Для потомков, внуков и правнуков написаны эти воспоминания. Надеюсь, написанное позволит всем читателям задуматься о своём месте в нашем непростом обществе, пользе для отечества, а также извлечь знания и полезные уроки для своего жизненного пути. Во время работы над текстом в памяти всплыли события далёкого прошлого, яркие картины и лица далёких лет, которые на время вернули меня в прошлую жизнь.
Родился я 5 марта 1936 года на улице Энгельса в Минске. На месте нашего дома сейчас построен Президент-отель. В ноябре 1937 года по сфабрикованному обвинению в возрасте 51 год был арестован и расстрелян мой отец. Выходец из семьи потомственных лесничих Беловежской пущи в селе Романовцы, отец Живлюк (Жыулюк) Николай Иосифович сразу принял новое общество и стал активным созидателем. На протяжении 1922-1924 годов он организовывал детские дома и был директором первого детского дома Беларуси, проводил коллективизацию, в 1937 году он работал гл. бухгалтером ГОРОНО Минска.
В ноябре 1957 года Военным трибуналом Белорусского военного округа он был «реабилитирован посмертно за отсутствием состава преступлений» Тело его покоится в коллективной могиле таких же расстрелянных (более трёх тысяч тел) на окраине Минска. Мы остались вчетвером: 3 сестры: Вера - 22 года, Людмила - 18 лет, Ирина - 12 лет, мама - 40 лет и я 1,9 года. Семья врага народа.
В памяти всплывают картинки, начиная с 4 лет. Все на работе и учёбе. Я один дома. Играюсь с кубиками, на которых изображены начальные буквы слов в названиях, изображённых на картинках предметов. Находясь целыми днями один, я начинаю читать и писать печатными буквами. Первая прочитанная мной книга был попавший под руки рассказ Мопассана. Помню, когда я передавал своим сёстрам восприятие содержания книги, хохот стоял долгие минуты. В эти же годы мама начала учить меня разговорному немецкому языку. Её мама, моя бабушка до замужества родилась и росла в Берлине, пела песни и часто говорила на немецком языке. В результате к 1941 году я понимал немецкую речь и сносно для малыша объяснялся по-немецки. Знание языка в годы оккупации Беларуси фашистами неоднократно спасало наши жизни. В памяти хорошо осели картины начала войны. Немцы вошли в Минск 28 июня, оккупация продолжалась 1100 дней. Это было время испытания белорусов страхом, болью, смертью и ожиданием. Люди осознали сами себя, по-настоящему оценили свою историю, поняли, что потеряно. Эвакуация населения проходила в обстановке хаоса без «руководящей роли партии». Руководство города село в машины и, никого не предупредив, укатили на Восток. Постыдно бежали, бросив доверившихся им людям, на произвол судьбы, в руки наступавших немцев. Население в панике пряталось в окружающие Минск леса. Лавины летевших самолётов, взрывы бомбовых ударов, картины огромных пожаров, звуки взрывов, тошнотворный запах копоти - всё это пропитало сознание, наши тела и сопровождало минчан многие годы. Во время бомбёжек мы регулярно спускались в бомбоубежище. Там на фоне ударов бомб были слышны разговоры: «Кругом предательство, в баках самолётов вместо бензина вода. В ящиках для патронов и снарядов насыпан песок. Немцы на днях захватят Минск. В этой удушливой атмосфере страха мы принимаем решение уходить к своим на Восток. Поздно вечером мы, три женщины, 2 сестры и мама, и я, выходим из бомбоубежища, подымаемся домой, связываем необходимые вещи в котомки, одеваем их на плечи и начинаем движение на Восток пешком. Старшей сестре Вере, окончившей к тому времени консерваторию, как дочке врага народа, были запрещены сольные концерты на скрипке, и она уехала в Среднюю Азию работать коллектором в геологическую экспедицию.
Зарево тёмно-красных пожаров, клубы чёрного дыма на фоне руин домов я вспоминаю до сих пор. Бог миловал, мы вышли благополучно из города, миновали горящую деревню. Первую ночь проводим в лесу. Мимо нас мелькают тени то ли наших солдат, то ли врагов. Ощущение хаоса. Утром опять вперёд, на Восток. По дороге жители белорусских деревень от души кормили нас и снабжали продуктами, отказываясь принять оплату. Уговаривали остаться. «Куда идёте с малышом? Оставайтесь. Прокормимся вместе». Добрые души белорусов, которые потом громили фашистов в партизанских отрядах. Мы отказывались и упорно шли к своим на Восток. По дороге нас догоняли изрядно обтрёпанные, часто в состоянии паники, разрозненные отряды, я бы сказал группы, советской армии. Предательство 5-й колоны внутри страны нанесло удар по армии, её духовному состоянию, во многом нарушив состояние боевой техники, выполняя древний заказ англосаксов.
Пешком, пробираясь тропинками в стороне от больших опасных дорог мы дошли до Березины и перебрались на её восточный берег, цепляясь за остатки разбомблённого немцами моста. К сожалению, у Днепра нас нагнали немцы, и нам пришлось повернуть обратно. Мы не рискнули идти к своим через линию фронта. Возвращались, подавленные неизвестностью и, особенно, картинами сдачи в плен наших военных, выходивших из леса с поднятыми руками. Отказываясь от предложений гостеприимных белорусов остаться, мы добрели до Минска. Город лежал в руинах. Тошнотворный запах копоти смешивался с запахом разлагающихся трупов. Эта смесь запахов подавляла сознание и могла парализовать человеческую волю, толкнув его на любые поступки. В окружении руин домов и запахов мы добрели до своего дома. Дома не оказалось. Груды кирпича лежали на наших вещах и книгах. Благо рядом оказались уцелевшие дома на улице Ленина, почти незаселённые. Надеюсь, нас простят хозяева квартиры или их души, но мы заняли первую пустующую квартиру со всей мебелью, утварью. Тогда о мародёрстве никто не думал. Не раздеваясь, свалились одетые на постели. Сознание ушло в другой мир. Проснулись от бешеного грохота в дверь немцев и танковых двигателей под окнами. Ворвалась группа немцев с нацеленными на нас автоматами и переводчиком. Мама заговорила по-немецки, и мы услышали одобрительное «Volksdeutsch». Нам приказали немедленно явиться в комендатуру для регистрации со всеми документами. Уходя долговязый небритый немец потрепал меня по голове, и я услышал: «O, gut, gut».
Так как в комендатуре разговор шёл на немецком, нам выдали без длительного допроса аусвайсы. Полистав какие-то списки и, обнаружив, я думаю репрессированного отца, старшим предложили работу, младшей Ирине техническую работу по выдаче аусвайсов и пропусков для выезда из Минска, старшая Людмила стала директором молочного заготовительного пункта в Ратомке-городке под Минском, маме предложили работу повара. Мы получили талоны на еду. На улицах вначале стояли полевые кухни, кормили немногочисленное население. Вскорости, после первых выстрелов подполья на улицах Минска, полевые кухни сменились виселицами. Гирлянды повешенных раскачивались на зданиях Минска. Ожидаемого эффекта запугать не удалось. Возникли чувства яростного гнева и ненависти. Виселицы сразу увеличили сопротивление. Быстро начали расти подполье и партизанские отряды.
В городе для населения были открыты подвалы НКВД. Многие, в том числе и мы, искали следы своих арестованных родственников, по слухам, иногда находили. Заработало подполье. Оставшиеся в городе патриоты начали убивать и взрывать немцев.
Воспитанные в советском государстве и школе, сёстры не могли служить фашистам и они через хорошо знавших их друзей установили достаточно быстро связь с подпольем. После этого одна машина из Ратомки отвозила молоко немцам, следующая партизанам по Раковскому шоссе, передавая молоко в партизанский отряд в районе деревни Хатежино, где когда-то работал и проводил коллективизацию отец. Ирина начала выдавать аусвайсы и пропуска подпольщикам, помогать евреям бежать из гетто. Несколько раз ей удавалось помочь нашим людям бежать из гестапо, фотографии некоторых из них долго хранились у нас дома. В квартире на ул. Ленина иногда собирались подпольщики. В этом случае меня выставляли во двор с наказом свистнуть при появлении немцев. Несколько раз, тщательно завесив окна, ручным киноаппаратом «крутили» фильмы. Мне запомнился героический «Кастусь Калиновски». Иногда приходили связанные с подпольем немцы, впоследствии уходившие в лес к партизанам. Один из них был застрелен эсэсовцем при ярком солнце на моих глазах, отказавшись отдать ему честь.
В состав немецкой армии входили части завоеванных стран. В Ратомке тогда квартировался взвод словаков. Людмила познакомилась с командиром взвода. Он стал навещать её на работе - сначала один, затем с группой словаков. После длительных бесед весь взвод во главе с командиром и оружием влились в состав партизанского отряда им. Суворова.
Всему приходит конец. Нас предупредили, ночью вас арестует гестапо. Из леса командир отряда прислал за нами подводу, и по пропускам, выписанным Ириной, выехали из города на встречу заходящему солнцу. Господь миловал, заставу миновали без приключений. Я знал, что в телеге двойное дно и там спрятано оружие, в хомуте лошади припрятаны лекарства. Проверка и мы все были бы расстреляны. Страха не было, как будто игра. К лесу мы подъезжали во время заката солнца недалеко от деревни Хатежино. Тёмные облака, кровавое красное заходящее солнце, и на этом фоне на опушке леса встречает нас всадник с шашкой на боку, в папахе - командир партизанского отряда имени Суворова. Картина эта врезалась в память на всю оставшуюся жизнь. С этого момента началась партизанская жизнь нашей семьи со всеми её опасностями и невероятными событиями.
В памяти всплывают фрагменты жизни, образы людей и картины партизанской жизни. Постараюсь их описать. Мы находились в партизанском крае Беларуси, занимал он территорию между шоссе на Раков, железнодорожной веткой Минск-Молодечно. В этом крае были деревни Хатежино, Старое село и протекала река Птичь. Большую часть времени я и мама жили в Старом селе, а сёстры перемещались с партизанским отрядом. В наш край немцы заходили только на танках с тяжёлыми боями. Уже упомянутый батальон словаков в бою всегда отличался и шёл в авангарде отряда и часто решительным прорывом обеспечивал победу отряду.
Ночевать приходилось в разных условиях. Часто кроватью служил еловый лапник или пол землянки, даже вырытой в снегу. Как-то вынуждены мы были с частью отряда заночевать на опушке леса у костра. Время было осеннее, и на меня были натянуты безразмерные ватные штаны. Вероятно искра от костра попала на штаны. Дул ветерок, вата начала тлеть, пока не разгорелось пламя. Со сна мне показалось, что кто-то укусил меня. Было больно. Я начал кричать. Взрослые вскочили и быстро загасили огонь, но уже мясо ноги прогорело до кости. Это была единственная моя «боевая» рана за годы войны. Не один месяц лечения подсолнечным маслом с порошком стрептоцида оставил у меня ощущения острейшей боли и след партизанства на всю оставшуюся жизнь.
Другой такой же опасный случай из партизанства. Мы с мамой и заболевшей сестрой Людмилой находились на хуторе между опушкой леса и деревней, по-моему, Старым селом. В деревне немцы, горит постройка амбара и доносятся крики людей. Впоследствии мы узнали, в амбар загнали людей и подожгли, горели живые люди. На опушке леса залегли партизаны с Ириной. Вдруг к нам в домик ворвались немцы с автоматами. Людмила лежит на печке, прикрывшись полушубком. Полушубком были прикрыты обрез и две гранаты. Опасность смертельная. Видимо, господь бог и знание мамой немецкого языка спасли от неминуемой гибели. Немецкая речь остановила явную агрессивность солдат. «Volksdeutsch», «ja». «Wer ist dort?» «Meine Tochter». Тиф - нашлась мама. Тифа немцы боялись и не стали проверять, что под полушубком. Если бы сорвали полушубок, вы не смогли бы прочитать эти строки. Спасло провидение. Две-три очереди из автоматов могли прервать нашу жизнь на этой земле. Проверив погреб несколькими очередями из автоматов, немцы быстро удалились. Переживания Ирины и партизан, залегших на опушке леса невозможно описать обычными словами. Была зима и когда стемнело, накинув простыни, мы доползли до опушки леса живыми, попав в объятия партизан.
В лесу тогда при отступлении наших, было оставлено много оружия, снарядов, патронов. Мы мальчишки из деревни собирали его для партизан. Иногда сами делали обрезы, надпилив ствол винтовки, погрузив его в воду и выстрелив. В отряде для подрыва поездов и машин не хватало тола. Мы его добывали оригинальным способом тайно от взрослых, а они не могли понять, где мы его находим. Однажды меня застали за получением его. Я сидел на артиллерийском снаряде верхом и с помощью отвёртки и молотка выкручивал капсюль, ударяя по одной из трёх боковых дырочек на нём. Мальчишечье мнение было: если снаряд выстрелит он полетит, а мы сидим на гильзе. Затем из капсюля на костре выплавляли отличный тол. Когда капсюль был вывернут, за спиной раздался отборный русский мат. Взрослые, затаив дыхание наблюдали за моей деятельностью в ожидании выстрела. Секрет был раскрыт и запрещён, но перенят взрослыми.
Большим событием был прилёт наших. В нашу «зону» регулярно прилетали с «большой земли» самолёты. Психологически важна была связь со всей страной. Для нас это означало, что мы здесь частичка СССР и нас на большой земле не забудут. Кроме того, прибытие самолета означало доставку оружия и боеприпасов, а также согревало надеждой, что среди груза окажется табак или еще лучше соль. Особую радость доставляли новые фильмы, которые «крутили» в сараях на простынях в качестве экрана. Я помню, «Небесный тихоход» смотрели до тех пор, пока лента не стёрлась.
Кроме сбора оружия, мальчишки старались оказывать партизанам любую посильную помощь. Мы могли выполнить нерешаемую взрослыми задачу. Иногда я выполнял функции дозорного, наблюдая за перемещением немцев. Не один раз ходил для прикрытия с сёстрами в Минск на связь с подпольем, якобы на рынок для обмена деревенских продуктов на соль и сахар. У сестёр были сфабрикованы аусвайсы на другие фамилии. Как правило, проходили в Минск и выходили без происшествий. Наконец, пришёл 1944 год - долгожданное освобождение. Минск был освобождён 11 июля. Взятые в котёл фашисты потеряли 70 тысяч человек убитыми, более 30 тысяч человек были взяты в плен, среди них 12 генералов.
Сёстры с отрядом ушли на пополнение подразделений действующей армии, оставив меня с мамой в Старом селе. Для поездок отряд подарил нам хромую лошадь с телегой. Лошадь хромала, но исправно возила нас в гости к знакомым партизанским семьям. Ездили мы вооружённые. В окрестных лесах вместо партизан засели вооружённые банды бывших полицейских, немцев, фашистской администрации. В деревнях на постое находились переформировывавшиеся и отдыхающие наши воинские части. В бывшей партизанской зоне возник и длительное время существовал этакий слоёный пирог. Нашу хромую лошадь я постоянно выводил на луг между лесом и деревней. Не один раз попадал под обстрел из леса, когда приходилось вскакивать на хромающую лошадь и, пригнувшись, хромым галопом уходили от пуль. Думаю, что стреляли в лошадь получить конину, в лесу не хватало еды. Один раз, оставив её на ночь пастись у деревни, утром мы обнаружили её разделанный труп.
В конце года вернулись из армии, досрочно демобилизованные сёстры, и мы отправились в Минск. Почти весь город лежал в развалинах. На окраине Минска сохранились несгоревшие частные домики. В одном из них нас приютила хозяйка, и началась новая по-настоящему мирная жизнь. В пропахшем гарью городе дышалось легко и свободно. Фронт ушёл далеко. Конец лета 1944 года прошёл в поисках еды на огородах и мальчишечьих драках - «улица с улицей», играли в войну. Я возглавил команду нашей улицы. Вооружившись изготовленными самопалами, мощными рогатками и палками, мы вели «бои» с синяками, ушибами до тех пор, пока не вмешивались взрослые с неприятными для нас последствиями.
Пришла осень, а с ней школа. Меня как умевшего читать и писать с октября 1944 года зачислили сразу во второй класс. Неразрушенных школ было очень мало. Поэтому занятия проходили в три смены. Моему классу досталась третья смена, и мы возвращались поздно ночью домой. Среди руин домов на неосвещённых улицах идти было страшно, тем более Минск был полон слухами о банде «чёрная кошка» в развалинах домов. Поэтому мы возвращались домой группами, идя по осевой линии улицы и громко распевая боевые песни. Время проходило в учёбе и мальчишечьих драках. Из класса в класс я переходил с похвальными грамотами. Учился сам. Никогда не просил помощи.
***
Юрий Николаевич Живлюк родился в 1936 году в Белоруссии, окончил с отличием в 1960 году Московский физико-технический институт. Доктор физико-математических наук, профессор, действительный член Российской академии естественных наук, Американской национальной академии, Европейской академии естественных наук, Европейской академии наук и искусства и других. Основной круг научных интересов - исследования горячей плазмы, особенностей рассеяния электромагнитных волн, математические модели поведения в животном мире и социальных структурах и другие. Автор 157 научных работ. Имеет государственные награды и награды общественных комитетов, в том числе международных: орден «За вклад в победу», орден «Рыцарь науки и искусства», орден «За службу России», европейский орден Петра Великого и другие. Последние годы Ю. И. Живлюком проводится большая работа по сохранению российского интеллектуального потенциала, промышленному освоению отечественных новейших технологий и техники, не имеющих аналогов в мировой практике.
