«Весь этот физический опыт есть лишь картина или притча, изображающие опыт духовный. Все, происходящее снаружи, - только иллюстрация того, что бывает внутри. Вся преходящая природа - своего рода сон о внутренней яви и рассказ о непреходящей действительности». [1]
Великий и неисчерпаемый во множестве смыслов пример тому - море. Есть ли человек, который родился и жил вдали от него, впервые увидев эту водную вселенную, не был поражен? Есть ли человек, рожденный у моря, для которого оно от начала жизни было естественным фоном, тем не менее, не останавливался бы время от времени, или замерев перед красотой его и негой, или в священном ужасе от восставшей его мощи?
Самая частая ассоциация при упоминании моря, океана - простор, свобода, высшее проявление красоты. В солнечную, благодатную погоду как же оно напоено ими, как ласкает светом, окутывает лазурью, дарит крылья ветра, которые уносят к горизонту - и там, в слиянии водной и небесной лазури, не только тело чает обрести бессмертную невесомость, но и душа - свою обетованную родину.
Или в облачную погоду иногда случается так, что пучок солнечных лучей падает на водную поверхность сквозь раздвинувшиеся тучи, тогда душа так и вскидывается - каким же райским местом представляется этот золотой остров!
Но это не море само по себе, это явленная взору мечта о бесконечной жизни, напоенной светом. Это лишь начало притчи. Душа, охваченная восторгом, старается не думать о морской глубине, а ведь море - это не только свет и простор, но и бездна немотствующего мрака. Как только человек пересекает разделительную поверхность воды и воздуха, он попадает в иную реальность, в которой нет преград, но и простора нет. Есть бездна. Страх перед ее иноприродностью цепенит. Даже на безопасном мелководье, пронизанном солнечными лучами, где на песке дрожит золотая сетка, повторяя игру волн, где кипит немыслимое разнообразие форм прибрежной живности, чудной, хоть и чуждой, - нет захватывающего душу простора. Эта игра жизни и красок - как игра на пятачке сцены - окружена зеленоватым туманом, словно кулисами. И не манит за собой этот таинственный сумрак, он не открывает пространство, а закрывает его. А чем дальше от берега, чем глубже - сумрак стремительно сгущается, и бездна раскрывает свой зев. Там, над волнами пространство распахивалось навстречу - здесь мрак смыкается вокруг и затягивает в безвозвратность. Безобразные и без-образные тени возникают из мрака и пропадают неведомо куда. Сие море великое и пространное, тамо гади, имже несть числа, животная малая с великими (Пс.103:25). Страшится человек этой бездны, она, затягивая в себя, сковывает его и стремится раздавить.
Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах (Мк.4:11). Притчи, рассказываемые нам природой, объяснены Евангелием. Человеку хорошо и радостно в лучах солнца, его свет и тепло дают жизнь, оно открывает ему бесконечность Божьего мира. Простор, свобода, воля, раздолье морской глади противопоставлены мраку, гнету и стеснению водной пучины. Простор духовной и нравственной жизни в свете Божией истины противостоит мраку, несвободе, разложению и гибели греха.
В Евангелии Господь говорит человеку: Я свет миру (Ин.9:5), Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14:6). Вообще, свет и тьма указаны человеку как генеральное и сущностное противостояние не столько в физическом, сколько в нравственном мире, равное противостоянию жизни и смерти. Много, много раз повторяется слово свет в Евангелии, подводя к прямой заповеди: Веруйте в свет, да будете сынами света (Ин.12:36).
Но мы не только не летим над водной гладью туда, в море света, к распахнутым объятиям неба - мы в своем бессилии и безверии в лучшем случае едва держимся на поверхности.
И многие оставили усилия, наполнили легкие водой отречения, слились с темной необъятностью. Углебох в тимении глубины, и несть постояния: приидох во глубины морския (Пс.68:3).
Так цивилизация, отказавшись от Света, погружается в пучину, где химеры, гады и чудовища оплетают своими щупальцами души, присасываются к ним и вытягивают живые соки, делая их подобной себе нежитью.
Эта нежить кружится и пляшет на сценах театров, кино- и телеэкранах, ей принадлежат улицы, концертные залы и книги. Политика - могучие темные течения этих безсветных глубин. И вот мертвеющие глаза уже забывают солнечный свет, но улавливают фосфоресцирующее излучение вьющихся вокруг тварей, кружение их принимает за жизнь, а погружение в бездну - за восхождение, и, отрекшиеся, уже не воззовут, как Иона. Но самое страшное - не бездна и ее чудовища - грехи, как бы ни изъели они душу, самое страшное - признать их всемогущество, отдаться и слиться с ними.
Чем можно измерить тяжесть вины, которую претерпевали Адам и Ева до своей физической смерти и тысячелетия после - тяжесть грехов всего падшего человечества, начало которому положили они? Она увеличивалась с каждой душой, сходившей во ад и превосходила тяжесть всех водных глубин земли. Но они не оставляли надежду на Спасителя и Его власть, и первыми были выведены из ада.
Словами пророков, Своими словами Господь указует, что единственным непоправимым грехом есть отчаяние, оставление надежды, ибо для Господа нет недоступных бездн - аще сниду во ад, тамо eси. Аще возму криле мои рано и вселюся в последних моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя, и удержит мя десница Твоя (Пс.138). Только не признавай нежить жизнью, осознай, что там, над океанской толщей неизмеримая бездна милосердия Божия.
У Айвазовского есть удивительная картина «Гибель корабля «Лефорт»», которую можно рассматривать не только как надежду на спасение людей, погибших в катастрофе, но и как напоминание всем нам, захлебывающимся в море греха, даже погрузившимся на дно, о надежде на то, что сила любви Божией проникает в любые глубины. И изведет судьбу твою, яко полудне... (Пс.36:6).
Душа вырвется из мрака и полетит над сверкающей водной гладью к своему небесному отечеству.
Как будто радость и блаженство спасенной души описал Герман Мелвилл, стоя на верхушке мачты и погрузившись в созерцание океана:
... мы шли среди яркой экваториальной весны, неизменно царящей в океане на пороге вечного августа тропиков. Нежные, прохладные, ясные, звонкие, пахучие, щедрые, изобильные дни были, словно хрустальные кубки с персидским шербетом, через верх полные мягкими хлопьями замороженной розовой воды. Звёздные величавые ночи казались надменными герцогинями в унизанном алмазами бархате, хранящими в гордом одиночестве память о своих далёких мужьях-завоевателях, о светлых солнцах в золотых шлемах! [2].
А апостол Павел закрепляет надежду обетованием, внушенным Духом Святым: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1Кор. 2:9).
[1] - св. Николай Сербский. Беседы. Беседа 24.
[2] - Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит.
Иллюстрация: картина И.Айвазовского «Гибель корабля «Лефорт»
