Воронежские женщины в войну

Памятник на площади Победы в Воронеже

В преддверии незаметного для страны, но очень большого по местным меркам праздника, я снова «взялся за перо», чтобы напомнить читателям о том, что 25 января кроме того, что это день святой Татианы, день российского студенчества и день рождения В.С.Высоцкого, это еще и день освобождения города Воронежа от немецко-фашистской нечисти. Что такого особенного в этом, - скажет простой читатель, - мало ли городов освобождалось во время войны, а иные и не по одному разу, велика заслуга… Так-то оно так, и я не спорю, что это конечно же местный праздник, но для воронежцев он стоит в одном ряду с Днем Победы и Пасхой. Здесь всегда была сильна память о войне, как и незабываемым остался ее след и ужас пережитого.

«Забытый город-герой», как всегда называли Воронеж, сражался более семи месяцев, разделенный надвое линией фронта. Его трагичная судьба и страдания, и разрушения, и стойкость в чем-то были такими же, как и у других, не покорившихся врагу городов. Воронеж был линией фронта 212 дней – четвертый результат после городов-героев Ленинграда, Севастополя и Новороссийска. Воронежская область дала фронту свыше 563 тысяч солдат – также четвертый результат среди всех областей СССР. Он оказался вторым городом после Ленинграда по потерям мирного населения, вошел наряду с Берлином, Роттердамом, Дрезденом, Сталинградом и др. в число 12 городов Европы, наиболее пострадавших во второй мировой войне, стал первым «городом-фронтом» той войны и сражался на два месяца дольше легендарного Сталинграда. Воронеж подвергался чудовищным бомбардировкам, только за три дня июля немцы совершили: 4-го числа - 1200, 5-го – 1500 и 6-го -2000 самолетовылетов на город.

Но есть и то, что больше не повторялось нигде за время всей второй мировой войны в Европе. Это и есть особый предмет гордости воронежцев. Не горделивой гордости, а обязывающей. Воронеж оказался единственным городом, где оккупационные власти не смогли на занятой территории установить свою администрацию и выбрать бургомистра. Более того, на призывы записываться в полицию из сотен тысяч не пришел ни один человек! В городе вспыхнула тотальная партизанская война, которую фашисты поначалу пытались задушить тотальным же террором. Воронеж превратился в виселицу, вешали на фонарных столбах и памятниках, на специально приготовленных эшафотах и карнизах подъездов, распинали как в древности жителей на секциях ограды парка и к заборам привязывали изрезанные штык-ножами тела красноармейцев. Расстреливали прямо на улицах и во дворах домов. Но эти меры не принесли результата. Тогда в ведомстве Гёббельса была издана брошюра, разъясняющая немецким солдатам необходимость беспрецедентной меры – изгнания всего населения из города и его полной зачистки от жителей. Она гласила, что в среде околдованного большевиками гражданского населения, расплодились фанатики, которые раздобыли оружие и поодиночке или группами на свой страх и риск начали партизанскую войну. Приказ о выселении приводился в исполнение по-фашистски жестоко, немощных и задержавшихся расстреливали там, где находили. Двери опустевших квартир выламывали и грабили все, что осталось. Тянувшиеся за городом колонны изгнанных жителей по пути сортировались, кого-то грузили в эшелоны и угоняли рабами в Рейх, кого-то в местные концлагеря или на Украину, кого-то расстреливали у дороги. Но многие, пользуясь слабым охранением, разбежались и укрылись в ближайших селах. В день освобождения в Воронеже не было ни одного живого жителя… Немцы мстили не только непокорным и непокоренным горожанам, они отомстили даже воронежским камням, перед своим бегством из города взорвав немногие остававшиеся целыми здания и оставив сотни тысяч мин, в том числе и заминированных игрушек.

После долгого предисловия я хотел рассказать Вам о воронежских женщинах во время войны. Несколько эпизодов. В Воронеже они известны многим, в стране почти никому, хотя о некоторых из них в СССР снимались передачи. Итак…

Эпизод первый. Ева Никитина.

Никитина Ева Павловна (1905-1943?) - преподаватель немецкого языка, дочь Павла Федоровича Никитина, инженера-архитектора Воронежского государственного университета и преподавателя геодезии. Семья приехала в Воронеж в 1918 г. из Юрьева вместе с переведенным университетом. С 1921г. Е.П. Никитина училась в ВГУ: сначала на историко-филологическом факультете по отделению искусств, затем на педагогическом отделении факультета общественных наук. До 1942 г. Е.П. Никитина являлась старшим преподавателем немецкого языка ВГУ в должности заведующей курсом иностранных языков. Вместе с отцом осталась в оккупированном немцами городе. Оба использовались немецким командованием в качестве переводчиков.

Город Воронеж, будучи разделенным линией фронта на две части, мужественно сражался с оккупантами. Еве Павловне Никитиной было поручено остаться в городе на подпольной работе. Это было объективно обосновано сложивши­мися семейными обстоятельствами — слепая парализованная мать и сестра с ребенком. Решающую роль при отработке разведыва­тельного задания Никитиной сыграло хорошее знание немецкого языка. Ей ставилась задача устроиться на работу в одну из круп­ных разведывательных структур, которые будут дислоцироваться в городе, или в штаб военного соединения противника с целью выяв­ления кадровых разведчиков, карателей, пособников, а главное — вражеской агентуры, забрасываемой в наш тыл. Потом через связ­ника, который должен к ней явиться, передавать добытые сведения в НКВД. Ей был присвоен агентурный псевдоним «Хорват».

Никитиной, оставшейся в Воронеже, захваченном немцами, вскоре представился случай познакомиться с помощником началь­ника гестапо фон Радецким, который оказался племянником про­фессора Фрейтел фон Лоринговена из бывшего Юрьевского университета, знакомого семье Никитиных.

Гауптшарфюрер (капитан) СС фон Радецкий Вольдемар ро­дился в Москве в 1911 году. Отец его когда-то имел большие чайные плантации на Кавказе. Перед войной бывал в Москве. Владел пятью языками. По данным Центрального архива ГДР, за преступления перед человечеством 8 апреля 1948 года амери­канским судом в Нюрнберге приговорен к 20 годам тюрьмы. По амнистии в 1951 году срок наказания снижен до 6 лет. Был он среднего роста, с голубыми глазами, с дегенеративными чертами лица. Из очень старинной немецкой военной фамилии. В честь его воинственных пращуров есть не­мецкий марш Иоганна Штрауса — «Марш Радецкого».

Правобережная часть Воронежа была оккупирована немцами к 7 июля 1942 года. Несколько дней после этого Никитина Е. П. находилась дома и никуда не выходи­ла, за исключением случая посещения со своим отцом университе­та. Чаще Евы в университет хо­дил отец. Придя однажды домой, он сказал, что немцы хотели бы найти человек десять для оказания им помощи. 24 июля 1942 года они пошли в здание, расположенное напро­тив завода им. Ленина. Там по очереди их пригласил немецкий офицер, как потом выяснилось, фон Радецкий. Войдя в его ком­нату, Ева Павловна на чистом немецком языке назвала свою фамилию, имя и отчество, место работы до оккупации города, сооб­щила о знании нескольких иностранных языков. Выяснившееся старое знакомство по Юрьевскому университету с его родственниками также сыграло свою весомую роль. Радецкий зая­вил: «Мне нужны порядочные люди, которые помогли бы мне произвести чистку города, так как практика показала, что в тех местах, в которых мы это делали не сразу, мы потом имели много осложнений». Выполняя задание, Ева Никитина познакомилась с теми, чьи имена вызывали страх даже у оккупантов. Это начальник ка­рательного отряда СД СС-штурман Август Брух и его подчинен­ные: Эдуард Линд, Фелькер (следователь службы безопасности), Али Циммерман (шофер, немец из Брессбурга, выполнявший роль палача), Пилиц Франс, СС-манн Эдуард Золя (палач), лей­тенант Отт и доктор химических наук старший лейтенант Вейсс (занимавшиеся отбором и вывозом в Германию ценностей и науч­ных материалов университета и других вузов города Воронежа) и другие, которые занимались выселением горожан, расстрелами, казнями через повешение мирных жителей города. После осво­бождения Воронежа на улицах оставались устроенные ими висе­лицы.

Фактически она поступила в распоряжение штурмана СС Ав­густа Бруха — начальника передовой команды службы безопасно­сти СД (гестапо). Здесь, в лагере, вначале выполняла просто ме­ханически переводы распоряжений-инструктажей Бруха, который назначал старших колонн. В инструктаже говорилось без права передачи даже близким родственникам: «Германское командова­ние просит вас по дороге прислушиваться к разговорам и выяс­нять людей с коммунистическими настроениями. Выявлять парти­зан, коммунистов и комсомольцев. При приходе в Хохол сооб­щить о них. И помнить, что это учтется и вознаградится каждому». Понимая, что последствия могут быть трагическими и, имея большой опыт педагогической работы, Никитина стала ис­кать выход. Как-то в присутствии Радецкого она сказала, что ей не нравится один из назначенных старшими колонны. Она чувст­вовала, что от этого молодого развязного человека люди могли ожидать неприятностей. Поддержка Радецкого сыграла свою роль, и в последующем Никитина стала привлекаться и для подбо­ра старших колонн. Как неоднократно с сожалением отмечал А. Брух, никто из «проинструктированных» в Хохле доносов не делал.

Неоднократно присутствовала на допросах в качестве перевод­чицы.
По поводу одного из допросов «Хорват» сообщила, что во вто­рой половине августа 1942 года она должна была переводить до­прос арестованной студентки второго курса Воронежского педаго­гического института Пелагеи Сиволаповой (разведчицы УНКВД), схваченной гестаповцами около наблюдательного пункта у линии фронта. Брух бил ее по щекам. Для лучшей развязки языка рядо­вой эсэсовец Эдуард Золя по распоряжению Бруха избивал ее ре­зиновой палкой. На второй день Пелагея заявила, что готова уме­реть за Сталина. Не добившись от нее ничего, девушку расстреля­ли.
На выселение городского населения служба безопасности СД, возглавляемая офицером СС Августом Брухом, определила трех­дневный срок. Для этой цели в Воронеж прибыла зондеркоманда «SК-4а» под командованием уже известного воронежцам палача фон Радецкого. В помощь ему был срочно сформирован в Хохле из местного украинствующего населения и на машинах доставлен в город добровольный карательный отряд численностью в 25 человек (часть Воронежской области до войны подвергалась плановой украинизации). Этим отрядом командовали не­мец Фелькер (следователь службы безопасности гестапо) и на­чальник Хохольской районной полиции С. В. Черепов, родом из того же села Хохол. Вспомогательный отряд прибыл в Воронеж к месту расположения службы безопасности (СД) в дом № 35 по улице Студенческой. Здесь их разбили на команды и направили в город. Хватали всех и все. Женщин, стариков и детей, не способ­ных уходить из города самостоятельно, расстреливали в кварти­рах, во дворах, на улице.
Один из участников череповского отряда М. И. Маковин впос­ледствии показал, что Черепов «страшно старался угодить геста­повцам, творил жуткие вещи». Был случай, когда молодая жен­щина с детьми не могла идти. Ее тут же расстреляли. Больного старика убили в своей постели. В это же время был зверски убит и видный воронежский художник Бучкури, который был не в со­стоянии двигаться по указанному немцами маршруту к местам массовых расправ.

Августовский Воронеж был наводнен карателями. Из города по направлению к селу Хохол, где находились два концентраци­онных лагеря и распределительный пункт по отправке в глубокий тыл местного населения, эвакуированного из правобережной части Воронежа и прифронтовых зон, тянулась лента выселяемых. В основном это были дети, женщины, пожилые люди. Все шли пеш­ком. Шли с утра до вечера по обеим сторонам пыльной дороги.

Однажды Никитина переводила разговор Бруха с работником дома инвалидов Киссельманом. Брух дал распоряжение подгото­вить к следующему дню безнадежных больных. Всех больных и инвалидов (около 500 человек), находившихся в школе №29 и доме коммуны на улице 20-летия Октября, вывозили на грузовых машинах и в песчаном логу около Воронежа расстреливали. После казни каратели Э. Золя и А. Циммерман вместе с Брухом на глазах переводчицы занимались дележом денег и вещей казненных. В этой партии был расстрелян сын-инвалид профессо­ра Пучковского С. Е. В другой партии была казнена парализован­ная мать Никитиной Елизавета Ивановна. Врач дома ин­валидов доверительно сказала Никитиной: «Вчера при­езжали к нам немцы, отобрали всех евреев, двух работавших врачей и несколько инвалидов и тут же за кустами расстреляли их. Среди них был известный престарелый и больной доктор Вержбловский».
Агентурные данные «Хорват» о разведчице П. Сиволаповой, погибшей от рук фашистских палачей, о других героях и патриотах, добытые во время проведения до­просов, по важности и значимости вполне сопоставимы с разведматериалами, полученными по существу поставленной задачи.

После проведения кровавых расправ и операций по тотально­му выселению воронежцев из города гестапо и карательная коман­да СД возвратились к месту своей постоянной дислокации — в го­род Курск. Туда же, уже не по своей воле, отправилась и Никитина.
Перед отъездом в Воронеже Радецкий сфотографирует «лей­кой» Еву Павловну. Это будет, пожалуй, один из последних при­жизненных ее снимков.
Курск был освобожден на раскате наступления воронежского фронта вскоре после Воронежа. Я не буду показывать Вам дни Евы Никитиной Курской эпопеи, но в итоге из-за несогласованности НКВД Курска и Воронежа Ева Никитина умерла от туберкулеза в тюрьме НКВД города Курска, куда была заточена как предатель…

Эпизод второй. Ревекка Мухина.

Ревекка Матвеевна Мухина (урожденная Ревекка Мордухаевна Залкинд) родилась в 1885 году в Ростове-на-Дону, Области войска Донского, Российской Империи. Врач-педиатр, была членом партии меньшивиков. 25.04.1924 по постановлению Особого совещания при коллегии ОГПУ была заключена в концлагерь на 3 года. 25.05 1927 Владимирским ОГПУ выслана на 3 года в Коми ССР (№ дела 26064). После ссылки отбывала минусы в Сыктывкаре. С 1927 по 1930 она была в ссылке вместе с мужем Мухиным А.А. Снова арестована 07.03.1931г. Обвинялась ЭКО ПП ОГПУ Северного края по ст. 58-7 УК РСФСР. Дело прекращено 15.05.1931 г. После вторичной высылки мужа в Воронеж в 1933-м поехала с ним. В 1938 г. мужа расстреляли по 58-й ст. Работала в Воронеже врачом-педиатром. Во время оккупации Воронежа в 1942 г. организовала работу госпиталя для советских военнопленных – часть вылеченных военнопленных удалось тайно переправить через линию фронта, группа врачей была выдана провокатором, расстреляна гитлеровцами. В Воронеже есть улица Ревекки Мухиной, расстрелянной во дворе школы-госпиталя 10 августа 1942 г.

Их пригнали под вечер. Санинструктора Нину Рубцову и трех раненых бойцов 214-го дивизиона 232-й стрелковой дивизии, которая вела оборонительные уличные бои на южной окраине города.

Из воспоминаний Нины Рубцовой:

- Здесь был советский госпиталь, теперь он будет наш, для военнопленных, - объяснил девушке через переводчика долговязый немецкий офицер. – Вы медик. Размещайте раненых и лечите их. Как и чем, дело ваше. Учтите, Германии нужны здоровые люди.

Первая ночь в плену была ужасной. Я одна - маленький медик с ранеными в классах школы № 29 (теперь школа № 12). У бойцов кровоточат раны, многие мечутся в бреду.

В 29-й школе, занятой под госпиталь, в классных комнатах лежали тяжелораненые бойцы и командиры. Человек тридцать. Когда Нина вошла в помещение, послышались тихие стоны и возгласы: «Сестрица! Дай попить». В поисках воды она спустилась в подвальное помещение. Здесь были горожане, спасавшиеся от бомбежек и оккупантов.

- Ты, дочка, не волнуйся, - доверительно сказал ей сидевший у самодельной печки-буржуйки старик. – Мы вас в беде не оставим. У нас есть немного продуктов. Утром сварим суп. А воду бери, - он зачерпнул ведром из чана воды и подал Нине.

Всю ночь не отходила от раненых. В одной из комнат удалось разыскать немного бинтов, йоду, кое-какие медицинские инструменты...

Через сутки в школу фашисты пригнали еще около ста раненых советских бойцов. Вместе с ними пришла санитарка 605-го полка Наташа Суслова, землячка Нины. Вдвоем стало легче. День и ночь девушки, не смыкая глаз, делали перевязки, помогали раненым как могли. Но не хватало медикаментов, опыта. Что делать?

О заключенных узнали горожане, с риском для жизни сюда стали поступать передачки. У стен школы появилась табличка с надписью: "Стой! Кто пойдет дальше, тот будет повешен!" Раненые стали умирать. Знаний, которые я получила в медучилище, явно не хватало. Нужен был врач. И вот в это время в школу пришла Мухина Р. М. Несомненно, она была знакома с приказом оккупантов, видела и надпись на щите..."

Нина была в перевязочной, готовила из выстиранных кусков марли бинты, когда в комнату вошла незнакомая женщина с маленьким узелком.

- Здравствуйте, девушки, - ласково сказала она. – Я врач Мухина. Пришла вам помогать. Надеюсь, найдется мне работа?

- Что вы, доктор! – воскликнула Нина. – Да если бы вы знали... – и слезы градом побежали по ее лицу.

- Успокойся, девочка, - обняла ее женщина. – Я знала, что здесь был госпиталь, что остались раненые. Будем вместе лечить и спасать их.

Мухина оперировала, Рубцова была ассистентом. Бывало, от взрывов потолочная штукатурка засыпала оперируемого бойца. Откапывали и начинали все сначала. Каждый день ждали смерти. Понимала это и Мухина, добровольно "сдавшая себя в плен".

Медленно тянулись дни. Тяжелые, тревожные, суровые. Но жизнь в стенах госпиталя не прекращалась. Врач Мухина сутками не отходила от операционного стола, даже больные удивлялись, сколько сил и энергии было у 56-летней женщины.

- Товарищ доктор! Вы бы отдохнули. Вы ведь столько для нас делаете, - уговаривали ее раненые. Мухина в ответ только качала головой и грустными глазами смотрела на их изможденные, болезненные лица. И трудно даже поверить, что она сумела наладить в стане врага, на месте разрушенного советского госпиталя работу нового, почти подпольного госпиталя для советских бойцов. Иногда быстрой походкой проходила Мухина по горящему городу, где каждый гитлеровец мог ее застрелить, в поисках знакомых врачей. И нашла их. Врачи Мария Митрофановна Станкова, Антонина Ильинична Болдырева, Лидия Леонидовна Григорьева, Мария Дмитриевна Шмырева, доктора Цветов и Миловский, выпускница мединститута Варя Тихонова откликнулись на ее просьбу, и пришли работать в госпиталь. А пианистка Валентина Викторовна Шевелева стала санитаркой. С приходом в госпиталь опытных терапевтов и хирургов дела улучшились. Сократилась смертность среди раненых. По настоянию коллег главным врачом стала Мухина.

«Условия работы, - вспоминала о тех днях заместитель главврача 14-й воронежской больницы Варвара Владимировна Тихонова, - были настолько невыносимы, что теперь порой удивляешься, как мы, сами голодные и обессиленные, переносили все это. Даже лечили людей, поднимали их на ноги! Госпиталь жил. Доктор Мухина сумела организовать терапевтическое и хирургическое отделения, была даже операционная. Кроме раненых советских воинов к нам стали приходить и гражданские: женщины, старики, дети. И доктор Мухина никогда никому не отказывала в помощи. Это был большой души человек...»

По приказу немецкой комендатуры больные после выздоровления должны были поступать в лагерь, расположенный на Чижовке. Об этом Мухина была строго предупреждена комендантом как главный врач. Всеми правдами и неправдами старалась она удержать больных подольше в госпитале. И ей это удавалось. Но надолго ли? Мухина искала выход. В этом ей помогли неизвестные пять бойцов. В госпитале они появились незаметно и скрывались под видом больных. Об этом знали только Мухина и Нина Рубцова, которая делала им ложные перевязки. Ночами храбрая пятерка покидала помещение.

- Идем на работу, - говорил старший группы Александр доктору. – Придем поздно...

Утром фашисты находили на улицах города трупы своих часовых. Часто бойцы уходили за линию фронта и уводили с собой по нескольку раненых бойцов и командиров, подготовленных Мухиной. Так «выполняла» приказ оккупантов храбрая женщина.

Были у Ревекки Матвеевны и «филиалы». Они располагались в частных домах горожан, где укрывались раненые бойцы. Доктор регулярно посещала их, следила за состоянием больных. Потом они поправлялись и уходили через линию фронта на другой берег.

В городе назревали грозные события. На усмирение не покорившихся и для наведения порядка из Курска прибыла зондеркоманда 4-а СД. Каратели сразу обратили внимание на госпиталь и приняли свои меры.

Из воспоминаний Вари Тихоновой:

Утро 10 августа для доктора Мухиной началось как всегда, с операции. Закончив ее и отправив больного в палату, она присела отдохнуть. Вдруг дверь с шумом отворилась, и в комнату ворвался детина в немецкой форме.

- Кто Мухина? – выдохнул он.

- Я! – спокойно ответила Ревекка Матвеевна и встала со стула.

- Пошли! – приказал он.

- Прощай, Варя! Я сделала все, что могла, - успела сказать она Тихоновой.

С высоко поднятой головой шла Мухина навстречу смерти.

В этот момент она не думала о себе. Мучил вопрос: «Что будет с больными, с товарищами?» Даже убийцу испугало спокойствие женщины. Он вывел ее во двор и, боясь ее глаз, ее презрения, подло выстрелил ей в спину и тут же исчез.

Товарищи похоронили отважную женщину во дворе школы. После войны ее останки вместе с останками умерших в госпитале были перезахоронены в братскую могилу на улице 20-летия Октября (Чижовский плацдарм).

27 августа 1942 каратели полностью ликвидировали госпиталь. Тяжелораненые бойцы и раненые при бомбежках мирные жители, всего 452 человека, включая 35 детей были вывезены на машинах за город и расстреляны на южной окраине Воронежа в Песчаном логу. Вывезены они были из трех зданий: Дома Коммуны/Дома Инвалидов (20 лет Октября, д. 86), родильный дом (20 лет Октября, д. 82), 29-я (ныне 12-я) школа…

Эпизод третий. Прасковья Щеголева.

В сентябре 1942 года по селу Семилуки близ Воронежа проходила линия фронта. Местные жители не по своей воле перебрались в соседнее Ендовище. Так поступили и 35-летняя Прасковья Щёголева и её мать Наталья Степановна. У Прасковьи было шестеро детей — Таня, Саша, Аня, Полина, Коля и Нина. Муж женщины — тракторист Степан Щёголев — ушёл на фронт. О том, что он уже погиб, Прасковья не знала.
14 сентября Прасковья решила, что не дело её семье ютиться у чужих людей и голодать. Родной огород рядом, в Семилуках, а там как раз картошка созрела. Женщина с пятью детьми (старшую дочь она не взяла), племянником и матерью тайком отправилась к своему дому. Незаметно накопали картошки, отварили, съели, провели ночь в собственном доме…

15 сентября 1942 года на Чижовском плацдарме Воронежа началось крупное наступление войск 40-й армии. Для того чтобы немцы не могли перебросить туда резервы, активизировались соседние участки фронта, штурмовая авиация атаковала скопления немецких войск. Младший лейтенант авиационного полка Михаил Мальцев получил боевое задание: провести штурмовку вражеской техники, скопившейся в лесу у реки Дон. Во время выполнения этого задания самолет Мальцева был подбит зенитным огнем. Летчик тянул горящую машину за Дон, но из-за малой высоты самолет немного не дотянул до уреза воды, упал на высокий холм и стремительно начал скользить на брюхе по крутому склону к реке… прямо в огород. В огороде находилась Прасковья Щеголева со своими детьми и матерью. Самолет горел.

- Мама, дайте лопату! – велела Прасковья и тут же широким мужским махом начала кидать землю в огонь. Мальцев пришел в сознание, ему помогли открыть фонарь и спуститься на землю.

- Иди в хату! – указала Прасковья на дом.

- Где немцы? – спросил он.

- По всей деревне.

Действительно, отделения тайной полевой полиции обосновались неподалеку, в селе Девица и на хуторе Севастьяновка, а отряды полевой жандармерии помимо этих сел находились и в совхозе «Семилукский», где дислоцировался штаб 7-го немецкого армейского корпуса.

А в это время фашисты с собаками уже бежали к горящему самолету. Отлеживаться и приходить в себя было некогда.

- Куда мне деться? Прасковья указала за дом:

- Вот так, по оврагу сейчас же и уходи. Он пополз. Щеголева предупредила детей ничего не говорить немцам, она сама будет им отвечать. Прасковья пока не знала, что ждет ее и детей, не предчувствовала близкого конца.

Как и следовало ожидать, через несколько минут к месту падения самолета прибыли немцы. О зверствах фашистов рассказал единственный спасшийся из семьи сын Александр.

Немцы начали допрашивать Щеголеву и детей о месте укрытия летчика, но никто из них летчика не выдал. Женщина стояла на своем, заявив, что ничего не знает. Обыскав дом, немцы нашли в сенях оставленный шлемофон пилота. Рассвирепев, фашисты стали Щеголеву и ее детей избивать и травить овчарками, которые рвали их в клочья. Взрослые и дети молчали. Тогда немцы схватили 12-летнего Сашу, завели в пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться у него, где спрятан летчик. Ничего не добившись, они до полусмерти избили его, сказав, что все будут расстреляны. Возвратившись во двор, еще раз учинили над Прасковьей, ее матерью и пятью малолетними детьми зверскую расправу: немец протянул к матери руку, рванул с ее груди Нину, одеяло раскрылось, девочка вывалилась на землю. Собак спустили с поводков… А затем все они были убиты и сброшены в погреб:

Прасковья Ивановна (ей было 35 лет), ее мама, Анечка – 9-ти лет (ее плюшевый жакетик был весь как решето от пуль), Полина – 7-ми, Нина, которой едва исполнилось два годика (разорвана овчарками), и два Коленьки (сынок и племянник) 5 - 6-ти лет.

Саша испугался, услышав крики и выстрелы. Он сидел в запертом чулане. Вспомнил, что здесь есть узкий лаз. Через него и уполз и спрятался за селом.

Память о таких людях, как Прасковья, незабываема…

Прасковья Ивановна Щеголева – рост выше среднего, лицо простое, скуластое, глаза карие, нос прямой, брови густые, серповидные. Взгляд внимательный, умный, в ямочках возле губ таится полуулыбка. Такой предстает перед нами эта русская женщина с фотографии.

Поэт М. Исаковский посвятил мужественной и отважной женщине известное стихотворение:

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат — и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя — мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол,-

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел…»

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

«Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой:

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам…»

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил — солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

«Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил…»

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась медаль за город Будапешт.

Описание подвига П. И. Щеголевой стало сюжетом документальной повести Е. Велтистова "Прасковья".

Спасенный летчик Михаил Тихонович Мальцев укрылся в прибрежных зарослях. Ночью пытался переправиться через Дон, но он не умел хорошо плавать и обессиленного, обгоревшего, его постигла неудача, и пришлось возвратиться в свое укрытие. На следующий день он был случайно обнаружен местными жителями и позже выдан оккупантам одной из женщин.

Мальцев пережил плен и был освобожден Советскими войсками в 1945 году.

Жил и работал в Башкирии. За трудовые заслуги награжден орденом. Только в 1960 году из заметки, напечатанной в «Советской России» он узнал о своей истории до конца. После этого неоднократно бывал в Семилуках на могиле Щеголевой, стал побратимом с ее сыном Александром.

В первый свой приезд он встретил в поле и опознал женщину, которая выдала его немцам. В селе о ней и ее поступке знали. Она попросила прощения.

Был ли у Прасковьи выбор? Наверное, был. Она вместе с детьми могла бы убежать до прихода немцев и спрятаться, а могла б совсем не подходить к горящему самолету, где без ее помощи наверняка бы сгорел летчик. Могла и выдать его, указав направление, куда он пошел прятаться. Смотришь, за это фашисты могли детям шоколадку дать или губную гармошку, а ей самой паек из суррогатных продуктов. Но Прасковья поступила так, как поступила, как подсказывала ей совесть. Прасковья Ивановна Щеголева награждена орденом Отечественной войны первой степени, Александр Степанович Щеголев – медалью «За отвагу».

После войны у Александра Щеголева родилось 13 детей. Он говорил: «Не удастся стереть род Щеголевых с лица земли!»

В 2019 году на деньги, собранные жителями Семилук в районном центре поставлен памятник легендарной землячке, которую местные почитают за свою святую. На открытии памятника, правда, произошел конфуз. Когда слово взяла внучатая племянница Прасковьи, она, поблагодарив жителей, повернулась к присутствующим на мероприятии представителям областных и местных властей и спросила: «А эти, что тут делают? Примазались!», и, продолжив, указала им на то, что они не выделили ни копейки, что жители Семилук годами не могут добиться от них элементарных услуг водопровода, канализации, газа. А советские люди боролись на войне именно против прихода этой власти»…

Так что жив не только род и дух Прасковьи Щеголевой. Да и можно ли перед лицом ее памяти быть слабым, лицемерным и трусливым?..

Эпизод четвертый. С оружием в руках.

История Воронежа хранит многие эпизоды войны, когда героями становились женщины и девушки с оружием в руках ставшие в ряды армии. Немецкие пропагандисты называли их коммунистическими фанатичками. Но они защищали свою страну, в которой видели будущее своего народа. Они сражались за Родину!

В марте 1942 года Государственный комитет обороны издал постановление заменить в войсках противовоздушной обороны страны 100 тыс. красноармейцев женщинами в возрасте до 25 лет. Три полка 3-й дивизии ПВО комплектовались из добровольцев-девушек Воронежа и области. Около десяти тысяч юных воронежанок стали в строй. Много это или мало? – может задаться вопросом кто-то из читателей. Пусть ответит сам, но только после того как для сравнения я приведу один пример. Сыны «гордого чеченского народа» любят при каждом удобном случае говорить о себе, что они народ-воин! Аллаху виднее, как говорится, но во время Отечественной войны, когда нужно было защищать Родину, 60 тысяч жителей чечено-ингушской республики сбежало и укрылось от призыва в горах, 14 тысяч перебежало через линию фронта на службу к врагу, а 10 тысяч прошли войну и стали ветеранами… Столько же, сколько школьниц Воронежа добровольно пошло на фронт.

Отважная пулемётчица Лидия Рябцева (1921-1942 гг.), именем которой в Воронеже названа улица, родилась в селе Перекоповка Семилукского района. Перед войной она проживала в Воронеже на улице Зелёной (ныне — Абызова), работала на заводе им. Коминтерна и училась в вечерней школе. Когда фашисты подступили к Воронежу, ушла добровольцем на фронт.

Летом 1942 года девушки-зенитчицы оказались в самом пекле. Воронеж тогда бомбили, как ни один город Союза. Фашистская авиация имела полное господство в воздухе и получала отпор только от зенитного огня. О накале боев с люфтваффе может говорить тот факт, что в один из дней в небе над Воронежем было одновременно 600 самолетов врага. Эшелоны хейнкелей и карусели юнкерсов кружили над позициями советских войск всё светлое время суток. Огонь зенитной артиллерии требовался и на земле против армады 4-й танковой армии и пехотных дивизий вермахта. В дневнике одного из офицеров немецкой армии была запись: «Когда мы узнали, что город защищают школьницы, то поняли, что Воронеж так просто не сдастся». Вместе с боевыми подругами Лидия Рябцева почти три недели участвовала в круглосуточных сражениях за родной город. Героизм воронежских девушек высоко отметил военный совет ПВО. «Огнём орудий зенитчики встречали, уничтожали и останавливали танки, истребляли пехоту и автоматчиков противника… Враг был остановлен и на отдельных участках отброшен. Деритесь с врагом так же смело, как воронежские зенитчики!» — говорилось в специальной листовке. В пример их приводил и Сталин в обращении к бойцам Красной Армии.

День 16 июля выдался особенно горячим. Десятый день шли ужасающие по кровопролитию уличные бои за Воронеж. Фашисты авианалётами стремились стереть освобождённый район студенческого городка СХИ с лица земли. Там располагались медицинские службы, связисты и командный пункт 121-й стрелковой дивизии. Зенитчики давали отпор немецким самолётам. Установка счетверенных пулеметов Максима, которой управляла Лидия Рябцева, вступила в бой с пикирующими бомбардировщиками. Один их самолетов был сбит, но сразу за ним на бомбежку зашел следующий. С протяжным воем он мчался прямо на зенитку. Дуэль отважной воронежской комсомолки и фашистского пилота длилась недолго. Пулемётные трассы вонзились в двигатель и фюзеляж самолета и он загорелся, но падая, сбросил фугасную бомбу точно в цель. Мало, что осталось от зенитной установки. Лишь куски оплавленного и скрученного в узлы металла турели, и по локоть оторванные руки Лидии Рябцевой, сжимающие рукоятки пулемета.

Бесстрашная зенитчица была посмертно награждена орденом Отечественной войны 1 степени. Её прах захоронен в братской могиле на улице Ломоносова неподалеку от главного корпуса СХИ (ныне ВГАУ).

11 июля 1942 года 23-летняя Зинаида ТУСНОЛОБОВА (1920-1980 гг.) впервые участвовала в бою в качестве санинструктора 7-й роты 849-го стрелкового полка 303-й стрелковой дивизии Воронежского фронта. «За три дня сражений вынесла из ада 40 бойцов. Откуда только силы берутся. Меня наградили орденом Красной Звезды», — писала она домой. А за 8 месяцев пребывания на фронте Зинаида вынесла с поля боя более 120 раненых.

Третьи сутки в полях, среди холода, снега и непрерывно рвущихся снарядов в районе курской станции Горшечное. И вдруг, крик: «Командир ранен!» Зина поползла по перепаханному взрывами снежному полю, но спасти командира не удалось — он был уже мёртв. И тут она сама почувствовала адскую боль, потеряла сознание… На вторые сутки её, примороженную в снег, нашли полковые разведчики. Санинструктор осталась жива, но обе ноги и руки — одну до локтя, другую до кисти — ей пришлось ампутировать.

Для дальнейшего лечения Зину эвакуировали в глубокий тыл в Свердловск. Долго она не решалась сообщить об этом своему любимому человеку Иосифу Марченко, но, наконец, продиктовала письмо, в котором просила её забыть. Однако Иосиф не отказался от девушки-инвалида, и его любовь вернула Зинаиду к жизни. Ведущий хирург госпиталя сделал ей несколько сложных искусных операций — разделил кости её левой руки, обшил их мышцами, и она научилась писать. Затем в московском протезном институте Зине изготовили протезы. Она автор знаменитого воодушевляющего письма-призыва к воинам 1-го Прибалтийского фронта. На него она получила более 3 тыс. откликов, и лозунг «За Зину Туснолобову!» появился на бортах многих советских танков, самолётов и орудий.

Позднее санинструктору было присвоено звание Героя Советского Союза и международная награда — медаль Флоренс Найнтингейл, которой до неё были удостоены только два медработника в СССР. После войны Туснолобова вышла замуж, родила двоих детей, работала диктором на радио. Умерла в возрасте 60 лет.

Антонина Беспалова (1923-1942 гг.) тоже служила санинструктором в 303-й стрелковой дивизии. Попала в ожесточённые бои у рощи «Сердце», что возле современного храма св. Ксении Петербургской по ул. Жукова. 8 августа 1942 года немцы обстреливали рощу, бомбили с воздуха, стараясь уничтожить наблюдательный пункт, запасы продовольствия, воды и боеприпасов. Беспалова перевязывала бойцов, когда взвод потерял командира. Немцы броском вперед решили выбить наших бойцов с их позиций. Не растерявшись, она поднялась в контратаку и повела за собой красноармейцев, которые уже собирались отступать, но увидев девушку-медика бесстрашно идущую на врага, бросились ей на помощь в штыки. Батальон отразил атаку врага, но сама Антонина погибла.

Сводный отряд народного ополчения из 100 человек непригодных к военной службе мужчин, молодёжи и женщин, принимал активное участие в боях за Чижовский плацдарм в сентябре 1942 года. Оттуда в январе и началось освобождение Воронежа.

Весной 1943 года приказом по Воронежскому фронту 23 бойца были награждены орденами и медалями. Медаль «За отвагу» получили 42-летняя замдиректора ресторана Наталья Бабина, 32-летняя мастер металлосварки Мария Осадчих, 23-летняя Надежда Чумак, 18-летняя Мария Костина, заведующая детским садом, медсестра отряда Таисия Соколова. Они вынесли с поля боя по 10-17 раненых бойцов, участвовали в атаках вместе с мужчинами. 22-летняя Анна Скоробогатько, санитарка, студентка третьего курса мединститута, была посмертно награждена орденом Красной Звезды.

Почему мне сегодня, в 77-ю годовщину освобождения Воронежа захотелось написать именно о женщинах? Великая Отечественная война от нас все дальше и дальше, но в последнее время не единожды приходилось слышать от разных людей, что события той войны будто бы становятся ближе, дороже, понятнее. Может быть люди стали очухиваться, оглядываться, думать? Говорят, что «у войны не женское лицо»… А у России то оно женское. Но для того, чтобы России обрести свое лицо сегодня, нужно поискать его в памяти прошлого.

1.Виселица на памятнике Ленину

2.Повешенный предположительно художник репинской школы Бучкури

3.Изгнанные из Воронежа жители

4.Лидия Рябцева

5.Прасковья Щеголева

6.Ревекка Мухина

7.«За Зину Туснолобову!»

8.Обелиск на могиле Щеголевой

9.Памятник Прасковье Щеголевой в Семилуках