Как-то мне пришлось лежать в одной из московских больниц. Я готовился к операции. Моим соседом по палате был пожилой мужчина лет семидесяти или немногим больше. Звали его Александр Петрович. Он тоже готовился к операции, но врачи не были уверены в ее эффективности из-за больших проблем со здоровьем пациента. Каждый день Александра Петровича тщательно осматривали, дважды собирали консилиум, но решение принять так и не смогли. По крайне мере в те 10-12 дней, которые я провел вместе с ним в стационаре.
Помню, в день поступления в больницу, когда я раскладывал свои вещи, и достал из сумки пару небольших образков и молитвослов, Александр Петрович искоса взглянув на иконки, сказал:
- Не верю. Мне это не надо. Но верующих не осуждаю.
Я с грустью вздохнул, но в диалог по этому поводу не вступил.
Сосед мой был коренной москвич. Всю жизнь он проработал в какой-то инженерной организации. Был хорошо образован, много знал. Лет десять тому назад Александр Петрович овдовел. Жену свою он очень любил и много рассказывал мне о ней, о семейных традициях, совместных поездках. Любил вспоминать о поездках в Крым. Покойная жена прекрасно готовила, и в память о ней мой сосед мастерски овладел поварским делом. Он живо и с большим воодушевлением поведал мне о своих кулинарных экспериментах, которым обычно посвящались субботние вечера…
На каждый звонок единственной взрослой дочери Александр Петрович реагировал очень эмоционально. Иногда откровенно плакал после бесед с «любимой Ирочкой». Так ласково он ее называл. А порой вслух в сердцах сам себе говорил: «за что?!», «всю жизнь ее старался воспитывать!», «куда я ее только не водил!»… Потом успокаивался. До следующего звонка. За две недели Ирину я видел только раз. Они с мужем ненадолго забежали к отцу в больницу. Все некогда. Дела…
Просыпались мы рано. Примерно за час-полтора до завтрака и обхода врачей. Я брал в руки молитвослов и, заручившись разрешением своего соседа, тихо, почти беззвучно, начинал читать утренние молитвы. На третий-четвертый день уловил, что Александр Петрович в это время перестает заниматься своими делами, садится на кровать и … слушает. Как-то в воскресенье после положенных утренних молитв я прочитал еще и Акафист Иисусу Сладчайшему. На мое удивление, Александр Петрович даже не пошелохнулся, пока я не закончил молиться.
С собой у меня было соборное маслице. Им я помазывался каждый раз в конце молитвенного правила. И в этот день, как обычно, пальцем крестообразно помазываю себе лоб и чувствую, что Александр Петрович тоже хочет поучаствовать в неведомой ему духовной «процедуре». Предлагаю – охотно соглашается. Вот, думаю, и хорошо! Разговоров на религиозные темы мы по-прежнему не ведем.
На следующее утро ситуация повторилась. Я читал молитвы, но уже ясно и отчетливо. Александр Петрович сидел на кровати и слушал. Дошло время до маслица и, вдруг, мой сосед, опустив глаза, как-то робко спрашивает:
- Дмитрий, скажите, а эта акция однократная?
- Какая акция? – переспрашиваю я.
- Ну, вот масло на лоб… - неуверенно произнес Александр Петрович.
- Что Вы, что Вы, Александр Петрович! Сейчас же Вас помажу! Хоть трижды в день с верой мажьтесь и уповайте на помощь Божию! – воскликнул я.
Услышав это, Александр Петрович скинул с себя майку и попросил помазать еще и больные места. Я с радостью выполнил его просьбу. И с этого дня помазывание святым маслицем вошло у нас с ним в правило.
Жил мой сосед недалеко от станции метро «Рижская». А я часто бывал в тех краях в «Знаменской» церкви. Ездил молиться святому мученику Трифону, которого очень почитаю. А в том храме его чудотворная икона. Я рассказывал Александру Петровичу об этом удивительном святом, а он слушал меня со вниманием. Не перебивал. Временами становился очень задумчивым. А на глазах, порой, чуть заметно блестели слезинки.
Подошло время моей выписки, а Александру Петровичу еще предстояли какие-то важные диагностические исследования. Простились тепло. Уходя, я перекрестил его и пожелал скорейшего выздоровления. Корю себя за то, что мы не обменялись телефонными номерами. Все откладывали, откладывали. Да так и забыли.
Слава Богу, что молитва не знает границ…
Дмитрий Александрович Авдеев, врач, публицист, член Союза писателей России