Вот интересно, за что большевики начали издавать собрание сочинений Достоевского почти одновременно с Толстым? Почему Толстому, понятно, и музеи ему сделали и в Москве и в Ясной Поляне: благодарили за помощь в свержении монархии, в нападках на Православие, а Достоевский почему почтён? Видимо, за то, что предсказал неизбежность революции. Бесы читали «Бесов» и были в восторге: всё сбылось. Революцию предвещали и великие святители Феофан Затворник и Игнатий Брянчанинов, и митрополит Филарет, и, особенно, святой праведный Иоанн Кронштадтский. И вот - революция свершилась. Религиозные мыслители были отвергнуты, книги их изгнаны в спецхран, а Достоевского печатали. Потом и о нём было умолчание, а с 60-х вновь возвращение. Но здесь сработало то, что известность его за пределами России непрерывно возрастала. С его помощью постигали душу России, суть русского характера.
Немецкий учёный, русист Рихард Лаут прочёл Достоевского вначале на немецком языке. Проникся им, но чего-то не хватало. Тогда он изучил русский язык и прочёл писателя на его родном языке. И справедливо заключил, что даже этого мало. И принял Православие. Вот где главная суть чтения Достоевского: спасение только в Боге.
Русские либералы, по Достоевскому, «не знают историю нашей земли, ни её народа, и от того, в них ничего не понимающих, неспособны их любить. Они свою ненависть к России принимают за самый благотворный либерализм… чуть ли не за истинную любовь к Отечеству… Но теперь уже стали откровеннее и даже слов «любовь к Отечеству» стали стыдиться. Даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное». Разве это не нынешнее околокремлёвское окружение?
Писатель с либералами особо не церемонился и в другом месте так охарактеризовал их: «Русский либерал только и ищет, кому бы сапоги вылизать». И ещё о них, очень подходит и к сегодняшним: «В этих «мировых страдальцах» так много лакейства духовного».
Троцкисты перетолковали речь писателя о всемирности русских в свою пользу. «Это он о мировой революции говорит». И стали считать Россию за растопку. Им усиленно помогали труженики пера. Цитаты: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови. Господи, благослови!» Ещё цитата: «Товарищ Ленин, работа адова будет сделана и делается уже». И ещё: «Он землю покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Авторы цитат, уверен, узнаваемы. (Блок, Маяковский, Светлов). Где та Гренада и где Россия? Пленных немцев кормили лучше, чем сами питались. Пришли в Берлин, и после всего зверства, испытанного от фашистов, имели бы полное право всю Германию с лица земли стереть. Нет, своим солдатам урезали рацион, а кормили детей и жителей Берлина. Где ещё есть такой народ? Всем всегда помогали, кроме себя. Да ещё и считаем себя хуже всех. Разве это не самое настоящее православное смирение?
И всё терпим и терпим. Уже и Гитлера не мы победили, американцы. Уже и Россия - агрессор, Америка - миротворец. Уже и во власти у нас выпускники и стажеры американских школ. К конечно, всё оттуда, от считания России отсталой. Для Ленина образцом для подражания была Парижская коммуна. Шарлотта Корде, Робеспьер, Пьер - для него герои.
Образ России в западном понимании рисовали свои же. Страна дикая, лапотная, топор, икона, пьянство… да и доселе так. В Берлине, ещё лет 35 назад учёные дамы всерьёз спрашивали меня: «У вас такая опера, такой прекрасный балет, но как вы добираетесь до театра, у вас же, мы читали, совсем нет дорог». - « На медведях ездим, -отвечал я, - а у Большого театра кольца такие специальные вделаны, к ним медведей привязываем».
Теме «Европа и мы» все почти классики наши уделяли внимание. Обычно иронически, как, например, Фонвизин в «Недоросле». Митрофанушка сообщает матери: «Матушка, в Париже даже извозчики говорят по-французски». У Чехова помещик ловит рыбу, у него зацепился крючок, надо лезть в воду, отцеплять. А рядом сидит живущая в его доме англичанка, воспитательница его детей. Не знает ни слова по-русски. Как сказать ей, чтобы отвернулась. Ничего не понимает. Тогда помещик решительно раздевается при ней и только тогда она с презрением отворачивается. Он: «Сколько времени живёт, а ни слова по-русски. У нас приказчик поехал, за три месяца стал говорить как француз». У Гоголя Собакевич в застолье порицает рационы иностранцев. Не будем цитировать, ибо даже жену Собакевича это весьма смутило. Достоевский, вспоминая летние впечатления, говорит о французских женщинах, что они очень берегут себя до замужества, но выходят замуж только для того, чтобы немедленно начать изменять мужу. Сын Карамзина Андрей присутствовал на какой-то церемонии в Ватикане. Рассказывает о диковинных мундирах солдат охраны. Пошёл летний небольшой дождь, «а так как гвардейцы у папы сахарные, то они разошлись». Мой отец как раз начинал жизнь в Уржумском районе. Там были польские ссыльные. Жили с прислугой, завели театр. Учили девушек остригать волосы «под мальчика». Говорили, что поэтому можно стоять в церкви с непокрытой головой. Развращали молодёжь разговорами о свержении царя. Сбили с пути истинного Серёжу Кострикова, будущего большевика Сергея Мироновича Кирова.
Наши чиновники от образования настолько угробили лучшую в мире школу, настолько внедрили в понимание, что школа даёт не образование, а продукт для дальнейшего его использования, что уже третье поколение можно назвать ЕГЭ-недоумками. Редкие учителя сопротивляются этому, ещё пытаясь говорить о любви, сострадании. Но им всё тяжелей. Сошлюсь на разговор со знакомой учительницей: «Знаете, как трудно говорить о Раскольникове. «Подумаешь, - говорят старшеклассники, - нашел из-за чего страдать. Замочил старушонку, да и пошёл с парнями в кафешку».
Именно на четвёртый день после преступления пришёл Раскольников к Соне Мармеладовой. «Ведь надо же, чтоб человеку было куда пойти». И привело его сердце точно по адресу, за спасением. Просит её прочесть из Евангелия о Лазаре Четверодневном. Тут символ. Для Раскольникова Соня тоже, как и он, убийца. Пойдя на панель, она убила саму себя. Но именно вера Православная спасает её. Родион прямо-таки подталкивает её к самоубийству: «Разумнее в воду головой и со всем этим покончить». Она и сама не раз думала так же. Но: «А с ними-то что будет?» - спрашивает она. Это она о сиротках и о больной Катерине Ивановне. Они только на ней и держатся. И когда читает Евангелие, начавши негромко, то голос её крепнет, становится сильным, «даже зазвенел».
И доходит до его сознания, что «тварь дрожащая» - это он сам. И не ему её учить, ему её слушаться: «Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрёстке. Страдание принять и искупить себя им, вот что надо». Совершенно не случайно сказано: на перекрёсток. Это значит: на Крест, на страдания, на покаяние.
Говоря о самоубийстве, нельзя не вспомнить два случая суицида, которые очень взволновали Федора Михайловича, это: самоубийство Елизаветы, дочери Герцена, нигилистки, передовой эмансипированной суфражистки и самоубийство молоденькой швеи, которая выбросилась из окна, прижав к груди икону. Конечно, сразу вспоминается «Кроткая» и евангельское: «Блаженны кротции, яко тии наследят землю». И это нам для размышления: кто из них будет оправдан.
И ещё о том, что нам, русским, наверное, ещё долго нести Крест непонимания нас миром. По Достоевскому в нас есть «готовность ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами арийского рода». Но пока что эти племена «арийского рода» мечтают о нашем устранении из этого мира, не понимая, что без нас они тут же погибнут. По Достоевскому, миссия России - взять на себя груз всех человеческих страданий. «Ибо, что такое сила русской духовности как не стремление её в конечных целях своих ко всемирности и всечеловечности».
И русские есть всякие, не без этого. Есть и такие, которые обвиняют в наших бедах не себя, а кого угодно: правительство, чиновников, Америку, Европу, но есть же Евангельское: «Царство Божие внутрь вас есть». Можно и в миру спастись и в монастыре погибнуть. А говорить о том, как евреи нас губят, как делают кабаки, шинки для спаивания русских людей, даже глупо. Везде шинки, везде кабаки. И что? А ты в них не ходи. Раздражает тебя телевизор пропагандой разврата, пошлости, зубоскальства? А ты его не смотри. Ты, знающий русский язык, ты таким богатством владеешь, что же ты им не пользуешься? Под ногами золотые россыпи русского Слова: былины, легенды, предания, пословицы, поговорки, песни, былины, сказания… Здесь и образ жизни и спасение души. Величие литературы устного периода сменяет период литературы письменной: Тредиаковский, Сумароков, Державин, Крылов, Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Достоевский, Некрасов, Гончаров, Александр Островский, Шмелёв, русская философия. Читал? Перечитай. От такого чтения окрепнешь душою и духом. Зачем бежать за новинками, которые настырно навязывают те же либералы. Зачем в сотый раз читать как обливают грязью Россию и царскую и советскую? Не она ли победила фашизм? Не торопитесь читать новое. Дайте писателю умереть и подождите лет тридцать. Что от него останется? Именно современные писатели боятся классики. Если убрать классику, то и они что-то будут значить.
Нельзя, как говорит Писание, «уклоняться умом в лукавствие мира сего». Мир сей поклоняется двум русским авторитетам: Достоевскому и Толстому. Один идёт ко Христу и нас приводит, другой отталкивает от церкви, но тоже имеет сторонников.
Россия сейчас почти единственная страна, где сохраняется присутствие Божие на Земле. Это от того, что, как выразился К. Леонтьев, главное в русском человеке: он не разделяет Царства земного и Царства Небесного.
После Голгофы человечество разделилось на тех, кто за Христа и тех, кто против. Между ними пропасть. Преодолеть её отпавшие могут только покаянием и приходом ко Христу. Но этого не знает или не хочет знать погрязший в прогрессе, ведущем в пропасть, современный мир.
Но как не понять, что, кто бы ты ни был, какого бы бога не исповедовал, судить будет Христос. Богов много, Иисус Христос один.
А осознать себя «тварью», как Божиим творением, очень полезно. Тем более, созданной «по образу и подобию». И задуматься: а есть Он во мне, этот образ?
Конечно, сбудутся слова Достоевского о всечеловечности, но лишь тогда, когда человечество поймёт, что путь спасения единственен: он русский.
То есть православный.
