли по делу профессора Таганцева в 1921 году в Петрограде, кого не добили в Крыму в 1920-м. Уничтожался тонкий слой культуры, способный создать условия для возрождения России. Именно в этом году большевики всей своей мощью обрушатся на иерархию Русской Православной Церкви, начав судебный процесс над патриархом Тихоном. Все это звенья одной цепи. Суд над правыми эсерами сюда не включаю, потому что это было уничтожение уже несуществующей партии. Ее надо было добить морально. Эсеры себя уже давно дискредитировали и представляли собой революционный анахронизм. Они и опасными то и не были. Опасность была в духовном поле.

Большевики прекрасно понимали, что культурный слой формирует нацию, придает ей осмысленность в существовании. Поэтому и надо было сломать иерархию, раздробить, оболгать и уничтожить, а представителей культуры, так как их много, попросту выслать из страны. Это было на самом деле трагическим эпизодом, заключительным аккордом гражданской войны. Высылали и уничтожали тогда, когда миллионы людей умирали с голода в Поволжье. Никогда история России не знала такого повального голода. И дело здесь не только в гражданской войне как таковой. Поволжье с точки зрения большевиков представлял собой край, зараженный контрреволюцией. Уничтожение масс с помощью голода, чем не решение проблемы?! И уничтожали, фактически не оказывая помощи голодающим. Известны факты, что большевики даже в этот год продавали хлеб за валюту. Власть, которая называла себя народной была чудовищно антинародной.

Понимание происходящего не могло не оттолкнуть представителей культуры от людоедской власти. И людоеды решили отдать философов и богословов, филологов и искусствоведов в лапы проклятого капитализма.

Слава Богу, что были спасены наши философы от смерти, слава Богу, что они продолжили свое творчество за границей, чтобы вернуться к своим соотечественникам, хотя бы спустя десятилетия. Там, за рубежом, начинался поиск соборности, начиналось осмысление. Не могу не вспомнить того же С. Франка, для которого смысл жизненных поисков в социальной этике – этика соборности. С. Левицкий, современник философа, писал: «Франк отвергает как этику коллективизма, превращающего личность в орудие коллектива, так и этику индивидуализма, отрывающего личность от соборного человечества. Он особенно настаивает на том, что «индивидуальное спасение» сущностно невозможно, так как «я» человека не существует «в себе» и неразрывно связано с душами ближних. Идея соборности, со времен Хомякова составляющая драгоценное достояние русской религиозной мысли, находит у Франка оригинальное воплощение в его социальной философии.

В своей социальной философии Франк - яркий сторонник органической теории общества. Однако его органицизм носит утонченный и духовный характер и весьма далек от аналогий между биологическим организмом и общественным целым. К тому же Франк различает соборное, целостное ядро общества( которое может быть сравнено с духовным организмом, с центром в форме сознания «мы») и более видимую периферию общественной жизни, которая носит скорее механический характер. Говоря словами Франка, сфера «общественности» (механический аспект общества) основывается на глубинной сфере «соборности»(духовной основе общества)».

Франк указывает на три примера соборных отношений между людьми: семья, церковь, братство, возникающее в результате дружбы. Главный признак соборного единства: «Целое не только неразрывно объединяет части, но налично в каждой его части». Личность и целое связаны узами любви».

«Всюду, где существует соборное единство, проявляется живая личность. «мы» столь же индивидуально, как «я» и «ты». Человечество «может стать в пределе объектом любви и, следовательно, подлинно конкретно воспринимать и любить все народы, его составляющие, либо в том религиозном плане всеединства, для которого «несть ни эллина, ни иудея», а есть единый соборный организм Богочеловечества».

Соборность - вневременное единство. Прошлое живет в настоящем, настоящее устремлено в будущее. Обычаи и нравы созданы предками, древние святыни побуждают к подвигу. «Революции - эти судорожные и безумные покушения на самоубийство - суть тоже выражения прошлого, обнаружение тенденций, идущих из прошлого: в них сказываются губительные действия ядов, накопленных в прошлом, и судорожнее попытки освободиться от них. И если они не приводят к гибели общества, то это всегда определено тем, что израненный и обессиленный организм через некоторое время оживает под действием сохранившихся здоровых сил прошлого». Франк верит в Россию, в то, что здоровое прошлое возобладает над катастрофическим настоящим» (Арсений Гулыга).

Он верит в человека, который несет в себе творческое Божественное зерно, и не является «делателем орудий», как любил говорить Франклин.

Весьма характерно его отношение к государству. «Мистично государство…. Мистичен закон, которому мы повинуемся, который холодно-беспощадно повелевает нами, без того, чтобы мы знали, кому именно и чему мы в нем подчиняемся – воле давно умершего, истлевшего в могиле человека, который некогда его издал, или словам, напечатанным в какой-то книге… Мистичность общественных и сил не означает, что они имеют подлинно божественную природу, обязывающую нас к религиозному поклонению, они могут быть и ложными богами».

Рассматривая природу государство, Франк пришел к выводу, что только христианство ясно определило отношения между личностью и государством: Богу – Богово, а кесарю – кесарево. В христианском обществе – высший нравственный закон – Слово Божие. Исходя из этого и необходимо смотреть на государственное устройство общества. Это было особенно важно, когда вся Европа в 20-30- годы погрузилась во мрак коммунизма, фашизма и демократической плутократии. И каждая из систем подавала себя исключительно верной и правильной организацией человеческого сообщества.

Философ не уставал повторять: «Общественная жизнь есть совместная, соборная жизнь человека». В этой соборной жизни присутствует обязательная иерархия. Попытка создать уравнительное общество приводит к уничтожению личности. Всякая революция ломает ступени иерархии, переворачивает их с ног на голову, но саму иерархию сущностно не меняют. Достаточно вспомнить систему социализма, когда были особые, жившие за счет усиленных пайков, и те, кто пух с голоду, и доведенный до крайности, рад был краюхе хлеба, которую ему кидали хозяева новой жизни. Старшее поколение прекрасно помнит систему блата, когда доставались вещи, продукты по знакомству, по принадлежности к определенному клану людей. Но лучше ли демократия, которую подают как панацею от всех бед, как единственную систему, лучше которой не придумало человечество. Сторонники демократии понимают, что она несовершенна, но ведь лучшей нет, как сказал когда-то Черчилль. Но так ли это?

«В сущности и демократия не может обойтись без принципа авторитета и потому иерархизма – именно потому, что он есть незыблемый божественный закон, определяющий самое существо человека и общества. Но она склона искажать и извращать его; под влиянием веры в ложный принцип «самодержавия народа» авторитетом легко может стать не действительный мастер, лицо более высокого духовного и умственного уровня, а демагог, сумевший польстить массам и заслужить их доверие в качестве приказчика, исполнителя их воли. Истинное же, подлинное основание авторитета и потому иерархически высшего состояния человека есть «харисма», сознание не произвольно-человеческой, а объективно-божественной избранности человека, его предназначенности для общественного водительства» (С. Франк). Истинная цель власти – служение Правде.

Совершенно очевидно, что никакая демократия не служит Правде объективно. Более того, она не имеет легитимного права на существование там, где тысячелетиями существовала другая система. Франк считал, что демократия противоречит соборности, как вневременному единству общества. Из «…сверхвременности общества вытекает необходимость и оправданность организационных форм, выражающих эту сверхвременность… С общей социально-философской точки зрения существен только принцип, противоположный демократическому принципу безграничного политического самоопределения отдельного поколения, действующего в данный момент в общественной жизни, и принцип, по которому носитель верховной власти выражает и воплощает не волю и веру сегодняшнего дня, а высшее соборное сознание общества как сверхвременного единства».

В 20-годы советсткая власть лишила возможности целые поколения думать и читать те книги, которые противоречили бы марксистской догме. Они изымали из библитек всякое инакомыслие, лишая культуры самого важного: возделования человеческого поля во имя Добра. И тогда русская культура вынужденно стала творить за рубежом. Там, Лев Карсавин будет писать свои удивительные поэтические трактаты о всеединстве, будет писать после стольких лет ненависти и разорения.

«Единый, я двойствен: живу и в Истине, и в эмпирии. Я истинный объемлю всю мою эмпирию, пронизываю каждый миг ее и ее превышаю. В истинности моей, живой лишь Любовью, не отделим я от любимой моей и от Любви - Истины, в ней, с нею, и ею себя и любимую созидая как двуединство. Здесь все живет и созидается во мне, всемогущем Любовью, или – сам я живу во всем и все созидаю, как безмерна могучая и гармоничная Жизнь – Любовь. Здесь мне все ясно, все пути неоспоримы и уже свершены. Но все уже свершено так, что Любовь через мое истинное Я уже пронизала и объединила и подъяла в себя всю мою эмпирию». Обращаясь к любимой, Карсавин рождает стихи, уносящие нас в Святоотеческое Предание: «Ты не веришь мне, и мысли мои, убеждая тебя, не могут тебя убедить. Но кого же и когда убеждает одна отвлеченная мысль? Не в исканьях и доводах малого разума правда моих умозрений; не в постижении умном она. Для того, чтобы истина стала тебе достоверной, веры достойною сделать должна ты ее. Всеединая Истина есть и жизнь, и бытие, и любовь».

Конечно, духовные поиски Льва Карсавина трудно назвать подлинно православными. «Система Карсавина представляет собой одну из форм пантеизма. Он рассматривает абсолют как всеобъемлющее единство. Подвергая критике концепцию всеединства в философии Владимира Соловьева и отца Сергия Булгакова, я указывал, что Бог есть сверхсистематический принцип творения всемирной системы как нечто онтологически ему внешнего. Бог не становится впоследствии ограниченным бытием, потому что отношение ограничения возможно только между однородными объектами. Карсавин говорит, что если Бог не есть всеединство» тогда может быть другой, третий... десятый Бог кроме него. Это возражение неубедительно. Мы по необходимости приходим к концепции Бога как сверхсистематического принципа, обусловливающего существование всемирной системы с ее актуальным и возможным содержанием. Всемирная система вместе с сверхсистематическим принципом, Богом, содержит все, что Карсавин включает в свою концепцию всеединства» (Н. Лосский).

Но важно то, что философ в поисках всеединста нащупывает русскую идею, которая для него – «живая потребность всеединения всечеловеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям». Увидев своими глазами глупость интернационала, Карсавин выступает за приоритет национальной культуры. «Интернационализм и абстрактность существенно противоречат духу всякой живой органической культуры. Они возможны, как страшные призраки, только на почве ее разложения. Они должны наталкиваться на сопротивление со стороны здоровых ее элементов тем более решительнее, чем здоровее культура».

Речь явно идет о русском еврействе. Он приветствует правоверных иудеев, еще более отдает предпочтение искренне принявших христианство, но видит опасность на переходе.

«Тип ассимилирующегося еврея определяется идеологиею абстрактного космополитизма или интернационализма, индивидуалистическими тенденциями в сфере политических и социальных проблем (демократизмом, социализмом, коммунизмом),активностью, направленною на абстрактные и предельные идеалы и не знающих границ, т.е утопизм и революционностью, а потому нигилистическою разрушительностью. Все эти черты, характерные, и даже часто в указанном сочетании характерные не только для еврея, у еврея спецефически окрашены и индивидуализированы его «прошлым» - его происхождением и «промежуточностью». Ибо он уже не еврей и еще не «не-еврей», а некое промежуточное существо, «культурная амфибия», почему его одинокого обижает и то, когда его называют евреем, и то, когда его не считают…. Этот тип является врагом всякой национальной органической культуры (в том числе и еврейской). Ему чужда и непонятна идея соборности, раскрываемая православием…. Этот тип не опасен для здоровой культуры и в здоровой культуре не действен. Но лишь только культура начинает заболевать или разлагаться, как он быстро просачивается в образовавшиеся трещины, сливается с продуктами ее распада и ферментами ее разложения, ускоряет темп процесса, специфически его окрашивает и становится уже реальной опасностью» (Лев Карсавин).

Вот эта опасность и проникла в трещины русского сознания и русской государственности. Отщепенцы собственного народа с удивительным упорством и ненавистью пошли на штурм русского самодержавия. Убежден, что простые евреи, обитавшие в черте оседлости, занятые вечно своими бытовыми проблемами, совершенно не собирались участвовать в революционной борьбы. Это были добрые и порядочные люди, следовавшие традициям не столько своих предков, сколько традициям своего обывательского существования, где вещи какой-нибудь тети Хаи играли больше значения, чем государственные задачи. Это те самые янкели, готовые кого угодно и как угодно провести в Варшаву. Не могу забыть рассказы моего деда, жившего до революции на Одессщине, с каким-то шуточным видом вспоминавший своих земляков-евреев, жизнь которых ему напоминала веселый анекдот.

Революция для них была проблема, нарушение налаженного быта. И, если и поддержали красных, то только потому, что петлюровцы зверски вели себя по отношению к еврейскому населению. Совсем другое, отщепенцы. Им плевать было на синагогу, они служили интернационалу. Безусловно, в их страстной ненависти к России, было что-то родовое, идущие из глубин хазарской древности. Это была так называемая еврейская интеллигенция, для которой отсутствие веры – норма. Они с неприязнью относились ко всему русскому и православному. И еще: из забитого племени становились хозяевами жизни. Эдуард Багрицкий, вступивший в милицию Одессы после февральских событий 1917 года, писал в поэме «Февраль».

               Моя иудейская гордость пела,
               Как струна, натянутая до отказа…
               Я много дал бы, чтобы мой пращур
               В длиннополом халате и лисьей шапке,
               Из-под которой седой спиралью
               Спадают пейсы и перхоть тучей
               Взлетает над бородой квадратной…
               Чтоб этот пращур признал потомка
               В детине, стоящем подобно башне
               Над летящими фарами и штыками
               Грузовика, потрясшего полночь…

Не секрет, что практически все первое советское правительство – евреи. Ленин – мать еврейка, Троцкий – коренной, Каменев, Зиновьев, Свердлов, Урицкий. Список можно продолжать довольно долго. Однако винить именно еврейский народ в наших бедах глупо. Если группа еврейских ребят сумели смутить огромный русский народ, то что же это за народ? Кто-то из аристократов сказал, что его усадьбу жгли не иудеи, но русские мужики.

Но то, что во главе мировой закулисы стояли еврейские банкиры – бесспорно; то, что древняя борьба против христиан продолжается – абсолютная истина. Трудно согласиться с протоколами сионских мудрецов, но некоторые пункты этих протоколов реально реализовывались в действительности.

Трудно судить, чем руководствовался Сергей Нилус, когда публиковал эти протоколы, но их наличие говорит об определенных силах, заинтересованных в том, чтобы русские узнали о наличии определенных планов относительно России. Однако сегодня ни для кого, ни секрет, что относительно России строились грандиозные планы ее разрушения. И, конечно же, иудеи здесь играли не последнюю роль, учитывая, что масонские ложи всего мира фактически руководятся лицами иудейской религии. Нет нужды пересказывать эти протоколы, любопытный читатель может познакомиться с ними в книге С. Нилуса «Близ есть, при дверех». Однако некоторые положения этих протоколов вызывают интерес. Дело в том, что иудейство, не обладая мощным государством, в свое время блестяще использовало силу тамплиеров. Но тамплиеры были физически уничтожены. Но дело их продолжалось, и это дело поддерживали иудейские банкиры, которые и создали знаменитые масонские ложи. Через ложи и стала проводиться политика, выстроившая новую архитектуру вселенной. Вот выписка из 1-го протокола: «Во всех концах мира слова - "свобода, равенство, братство" - становили в наши ряды через наших слепых агентов целые легионы, которые с восторгом несли наши знамена. Между тем эти слова были червяками, которые подтачивали благосостояние гоев, уничтожая всюду мир, спокойствие, солидарность, разрушая все основы их государств. Вы увидите впоследствии, что это послужило к нашему торжеству: это нам дало возможность, между прочим, добиться важнейшего козыря в наши руки - уничтожения привилегий, иначе говоря, самой сущности аристократии гоев, которая была единственной против нас защитой народов и стран. На развалинах природной и родовой аристократии мы поставили аристократию нашей интеллигенции во главе всего, денежную. Ценз этой новой аристократии мы установили в богатстве, от нас зависимом, и в науке, двигаемой нашими мудрецами. Наше торжество облегчалось еще тем, что в сношениях с нужными нам людьми мы всегда действовали на самые чувствительные струны человеческого ума - на расчет, на алчность, на ненасытность материальных потребностей человека; а каждая из перечисленных человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу, отдавая волю людей в распоряжение покупателя их деятельности. Абстракция свободы дала возможность убедить толпу, что правительство не что иное, как управляющий собственника страны - народа и что его можно сменять, как изношенные перчатки. Сменяемость представителей народа отдавала их в наше распоряжение и как бы нашему назначению».

Полагаю, что демократическое правление в данном отрывке хорошо охарактеризовано. И не важно в данном случае, фальшивка или не фальшивка данное утверждение. Группа лиц, видимо, все-таки руководствовалась этими положениями. Не секрет, что для иудейской диаспоры мы являемся гоями, т.е. людьми низшего сорта, из сознания которых необходимо выбить религиозное сознание.

«Пусть для них играет главнейшую роль то, что мы внушили им признавать за веление науки (теории). Для этой цели мы постоянно, путем нашей прессы, возбуждаем слепое доверие к ним. Интеллигенты гоев будут кичиться знаниями и, без логической их проверки, приведут в действие все подчерпнутые из науки сведения, скомбинированные нашими агентами с целью воспитания умов в нужном для нас направлении. Вы не думайте, что утверждения наши голословны: обратите внимание на подстроенные нами успехи дарвинизма, марксизма, ницшетизма. Растлевающее значение для гоевских умов этих направлений нам-то, по крайней мере, должно быть очевидно. Нам необходимо считаться с современными мыслями, характерами, тенденциями народов, чтобы не делать промахов в политике и в управлении административными делами. Торжество нашей системы, части механизма которой можно располагать разно, смотря по темпераменту народов, встречаемых нами по пути, не может иметь успеха, если практическое ее применение не будет основываться на итогах прошлого в связи с настоящим. В руках современных государств имеется великая сила, создающая движение мысли в народе, - это пресса. Роль прессы - указывать якобы необходимые требования, передавать жалобы народного голоса, выражать и создавать неудовольствия. В прессе выражается торжество свободоговорения. Но государства не умели воспользоваться этой силой; и она очутилась в наших руках» (2-й протокол).

Не секрет, что практически все более или менее серьезные издательства до сих пор находятся во владении иудео-масонов. Отрицать это, думаю, глупо. Интересен отрывок из 3-го протокола, в котором читаем: «Наша власть - в хроническом недоедании и слабости рабочего, потому что он не найдет ни сил, ни энергии для противодействия ей. Голод создает права капитала на рабочего вернее, чем аристократии давала это право законная Царская власть. Нуждою и происходящею от нее завистливою ненавистью мы двигаем толпами и их руками стираем тех, кто нам мешает на пути нашем».

Весьма примечательны воспоминания Лазаря Кагановича, рассказывавшего как он молодым агитатором внедрял в сознание рабочих мысль, что только при рабочей власти они будут сыты и накормлены. Не могу не привести рассказ А. Аверченко:

ЧЕРТЫ ИЗ ЖИЗНИ РАБОЧЕГО ПАНТЕЛЕЯ ГРЫМЗИНА

«Ровно десять лет (1910 год – прим. С.Р.) тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого, гнусного хозяина-кровопийцы поденную плату за 9 часов работы - всего два с полтиной!!!

- Ну, что я с этой дрянью сделаю?.. - горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью... - И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить, старые - одна, вишь, дыра... Эх ты, жизнь наша распрокаторжная!!

Зашел к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подметок.

- Есть ли на тебе крест-то? - саркастически осведомился Пантелей.

Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своем месте, под блузой, на волосатой груди сапожника.

- Ну, вот остался у меня рупь-целковый, - со вздохом подумал Пантелей. - А что на него сделаешь? Эх!..

Пошел и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, бутылку французского, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос - так разошелся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось.

И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин - так ему тяжко сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.

- За что же, за что?.. - шептали его дрожащие губы.

- Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское, ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины - света Божьего не вижу... О, если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!.. То-то бы мы пожили по-человечески!

* * *

Однажды, весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин получил свою поденную плату за вторник: всего 2700 рублей.

- Что ж я с ними сделаю? - горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки.

- И подметки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь - смерть хочется!

Зашел Пантелей к сапожнику, сторговался за две тысячи триста и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублевками.

Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 14 целковых... Приценился к десятку папирос, плюнул и отошел.

Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать... и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.

- Почему же, - шептали его дрожащие губы, - почему богачам все, а нам ничего... Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!.. Почему одним все, другим - ничего?..»

Это классика жанра. Совершенно очевидно, что рабочий человек был доведен до скотского существовании именно в годы советской власти. Ему воспевали оды, но он получал нищенские копейки, чтобы едва-едва свести концы с концами. Возразят, что в дальнейшем рабочие жили лучше, получали хорошую зарплату и бесплатные квартиры. Но это был такой мизер, что, приезжая в другие страны, русский человек убеждался, что его просто ограбили и что на самом деле он влачит жалкое существование. Ему не с чем было сравнивать. Поэтому даже в страны соцсодружества отправлялись проверенные активисты-коммунисты или комсомольцы, чтобы не дай Бог не возмутились существующим положением. Я, например, помню еще времена советской власти и смею утверждать, что относительно неплохо жили представители номенклатуры, да так называемые рабочие-депутаты, получавшие спецпайки. Относительное же благосостояние в брежневские времена достигалось в основном воровством. Воровали практически все: от простого рабочего до начальника. Самая обиженная часть общества были учителя. Им нечего было воровать, да их еще идеологически так обрабатывали, что они почитали за честь работать на голом энтузиазме. Вышел из семьи инженера и учителя и знаю, что говорю (кстати, не бедствовал, потому что отец был начальник крупного железобетонного завода).

Чтобы уничтожить Россию, нужно было установить республику. И посмотрите, не спрашивая Учредительного собрания, Керенский, этот адепт иудео-масонства, провозглашает республику.

«Всякая республика проходит несколько стадий. Первая из них заключена в первых днях безумствования слепца, мятущегося направо и налево, вторая - в демагогии, от которой родится анархия, приводящая неизбежно к деспотизму, но уже не законному открытому, а потому ответственному, а к невидимому и неведомому и тем не менее чувствительному деспотизму какой бы то ни было тайной организации, тем бесцеремонней действующей, что она действует прикрыто, за спиной разных агентов, смена которых не только не вредит, но воспособляет тайной силе, избавляющейся, благодаря этой смене, от необходимости тратить свои средства на вознаграждение досрочно прослуживших» (Отрывок из 4-го Протокола).

Время между февралем и октябрем описано блестяще. Хочу напомнить, что это появилось в печати в 1903 году. И какую бурю негодования вызвало! Уму непостижимо! Революционная и либеральная интеллигенция и мысли не допускала, что они игрушки в руках неких денежных воротил, против которых направлена вся их священная борьба и гнев. Вот ведь смех, когда господа Ротшильды мило потирали руки, посматривая на дело рук своих. Правда, смеялись ротшильды, оставляя в дураках всех этих честных либералов и революционеров. Их цель понятна – всемирное господство. Для этой цели вполне подходил третий интернационал, уничтоживий великое Русское государство, и на его месте, по мысли Ленина, должна была возникнуть федерация советских народов. Но эта демагогическое образование было нежизненноспособно. Поэтому, пришедший к власти Сталин, создал фактически унитарное государство. Идеи Ленина, творчески перерабатывались Сталиным, как это делал Ленин с учением Маркса. Он строил страну, в которой масонские ложи теряли всякое влияние. Репрессии 30-х годов весьма загадочное явление. Недаром Троцкий, этот патологический убийца, вдруг обнаружил в себе демократа, выступая против Сталина из-за рубежа. Репрессии – не просто чистка аппарата – это удар по психологии ленинизма, выраженной в постоянном желании переделывать мир, удар по идеям мировой революции, удар по выходцам из масонских лож и различных партий. В своей политике Сталин будет возрождать Русское государство, продолжая прикрываться советской фразеологией. Конечно, сам Сталин считал себя верным ленинцем, и не был способен совершить то, что совершил Наполеон во Франции. В этом его парадокс и трагедия. И даже его борьба против Церкви в 30-е годы выглядит каким-то судорожным желанием исправить ситуацию, но маховик запущен, и в ежовскую мясорубку попадут сотни тысяч верующих людей. Правда, потом Ежова, эту, по меткому выражению Сталина, сволочь, перерубит его же мясорубка. А потом придет война, и Сталин позволит свободно существовать Русской Православной Церкви легально.

Многим казалось, что этой Церкви уже нет на русском пространстве. После смерти патриарха Тихона невозможно было избрать нового, так как практически все иерархи находились в заключении. Но Господь обещал Своим верным, что не оставит их, потому что Он победил этот грешный мир.

      Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня, ибо Я иду к Отцу.  Тут некоторые из учеников Его сказали один другому: что это Он говорит нам: вскоре не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня, и: Я иду к Отцу? Итак они говорили: что это говорит Он: «вскоре»? Не знаем, что говорит. Иисус, уразумев, что хотят спросить Его, сказал им: о том ли спрашиваете вы один другого, что Я сказал: вскоре не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня?  Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет.  Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир.
Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас;  и в тот день вы не спросите Меня ни о чем. Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам.   Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна.  Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце.
В тот день будете просить во имя Мое, и не говорю вам, что Я буду просить Отца о вас:   ибо Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня и уверовали, что Я исшел от Бога.  Я исшел от Отца и пришел в мир; и опять оставляю мир и иду к Отцу.  Ученики Его сказали Ему: вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой.  Теперь видим, что Ты знаешь все и не имеешь нужды, чтобы кто спрашивал Тебя. Посему веруем, что Ты от Бога исшел.  Иисус отвечал им: теперь веруете?  Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною.   Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Ин.16; 16-33).

Церковь, которую гнали и которая, казалось, прекратила свое существование воскресла из пепла. Сегодня часто слышим осуждающие голоса против декларации владыки Сергия. Вчитаемся в нее полностью:

Божьею милостью смиренный Сергий, митрополит Нижегородский, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Временный Патриарший Священный Синод.

Одною из забот почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиною было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая, Святейший говорил: "Нужно бы пожить еще годика три". И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительских трудов, он довел бы дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом, выступления зарубежных врагов советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая естественное и справедливое недоверие правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилиям Святейшего и ему не суждено было при жизни видеть свои усилия увенчанными успехом.

Ныне жребий быть временным Заместителем Первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело Почившего и всемирно стремиться к мирному строению наших дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мной и православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными; с учреждением при мне Временного Патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможность мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона.

Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством.

Засвидетельствовать это и является первой целью нашего (моего и Синодального) послания.

За тем извещаем вас, что в мае месяце текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался Временный при Заместителе Патриарший Священный Синод в составе нижеподписавшихся (отсутствуют Преосвященный Новгородский Митроп. Арсений, еще не прибывший, и Костромской Архиепископ Севастиан, по болезни). Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчались успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т.д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершившейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений... Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.

Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно осознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза "не только из страха, но и по совести", как учил нас Апостол (Рим. XIII, 5). И мы надеемся, что с Божией помощью, при нашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена.

Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это - недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Учреждение советской власти многим представлялось недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайности для христианина нет, и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять "знамений времени", и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах и навлекшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с советским правительством. Недаром ведь Апостол внушает нам, что "тихо и безмятежно жить" по своему благочестию мы можем лишь, повинуясь законной власти (I Тим. II, 2) или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти.

Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесспорно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и оставить свои политические симпатии дома, приносить в церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять, и очень скоро, возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемы.

Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить Заграничный Синод (2 мая/22 апреля 1922 года). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной.

Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего второго Поместного Собора, который изберет нам не временное, а уже постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех "похитителях власти" церковной, раздирающих хитон Христов. Порядок и время созыва, предметы занятий Собора и пр. подробности будут выработаны потом. Теперь же мы выразим лишь наше твердое убеждение, что наш будущий Собор, разрешив многие наболевшие вопросы нашей внутренней церковной жизни, в то же время, своим Соборным разумом и голосом, даст окончательное одобрение и предпринятому делу установления правильных отношений Церкви к советскому правительству.

В заключение усердно просим вас всех, Преосвященные Архипастыри, пастыри, братие и сестры, помогите нам каждый в своем чину вашим сочувствием и содействием нашему труду, вашем усердием к делу Божию, вашей преданностью и послушанием Святой Церкви, в особенности же вашими о нас молитвами ко Господу, да даст Он нам успешно и богоугодно совершить возложенное на нас дело к славе Его святого имени, к пользе Святой нашей Православной Церкви и к общему спасению.

Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа буди со всеми вами. Аминь.

16/29 июля 1927 года

За Патриаршего Местоблюстителя Сергий, Митрополит Нижегородский, Члены Временного Патриаршего Священного Синода: Серафим митрополит Тверской, Сильвестр архиепископ Вологодский, Алексий архиепископ Хутынский, управляющий Новгородской Епархией, Анатолий архиепископ Самарский, Павел архиепископ Вятский, Филипп архиепископ Звенигородский, управляющий Московской епархией, Константин епископ Сумский, управляющий Харьковской епархией. Управляющий делами Сергий, епископ Серпуховский.

Безусловно, это было вынужденное послание. Но Сергий понял, что Церковь находится в вавилонском плену, и, следовательно, необходимо жить в условиях этого плена. Прошло десять лет после октябрьской революции. Все эти десять лет шло насильственное истребление тех, кто был в Ограде Православной Церкви. Видя невозможность физического истребления (хотя тот же Ленин, наш «добряк-гуманист», писал, что чем больше расстреляем попов, тем лучше), большевики всеми средствами стали изнутри подрывать единство Церкви, придумывая обновленчество, идя на явные нарушения Святых канонов (например, обновленческое сборище приняло решение о женатых епископах). Но Церковь выстояла. Конечно, она могла уйти в катакомбы, что и сделали некоторые представители Православия, но тогда она не смогла бы свидетельствовать об Истине явно. Дело, конечно же, не в сохранении богослужения. Но надо было понять, что люди, населявшую Россию, оставшиеся верными чадами Православной церкви, вовсе не были меньшинством в этой стране. Толкать почти большинство людей советского государства на сопротивление этому государству выглядело безумием. Началась бы вновь гражданская война, приведшая, видимо, к полному уничтожению России, как этнического целого. Совершить такое – преступление. Это поняли иерархи Церкви и подписали декларацию. Это не было сотрудничество. Признавалась существующая данность. И большевики, разрешив существование Синода, были вынуждены также считаться с данностью, с данностью, что основное население страны – православного вероисповедания.

Как же они ошиблись, когда в конце тридцатых годов рапортовали, что их воинствующее безбожие одержало повсеместный верх. Как только началась война, храмы не могли вместить желающих. И людям наплевать было, что скажет о них товарищи по партии: они шли молиться за Отечество, своих близких и родных.

И Сталин понял, что то, что он учил в семинарии, правда, и врата ада Церкви не одолеют. Оставаясь коммунистом, он между тем, приостанавливает гонения против Православия. Более того, в странах, где только возможно, требует привилегий для Православия, а в Червонной Руси совершенно уничтожит униатство, это недоразумение на теле Православия.

Таким образом, можно констатировать, что декларация митрополита Сергия представляла собой правильный, хоть и вынужденный акт. Церковь, как корабль в бушующем море, оставалась непоколебимой хранительницей Истины. Именно за Истину и требовалось страдать. Конечно, Сергий знал, что монархия для России единственно правильное государственное устройство. Но на этапе того времени в России была власть Советов, и это надо было признать. Не видеть и не признавать очевидного мог только слепой.

Церковь призывала бороться не за советскую власть и не против советской власти, она призывала быть в вере и помнить, что Союз – наше Отечество, за которое чада Православной Церкви должны душу свою положить. Представим себе, если бы Церковь отвернулась 22 июня от своего Отечества, только потому, что во главе этого Отечества стоит Сталин? Массы людей перестали бы защищать свою Родину, если бы не было бы благословения Митрополита Сергия. Мне лично приходилось знать человека, который страстно терпеть не мог Советы и большевиков, отсидевший десять лет в ГУЛАГЕ. На мой вопрос, почему он, не любящий коммунистов, все-таки пошел сражаться с немцами, ответил: «я шел сражаться за Отечество, потому что люблю его больше жизни, но шел еще и потому, что знал: Святейший Сергий благословил воинов защищать Родину, значит, погибнуть, имея благословение, православному воину не страшно».

Утверждаю, именно благословение Святейшего Сергия спасло Россию, а не мудрые решения товарища Сталина. Люди шли в фильмах умирать за Сталина, в реальности они крестились и говорили: вперед, с Богом! Тому есть многочисленные свидетельства фронтовиков.

Конечно, русская душа в период между 20-м и 40-м годом ХХ века претерпела страшные изменения. Но именно в это время начинаются процессы, ведущие к фундаментальным смешениям основ в мировоззрении и мироощущении.

«В революции открылась жесткая и жуткая правда о русской душе, открылась вся эта бездна неверности и давнего отпадения, и одержимости, и порчи. Отравлена, и взбудоражена, и надорвана русская душа. И эту душу, одержимую и зачарованную, растревоженную злым сомнением и обманом, исцелить и укрепить можно только в последнем напряжении огласительного подвига, светом Христова разума, словом искренности и правды, словом Духа и силы. Наступает, и уже наступило, время открытого спора и тяжбы о душах человеческих. Наступает время, когда воистину каждый вопрос знания и жизни должен иметь и получать христианский ответ, должен быть включен в синтетическую ткань и полноту исповедания. Наступает время, когда богословие перестает быть личным или «частным делом», которым каждый волен заниматься или не заниматься, в зависимости от своей одаренности, влечений, вдохновения. В нынешний лукавый и судный день богословие вновь становится каким-то «общим делом», становится всеобщим и кафолическим призванием. И всем подобает облечься в некое духовное всеоружие. Наступает время, и уже наступило, когда богословское молчание, или замешательство, сбивчивость или нечленораздельность в свидетельстве становится равнозначным измене и бегству от врага. Молчанием соблазнить можно не меньше, чем торопливым и нечетким ответом. И еще больше можно самому своим молчанием соблазниться и отравиться. Впасть в укрывательство, точно вера есть «вещь, хрупкая и не совсем надежная»...

Вновь открывается богословская эпоха... Наше время вновь призвано к богословию…»(Г. Флоровский). Это было написано О. Георгием в 1937 году. Да, это писалось в Париже. Но не такое ли время наступило и в России?

Конечно, истинное возрождение должно было начаться в России. Но очень важно, что за рубежами нашей Родины творили люди, не порывавшие с Русским Православием. Тот же О. Георгий чадо Русской Православной Церкви, был в послушании Московского патриархата и никогда не порывал с исторической Родиной. Этот духовный отец понял самое важное: в век, когда происходят страшные преступления, необходимо богословствовать. «Многим богословствование кажется сейчас почти предательством и бегством...

В этих возражениях или недоумениях есть роковая близорукость...

Отвлекаться от социального вопроса, конечно, не время. «Багровая звезда» социализма, действительно, загорелась в исторических небесах. И, однако, не есть ли и сам «социальный вопрос», прежде всего, вопрос духовный, вопрос совести и вопрос мудрости?! И социальная революция не есть ли, прежде всего, некая душевная и мутная волна?! Русская революция не была ли духовной катастрофой, обвалом в душах, восстанием и прорывом страстей, — не из духовного ли корнесловия приходится ее объяснять, прежде всего? И тайна будущей России не столько в ее социальном или техническом строе, но в том новом человеке, которого стараются теперь там вырастить, создать и воспитать, без Бога, без веры и без любви. И не поставлен ли необратимым развитием событий именно вопрос о самой вере на первую очередь, в последней и подлинно апокалиптической резкости и откровенности?! Не встает ли сейчас с несравненной остротой вся эта интимная проблематика безверия и безочарования, прельщения и богоборчества?...

«Не плоть, но дух растлился в наши дни, — и человек отчаянно тоскует»...

Именно потому, что мы уже вовлечены в эту апокалиптическую борьбу, мы и призываемся к богословию. Прилипчивому и обволакивающему безбожному и богоборческому воззрению приходится с особенным и напряженным вниманием противопоставлять твердое и ответственное исповедание Христовой истины» (Г. Флоровский).

Это писалось тогда, когда многие деятели эмиграции, в той же Франции, где были написаны эти строки, стали не просто призывать к возвращению домой, но оправдывали создание нового социалистического человека в Советском Союзе. Более того, либералы будут вопить на каждом перекрестке против Франко, и призывать идти сражаться за республиканцев. В Испании будет происходить борьба не просто за территорию, там была борьба за социализм. На другом конце Европы должно было возникнуть государство рабочих и крестьян. Задача русского возрождения Флоровским понималась как проблема возвращения русского человека в Церковь. Мы вернулись примерно во времена Нерона. «Отчасти повторяется обстановка первых веков, когда Семя сеялось и прорастало в непреображенной земле, которую этот посев впервые и освящал. Тогда благовестникам приходилось говорить чаще всего именно к не преображенному сердцу, к темной и грешной совести тех «языков», к которым они были посланы, сидящим во тьме и сени смертной. Безбожный и «неверующий» мир современности не есть ли, в известном смысле, именно этот дохристианский мир, обновившийся во всем пестром сплетении мнимо религиозных, скептических или богоборческих настроений?! И перед лицом этого мира богословие тем более должно вновь стать свидетельством. Богословская система не может быть только плодом учености, родиться из философского раздумья. Нужен и молитвенный опыт, духовная собранность, пастырская тревога. В богословии должно послышаться благовестие, «керигма»» (Г. Флоровский).

Именно свидетельство и осуществляла Русская Православная Церковь на просторах Советского Союза. «Нужно ответить целостной системой мысли, ответить богословским исповеданием...

Нужно перелить и перестрадать всю эту проблематику безверного и не ищущего духа, всю проблематику вольного заблуждения и невольного неведения...

Настало время, когда уклончивость от богословского знания и ведения становится смертным грехом, стигматом ^[12] самодовольства и не любви, стигматом малодушия и лукавства. Опрощенство оказывается бесовским наваждением, и недоверие к ищущему разуму обличается, как бесовское страхование. «Тамо убояшася страха, идеже не бе страх»...

И здесь уместно припомнить и повторить пронзительные слова Филарета Московского, сказанные много лет тому назад, тоже в обстановке страхований и уклончивости.

«То правда, что не всем предназначен дар и долг учительства, и Церковь не многих удостоила имени Богословов. Однако же никому не позволено в христианстве быть вовсе не ученым, и оставаться невеждою. Сам Господь не нарек ли Себя учителем, и Своих последователей учениками? Прежде нежели христиане начали называться христианами, они все до одного назывались учениками. Неужели это праздные имена, ничего не значущие? И зачем послал Господь в мир Апостолов? — прежде всего учить все народы: шедше научите вся языки... Если ты не хочешь учить и вразумлять себя в христианстве, то ты не ученик и не последователь Христа, — не для тебя посланы Апостолы, — ты не то, чем были все христиане с самого начала христианства; — я не знаю, что ты такое, и что с тобою будет» (Г. Флоровский).

Во времена Нерона христианам было не легче, чем во времена советской власти. Наверно, в советские времена, которые длились десятилетия, было еще сложнее. Но Церковь выстояла, потому что Господь всегда во Главе, Он – Первосвященник и Царь.

Твердое исповедание веры возможно, если произошло ясное понимание Истины, если ушли от всяких концепций и предались Слову Божьему, Которое открывает Себя нам.