Перевернули пирамиду

Записные остряки утверждают, что нет ничего приятнее, чем смотреть на бегущую реку, на горящий огонь и на то, как работают... другие. Вся эта ироничная конструкция придумана явно ради последней фразы, с которой, многие из нас втайне соглашаются, чувствуя и за собою грешок лени-матушки. Соглашаются с долей вины, ибо сознают, что проявление  «другими» трудового усердия не только приятное зрелище, но и весьма полезное и важное дело. Без преувеличения, жизненно важное.

Это, как говорится, понятно и ежу. То есть всякой божией твари, всякой животине, зверине и даже насекомой букашке. Возьмите хотя бы мурашей. Наверняка вы сами не однажды, встретив муравьиную кочку, склонялись над нею, дивясь неустанностью кишащих тружеников, словно на какой-нибудь ударной стройке застойных советских времён. Каждый поджарый работяга там при деле: этот волочёт какую-то былинку втрое больше себя, тот катит белое продолговатое яйцо не меньших размеров, третий просто бежит куда-то. Возможно, спешит к соседнему дереву — на его стволе и ветвях муравьи разводят целые стада тлей, от которых, точно от коров, получают питательное молочко.

Поневоле приходят на ум и такие известные своим трудолюбием особи, как пчёлы. Недаром об упорном в работе человеке мы привычно говорим, что он, мол, трудится как пчёлка. Ведь, подумать только: эти крылатые хлопотуньи в поисках наилучших медоносов подчас летают за шесть, за семь километров от своих ульев. Наверное, именно за подобное усердие награждены они свыше тем, что уже миллионы лет живут на земле. Притом не просто живут, а своим беспримерным трудом обеспечивают жизнь ещё многим и многим вокруг себя. Прежде всего — растениям, две трети видов которых опыляют исключительно  они, перенося животворную пыльцу с цветка на цветок. Так сказать, попутно с извлечением своей главной пищи — нектара. А через растения поддерживают жизнь и всем животным, да и людям, которые питаются этими растениями.

Футурологи не без резона всё чаще в ряду возможных причин будущего конца света называют... исчезновение пчёл. Почему же они, эти жизнестойкие создания, с незапамятных времён летающие над землёй, могут исчезнуть? Да хотя бы потому, что у них резко участились болезни, вызываемые издержками нынешней цивилизации, вредоносными для окружающей среды технологиями в промышленности и сельском хозяйстве. И, между прочим, тревожное сокращение численности пчёл биологи отмечают уже сегодня.

Можно бы ещё, к слову, упомянуть про то, как пчёлы умеют самоотверженно защищаться от внешних и внутренних врагов, даже потенциальных. Но об этом все наслышаны, а многие хотя бы однажды испытали острое пчелиное оружие на собственной шкуре.

И лучше я напомню о другом, о более близком к теме нашего разговора. А именно о том, как деловитые пчёлы относятся к бездельникам и тунеядцам в собственном семействе. Вы уже догадались, конечно, что я имею в виду праздных трутней. Эти мужские особи, леность которых стала нарицательной, как известно, не участвуют ни в общих заготовках нектара, ни в защите пчелиного рода от внешних врагов. И даже не имеют при себе упомянутого оружия — жала. А потому как только они исполнят нехитрую самцовскую обязанность, рабочие пчёлы отказывают им в медовом довольствии, берут их под белые крылышки и выдворяют из уютных общежитий — ульев, дупел  или  земляных нор.

Если же приводить похожие примеры из мира животных, то можно бы  обратиться к бобрам, к этим поистине великим трудягам, сооружающим «вручную» и «взубную» целые каскады прудов по речкам и заводям с такими плотинами, на которые, наверное, сам Андрей Бочкин, создатель нашенской Красноярской ГЭС, одной из крупнейших в мире, смотрел с «корпоративным» уважением.

Об Андрее Ефимовиче и его енисейском детище — энергетическом гидроузле с плотиной стометровой высоты, подпирающей целое море, - мне вспомнилось отнюдь не случайно, а, что называется, по ассоциации. Ведь советские ударные стройки, в результате которых рождались новые гидростанции, магистрали и города, своим кишением и неподдельным энтузиазмом трудящихся масс, чему я живой свидетель, очень даже напоминали и муравейники, и пчелиные рои, и бобриное упорство в работе.

Похожее людское «столпотворение» в те памятные годы наблюдалось не только на новостройках, но и на многих других производственных объектах. Даже и при самых обычных, самых рутинных работах. К примеру, на полях и лугах в периоды сельских страд, которые не зря тогда назывались кампаниями — посевной, сенокосной, хлебоуборочной. Последнюю ретивые журналисты навеличивали даже «битвой за  хлеб», подчёркивая её напор и массовость. Особо оживлёнными «человейниками» смотрелись зерновые тока, элеваторы, картофельные плантации в пору копки клубней, именуемых «вторым хлебом». Да и в заводских цехах бывало довольно людно, равно как в лесосеках, в рудниках, в угольных шахтах и разрезах.

Иные читатели, пожалуй, скажут, что, мол. подобное многолюдье больше свидетельствовало о слабой механизации, автоматизации производства, нежели о человеческом энтузиазме. Что ж, отчасти готов согласиться с ними. В ряде отраслей техническое оснащение тогда действительно было послабее теперешнего. Но всё же главное в другом. И об этом другом многие прекрасно знают или хотя бы догадываются, однако почему-то говорят редко.

Между тем, ещё лет двадцать с гаком назад это подметил и наглядно выразил известный философ и социолог Александр Зиновьев. Анализируя изменения в социально-экономическом укладе новой России, произошедшие в результате контрреволюционного переворота 1991-1993 годов, он со свойственной ему проницательностью заглянул, как говорится, в корень этих изменений, назвав  их «перевернутой пирамидой».

Он имел в виду сложившуюся структуру нашего общества  и приводил для её характеристики примерно такие опорные цифры. В советские времена почти

90 процентов населения России было занято производительным трудом, проще сказать, работало на полях и фермах, на заводах и стройках, за рычагами и штурвалами, выдавая реальную продукцию. Они-то и составляли основание и тело «пирамиды», выражаясь метафорой Зиновьева. А остальные 10 процентов работоспособных трудились у её «навершия», в сфере обслуживания — в торговле, медицине, образовании, управлении... С приходом же рыночного рая,  столь жадно чаемого нашими псевдолибералами-западниками, картина эта круто изменилась. В реальном секторе экономики осталось лишь 10 процентов от числа всех работающих, а 90 перекочевало в сферу обслуживания — в те же управленческие, банковские офисы, в торговлю, охрану... И не по своему хотению, а по велению «эффективных собственников», вставших у кормила экономики и политики. Именно на них недвусмысленно указывал выдающийся социолог, констатируя факт, что они «перевернули пирамиду»...

Наверняка наши рыночники, продвинутые в предмете разговора, заметят мне, что в расширении сферы обслуживания они не видят ничего плохого. И сошлются на «цивилизованные» страны, начиная с обожаемой ими Америки, где, по сообщениям печати, в секторе услуг впрямь занято под 60 процентов работающих, а у французов, англичан и прочих шведов — до трети и выше.

Но я отвечу на это, что подобное сопоставление нас с ними не корректно и по сути лукаво. Почему? Да просто потому, что они это могут себе позволить, а мы и близко не можем в силу ряда обстоятельств, объективных и субъективных.

Во-первых, по причине хотя бы того, что мы живём в иных природно-климатических условиях, более суровых, и нам поневоле приходится на своё жизнеобеспечение затрачивать куда больше сил и средств, на всю железку вкалывать в реальном секторе экономики — в поле, в лесу, в цехе и шахте. Не забывайте, что у нас июнь ещё не лето, а август уже не лето, земледелие наше рискованное, а толщина стен у домов и даже коровников — почти дзотовая...

Во-вторых, мы, русские, христиане, россияне, никогда не жили за счёт грабежа других народов посредством «кольта от бедра», стеклянных бус или зелёных бумажек, а наоборот (это, в-третьих) сами многократно подвергались тотальным грабежам при иноземных набегах, нашествиях, интервенциях и завозных цветных «майданах». И потому наши банки, наши склады и хранилища не  отягощены даровыми резервами.

Отголоски этих грабежей слышатся и поныне. Один многомиллиардный ежегодный вывоз капитала чего стоит, не говоря уж о тихой сдаче заклятым партнёрам целых отраслей промышленности, вроде алюминиевой. И это при «перевёрнутой пирамиде», когда не обладателей, а истинных создателей  капиталов осталось всего ничего.

Ну, а прямые и косвенные следствия опрокинутой «пирамиды» вам самим известны. И то, что доля России в мировом производстве ныне составляет 1,5-2 процента (у Союза было 18-20), и то, что она по многим показателям ещё не достигла уровня 1990 года (да и не могла: объём основных фондов с  той поры сократился вдвое), и то, что, к примеру, вместо тогдашних 2 тысяч самолётов в год теперь производится ...20, и что мы по ВВП на человека в 7-м десятке стран мира, по средней зарплате в 5-м десятке и вообще у нас 20 миллионов душ за чертой бедности. Доперестраивались, доприватизировались...

А в конечном счёте всё это, повторяю, от того, что к рулю государства в

лихие 90-е обманом прорвались лихие люди и «перевернули пирамиду» вверх тормашками. Вроде бы по образу «цивилизованных», хотя это спорно. Вон, скажем, в Германии реальный сектор экономики составляет 86 процентов, при наших 13 процентах. Как видите, немцы работают, производят, развиваются пока мы всё «обслуживаемся», доедая советское наследие.

И что же нам делать, спросите вы. Да понятно что. Помните не то байку, не то быль про Сталина? Принёс ему Каганович макет реконструкции Красной площади и, поясняя замысел, стал убирать исторические здания, сооружения одно за другим при молчании вождя. Но когда перестройщик сдвинул собор Василия  Блаженного, Сталин строго процедил в усы:«Лазарь, поставь на место!»

Вот и нам  бы поставить на место, на устойчивую основу нашу социальную «пирамиду».