Фотографии и время

Довольно распространённый вариант музейной экспозиции — это реконструкция обстановки того или иного помещения (кабинета, гостиной и т.д.), соответствующей определённому историческому периоду. Мы смотрим не на отдельные предметы, а как бы заглядываем в саму (уже ушедшую) жизнь. Это интересно: пожалуй, если отбросить поиск предпосылок сегодняшнего положения дел, весь интерес человечества к прошлому сводится к желанию узнать, а как люди жили раньше? На наклонной доске конторского стола лежат листки писчей бумаги, рядом стоят чернильница с пером и пресс-папье, кажется, что человек, писавший письмо, только что вышел и вот-вот вернётся.

Сейчас в краеведческих музеях уже можно встретить комнаты, доносящие до нас черты быта не только глубокой старины, но и конца XX-го века. Нам предлагают посмотреть, какие вещи окружали человека на излёте советской эпохи. Даже те, кто, как говорится, родом из СССР, с интересом рассматривают стационарные радиоточки, телевизоры с громадными кинескопами, непременные ковры, такую узнаваемую мебель. Узнавание — тут ключевое слово: да, я помню, точно такая же стенка, выставляющая на показ хрусталь и чайный сервиз, была у моих родителей, а проигрыватель и тумбочка с грампластинками составляли существенный центр моих интересов до того, как у меня появился магнитофон...

Узнавание — отклик памяти. Раздражитель (в данном случае — музейный экспонат) побуждает наше сознание обратиться к воспоминаниям, и вдруг оказывается, что наша память хранит картинки, весьма близкие к визуальному ряду, созданному музеем. Возникает особое чувство личной причастности, которое было невозможно в залах, представляющих предметы из давних эпох. Прошлое, о котором нам рассказывается, оказывается нашим персональным прошлым, а это значит не только, что мы причастны к истории (что может быть приятным, поскольку тешит наше самолюбие), но что мы и есть история, по крайней мере какой-то своей частью уже точно. История вершится прямо посреди нашей повседневности. Мы помогаем создавать то, что было. В некий момент оно ещё есть для нас, но исторически его уже нет. У кого-то дома ещё стоит телевизор, своей внушительной формой напоминающий ящик (некогда так и говорили: «что там по ящику показывают?»), он может быть даже вполне работоспособен, и именно его громоздкая лучевая трубка визуализирует самые последние новости, но это — мастодонт, обречённый на вымирание. Он уже сам по себе — экспонат музея, создающий музейное пространство внутри обыкновенной квартиры.

Переход повседневного бытия из жизненного мейнстрима в архивную часть культуры обычно совершается незаметно. Мы вовлечены в перемены и естественным образом обновляем свою жизненную среду, то следуя моде, то просто вынужденно покупая новую вещь взамен той, что вышла из строя. Мы видим себя всегда актуальными, адекватными настоящему, живущими здесь и сейчас, а вовсе не какими-то хранителями музейных фондов. Но иногда нам внезапно открывается, что мир опять изменился, а мы-то остались прежними.

Этот момент замечательно подходит для того, чтобы задуматься и оценить общее направление процесса: что на что меняется? Почему нечто выпадает из актуальности, и что оно забирает собой; чем замещается потеря?

Вот такой случай. У меня прямо перед глазами классическая картина: на книжной полке стоят фотографии людей, о которых следует помнить. Это своего рода сжатые пружины памяти. Когда взгляд зацепляет фотографию, пружина распрямляется. Пробуждаются воспоминания, которые могут длиться и длиться, пока фокус сознания не перейдёт на что-то другое.

Подобная функция присуща фотографии, пожалуй, с момента её появления, ещё с эпохи дагерротипов. Сколько фотография сопутствует человеку, столько она участвует в интерьере: где-нибудь на стене, на полках, на столе — под стеклом или на подставке. Порою фотография играла роль метки, закрепляющей местоположение человека в пространстве. Приехав куда-нибудь, человек доставал из багажа дорогую ему фотографию, находил ей место, и это означало «я теперь здесь». Мы помним это — может быть не из своей жизни, но из фильмов, из литературы. От фотографии к фотографии, шаг за шагом выстраивалась человеческая жизнь — встреча с любимым человеком, свадьба, дети, фотографии ушедших родителей.

Имея за плечами уже немало лет, так навыкаешь к присутствию фотографий, что просто невозможно помыслить, что они уже в прошлом. Это та самая часть культуры, которая как бы ещё есть и может быть легко обнаружена, но на самом деле её присутствие в актуальном бытии исторически заканчивается.

Я понял это, когда попытался найти в интернете соответствующую иллюстрацию. Что проще: картинка книжной полки с фотографией в рамке, но не тут-то было. По запросу «фотография девушки на книжной полке» поисковик насыпал красавиц в окружении книг; самым точным соответствием, видимо, были безумные ракурсы с девицами, карабкающимися на книжные стеллажи или выглядывающими из книжного шкафа. Заменив девушек на детей, я не получил ничего принципиально нового. Результат сохранялся даже при запросе «фотография родителей на книжной полке». Одно из изображений было тем, которое нужно, но основной массив состоял из фотографий книг или людей с книгами. Словно фотокарточки сговорились больше не попадать в кадр.

Секрет прост. Большинство фотографий, загруженных в интернет, снято недавно. Более того, с каждым годом в интернет-пространстве доля последних фотографий растёт. И самыми активными фотографами, а также теми, кто выкладывает фотографии, являются молодые люди. В их жизни фотография занимает немалое место, но то, что сейчас называется этим словом, имеет совсем другие параметры; в сущности, это уже нечто иное, принципиально отличающееся от старой доброй фотографии прошлого века.

В основе семантического сдвига лежит переход к цифре, но катализатором изменений стало совмещение функций телефона и фотоаппарата. Человек не только подсел на непрерывную коммуникацию; вдобавок к этому он получил возможность визуализировать любой предмет разговора. Фотографий стало сразу не просто много, а бесконечно много. Это даже не метафора, если иметь в виду потенциальную бесконечность. Всегда можно наделать сколько хочешь новых снимков.

Такое изобилие привело к обесценению отдельной фотографии. Современный человек не имеет возможности выделить конкретный визуальный образ, — у него под рукой слишком много равнозначных изображений.

Более того, развитие технологий идёт в направлении всё большего представления визуальной информации в виде актуального видеопотока. Мы можем наблюдать, что происходит прямо сейчас. Это касается не только публичных прямых трансляций, но и приватного общения. Через интернет можно увидеться с близким человеком, где бы он физически ни находился. Его образ больше не нужно хранить, поскольку он всегда доступен в актуальном режиме.

Здесь много плюсов. Расстояния нас теперь не так уж разделяют. Мы не теряем людей, их черты не расплываются в памяти, не мифологизируются, всегда можно выйти на связь и сверить наше внутреннее восприятие того или иного человека с реальностью. Потребности в архивации вроде как и нет.

Нас окружает полнота настоящего, и объём его столь значителен, что кажется, что настоящее и жизнь — абсолютные синонимы. Можно подумать, что мы укоренены в сегодняшнем дне, и поскольку сегодня никогда не заканчивается, наша жизнь также будет всё длиться и длиться. Мы будем сохранять самотождественность беспредельно. И нет нужды думать о том, что всё меняется, что меняемся и мы. В своей увлечённости настоящим человек забывает создавать реперные точки, ему не на что оглядываться, нет образцов, с которыми он мог бы сопоставить своё нынешнее состояние. И получается, что современный человек сиюминутен и неглубок. В его структуре слишком мало личной истории, мало прошлого, а потому ему не на что опереться в конструировании будущего. Будущее мыслится как экстраполяция текущего состояния, продолженное настоящее. И потому он оказывается к нему не готов, не готов к старости, ни своей, ни людей, которые его окружают, не готов к смерти.

Полки, на которых отсутствуют фотографии, таким образом, показывают нашу неготовность жить во времени.