18 января исполнилось 40 дней, как отошел к Господу Михаил Петрович Лобанов, замечательный русский писатель и критик из поколения фронтовиков, многолетний автор «Русской народной линии». Своими воспоминаниями о Михаиле Петровиче делится выпускник его семинара Константин Алексеев, подполковник, ветеран боевых действий, автор романов «Черная суббота» и «Восприемник».
***
Михаил Петрович Лобанов. Вот он входит не по возрасту бодрой походкой в знакомую до боли аудиторию Литературного института, добродушно улыбаясь всем и каждому в отдельности.
У него замечательная улыбка, мгновенно располагающая к нему даже незнакомых людей. И не просто располагающая. От нее словно накатывает теплая волна симпатии и доверия к этому мудрому и душевному человеку.
Эти воспоминания так же свежи, как свежа и боль о том, что больше нет на этом свете человека, который не просто был твоим Наставником, старшим другом, но и частью твоей жизни.
ТОТ САМЫЙ ЛОБАНОВ
...Впервые встретились мы в августе 2003 года, когда я держал вступительные экзамены в Литературный институт. Помню, как был несказанно удивлен, узнав, что мои конкурсные работы отобрал не кто-нибудь, а сам Михаил Петрович Лобанов - известный ещё с шестидесятых годов писатель, критик и публицист. А вскоре мы познакомились и лично.
Было это на экзамене по творческому мастерству. Подойдя к Лобанову в перерыве, я поинтересовался, какого объема должен быть этюд. Михаил Петрович в ответ просто и добродушно улыбнулся, сказав:
- Да не гонитесь вы за объемом! Главное - это суть. Кстати, а кто предварительно отобрал вас на творческом конкурсе?
- Вы, - ответил я.
- А как ваша фамилия?
- Алексеев.
- Так это ваша повесть «Расплата»? Как же, читал! Вы, выходит, офицер?
- В том-то и дело...
Я признался, что вряд ли поступлю и что, в общем-то, мне нет смысла сдавать остальные экзамены. Как-никак школу я закончил пятнадцать лет назад и маловато помню, что по литературе, что по истории, а уж с сочинением точно не справлюсь - с пунктуацией у меня совсем худо. Да и когда мне учиться с моей службой?
Однако Лобанов был другого мнения. Он сумел ненавязчиво переубедить меня, находя на каждое мое сомнение весомый аргумент.
- А насчет времени, так семинары у нас строго по вечерам. К тому же бывать на каждом не обязательно, тем более что у вас такая серьезная служба. Главное, пишите по мере сил, - сказал он в заключение. - Уверен, все у вас получится. Выше голову! - и улыбнулся, чуть заметно подмигнул обоими глазами.
Помню первый семинар в сентябре того уже далекого 2003-го. Из нас, заочников-новичков, первым обсуждали меня. Вначале старшекурсники, как водится, разнесли в пух и прах каждую фразу моего рассказа. Некоторые предлагали оставить из семи страниц от силы несколько абзацев. Под конец слово взял Михаил Петрович. Спокойно, доброжелательно он поставил на место самых ярых критиков, детально разбирая каждый кусок, проводя параллели с произведениями известных писателей. Вместе с тем Наставник четко, точечно выхватил ляпы, излишние красивости и прочий словесный мусор. А после занятия, когда мы остались вдвоем, произнес:
- А вы молодец, не раскисли, не смешались под разносами наших студентов. Кстати, уж не обижайтесь на них: кто, если не посторонний глаз, разглядит твои недочеты, верно?
Уже позже, на последующих семинарах, я не раз удивлялся способности Михаила Петровича чувствовать момент. Например, когда разбирали меня, наш Наставник, зная, что я, как говорят спортсмены, неплохо «держу удар», позволял дать высказаться по поводу произведения всем активным критикам с нашего семинара. Когда же в один из разов обсуждали робкую и донельзя чувствительную девушку-первокурсницу, наш Петрович вовремя мягко, но решительно остановил обсуждение ее рассказа односеминарниками и сам взял слово. Говорил он долго, убедительно, искренне хваля удачные моменты и деликатно указывая на слабые.
80-летие
«ПРОСВЕЩЕННОЕ МЕЩАНСТВО» КАК ПРОЗОРЛИВЫЙ ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
Михаил Петрович был человеком добрым, отчасти даже мягким - и вместе с тем неприступно-твердым, даже жестким, если это касалось такого понятия, как правда. Сломить его волю, заставить отступить от своих принципов, вынудить пойти на сделку с совестью не могло ничто. Как невозможно было и запугать Лобанова - фронтовика, ушедшего на войну в семнадцать лет, тяжело раненного в бою на Курской дуге в августе 1943-го.
1943 г., в госпитале
Помню, как я был не просто удивлен, а поражен его мужеством, когда прочел давнюю статью «Просвещенное мещанство», написанную Михаилом Петровичем еще в 1968 году. В ней очень четко, доходчиво и метко были обличены некоторые известные в ту пору деятели искусства, что исподволь исповедовали нигилизм, пренебрежение и даже презрение к собственной стране и народу.
Лобановская статья наделала много шума. По воспоминаниям современников, ее порой обсуждали шепотом, с оглядкой, в курилках и дома. Да и было с чего. Одно дело, когда писатели и журналисты вещали об угрозе буржуазных интервенций с Запада - дело для тех лет привычное. Михаил Петрович же указал на гнилую червоточину, разъедающую общество и страну изнутри. Причем ею оказались заражены не какие-то забулдыги из числа завсегдатаев ЛТП, а люди, считавшиеся в ту пору передовыми среди творческой интеллигенции, этакие советские Смердяковы при чинах и регалиях.
Но не только это в статье было особенным и необычным для тех лет. Защищая духовные ценности, Лобанов апеллировал не к пролетарскому интернационализму, не к трудам Маркса и иже с ним, как это сделали бы на его месте «идеологически выдержанные» работники пера, а к национальным истокам, народной почве, на которых исстари держался русский дух.
«Просвещенное мещанство» стало своеобразной лакмусовой бумажкой для зараженных духовным пороком, и они тут же набросились на автора, клеймя и обвиняя его и в отходе от социалистических принципов, и в так называемом «русском шовинизме», и даже... в неприятии великой французской революции! Особенно усердствовал тогдашний главный идеолог ЦК Александр Яковлев. Он даже нашел время, чтобы разразиться негодующей статьей «Против антиисторизма», посвященной в основном Лобанову.
Казалось бы, когда над твоей головой сгустились такие тучи, впору дать задний ход и покаяться: простите, мол, бес попутал. Но не тем человеком был Лобанов, чтобы даже под угрозой исключения из партии и изгнания с работы с волчьим билетом изменить собственной совести. Да что там: еще задолго до описываемых событий, в жарком августе сорок третьего на Курской дуге, его, семнадцатилетнего парнишку, идущего в атаку, смог остановить лишь осколок разорвавшейся рядом немецкой мины.
...Меня же, прочитавшего «Просвещенное мещанство», кроме мужества автора, поразила еще и его прозорливость. Еще за двадцать с лишним лет до пресловутой перестройки и последовавшего за ней разрушения великой державы Михаил Петрович точно угадал всю гниль, низость и нигилизм тех, кого обличал. Все вышло именно так, как и предупреждал Лобанов. Подойдут к концу восьмидесятые, и эти люди вмиг отрекутся от прежних идеалов и начнут с веселой ненавистью хаять все и вся, в том числе и страну, которая дала им все мыслимые и немыслимые блага. А один из героев «Просвещенного мещанства», популярный сладкоголосый бард, будет во всеуслышание восхищаться расстрелом Дома Советов в черном октябре 1993-го...
СКРОМНЫЙ СОЛДАТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
Да, многие прежние «верные сыны партии», как в сказке, в одночасье обратились в воинствующих диссидентов. В свое время за верноподданнические оды получавшие баснословные деньги в виде государственных и ленинских премий, гонораров, а кроме того -огромные шикарные квартиры в элитных домах, дачи и тому подобное, они тут же стали строить из себя мучеников, пострадавших от советского режима и диктатуры КПСС. И как оказалось, это перерожденчество было для них более чем выгодным: к прежним «дивидендам» от государства прибавились и зарубежные гранты.
Русскому патриоту Лобанову крепко досталось от идеологов ЦК КПСС. И не только за «Просвещенное мещанство». В конце 1982 года в журнале «Волга» вышла статья Михаила Петровича «Освобождение», посвященная роману Михаила Алексеева «Драчуны», которая разгневала даже тогдашнего главу СССР Андропова. «Освобождению» посвятили целое закрытое заседание ЦК КПСС, где постановили снять с должности главного редактора «Волги» Николая Палькина, а сам автор был подвергнут жесточайшей проработке на специальном заседании Союза Писателей СССР.
С орденами
Но Михаил Лобанов никогда не принадлежал ни к каким антисоветским диссидентам (в том числе - и подобным Солженицыну), обласканным Западом, по словам известной русской поэтессы Татьяны Глушковой. Поведение последних (по её же мнению) «разительно отличалось от поведения М. Лобанова и других русских писателей, критичных к советской истории, но не опускавшихся до апелляции к лжесвободному миру, до сотрудничества, соратничества с ярыми, безусловными врагами своего Отечества... Литераторы типа М. Лобанова (позволю себе такое обобщение) обладали достаточным разумом, чтобы понимать: за действительный русский патриотизм на Западе не платят ни славой, ни долларами, ни учёными званиями, ни докторскими мантиями, ни почётными лауреатствами... Что именно невостребованность Западом может сделать честь русскому патриоту...» (см. в кн.: «В шесть часов вечера каждый вторник. Семинар Михаила Лобанова в Литературном институте», издательство Литературного института имени А.М. Горького, 2013).
Само понятие выгоды никак не сочеталось с личностью Лобанова. Инвалид войны, кавалер двух боевых орденов, известный писатель и критик, он не имел даже квартиры в каком-нибудь из «литераторских» домов на «Аэропорте» или «Университете». Свое скромное жилище он получил лишь в восьмидесятых, на юго-западной окраине Москвы. И то, благодаря ходатайству руководства московской писательской организации. Сам же он никогда и нигде не распространялся о своих заслугах перед Родиной.
Не позволял он и славословия в отношении себя. Писатель Николай Дорошенко вспоминал: «Однажды я написал под его фотографиями на газетной полосе: «Совесть России - Михаил Петрович Лобанов». И, слава Богу, показал ему эту газетную полосу прежде, чем она вышла из печати. Уж как он во мне разочаровался! «Уже измусолили вы такое понятие, как русская совесть...» - услышал я от него...».
Был случай и на моей памяти. Однажды в канун Дня Победы мы, как всегда, поздравляли нашего Наставника. По традиции в этот день в Литинститут приехало много его учеников, выпускников разных годов. На импровизированном застолье после семинара кто-то из нас поднял тост со словами:
- За вас, Михаил Петрович, за Солдата Великой Победы!
Наш наставник тут же возразил, сказав, что, мол, не надо пафоса и громких слов. Но тут все мы единодушно возразили: «Нет, Петрович, это именно благодаря простым солдатам Советский Союз смог переломить хребет Гитлеру и победить. И вы - один из этих солдат!»
«СНАЧАЛА ОБРАЗУЙ СЕБЯ...»
70-е годы, с семираристами
Кстати сказать, на лобановский семинар былые выпускники приходили не только в канун Девятого мая и на день рождения нашего Наставника. Практически все, кто уже закончил учебу и получил заветный диплом, продолжали по вечерам во вторник навещать родную одиннадцатую аудиторию. И не только навещать: когда между обсуждениями работ действующих студентов возникало «окно», Михаил Петрович с удовольствием «брал в разработку» творения своих прежних учеников.
Его семинар отличался еще и тем, что всегда выходил за рамки обычного занятия. На каждом наш Наставник открывал нам что-то новое, интересное. Кажется, не было ни одного случая, чтобы мы не засиделись допоздна в давно опустевшем институте и дежурный охранник не стучался в аудиторию, смущенно указывая на часы, на которых шел уже одиннадцатый час вечера. По этому поводу я однажды сочинил шуточный стишок, под пафосным названием «Подражание Блоку».
По вечерам, над ресторанами,
Сгущает ночь чернильный мрак.
Лишь семинары у Лобанова
Идут до самого утра.
Уж коль Петрович разойдется -
Забудь про дом, и про кровать,
Поскольку вновь тебе придется
В Литинституте ночевать!
Да, Михаил Петрович был великолепный рассказчик. Увлеченные его повествованиями, мы почти всегда забывали о времени, слушая и открывая для себя по-новому Михаила Шолохова и Сергея Аксакова, Михаила Алексеева и Александра Островского, Леонида Леонова и Федора Достоевского. Наверное, больше никто не умел так видеть глубинный смысл в произведениях как классиков, так и малоизвестных писателей. И этому он по мере сил старался научить и нас. Как и отличать истинное от мнимого.
Мягко, корректно, но настойчиво наш Петрович умел еще и объяснить некоторым из нас, что если тебе дан талант излагать свои мысли на бумаге, то он отнюдь не дает право мнить себя выше других. И что любому человеку надо нравственное воспитание начинать с себя самого. Не раз Лобанов цитировал Гоголя, обращавшегося к своим современникам-писателям: «Сначала образуй себя, а потом учи других».
Как с грустью замечал Михаил Петрович, первая часть этого пожелания классика всегда была не в моде, зато со второй во все века и времена все было в порядке: вовсю старались творцы слова поучать остальных.
- Только никуда не денешься от закона в литературе: сколько вложено, столько и отзовется, - не раз говорил наш Наставник. - Если в тебе ничего нет, кроме приспособленчества, духовной мелкости, равнодушия к тому, о чем пишешь - чем хорошим могут отозваться в читателе твои заумные поучения?
Сам же Михаил Петрович никогда не поучал нас. Его невозможно представить самодовольным, менторским тоном читавшим нравоучения подопечным. Даже гневного выражения лица нашего Наставника я не припомню. А вот его добродушная, ободряющая улыбка осталась в памяти навсегда. Даже когда он критиковал работы своих учеников, после его замечаний не было чувства уныния, безнадеги, а наоборот хотелось работать дальше и лучше.
ДЕМОКРАТИЧНЫЙ КОНСЕРВАТОР
За время учебы мне приходилось бывать и у других руководителей семинаров, у которых занимались мои приятели-однокурсники. Занятия каждого из литературных мэтров были по-своему интересные. Вот только такой атмосферы, дружелюбной, искренней и демократичной (в первоначальном, истинном смысле этого слова), как у нашего Петровича, не было нигде.
Как-то раз, когда на семинаре разбирался мой очередной опус, я пригласил на обсуждение нескольких однокурсников. Обсуждение вышло живым, отчасти даже бурным. Особенно жаркие прения начались, когда слово взял наш Петрович и начал указывать на слабые и неправдоподобные, на его взгляд, моменты. С некоторыми замечаниями руководителя нашего семинара я был категорически не согласен и начал рьяно возражать. Мою сторону приняли еще пара человек, и закипел жаркий спор. В какой-то момент я заметил округлившиеся от изумления глаза гостей нашего семинара. Когда же занятие закончилось, уже на улице, одна из них, моя однокурсница, ошарашенно произнесла:
- Ничего себе! Это вы так запросто спорите с руководителем семинара?
- Ну да, - недоуменно ответил я. - А что тут такого?
- Как что?! Про вашего Лобанова говорят, что он, мол, такой консерватор и тому подобное, а он, оказывается, с вами в сто раз демократичней обращается, чем другие руководители семинаров. Наш, к примеру, за любое несогласие с его мнением в миг со свету сживет!
Кстати сказать, известный поэт, у которого занималась та девушка, позиционировал себя рьяным поборником демократии и свободы слова.
НЕ УКАЗЫВАТЬ, А ДОКАЗЫВАТЬ
Подобные парадоксы мне приходилось наблюдать довольно часто, как в Литинституте, так и в жизни, когда те, кто именовал себя либералом и поборником «общечеловеческих ценностей», готовы были уничтожить, в прямом смысле этого слова, любого, кто не разделял их взгляды. А государственники-патриоты, которых так называемые демократы именовали в лучшем случае «сторонниками диктатуры», были более чем уважительны к чужому мнению, пусть даже совершенно противоположному их собственному.
Таким был и наш Петрович. До занятий на его семинаре я представлял его учеников как некий орден непоколебимых православных патриотов-единомышленников - под стать руководителю. Однако среди его подопечных были совершенно разные люди. Какие взгляды только не исповедовали его ученики! В том числе и в своих трудах. Порой встречались и откровенно пошлые опусы, и тогда Михаил Петрович отзывался о них не с гневом, а с сожалением, твердо, но тактично указывая на несуразность творения, деликатно объясняя, что автор, гонясь за новомодными течениями в нынешнем бульварном чтиве, идет по неверному, роковому пути, губительному прежде всего для себя.
Один из учеников Лобанова, в книге, посвященной 50-летнему юбилею работы в Литературном институте Михаила Петровича, вспоминал:
«"Вы можете писать что угодно и как угодно, - часто повторяет на занятиях Михаил Петрович Лобанов, руководитель нашего семинара, - модернизм, экзистенциализм, реализм - я приемлю все. Самое главное, чтобы там звучал ваш личный голос, чтобы это было подлинно бытийное, а не имитация, не словесная игра...". Ко всему прочему Михаил Петрович каким-то парадоксальным образом сочетает твердые консервативные национально-патриотические убеждения с радикально-демократическим отношением к студентам и их творчеству. И это еще один повод верить ему. Каким же образом в этом человеке совмещаются столь разные черты? Лично для меня это загадка» («В шесть часов вечера каждый вторник. Семинар Михаила Лобанова в Литературном институте», издательство Литературного института имени А.М. Горького, 2013 год).
Лобанов умел и ненавязчиво дать понять человеку его неправоту. Причём не указывать, а доказывать, аргументировано и тактично. Помню, во время моей учебы и после, когда я выбирал время и заглядывал на наш семинар, мы с Михаилом Петровичем часто после занятий задерживались на кафедре творчества, а потом вместе шли к метро, разговаривая за жизнь. Случалось нам обсуждать и выходки воинствующих либералов-русофобов. Высказываясь по поводу их художеств, я частенько не стеснялся в выражениях. Петрович ни разу не одернул меня и даже не сделал замечания. Ему хватало одного взгляда, в котором не было даже укора, а сожаление - ему было явно неловко за меня. И этот взгляд отрезвлял, и тут же становилось стыдно своего срыва.
Вспоминается и другой случай. Как-то, еще во время учебы, я принес Михаилу Петровичу свой очередной опус для прочтения и последующего разбора на семинаре. Спустя несколько дней наш Наставник позвонил мне:
- Прочел я твою повесть. В общем, неплохо, но вот кое-какие моменты мне не понравились, - следом он зачитал пару отрывков, где я смачно описывал отрицательных героев. - Зачем эти, с позволения сказать, приемы? И смаковать подобную гадость для чего? Это же дурной тон...
- Дурной, не дурной, а справедливый, - парировал я. - Вон, поглядите, как эти доблестные либералы нас в своих творениях полощут, на какие финты только не идут!
- И что, теперь надо им уподобляться? Доходить до такой низости, что и они?
Начался привычный спор. Я пытался отстаивать свое. Петрович же в свою очередь деликатно и внятно доказывал мне, что опускаться до уровня разных новомодных щелкоперов недопустимо. И мне вдруг стало понятно, что врагу рода человеческого только того и надо, чтобы любым путем затянуть человека в пучину греха.
Лобанову понадобилось от силы минут десять, чтобы я осознал свою неправоту и проникся его словами. До сих пор, когда возникают подобные искушения, вспоминаю тот давний разговор с Петровичем. И его взгляд, добрый, сожалеющий, переживающий. По сей день это часто помогает удержаться от неверного шага...
ЛИЧНЫЙ ПРИМЕР
Ненавидеть грех, но любить человека, стараться помочь ему как можно быстрее и безболезненней избавиться от поселившейся в нем заразы - качество истинно православного христианина. Таким был и Михаил Петрович, безусловно имевший дар свыше отделять зерна от плевел.
С внуком
Он был верующим православным человеком, но никогда не выставлял свою веру напоказ. А если на занятиях разговор в той или иной мере касался православия, то просвещал на эту тему ненавязчиво, но интересно, открывая для многих из слушателей истинное понимание Веры Христовой. Несколько «семинаристов» Лобанова, учившихся еще в советские, так называемые атеистические, времена, стали духовными лицами - монахами и священниками. Многие, придя на семинар более чем далекими от Веры, обрели ее. Я сам воцерковился именно в период моей заочной учебы в Литинституте, во многом благодаря Михаилу Петровичу. А один мой однокурсник под конец учебы признался:
- Я пришел в Литинститут этаким западником, а покидаю убежденным патриотом-почвенником. И все это благодаря нашему Петровичу. Это он на наших семинарах сумел заинтересовать меня русской историей, философией, помог по-новому открыть для себя Шолохова, Аксакова, Леонова. Да что там - благодаря Лобанову я взглянул на Россию совсем иными глазами!
Подобное я слышал от многих. Лобанов помогал измениться в лучшую сторону не нравоучениями, а личным примером. Ведь именно он сам, своей добротой, деликатностью, честностью, твердыней духа задавал планку для своих учеников. А еще помогал опубликовать их творения в печати, для многих порой впервые.
Подчас студенты из других семинаров побаивались гнева своих руководителей, страшились потерять их благорасположение. У учеников Лобанова по отношению к своему наставнику было лишь большое уважение и доверие. Это чувство было сродни чувству сына, боящегося огорчить любящего отца каким-либо неблаговидным поступком.
Наш Наставник был нам примером не только в работе, в творчестве, но и во всей своей жизни. Михаил Петрович и его жена Татьяна Николаевна являли для нас и пример семьи - крепкого союза не просто любящих супругов, но и двоих самых близких по духу людей. Тех, что не просто с любовью глядят друг на друга, но смотрят в одну сторону, туда, где лежит их общий жизненный путь.
«ТЫ ПОХОД ЗАВЕРШИЛ...»
Он оставил Литинститут, проработав в нем с 1963 по 2014 год. Лобановский семинар с полувековыми традициями, лучший, как считалось, в институте, прекратил свое существование в стенах вуза, уже в новые для него времена. Сам же наш Наставник, оставив работу, не ушел на покой, продолжая трудиться дома. Писал статьи, как и прежде, правдиво, глубоко и твердо отстаивая те принципы, которым служил всю жизнь. Продолжал свое сражение, которое начал в далеком 1943-м, на полях Великой Отечественной.
С супругой Татьяной Николаевной
Он и ушел, как православный воин, накануне смерти в последний раз исповедовавшись и причастившись Святых Христовых Тайн.
На похороны пришло множество людей: его близкие, товарищи, коллеги по институту, ученики. К сожалению, многие не смогли приехать, поскольку узнали о кончине Лобанова слишком поздно. Сообщения о его уходе не попали в новостные сводки телевидения и на страницы центральных изданий. Давний и добрый друг Михаила Петровича, замечательный русский поэт Владимир Смык написал в прощальном стихотворении:
Опаленный пылающей Курской дугой,
Ты всегда оставался солдатом,
Не снимался ни разу с передовой,
Хоть давно миновал сорок пятый.
Губы в линию сжаты - сомкнулись уста,
Что чужды были кривде и лести.
Ты поход завершил и ни разу устав
Не нарушил писательской чести.
Что ж страна? Разве много таких сыновей
У нее? Иль пришло указанье
Твоих недругов, чтобы о смерти твоей -
Ничего: гробовое молчанье?
Скорбную весть донесли до своих читателей лишь «Русская народная линия», сайт «Российский писатель» и несколько московских и региональных газет. Даже в Литинституте, которому Михаил Петрович отдал пятьдесят лет, не вывесили некролога, ограничившись лишь несколькими строчками на интернет-сайте вуза.
Не забыть никогда тот морозный декабрьский день, когда мы прощались с нашим Наставником в храме Архистратига Михаила в Тропареве, прихожанином которого Михаил Петрович был много лет. Отпевал его священник, последнее время исповедовавший и причащавший нашего Петровича. В конце панихиды батюшка произнес с амвона:
- Многие из вас знали новопреставленного раба Божьего Михаила как отца, супруга, товарища, кто-то как наставника. Я же знал его как настоящего христианина...
***
Спустя несколько дней после похорон Михаила Петровича я прочел на одном из православных сетевых ресурсов статью священника, посвященную поминовению усопших.
«Почему даже воцерковленные люди плачут, когда умирают их близкие? В том числе и о тех, которые прожили достойно и ушли по-христиански? Говорят, что это плач не о покинувшей земной мир душе, а о том, как родные и близкие будут жить без этого человека, остаток отведенного Господом срока...»
Сегодня всем нам предстоит учиться жить без нашего Петровича. И облегчить скорбь может лишь одно: вера, что теперь у нас будет новый молитвенник в Царствии Небесном.
Верю, Михаил Петрович снискал его своей жизнью.
