Солнышко на закате

   С  Игорем Николаевичем Поповым я вместе работал в тотемской газете «Ленинское знамя». Оба ездили по району. Игорь Николаевич – по лесопунктам. Я – по колхозам. Собирали материал для газеты. Иногда встречались с участниками войны. В таких встречах Игорь Николаевич был асс. Сам прошел сквозь войну. Но об этом по скромности своей он никогда никому - ни слова.  Война, хочешь того или нет, но вылепливала характер. Оказался в ней выпускник Тотемской средней школы  в конце 1943-го. И до конца. Был вначале телефонистом, обеспечивая  бесперебойную связь 286-го гвардейского артполка.

10 ноября  1943 года. В этот день при освобождении украинского города Фастова он держал связь с батареей артиллеристов. Следил, выдвинувшись вперед, за тарахтевшей в сторону батареи гусеничной  армады.  Определял на глаз расстояние до танков с крестами. И   через каждые 2-3 минуты извещал  батарею об этом. На получаемые данные мгновенно реагировали заряжающий и наводчик, наводя стволы пушек, куда подскажет телефонист.  

«Лишь бы не мимо. Без перелёта и недолёта», - шептал Попов, вслушиваясь в глухой басок дальнобоек.   

В том первом своем крещении Игорь Попов  испытал чистый юношеский порыв уважения к  батарейцам, на чьем счету оказалось в тот день два мертвых танка. Старание корректировщика было оценено орденом Красной Заезды.

Спустя девять месяцев  к ордену добавилась медаль «За отвагу». В приказе записано: «…за то, что Попов  26.07. 1944 года в боях за город Перемышль под артиллерийским огнем противника  навел связь и неоднократно устранял порывы телефонной линии, рискуя при этом собственной жизнью…»

Сколько было  ночных и дневных атак, колонн мотоциклов, бегущих с немецкими криками серых мундиров, воющих мин и чуть слышимых пуль, подсчету не подается. Батареец, быть ему раненым или убитым, принимал на грудь  убивающие «подарки».  Отказывались глаза смотреть на бойца. который  только что был целый и невредимый, и вот лежит у лафета  с окровавленной грудью, а то и оторванной головой.

Попов, как и все батарейцы, крепился, наполняясь злобой к обидчикам, и слышал, как в нем бушевала солдатская месть. Месть к тем, кто хотел подмять под себя оборонщиков  русской земли.

1945 год  застал Попова  у пушки. Он уже не корректировщик. Сменил убитого пушкаря. Он – наводчик 286-го  зенитного артполка.  Пушка его  работает без осечки. Отсюда  и очередная награда - орден Славы.

Был очень, очень   ответственный день. Страшный тем, что над снежным полем, где должна была сеяться кукуруза, в районе  Альт-эльс, показался, мерцая крыльями Ю-900. Это был атакующий штурмовик, новинка фашистского аэрофлота.

 Попов в напряжении. Поднимает ствол у орудия, чтобы тот глядел в самолет, не выше, не ниже, в сам, в сам пропеллер. Ствол и руки, как что-то единое, посылающее снаряд. Мертвая пауза. Как долга она? Попов, как в отсутствующем пространстве. Перед ним – угрюмое небо. И тут же в нем вспыхнувшее сиянье.

- Попал! – закричал кто-то из батарейцев.

Мелькнул еще один самолет со свастикой на хвосте. Мелькнул и исчез. Попов  улыбался. Штурмовик, объятый огнем, переломившись напополам, лежал в снежном поле. Никого не было в самолете, но он почему-то стрелял и стрелял.

День, когда на  рубаху  сержанта пристегивали орден Великой Отечественной войны, Игорь Николаевич запомнил, но ненадолго. Зато горящий вражеский самолет остался в памяти навсегда. Жил Игорь Николаевич  продолжительно. Даже в последний свой день, который пал на 17 января 2004 года, он видел тот самолет, однако не как  что-то рушащее с небес, а живое, точь-в-точь злое  солнышко на закате, которое  он  взял и отправил в небытиё.