Юрий Никулин…
Он был клоуном, добрым, нелепым, немного странным; воплощением этого солнечного ремесла на земле, подразумевающего изнанкой грусть.
Грусть, размешанную в солнечной клоунаде, играющую оттенками нежности: иногда связанной с нелепостью…
Ему говорили: тебе не надо гримироваться, у тебя и так лицо глупое; но дело, разумеется, не в этом – в том, что в нём, в его личности сияло великолепное клоунское начало, позволявшее быть смешным…даже, если просто появлялся на арене.
И он был глубоким драматическим актером: хотя и вышедшим на вершины подобного исполнения всего несколько раз в жизни, но и этого достаточно, ведь, если судить предельно жёстко, у любого актёра – сколь бы значителен он не был – бывает всего несколько пиков.
Как сыгран монах из «Андрея Рублёва», - монах, для которого вера есть нечто непреложное, не подлежащее никаким сомнениям, тем более умствованиям; монах - которому грозит смерть из самых лютых, таких жестоких, что сознание мрачится ужасом, свёртывается, как пергамент на огне…
И если образ монаха горел истовостью веры, великолепной аскезой бесстрашия, то в каких трогательно акварельных тонах сыгран Кузьма Кузьмич в фильме «Когда деревья были большими»: неудачник, алкаш, одинокий человек.
…маленький человек: словно линия наследования идёт из перлов русской словесности; персонаж, которому так необходимо чьё-то участие, пускай пустяшная – но поддержка.
А вот – грабитель из фильма «Деловые люди» составленного из трёх новелл-экранизаций рассказов О Генри; грабитель, исполненный Никулиным, нашедший родственную душу в том, кого собирался ограбить: и всё подано так органично: и – так смешно.
Маска Балбеса надолго приросла к лицу артиста: собственно, это своеобразное продолжение клоунады: шаржированный типаж, наборы гэгов, запоминавшихся всей страной; но и в этом образе можно просмотреть некоторую драматическую подоплёку: тоже модификация маленького человека.
Мы помним Никулина по прекрасным цирковым номерам, по яркости реприз, и неповторимости: походки, жеста…
Всё так забавно.
А ведь в «Двадцати днях без войны» – ничего забавного.
Это тот же Никулин, только играющий на таком раскалённом нерве, что клоунская его деятельность забывается…
И – как щедр был Никулин ко зрителям: какой неистовостью полётного летнего ливня раздарил себя – всем, всем, всем…
Отдельно, особняком видится работа Никулина, связанная с коллекционированием анекдотов.
Анекдот – сгущённый вариант человеческой мудрости, загримированной под лукавство: анекдоты слагаются всегда, но не все сохраняются. Никулин задался целью собрать и удержать в истории столько анекдотов, сколько получится.
Он собирал их везде – у людей, и в книгах, в недрах деревенских и в лабиринтах городских: он собирал их – разные, задорные, весёлые, с перцем, с собачьим сердцем, ядрёные, дурашливые; про всевозможных чудиков, Василия Ивановича, чукчей, алкашей: сериями и отдельные, пёстрые, перевитые лентами лукавства.
Они выходили книгами, книги переиздавались, пользуясь популярностью; он рассказывал их по телевизору: в своей неулыбчивой манере, и было очень, очень смешно…
Он проделал в этом отношении огромную работу…
Он органично смотрелся в роли ведущего передачи «Белый попугай» - где анекдоты распускались цветами юмора: и сверкали лепестки фраз, и антураж, поданный в программе, был нисколько не навязчив.
…Никулин толком не умел петь: но песенки в его открыто-наивном исполнение слушались: заряженные энергией добра и света, летели они над страной, сообщая радость – от грядущего похода в цирк, или от нелепой ситуации гипотетического султана: с тремя тёщами.
Никулин озвучивал мультфильмы: Бобик из сказки Николая Носова «Бобик в гостях у Барбоса» становился вполне внушительным персонажем, решительно забегавшем в детскую жизнь (да и взрослому, выросшему в определённую эпоху, занятно пересмотреть).
…нелепая походка и клоунское лицо честнейшего, забавного Семёна Семёныча из «Брильянтовой руки»…
Вновь вспоминается маска Балбеса придумавшего для операции (банального воровства) непонятное обозначение «Ы».
Снова в памяти оживает образ монаха Патрикея, жизнью жертвующего – ради истинной веры, принимающего мученическую кончину, страшнее которой не придумать.
Исполненный в сдержанной, и – вроде бы такой безыскусной внешне манере журналист Лопатин, чья жизнь – сгусток драматизма.
Николай Глазычев – младший лейтенант милиции – со своей великолепной собакой: Мухтаром – из фильма «Ко мне, Мухтар!»; герой честный и справедливый: и кажется, в определённые моменты, что глаза артиста сейчас потекут солёною влагою слёз: так любит он свою собаку, так сроднился с нею.
Следователь Мячиков – грустный, отправляемый на пенсию, стремящийся совершить громкое раскрытие, увязающий в нелепом преступление.
Много красок в палитре: они занимаются у радуги радости, и альфы абсурда, так часто прослаивающего человеческую жизнь; они берутся от бездны бед, известной большинству, и той заурядности, которая позволяла чувствовать Никулина своим – миллионам зрителей.
…старый цирк на Цветном бульваре.
Старое здание, снующая мимо пёстрая толпа и… оригинальный памятник: бронзовый Никулин, стоящий у открытой двери бронзовой же машины, изъятой из недр знаменитой «Кавказской пленницы».
Многие фотографируются рядом: памятник оригинален; дети забираются в автомобиль, делают вид, что рулят: сиденье истёрто, как и многие детали, что зеленовато блестят на солнце.
Домашний памятник – и вместе с тем народный, ибо Никулину не требовалось никакого звания: он был подлинно народным актёром.
Он был известен всему срезу общества: от академиков до алкашей, и представитель каждой социальной страты находил в его творчестве нечто своё.
Кажется, в небесных полях Юрий Никулин продолжает свою, такую земную и столь возвышенную работу, делая её виртуозно, ювелирно, с размахом, которого здесь, на земле, не представить.
