СПОКОЙНО И ЛЕГКО
Уснула Вологда. Спокойно и легко. Колышет ветерок, разглаживая пёрышки на голубях. Те нынче спят на крышах. Воздух густ от облаков, плывущих так, что кто-то из пернатых остался в нем, сам не заметив, что уже летит.
Сквозь облака нет-нет мелькнет луна. То есть она, то нет. Задумчив город. Немые сны ползут вверху, как тени тех, кто снова будет жить.
ТАМ, НАВЕРХУ
Уносят рельсы то куда-то в сторону Урала, то Алма-Аты. Где горы, там и ты. Геодезист, геолог. Кто еще? Наверное, турист, влюбленный в пропасти и скалы и в заблудившегося где-то над ущельем горного орла.
О, высота! Потому она и беспокоит человека, что быть вверху – это не только безрассудно, но и страшно. И заманчиво, как никому. Неосторожный шаг – и ты сорвался. Вниз, вниз. Летишь туда, где можжевельники с ручьем, арча , твой конь и летние цветы. И сам удар, который скажет: быть тебе или не быть?
В РАЗГАРЕ НОЧИ
Летняя ночь, а в ней высоко над землей обычные звезды. Позванивают нежно и осторожно, как если бы что-то таинственно обещают. Все, как одна, и теплые, и живые. Смотришь на них и веришь, что там, в неоткрытых мирах, как и у нас на земле, продолжается жизнь. Перезвоны ее чуть слышны. О, звуки неба! Соединяйтесь с порывами сердца! Во имя того, чтоб душа замирала! И не когда-нибудь, а сегодня, в разгаре ночи, когда в лугах поспевает белая полевица и где-то в ней, плача от радости, спешат друг к другу влюбленные дергачи
ЗОВ
Колокольный звон зовет к себе и мертвых и живых. И почему? Да потому, что он в одно и то же время порождает радость и тоску. Как если бы ты жил уже когда-то, и снова повторяешь жизнь. Возможно, где-то есть покинутый, но незабытый мир. И ты в нем был. Но как давно? Желая вспомнить, рвешься заглянуть в него. Поэтому и сердце ноет, когда, смущая мир, летит тебе навстречу колокольный зов.
ЖИВЕМ – НЕ ТУЖИМ
- Родилась-то я в конце 45-го. Отца так толком не разглядела. Как пришел с войны, так сразу – и прощевайте. Был весь изранен. А мамка жива. Ей теперь 98. Вдвоем в этой жизни и копошимся. И сейчас бултыхаемся в ней. Обе были колхозницы. А теперь, как никто. Вернее, пенсионерки. Отца-то мы не на кладбище хоронили. В огороде. Около бани. Среди черемух. По вечерам в выходные ходим в гости к нему. Посидим, побеседуем, как с живым. Всё веселей. Жалко его. И страны нашей жалко. Унылой стала она. Отец не зря говорил:
- Войну повалили. И ныне Россия должна воссиять, как женщина, встречающая того, кто ее защитил...
Он у нас учителем был. Любил говорить красиво…
ЗОЛОТОЙ РУЧЕЕК
Как невинно дрожали молоденькие осины, каждым листочком светясь и приветствуя праздничный май. Ели тоже повеселели, выпустив из размашистых лап молоденькие иголки. Березы над речкой, словно подружки, разговорились, и знай, лепечут себе о забытой любви. Лишь сосна с оставленным с осени топором была хмурой и недовольной. Из заруба прямо по топору стекал золотой ручеек, от которого пахло подрубленной жизнью.
ПЛАЧУЩАЯ РЯБИНА
Молодые, только что поженившиеся ребята, никто из вас не успел почувствовать рая семейного обитания. Ушли на войну – и с концом, словно и не было вас никогда.
Молодые русские вдовы. Ох, как ждали вы своих Иванов и Николаев. Жили юные женщины долгим русским терпением. Жили и светлой надеждой. Но надежда споткнулась, ушла в черный лес. Там и осталась, как плачущая рябина.
А мужья, не вернувшиеся домой, пребывают в земле, где широкое поле с травой. И трава, прорастая сквозь молодые тела, каждый год покрывается васильками, синими-синими, как глаза убитых красноармейцев.
ТРЕПЕТНАЯ МГЛА
Никто не хочет отдаваться смерти. Не всем дано быть у нее в гостях. Ушедшие от нас приобретают новое дыхание. Опять живут. Однако, с отлетевшим сердцем, вместо которого всей жизнью правит трепетная мгла, и человек, внимая ей, уходит в ночь. Уходит налегке, с улыбкой избавления от всех пугающих тревог, почувствовав себя летящим существом, которому всё дозволительно, и он опят живет .
ОБИТАЕМАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Помню маму свою, как она отошла в новый мир, и душа ее, словно тихая птица, полетела туда, где сходится небо с землей. Улетела, оставив после себя летящую память, которой дано продолжаться и продолжаться.
Всё, что прожито, то и уходит. И память уходит, однако, не сразу. Кому и как долго отпущено быть незабытым, такое отпущено единицам, кто недобрал многого на земле. И вот добирает в еще одном мире, где, как во сне, обитаемая реальность, в которой будет, кажется, всё.
ЖИТЬ - НЕ ТУЖИТЬ
Земля! Как много по тебе прошло людей! Да и сейчас они идут. Когда же было лучше? В смысле, жить с распахнутой душой? Лет 100 назад? А может, 200? Или 300? Возможно, даже в наши дни? Сказать об этом нам честнее всех могли бы бывшие живые. Им ничего уже не надо. А нам, живущим? Нам надо всё. Отсюда наши горечи и беды.
Люди, люди. Всем бы жить нам на родной земле. Но всех земля не примет. Будет тесно. Как жаль, что рядом с нами обитают бездельники, мошенники, ворьё и паразиты всех мастей. И все-таки порядочных, трудолюбивых, благородных многим больше. Они-то и благословляют нас – живите так, чтоб было всем спокойно, сыто и легко. Чтоб никакого воровства, насилия, мошенничества и разбоя!
О смерти и разбоях не хотелось бы и говорить. Но, что, же делать нам, коли они нас застают врасплох. Каждому дай пройти сквозь них, как совершив экзамен перед вечным сном.
О, как непросто на земле. Нет, вроде в обществе ни бунта, ни войны, а люди мучаются, умирают.
Как бы хотелось видеть на лице у каждого, кто около тебя, всё возрастающий привет. Жить без озлобленности, зависти и хмури. Чтоб не было у нас враждующих шагов, а только те, какими управляет доброта. И, чтоб народ по праздникам не гневался, а улыбался а, может, пел ту самую! Эх, веселись, душа, под дружный топот неутомимых русских каблуков...
