Вздрогнет нежным счастьем и вспыхнет, переливаясь огнями самоцветности, «Радуница» С. Есенина: первая книга поэта, наиболее приближающегося к понятию национальный.
Радуница – радость стирающихся границ между живыми и мёртвыми, уверенность в возможности встречи: а в некотором плане – и прямо сейчас, на земле – с родными ушедшими.
Радуница – как своеобразное, в народе укоренённое отрицание смерти…
В шапке облачного скола,
В лапоточках, словно тень,
Ходит милостник Микола
Мимо сёл и деревень.
На плечах его котомка,
Стягловица в две тесьмы,
Он идёт, поёт негромко
Иорданские псалмы.
Злые скорби, злое горе
Даль холодная впила;
Загораются, как зори,
В синем небе купола.
Русь привычная (когда-то) – деревенская, соломенная, с лапоточками: и – Русь, возносимая даром Есенина до мистических, грандиозней Китежа, всё не всплывающего из-под метафизических вод, пределов, где купола, загорающиеся в небе, представляются пределами не земного уже богослужения.
Книжка Есенина – белая голубица, пролетевшая над тогдашним литературным пейзажем; живая вода, которой плеснули в формы всё мертвящего (в духовном плане) прогресса, истовая искренность потаённой русскости:
Заневестилася кругом
Роща елей и берёз.
По кустам зелёным лугом
Льнут охлопья синих рос.
Тучка тенью расколола
Зеленистый косогор...
Умывается Микола
Белой пеной из озёр.
И такая чистота звука пронизывает каждое стихотворение, и такая красота разворачивается их суммами, что не налюбоваться и сегодня росными, берёзовыми, белопенными созвучиями поэта.
…в русском крае и с земли можно поговорить с Богом: позволяют пределы:
Ходит странник по дорогам,
Где зовут его в беде,
И с земли гуторит с Богом
В белой туче-бороде.
Говорит Господь с престола,
Приоткрыв окно за рай:
— О, мой верный раб, Микола,
Обойди ты русский край.
Защити там в чёрных бедах
Скорбью вытерзанный люд.
Помолись с ним о победах
И за нищий их уют.
И туча домашняя, как борода умудрённого годами и опытом старца; и как странно поставлены рядом – победа, и нищий уют: не в богатстве счастье?
…но и в страннике Миколе есть мера всеприемства русского, открытости: то в нём черты восточного дервиша проступят, то зажжётся маяк мудрости средневековых мистических книг.
Появится непременно Божья Мать, и будет она вершить дела…точно домашние, но – радугой неба пронизанные:
Кроют зори райский терем,
У окошка Божья Мать
Голубей сзывает к дверям
Рожь зернистую клевать.
— Клюйте, ангельские птицы:
Колос — жизненный полёт.
Ароматней медуницы
Пахнет жней весёлых пот.
Рабочий пот – не горек, слава труду…
…развернутся и другие картины Руси, где «Инок» и «Калики» сыграют свою, непременную роль.
И зреет поэт-провидец идущую Мати: идущую по русскому пространству, и младенец на руках её сияет, как нежный и ласковый символ спасения:
Я вижу — в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идёт возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
Речь дымится и курится нежной майской зеленью,
речь рассыпается соломенным счастьем, речь, будто полученная от самой почвы, или древесной коры, с начертаниями на ней, напоминающими надписи на праязыке…
И сияет «Радуница» Есенина: первая легкокрылая книга-птица поэта, запущенная им в вечность.
