Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе...
(Канон Великой Субботы)
Кричит Мать, и бьет себя в грудь, и волосы рвет:
- Увы мне, Чадо мое, дорогое, любимое, Свете мой! Не уберегла Тебя, безвинного оплевали, изранили всего, смерти предали... Надежду и жизнь мою погубили, Сына моего...
Седая сутулая очередь извивается у подножия «Крестов». Невский туман скупо влажнит высохшие глаза, каменные лица.
- Вот, посылочку, передайте, пожалуйста... и письмо... письмо тоже возьмите...
- Сказано, без права переписки... не тычь тут своим письмом. Без права, ясно?!
- ...расстреляли ...точно ...без права ... все ...убили ...убили...- шепчет пронзительная тишина.
А мать все стоит у «Крестов», растерянная, одинокая... А стена-то красная, как кровью пропитана... Снова в конец, опять шестисотая... А здесь как будто ближе... И не плачет она, умерла, и только мнет в руках листок: «Держись, сыночек, радость моя, это недоразумение. Все скоро выяснится, родной мой, зернышко мое...»
Куда же Ты уходишь, Сыне мой, зачем оставляешь меня одну. Сердце разбито, душа кровоточит, как мне без Тебя... Горе мне, горе...
Скотинку обрядила, вот и хорошо, еще денек вышел. Скоро уж почту принесут... Ох, как прохватило-то. Распахнула окно... белая занавеска взметнулась и затрепетала. Вон, кажись и Анисья. Вдруг сердце подскочило и забилось, забарабанило...
- Петровна, тебе... похоронка пришла... сын твой, Сережка, геройски погиб исполняя...
- Да ты с ума сошла что ль?! Всю жисть рядом прожили, ужель не знашь! Врешь все, врешь! Не мне похоронка! Туды неси, они все пропили и Ваньку свово давно пропили! Весь в соплях ходил, голодный. А Сереженька мой, кровиночка моя... Нет, туды неси! Туд-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы...
Зачем Тебя пережила, Жизнь моя, зачем бездыханного вижу. Болезни и скорби захватили меня, состарили. Никогда уже радость не коснется сердца моего. Хочу умереть с Тобою, Чадо мое любимое! Выше всех матерей возвеличил Ты меня, но, увы мне, вижу Сына своего благоуханьями помазана, яко мертвеца...
Девять месяцев она носила сыночка под сердцем, девять месяцев искала его в Чечне...
Удар, еще удар... Кровь... все разбито, глаза затекли, зубы выбиты... А волосы поседели... Кажется ушли... помирать бросили... Но она встала, потому что мать, потому что к сыну идет.
Крик роженицы - крик боли и радости... Как же кричала она, когда могилу сына раскапывала! Навзрыд, отчаянно, все сердце на землю выплеснув... Замучили сыночка, обезглавили... А крестик бабушкин так и висит на простой веревочке... маленький серебряный крестик, а тяжелый-то какой... Сначала он нес, теперь ей до конца своих дней нести... Это хорошо, правильно, что выдержал, не предал... Но как жить-то теперь...
Вижу Тебя, Чадо мое любимое, на Кресте висящего, вижу страдания Твои и боль Твою и убиваюсь с Тобою вместе.
Что же вы не даете утробу мою взять на руки, младенцем покачать, раны поцеловать?!
Ни от гроба Твоего не отойду, ни плакать не перестану, любезное Чадо мое. За Тобою и в ад спущусь... Как же мне оставить Сыночка моего?
Пресвятая Богородица припала к Кресту пригвожденная и плакала горько, и молила и ласкала Сына своего распятого:
- Воскресни, Жизнь моя, утоли печаль мою и болезнь, все Ты можешь, если захочешь, смилостивись же надо мною, вернись ко мне или с собой забери, но не оставляй одну...
Мария Мельникова
