«...Младенца счастия совершенного роди...»

Не описаны ещё дела моих предков и не воспета по достоинству Петрова великая слава...

Прилагайте крайнее старание к естественных вещей познанию.

М.В. Ломоносов

Тиха ль украинская ночь? Прозрачно ль небо? Это вряд ли.

Слева, укрывшись в ярах, затаилось без сна село Рыбцы. Справа, застыв в таком же тревожном ожидании, оцепенели Пушкарёвка, Павленки и Малые Павленки. Чуть правее и поодаль на юг на валах жгли сторожевые огни защитники крепости Полтава. Далее от неё на восток горели неугасимые костры в укреплённом русском лагере.

Этой ночи как бы не было вовсе! Была одна лишь непроглядная темень. Не взошла Луна, чем крепко пособила скандинавам в их намерении скрытно пробраться к полю будущего сражения. Но звёзды... Звёзды обманули шведскую конницу, вполне компенсировав предательство Луны! Взяв направление на одну из них, заранее определённую ориентиром, кавалерия Карла XII ошиблась с выходом к месту сбора на целый километр. В густом мраке шведские разведчики всё же смогли разглядеть русских часовых, расставленных по краю Малобудыщанского леса. Скрытно развернув колонны, кавалеристы исправили свою ошибку, но было уже поздно. Вероломная скрытность не удалась: едва лишь чуть забрезжила светлая полоска зари нового дня (было, примерно, два часа двадцать минут), но и этого зыбкого света зоркому русскому дозорному оказалось достаточно для того, чтобы разглядеть противника на краю поля. Всадник выскочил из леса, поднял над головою пистолет и выстрелил. Тотчас, вторя ему, раздались новые сигнальные выстрелы; затем барабаны в русском лагере громко ударили сигнал тревоги.

Шведы были обескуражены исчезнувшей надеждой на неожиданность нападения. А тем временем

«Восток алел. И контур облаков

Восход рассветным золотом обвёл...» (поэт с инициалами Н.Б.).

Светало. И взорам собравшихся под рукою «последнего викинга» предстали редуты - земляные крепости, преградившие им путь к месту намеченного сражения. Их было десять: шесть вытянувшихся в продольную линию между двумя лесными массивами, и четыре в поперечную. Два последних, ближних к ним, были начаты строительством только в эту ночь и оставались незавершёнными.

У носилок раненого шведского короля стихийно собрался военный совет в очень узком кругу: он сам, Карл XII, граф Пипер, его любимец и первый министр, и фельдмаршал Реншёльд - учитель и правая рука монарха. Потом, в плену, эти сановники признавались, что сами они сочли бы за благо ретироваться. Но Карл категорически не признавал отступления, как способа ведения военных действий. Поэтому «совет» был, скорее всего, простой формальностью. Тем не менее (уже приняв решение) Реншёльд счёл возможным спросить мнения у генерала А.Л. Лёвенгаупта, не участника совещания, но всё же третьего, после короля и его самого, человека в военной иерархии:

- А что скажете вы, граф Лейонхювюд («львиная голова»)?

Репутация генерала была сильно подмочена поражением под Лесной (битва, состоявшаяся за девять месяцев до Полтавы и названная Петром I «матерью Полтавской победы»). Он, Лёвенгаупт, многое мог бы сказать: о плохой разведке. О не составленном «ордере баталии», из-за чего задачи отдельных подразделений оставались нечёткими. «И много чего другого». Но не пожелал ввязываться, ибо несомненно был бы уличён в малодушии или желании поучать. «Львиная голова» единственно ответил:

- Надеюсь на помощь Божью, что всё будет хорошо.

Фельдмаршал К.Г. Реншёльд, видимо, только и ждал этих слов:

- Ну тогда, во имя Господа, пойдём вперёд!

«Слова о начале генеральной баталии Великой Северной войны были произнесены в четыре часа утра 27 июня 1709 года. С этого мига ещё не начатая баталия была проиграна, но провалена она была тогда ещё только с интеллектуальной точки зрения. В реальной действительности идее Карла XII и К.Г. Реншёльда о наступательной баталии ещё предстояло воплотиться в прошлое, в историю. Мировая история должна была заполучить в тот день великую битву, предвозвестившую Европе и Азии рождение новой великой державы - России - и закат великодержавных претензий Швеции», - пишет в недавно вышедшей книге «Битва под Полтавой. Начало Великой России» (доктор исторических наук, профессор П.А. Кротов).

Одна из величайших битв в мировой истории началась:

Сыны любимые победы

Сквозь огнь окопов рвутся шведы,

Волнуясь, конница летит.

Пехота движется за нею

И тяжкой твёрдостью своею

Её стремление крепит. (А.С. Пушкин).

Сколь восхитительно поэтичны - и в то же время скрупулёзно-точны пушкинские строки! Наступающие шведы сразу же применили свою излюбленную тактику: они покатили перед собой «волну ужаса» (выражение историка В.А. Артамонова), которая обычно напрочь сметала всякое сопротивление. Но только не русских. Но только не сейчас!

Их действительно встретили «окопы» - малые, ещё не углублённые в достаточной мере рвы недостроенных девятого и десятого, по русскому счёту, редутов. Участник атаки на редуты шведский прапорщик А. Пильстрём впоследствии писал: «...мы в момент захватили два шанца и перекрошили кости бывшим внутри...». Но умолчал о том, что «в свирепой отчаянной неравной схватке россияне тоже «перекрошили кости» некоторому числу воинов в сине-жёлтых мундирах.... Пули, выпаленные россиянами едва не в упор, валили на землю лезших на бруствер многочисленных неприятелей. Скандинавы захлёбывались кровью, получив рубящие ранения в лицо. Другие шведы падали навзничь, пронзённые шпагами, штыками, багинетами, копьями, поверженные ударами прикладов» (доктор исторических наук, профессор П.А. Кротов). Счёт потерям был открыт!

Атака следующего, восьмого (или третьего по счёту наступавших шведов) редута уже оказалась безуспешной. Тот же А. Пильстрём подтверждал: «...из-за непрерывной неприятельской пушечной стрельбы ядрами и картечью не смогли ворваться в него..., часть полка, которая подоспела к этому шанцу для штурма, погибла». Шведский генерал-майор К.Г. Руус свидетельствовал: «...атаковали оный шанец зело долго..., приложили вместе с остальными все возможные усилия, но не удалось... всем ничего лучшего, как только то, что все на вал взошедшие, заколоты были или застрелены...». При этом только в офицерском составе был получен такой убыток: полковник Далекарлийского полка смертельно ранен, два подполковника и один майор застрелены, один майор смертельно ранен, из 21 капитана лишь четверо не были ранены или убиты.

Стоит ли говорить о том, что и все прочие редуты, гарнизоны которых образовывали Белгородский, Ямбургский, фан Делдина, Нелидова, Нечаева и Неклюдова полки, числом сражавшихся 4730 человек, под общим командованием бригадира (промежуточный чин между полковником и генерал-майором) С.А. Айгустова, остались для шведов недосягаемыми твердынями? Уже здесь, у редутов, расход пороха и свинца пошёл пуды, патронов - на десятки тысяч, убитых и раненых шведов - на сотни, если не тысячи человек.

Здесь же, у редутов (точнее, за ними), завязалось и конное сражение. Командующий всей русской кавалерией в битве князь А.Д. Меншиков удостоверял: «... надменный неприятель наступал всей своей мощью в великой ярости на наше конное войско...». А великий почитатель полководческих талантов Карла XII известный писатель Даниэль Дефо писал о сражении у редутов так: «Король предводительствовал своей кавалерией и вместе с ним генералы Лёвенгаупт... Спарре, Реншёльд, Хорн и Стакельберг командовали пехотой. Как только мы вышли из узких мест и увидели самообладание противника, было легко постичь весь кошмар задачи, поставленной перед нами; но мы не думали об отступлении. Король со своим обычным бесстрашием двигался в атаку и с кавалерией атаковал большой корпус московитской конницы, которая стояла впереди остальной, и мгновенно оттеснил её к линии всадников, стоявшей позади них. К ним придвинулась остальная шведская кавалерия, действуя всей боевой линией одновременно, и несколько раз приводила врага в смятение, но благодаря стойкости их (т.е. русских, - прим. автора) офицеров и помощи новых войск, они сохраняли свой линейный боевой порядок и сражались с крайним упорством». Очень ценно, если это признают даже «враги».

Да, на поле Полтавской битвы шведам противостояли уже не «нарвские беглецы», но качественно иная армия, созданная гением, трудом и упорством Петра I. Всего лишь через пять лет после этого, нарвского поражения (и, стало быть, за четыре года до Полтавы) британский посланник в России барон Чарльз Уитворт, уделявший в своих депешах большое внимание состоянию российских вооружённых сил, доносил в Англию из Москвы: «Пехота вообще обучена очень хорошо, и офицеры говорили мне, что не могут надивиться рвению простых солдат к делу с тех пор, как им выяснили лежащие на них обязанности...» (депеша от 14 марта 1705 г.). В другом сообщении в том же году (от 13 сентября) британец даёт ещё более высокую оценку боевых качеств русской пехоты, опираясь на мнение российского генерал-фельдмаршал-лейтенанта барона Г.Б. фон Огильви. Из полевого лагеря российских войск под Гродно Ч.Уитворт писал: «Не могу достаточно выразить, как высоко Огильви ставит свою пехоту. Он считает, что она много лучше немецкой и не уступит пехоте какой бы то ни было нации. Вчера он повёз меня взглянуть на лагерь и, случайно встретив какой-то батальон, заставил его экзерцировать; все эволюции выполнены были очень отчётливо и ловко». А вы говорите: «сено-солома»...

Столь же примечательна оценка Ч. Уитвортом и русских артиллеристов, соединённая с суждением того же военного авторитета (Георг Бенедикт Огильви, помимо русского чина, имел звания фельдмаршал-лейтенанта армии Священной Римской империи и был фельдмаршалом Саксонии): «Артиллерия в настоящее время замечательно хорошо устроена, и генерал Огильви говорил мне, что ни у одного народа не встречал такого уменья обходиться со своими пушками и мортирами, как прошлого года у русских под Нарвой» (имеется в виду, конечно же, не поражение 19 ноября 1700 года, а обратное взятие города русскими войсками 9 августа 1704 г.).

Русской артиллерией во время Полтавского сражения командовал потомок знатного шотландского рода Брюсов - Яков Вилимович - не случайно сыскавший прозвание «колдуна пушечного боя». Введенная в битву в количестве всего лишь трети от возможного количества стволов (подобно тому, как на завершающем этапе в дело было введено не более 15-20 процентов от имеющихся сил: «При сем же и сие ведати надлежит, что из нашей пехоты токмо одна линея, в которой с десять тысяч не обреталось, с неприятелем в бою была»), артиллеристы Брюса филигранно разили противника - иначе от пушек могли бы пострадать и свои конница с пехотой. Особенно впечатляющ был снайперский расстрел отряда, пытавшегося эвакуировать с поля битвы короля: «...королевский отряд был снова атакован справа русским батальоном с полковыми пушками. Поливаемые градом пуль и претерпевая картечные выстрелы полковых орудий с северной стороны, каролинцы, неся немалые потери, прорвались далее, но русский батальон следовал позади, продолжая обстрел. Во встретившемся на пути болоте конные носилки короля застряли. Пушечным ядром была поражена в них одна лошадь, потом пала и вторая. Вскоре разнесло прямым попаданием ядра и сами носилки. Стоя по краю топкого болотца, русские пехотинцы поливали застрявших посреди него шведов беглым огнём. Короля посадили на лошадь, но спустя несколько мгновений пушечное ядро оторвало ей ногу. Драбанты, офицеры свиты, драгуны Сконского полка, придворные, скопившись вокруг короля, защищали его своими телами от рассекавших воздух пуль и ядер. Тут же рядом с разбитыми носилками короля пал сражённый ядром Г. Адлерфельт, историограф и камергер монарха. Написание его «Истории Карла XII» закончилось...». Но столь же эффективно действовала русская артиллерия и ранее, на прежних этапах сражении. Заслуженной наградой командующему, Я.В. Брюсу, стал полученный им из рук самого царя орден святого Андрея Первозванного - один из семи лишь таких, заказанных государем заранее для вручения отличившимся (два ордена, заметим, тогда так и не нашли своих кавалеров; статус награды был чрезвычайно высок).

* * *

Прорвавшись через огненную гребёнку редутов (перекрёстный огонь по прорывающимся к русскому лагерю вёлся жёсткий, беспощадный), шведы - и конница, и пехота - оказались перед живой стеной драгунских полков и кавалерийских шквадронов князя Александра Даниловича Меншикова. Здесь битва уже распадается на целый ряд отдельных схваток, стычек, сражений. Истинно сказано:

И битвы поле роковое

Гремит, пылает здесь и там;

Но явно счастье боевое

Служить уж начинает нам.

Пальбой отбитые дружины,

Мешаясь, падают во прах.

Уходит Розен сквозь теснины;

Сдается пылкий Шлипенбах. (А.С. Пушкин).

О, да! Переменчивая Фортуна уже начала свой величественный разворот лицом к россиянам. Боевое счастье зримо проявилось оттеснением на опушку леса южнее поперечной линии редутов шести батальонов под общим командованием «генерал-маеора» К.Г. Рууса (он же по бумагам «Розен»; он же Роос), и пленением около 50 всадников разведывательного отряда под командой генерал-майора В.А. фон Шлиппенбаха (руководившего в начале баталии отрядом из приблизительно 2650 человек). Жалкий остаток команды К.Г. Рууса (300 - 400 пехотинцев), преодолев пересечённую местность и попытки русских войск перенять им путь, в итоге сдался военнопленными в Гвардейском шанце северо-восточнее Полтавы.

Первой наградой победителям стали захваченные у редутов 14 шведских знамён и штандартов (общий итог их перевалит в конце сражения, а также после пленения остатков шведской армии у Переволочны за три сотни).

Тесним мы шведов рать за ратью;

Темнеет слава их знамен,

И бога браней благодатью

Наш каждый шаг запечатлен. (А.С. Пушкин).

Русская кавалерия, сделав своё дело, по команде царя, подобно вдохновенному композитору разыгрывавшему свою партитуру сражения, организованно промчалась перед ретраншементом (укреплённым лагерем), и построилась, примкнув к валам левым своим флангом. Устремившиеся в погоню шведские всадники попали под убийственный огонь артиллерии с ретраншемента, и были в итоге отброшены на северо-восточный край поля сражения.

Голодный рев прервали русские пушки - их огонь был недосягаем для противника. Умолкла вся прочая «музыка боевая»: от боя барабанов и рева труб до хлопков выстрелов из фузей, ружей, мортирок, взрывов гранат и лязга сабель да палашей.

Уж близок полдень. Жар пылает... (А.С. Пушкин).

Полдень (на самом деле не дня, а собственно битвы) - это около 6 часов утра (в 2-20, приблизительно, сражение началось, чуть позже 10 часов почти всё было уже закончено).

Баталия развернулась на огромном поле площадью примерно 800 гектаров (самые главные её события произошли на куда меньшем «пятачке», но и он достаточно велик - не менее 300 гектаров). Таких площадок поискать. Все прежние столкновения со шведами близ Полтавы происходили то «в теснинах», то в лощинах, то в болотистых низинах. Но «вот нашли большое поле: есть разгуляться где на воле...», - как писал о иной баталии другой поэт, М.Ю. Лермонтов. Нашли не первыми: есть мнение, высказанное шведским историком, камергером и историографом Карла XII Густавом Адлерфельдом, что именно здесь за три столетия до того состоялась знаменитая «Битва на Ворскле» между объединённым войском Великого княжества Литовского и его русскими, польскими и немецкими союзниками под командованием князя Витовта с одной стороны, и войсками Золотой Орды под командованием хана Тимур-Кутлуга и эмира Едигея с другой: одно из крупнейших сражений XIV века в Восточной Европе. Завершилось оно поражением Витовта. Шведам льстило, что они могут «здесь и сейчас» повторить разгром славянских дружин. Не вышло.

Как пахарь, битва отдыхает... (А.С. Пушкин).

Именно так. Как поётся в одной старой малороссийской песне: чёрная пашня вспахана, пулями засеяна, белым телом заволочена, кровью полоскана... Пахарь (битва) утомлена. Битва-пахарь отдыхает... Отдыхает на поле, которое, как предполагается, подготовили для сражения иные, мирные пахари-полтавчане, вырубив лес на плато, с востока резко ниспадавшем к долине реки Ворскла, с севера ограниченным яром у сёл Побиванка и Тахтаулово, с запада - лесом, на опушке которого стояла деревня Малые Будищи, с юга - в перелеске разбежавшимися домиками деревушки Яковцы.

Но краток отдых. Всё очевиднее становился тот факт, что «бога браней благодатью наш каждый шаг запечатлен». Проведя военный совет, выходит из походного шатра Пётр. «Он весь, как божия гроза». Увидев его, равнину оглашая, грянули «ypа!» русские полки. С другой стороны поля, «в качалке, бледен, недвижим», явился Карл. И...

«Вдруг слабым манием руки

На русских двинул он полки....

...И грянул бой, Полтавский бой!» (А.С. Пушкин).

Построения войск для генеральной сшибки заняло в разы больше времени, нежели собственно длился этот второй, решающий этап сражения, продолжавшийся не более получаса. Шведы выставили против русских всё, что могли наскрести, вытянув построение в одну линию: посредине пехота, по флангам кавалерия. В боевых порядках стояли четыре пушки - всё, с чем каролинцы явились на поле сражения. Никаких резервов они припасать были уже просто не в состоянии. Единственное, пожалуй, что скандинавы готовы были поставить на карту - это остатки ярости, так выручавшей их прежде в бою всегда, неукротимого воинского духа, верности приказу короля. Спустя полчаса данные качества шведов навсегда отойдут в область предания.

У царя же за первой мощной линией пехоты на некотором удалении стояли 18 батальонов второй линии - положенный резерв. Жерла 58 орудий нацелились на жёлто-голубой строй. Накал мужества воинов Петра достигал верхних пределов возможного. Жажда брани переполняла сердца.

Но был стойко и здесь выдержан древний русский принцип: первыми не начинать (ибо «на зачинающего Бог»). Первыми в свою последнюю лютую атаку неудержимо устремились скандинавы.

Существуют десятки, если не сотни подробных описаний этого боя. Но непревзойдённым по силе художественного воспроизведения остаются, как и прежде, строки А.С. Пушкина из поэмы «Полтава»:

«В огне, под градом раскаленным,

Стеной живою отраженным,

Над падшим строем свежий строй

Штыки смыкает. Тяжкой тучей

Отряды конницы летучей,

Браздами, саблями звуча,

Сшибаясь, рубятся с плеча.

Бросая груды тел на груду,

Шары чугунные повсюду

Меж ними прыгают, разят,

Прах роют и в крови шипят.

Швед, русский - колет, рубит, режет.

Бой барабанный, клики, скрежет,

Гром пушек, топот, ржанье, стон,

И смерть и ад со всех сторон».

Отчаянным броском лишь колыхнув русский строй, ответным мощным ударом каролинцы были отброшены, их «линия» разрезана, смята, раздавлена. Панический страх чуть ли не впервые охватил прежде непобедимую армию. Смятение переросло в панику. А «паника перешла в безумие. Шведов "гнали стадами"» (историк В.А. Артамонов). «Всё потеряно!», - вскричал шведский фельдмаршал Реншёльд, который носился от группы к группе (пока не был пленён), безнадёжно пытаясь восстановить порядок. «Шведы! Шведы!» - взывал к бегущим король, но крик его никого уже не останавливал.

В русских же рядах царило иное настроение: «Всюду слышалось радостно-победное: "С нами Бог!"».

Моральная победа была полнейшей: «Брошенные солдатами полковники, капитаны, майоры и прочие офицеры сдавались вместе с оружием, не пытаясь ускакать».

А вослед бегущим продолжали реветь орудия: «Стрельба по шведам велась и с редутов до 11 часов утра».

Но вскоре загремели, по приказу царя, литавры, давая знать о прекращении битвы. Между 12 и 13 часами в шатровой церкви начался благодарственный молебен. Пели церковный гимн «Тебя Бога хвалим». «При выходе царя из шатровой церкви армия склонила знамёна и оружие и Шереметев рапортовал о победе, о количестве убитых и плененных врагов». О чём царь тут же велел написать в не менее чем 18 поздравлениях с «неслыханной новиной», им самим продиктованных и подписанных. Конечно, это были не более, чем «информационные сообщения» - осмысление произошедшего придёт позже. «Поздравляю Вам сим торжественным днём русского Воскресенья», - писал Пётр I своей супруге Екатерине Алексеевне 27 июня 1717 года о годовщине Полтавского сражения. В «Гистории Свейской войны», в создании которой самое непосредственное участие принимал сам Петр I, царь писал, логически выводя причины успеха Полтавы ещё от сражения под деревней Лесной: «Сия у нас победа может первая назватца, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало... И поистинне оная виною всех благополучных последований Росии, понеже тут первая проба салдатская была и людей конечно ободрила. И мать Полтавской баталии, как ободрением людей, так и временем, ибо по девятимесечном времени оное младенца счастия совершенного роди...».

Тем временем «в ставке Меншикова подготовили для генералитета, штаб- и обер-офицеров пир за «земляным столом». К началу второго часа солдаты выкопали канавки по периметру прямоугольника, разровняли в центре набросанную землю и накрыли её коврами. Гости садились на траву, опустив ноги в канавки. Так в полевых условиях быстро устраивалось многолюдное угощенье.

От палящего зноя победители и «земляной стол» были прикрыты иранской и китайской работы шатрами Меншикова, полы которых были подобраны для доступа воздуха. В начале четвёртого часа сели за пиршество. Распорядителем торжества был Меншиков. Возбуждение и ликование было безмерным - генералитет и штаб-офицеры справляли древнейший обряд победителей» (историк В.А. Артамонов). Звучали здравицы в честь царя, наследника, царской Семьи. При каждом тосте палили из орудий. «Пушечного зелья» не жалели: один лишь Новотроицкий драгунский полк, в битве спаливший 10 пудов пороха, на праздновании «преславной виктории» сжёг его свыше 5 пудов.

Лишь через час, примерно, в шатры ввели сановных пленников - фельдмаршала Реншёльда, четырёх генерал-майоров - «пылкого» Шлиппенбаха, Рууса (Розена), Стакельберга, Гамильтона и принца Макса Эммануила. Вскоре к ним присоединили пленённого в Крестовоздвиженском монастыре (последней ставке Карла XII, если не считать лагеря, куда он утёк с поля битвы, и кареты прусского резидента полковника Д.Н. Зильтмана, которую тот любезно одолжил раненому королю для ухода прочь от Полтавы), первого министра графа Карла Пипера. При этом «государь, выхваляя мужество и храбрость фельтмаршала Рейншильда в воинских делах, пожаловал ему шпагу свою и позволил её носить».

Пировало и войско Петра - кроме боевого охранения и летучего корволанта (отряда лёгкой конницы) генерал-майора князя Г.С. Волконского, готовившегося наутро пустится в преследование остатков шведской армии, ушедших вдоль Ворсклы к Днепру.

«Когда в русском лагере ликовали, в шведском обозе царила неразбериха. «Ставка» короля в то время помещалась в карете Зильтмана. Ждали подхода остатков с поля битвы» (историк В.А. Артамонов). «Остатки» притекали в течении нескольких часов. Раненых перевязывали. Была здравая идея бросить фургоны, пушки взорвать или утопить, уцелевших пехотинцев посадить на лучших обозных лошадей, с собой взять только самое необходимое - часть провизии, амуниции и лёгкие, с хорошей упряжью, повозки. Король, так и не признавший себя побеждённым, приказал забрать всё по максимуму. В итоге пушки бросали потом в ходе марша (более похожего на паническое бегство), то и дело ломавшиеся фуры жгли на остановках, по мере обессиливания бросали раненых и потерявших надежду на спасение товарищей. Но это уже другая история.

Что до Полтавы, то долгота этого дня (27 июня, по нынешнему календарю - 10 июля) составляет 16 часов, 11 минут и 14 секунд. Закат Солнца, без учёта поправок на «летнее время», происходит в 19 часов 52 минуты 51 секунду. Именно на закате, около 20 часов, свой «невыносимо тяжёлый» обоз шведы погнали на юг («обоз получил приказ трогаться около 8 часов вечера»; цитата по: From P.Katastrofen vid Poltava... S.352, из книги В.А. Артамонова «Полтавское сражение»).

Темнота ложится на землю около 22 часов. С нею приходит ночь. Которая, если её не беспокоить, и вправду тиха. Тогда и вправду прозрачно небо. На этом необъятном, раздавшемся небесном своде (который «горит и дышит», по слову другого классика, Н.В. Гоголя, вживую наблюдавшего всё это), звезды блещут. «Своей дремоты превозмочь не хочет воздух». Он «и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий». И «чуть трепещут сребристых тополей листы», «будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник - ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их».

Божественная ночь! Очаровательная ночь! - именно такою была ночь, наступившая после очень трудного дня Полтавской победы.

Юрий ПОГОДА, историк, писатель