Не стоит удивляться тому, что происходит на Украине при поддержке украинской церкви, по неким отнюдь не религиозным смыслам отколовшейся от Русской Православной Церкви.
Как говорил Достоевский, если Бога нет, то всё позволено.
Утверждение одного из главных теоретиков глобализации Збигнева Бжезинского о том, что «после уничтожения КПСС у Запада в России главным врагом является Русская Православная Церковь», нами замечено было, но особого значения ему не было придано, поскольку это в благополучные времена не хлебом единым жив человек, а в наше - жив человек скорее средствами первой необходимости даже и в тесноте политических противостояний.
Тем не менее, вот я удивляюсь тому, как теперь и телевидение куда более обстоятельно, чем авторы когда-то редактируемого мной «Московского литератора» преподносят правду о «мировом заговоре» против России и даже о священных коровах нового мирового порядка Горбачеве и Чубайсе.
Но и помню, что впервые я ощутил себя не крайним на I Всемирном Русском Народном Соборе.
Май 1993 года. Само слово русский - «нерукопожатное». Главными «говорящими головами» на телевидении и всюду являются Евгений Киселев, Шустер, Новодворская, Сванидзе, Шендерович, у чиновников первого ряда популярны соревнования с Гитлером в русофобии. Как плевок в душу вот эти запомнившиеся откровения:
Чубайс: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом - новые вырастут», «Я перечитал всего Достоевского, и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Когда я вижу в его книгах мысли, что русский народ - народ особый, богоизбранный, мне хочется порвать его на куски»;
Кох: «Я думаю, для того чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери». «Россия никому не нужна (смеется), не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете! Я не понимаю, чего такого особого в России?»;
Юргенс: «России мешают русские - основная масса наших соотечественников живёт в прошлом веке и развиваться не хочет... Русские еще очень архаичны. В российском менталитете общность выше, чем личность... Большая часть (народа) находится в частичной деквалификации... Другая часть - общая деградация». И прочие маргиналы, тартюфы, сунутые ЦРУ в российские элиты.
И вдруг в мае и в центре Москвы собираются русские люди и у них на повестке дня проблема «Пути и цели духовного возрождения России», и обсуждают они следующие темы: «О русской национальной школе», «Русская культура, воспитание и образование», «О русской нации», «О защите и возрождении русского языка», «Основы национальной программы воспитания и образования», «О возвращении русским их национальных святынь», «За народную трезвость», «Основные положения программы возрождения хозяйства страны», «Государственное развитие России», «Основы национальной программы улучшения и охраны здоровья и демографической структуры русских», «Пути улучшения и охраны среды обитания русских».
Да, и до этого православные патриоты где-то собирались, но как первые христиане, собирались в своих катакомбах, а тут Святейший Патриарх, тут даже и представители власти в его сиянии приняли участие. И впервые говорили почти что правильные слова. Это было похоже на принятие христианства Римом.
По тогдашнему своему разумению, будь я первым христианином, я был бы, видимо, против выхода из катакомб. Потому что, на Первом Соборе мне показалось, что Русская Православная Церковь и её Патриарх умалилась среди тех, кто не холоден и не горяч, кто, если и не ненавидит Россию, то готов ради политической карьеры на любое против неё и за неё лицедейство.
Но номенклатурные лицедеи и фарисеи за многие годы работы Соборов невольно перенастроили инструмент своего речевого аппарата, стали не бояться произносить нерукопожатные для вашингтогского обкома слова даже и в Госдуме, даже от имени правящих партий.
То есть, теперь это «нерукопожатное» выплеснулось и в Думу, и на телевидение, теперь уже и Савлы - сплошные Павлы.
Я не обольщаюсь этими сплошными. Но - даже в начале сотворения мира было Слово.
Так что Збигнев Бжезинский был прав. После того, как КПСС, являющаяся скелетом нашего государства в ХХ веке, была из России изъята и вместо нее США сунули нам солитеров в виде Горбачева, Ельцина, Гайдара и прочих, РПЦ стала духовной скрепой России, - при всем том, что она даже и по её Уставу не сам Господь, при всем том, что у неё, как у древа, стоящего в отравленной природной среде, есть усыхающие ветки и обугленные листья в виде толстых попов на мерсах, освящающих, может быть, даже игорные дома. При всем том, что среди её прихожан есть и такие, как я, недовоцерковленные люди, мечтающие поскорее услышать от Патриарха призыв уйти вслед за ним в русское ополчение.
Духовные преображения от революционных и волевых отличаются, может быть, тем, что они подобны произрастанию травы, которая не способна укусить ту ногу, которая её топчет, но при этом вновь и вновь произрастает именно травой, а не чем-то уже наконец-то отчаявшимся и кусачим.
Например, Католическая церковь знает такие падения, такие полные растворения в серной кислоте мира сего, что Емельян Ярославский в своей пропаганде атеизма в России главным образом на её историю и ссылался. Но нельзя отказать в вере простым католикам, нельзя никому отказать в способности сопереживания каждому слову Священного Писания.
И вот я расскажу о событиях, которые могли бы изменить мир, если бы верхушка католической церкви не предала своих прихожан и вместе с ними и в очередной раз - Христа. Как это было предугадано Федором Михайловичем Достоевским в «Легенде о Великом инквизиторе».
* * *
А было так. В 60-е годы многие страны в Латинской Америке оказались, как и сегодня страны бывшего СССР, вотчиной мафиозных правящих семей и олигархов, опекаемых США. Народ, естественно, голодовал. И вот сальвадорских священников при виде обездоленных соотечественников стал смущать их собственный сердечный холод, начали они проявлять участие в жизни одичавшего от нищеты населения. На деньги приходов стали открываться больницы, школы. Возникли даже христианские профсоюзы и кредитно-сберегательные кооперативы. Затем под эгидой церкви стали создаваться христианские «низовые» общины, объединяющие бедных крестьян, ремесленников, индейское население. Специальные католические центры стали готовить руководителей для этих общин, способных не только Библию читать неграмотным людям, но и разбираться в ведении сельского хозяйства, организовывать кустарное производство. «Борьба за веру и борьба за справедливость неотделимы. Вера в Бога будет мертвой, если в отношении к слабому, бедному и угнетенному выражать только сочувствие и опекать его. Истинная вера требует солидарности с ним!» - заявляли, например, сальвадорские иезуиты.
Эти попытки создания в Сальвадоре основ гражданского общества (а по-русски - общины) очень не понравились США, которые патронировали правящим в Латинской Америке мафиозным семьям. Иезуитов объявили «коммунистами», а «низовые» общины - «подрывными элементами». Католиков стали избивать и подвергать жестоким пыткам. Священник Николас Родригес в декабре 1970 года был вообще четвертован.
В 1977 году архиепископ Сан-Сальвадора Ромеро стал главой католической церкви страны. Известный своими далекими от духовно-нравственных проблем богословскими исследованиями и контактами с масонской религиозной организацией «Опус Деи», он не вызывал восторга у сальвадорцев. Но, получая сообщения о всё новых и новых убийствах священников, «интеллектуал» Ромеро все же понял, что молчанием своим он не только помогает убийцам, но и превращается в их сообщника. Вот цитаты из письма падре Рутилио, которое он написал Ромеро незадолго до своей гибели:
«Все в Сальвадоре говорят о демократии, но не будем обманывать себя... Я боюсь, что очень скоро даже Библия будет запрещена в нашей стране... Если бы здесь появился сам Иисус, его бы арестовали и обвинили в нарушающей конституцию подрывной деятельности... Они бы вновь его распяли, потому что они предпочитают видеть Христа на кладбище, молчащего Христа...».
Душа верующего Ромеро не могла не одолеть даже и хладного фарисея Ромеро из «Опус Деи»...
А католиков убивали и убивали. Головорезы правящей семьи врывались в церкви и расстреливали людей во время их молитвы. Расстреливали сотнями. Как это, я боюсь, скоро будет и на Украине. «Мировая общественность», разумеется, молчала. И тогда в помещении столичного кафедрального собора начал работать созданный под патронатом церкви сальвадорский постоянный комитет по правам человека. Церковь пыталась использовать все политические формы, в которых подразумевались высокие нравственные смыслы. А 1 июля 1977 года Ромеро отказывается присутствовать на церемонии передачи президентской власти. Его поддерживают все высшие церковные иерархи, кроме епископов Ванта-Аны и Сан-Мигеля, находящихся под влиянием папского нунция в Центральной Америке Джиральди. И этой детали верующий Ромеро особого значения не придал...
В мае 1979 года ареной кровавых расправ с католиками стал столичный кафедральный собор. Злодейскую акцию засняли журналисты из Си-би-си. Миллионы американских телезрителей наконец-то увидели, как на паперти собора дергаются в предсмертных конвульсиях убитые, а раненные ползут по ним, пытаясь спастись. Но восприняла эту жуткую картину «мировая общественность» так же спокойно, как и расстрел российского парламента в 1993 году, как бомбежку Белграда, а потом Луганска и Донецка.
И вот отчаявшийся архиепископ Сальвадора наконец-то пишет письмо «наместнику Бога на земле» - папе Иоанну Павлу II.
Ответа не последовало.
Не поверив в жестокосердное равнодушие папы, сальвадорский примас сам отправляется в Рим...
Даже врагу своему я не пожелаю пережить то разочарование, которое пережил верующий Ромеро на аудиенции у главы своей церкви в Апостолическом дворце.
Сначала Ромеро показал папе фотографию человека с разрубленной головой. «Это, - сказал Ромеро, - священник Октавио Ортис Луна... Я знал его еще ребенком и сам посвящал его в свое время в сан...».
«Но ведь он был мятежником», - сказал папа, дословно повторив пропагандистские клише толстых американских газет.
Ромеро протянул папе заранее подготовленную кипу бумаг: «Взгляните, святой отец. Здесь собраны очень важные документы. Они неопровержимо доказывают, что кампания, развернутая против меня средствами массовой информации, была тщательно подготовлена и направлялась из президентского дворца».
«У меня нет времени читать все это, - сказал папа. - Ты должен себя вести с правительством так, чтобы не давать никакого повода для конфликтов».
«Но, святой отец, церковь не может поддерживать отношения с таким правительством», - ответил Ромеро. И далее он попытался пояснить свою позицию словами из Священного писания: «Для меня это абсолютно невозможно, перед Богом невозможно. Ведь Иисус сказал, что не мир Он принес, а меч».
Папа лишь поморщился: «Не преувеличивайте, монсеньор!». И на этом короткая аудиенция была окончена.
Испанская журналистка Мария Лопес, которой Ромеро рассказал о своей беседе с папой, писала: «Я видела перед собой человека с разбитым сердцем... Он очень страдал от бездушного, холодного приема в Ватикане».
Далее в Сальвадоре был военный переворот. Затем патриотически настроенные офицеры были оттеснены на второй план, всё вернулось на круги своя. Ромеро опять едет в Ватикан и вручает папе меморандум, в котором перечислены имена убитых и арестованных. Пишет он и письмо американскому президенту Картеру: «Гарантируйте невмешательство Вашего правительства в дела Сальвадора, в право сальвадорского народа самому определять судьбу... Я надеюсь, что религиозные чувства и понимание необходимости защиты прав человека побудят Вас откликнуться на мою просьбу...».
Письмо Картеру опубликовали многие информационные агентства. Но «самый набожный президент США» на вопли священника внимания не обратил. Ответил ему государственный секретарь С. Вэнс. Он насмешливо подчеркнул, что американская помощь сальвадорской хунте продиктована защитой «прав человека» и «принципов демократии». Ромеро написал Картеру еще одно письмо. Картер опять не ответил. А вот друзья Ромеро из Ватикана тайно предупредили его, что он уже приговорен.
24 марта 1980 года в 18 часов 40 минут глава сальвадорской католической церкви был застрелен в часовне больницы «Божественное провидение»...
В 1983 году во время визита в Центральную Америку Иоанн Павел II все же вынужден был посетить могилу Ромеро. Но и на могиле папа осудил человека, который внушал людям веру в Бога и в высокий нравственный смысл Евангелия, который сам жил и умер так, как учит Слово Божье. Отказал он Ромеро и в причислении к лику мучеников. При всем том, что сальвадорцы уже почитали своего погибшего пастыря как святого. И до сих пор почитают!
...Но ничего не бывает напрасным. «Теология освобождения» во многих странах Латинской Америки переживает новое, уже не религиозное, а скорее политическое возрождение. Уго Чавес в Венесуэле, Рафаэль Корреа в Эквадоре, Фернандо Луго в Парагвае - это всё то же противостояние нравственного чувства золотому тельцу. Но только более путанное, опирающееся скорее на сумбурные и яркие личности, чем на вечные высокие смыслы.
Как говорил Достоевский, если Бога нет, то всё позволено.
Утверждение одного из главных теоретиков глобализации Збигнева Бжезинского о том, что «после уничтожения КПСС у Запада в России главным врагом является Русская Православная Церковь», нами замечено было, но особого значения ему не было придано, поскольку это в благополучные времена не хлебом единым жив человек, а в наше - жив человек скорее средствами первой необходимости даже и в тесноте политических противостояний.
Тем не менее, вот я удивляюсь тому, как теперь и телевидение куда более обстоятельно, чем авторы когда-то редактируемого мной «Московского литератора» преподносят правду о «мировом заговоре» против России и даже о священных коровах нового мирового порядка Горбачеве и Чубайсе.
Но и помню, что впервые я ощутил себя не крайним на I Всемирном Русском Народном Соборе.
Май 1993 года. Само слово русский - «нерукопожатное». Главными «говорящими головами» на телевидении и всюду являются Евгений Киселев, Шустер, Новодворская, Сванидзе, Шендерович, у чиновников первого ряда популярны соревнования с Гитлером в русофобии. Как плевок в душу вот эти запомнившиеся откровения:
Чубайс: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом - новые вырастут», «Я перечитал всего Достоевского, и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Когда я вижу в его книгах мысли, что русский народ - народ особый, богоизбранный, мне хочется порвать его на куски»;
Кох: «Я думаю, для того чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери». «Россия никому не нужна (смеется), не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете! Я не понимаю, чего такого особого в России?»;
Юргенс: «России мешают русские - основная масса наших соотечественников живёт в прошлом веке и развиваться не хочет... Русские еще очень архаичны. В российском менталитете общность выше, чем личность... Большая часть (народа) находится в частичной деквалификации... Другая часть - общая деградация». И прочие маргиналы, тартюфы, сунутые ЦРУ в российские элиты.
И вдруг в мае и в центре Москвы собираются русские люди и у них на повестке дня проблема «Пути и цели духовного возрождения России», и обсуждают они следующие темы: «О русской национальной школе», «Русская культура, воспитание и образование», «О русской нации», «О защите и возрождении русского языка», «Основы национальной программы воспитания и образования», «О возвращении русским их национальных святынь», «За народную трезвость», «Основные положения программы возрождения хозяйства страны», «Государственное развитие России», «Основы национальной программы улучшения и охраны здоровья и демографической структуры русских», «Пути улучшения и охраны среды обитания русских».
Да, и до этого православные патриоты где-то собирались, но как первые христиане, собирались в своих катакомбах, а тут Святейший Патриарх, тут даже и представители власти в его сиянии приняли участие. И впервые говорили почти что правильные слова. Это было похоже на принятие христианства Римом.
По тогдашнему своему разумению, будь я первым христианином, я был бы, видимо, против выхода из катакомб. Потому что, на Первом Соборе мне показалось, что Русская Православная Церковь и её Патриарх умалилась среди тех, кто не холоден и не горяч, кто, если и не ненавидит Россию, то готов ради политической карьеры на любое против неё и за неё лицедейство.
Но номенклатурные лицедеи и фарисеи за многие годы работы Соборов невольно перенастроили инструмент своего речевого аппарата, стали не бояться произносить нерукопожатные для вашингтогского обкома слова даже и в Госдуме, даже от имени правящих партий.
То есть, теперь это «нерукопожатное» выплеснулось и в Думу, и на телевидение, теперь уже и Савлы - сплошные Павлы.
Я не обольщаюсь этими сплошными. Но - даже в начале сотворения мира было Слово.
Так что Збигнев Бжезинский был прав. После того, как КПСС, являющаяся скелетом нашего государства в ХХ веке, была из России изъята и вместо нее США сунули нам солитеров в виде Горбачева, Ельцина, Гайдара и прочих, РПЦ стала духовной скрепой России, - при всем том, что она даже и по её Уставу не сам Господь, при всем том, что у неё, как у древа, стоящего в отравленной природной среде, есть усыхающие ветки и обугленные листья в виде толстых попов на мерсах, освящающих, может быть, даже игорные дома. При всем том, что среди её прихожан есть и такие, как я, недовоцерковленные люди, мечтающие поскорее услышать от Патриарха призыв уйти вслед за ним в русское ополчение.
Духовные преображения от революционных и волевых отличаются, может быть, тем, что они подобны произрастанию травы, которая не способна укусить ту ногу, которая её топчет, но при этом вновь и вновь произрастает именно травой, а не чем-то уже наконец-то отчаявшимся и кусачим.
Например, Католическая церковь знает такие падения, такие полные растворения в серной кислоте мира сего, что Емельян Ярославский в своей пропаганде атеизма в России главным образом на её историю и ссылался. Но нельзя отказать в вере простым католикам, нельзя никому отказать в способности сопереживания каждому слову Священного Писания.
И вот я расскажу о событиях, которые могли бы изменить мир, если бы верхушка католической церкви не предала своих прихожан и вместе с ними и в очередной раз - Христа. Как это было предугадано Федором Михайловичем Достоевским в «Легенде о Великом инквизиторе».
* * *
А было так. В 60-е годы многие страны в Латинской Америке оказались, как и сегодня страны бывшего СССР, вотчиной мафиозных правящих семей и олигархов, опекаемых США. Народ, естественно, голодовал. И вот сальвадорских священников при виде обездоленных соотечественников стал смущать их собственный сердечный холод, начали они проявлять участие в жизни одичавшего от нищеты населения. На деньги приходов стали открываться больницы, школы. Возникли даже христианские профсоюзы и кредитно-сберегательные кооперативы. Затем под эгидой церкви стали создаваться христианские «низовые» общины, объединяющие бедных крестьян, ремесленников, индейское население. Специальные католические центры стали готовить руководителей для этих общин, способных не только Библию читать неграмотным людям, но и разбираться в ведении сельского хозяйства, организовывать кустарное производство. «Борьба за веру и борьба за справедливость неотделимы. Вера в Бога будет мертвой, если в отношении к слабому, бедному и угнетенному выражать только сочувствие и опекать его. Истинная вера требует солидарности с ним!» - заявляли, например, сальвадорские иезуиты.
Эти попытки создания в Сальвадоре основ гражданского общества (а по-русски - общины) очень не понравились США, которые патронировали правящим в Латинской Америке мафиозным семьям. Иезуитов объявили «коммунистами», а «низовые» общины - «подрывными элементами». Католиков стали избивать и подвергать жестоким пыткам. Священник Николас Родригес в декабре 1970 года был вообще четвертован.
В 1977 году архиепископ Сан-Сальвадора Ромеро стал главой католической церкви страны. Известный своими далекими от духовно-нравственных проблем богословскими исследованиями и контактами с масонской религиозной организацией «Опус Деи», он не вызывал восторга у сальвадорцев. Но, получая сообщения о всё новых и новых убийствах священников, «интеллектуал» Ромеро все же понял, что молчанием своим он не только помогает убийцам, но и превращается в их сообщника. Вот цитаты из письма падре Рутилио, которое он написал Ромеро незадолго до своей гибели:
«Все в Сальвадоре говорят о демократии, но не будем обманывать себя... Я боюсь, что очень скоро даже Библия будет запрещена в нашей стране... Если бы здесь появился сам Иисус, его бы арестовали и обвинили в нарушающей конституцию подрывной деятельности... Они бы вновь его распяли, потому что они предпочитают видеть Христа на кладбище, молчащего Христа...».
Душа верующего Ромеро не могла не одолеть даже и хладного фарисея Ромеро из «Опус Деи»...
А католиков убивали и убивали. Головорезы правящей семьи врывались в церкви и расстреливали людей во время их молитвы. Расстреливали сотнями. Как это, я боюсь, скоро будет и на Украине. «Мировая общественность», разумеется, молчала. И тогда в помещении столичного кафедрального собора начал работать созданный под патронатом церкви сальвадорский постоянный комитет по правам человека. Церковь пыталась использовать все политические формы, в которых подразумевались высокие нравственные смыслы. А 1 июля 1977 года Ромеро отказывается присутствовать на церемонии передачи президентской власти. Его поддерживают все высшие церковные иерархи, кроме епископов Ванта-Аны и Сан-Мигеля, находящихся под влиянием папского нунция в Центральной Америке Джиральди. И этой детали верующий Ромеро особого значения не придал...
В мае 1979 года ареной кровавых расправ с католиками стал столичный кафедральный собор. Злодейскую акцию засняли журналисты из Си-би-си. Миллионы американских телезрителей наконец-то увидели, как на паперти собора дергаются в предсмертных конвульсиях убитые, а раненные ползут по ним, пытаясь спастись. Но восприняла эту жуткую картину «мировая общественность» так же спокойно, как и расстрел российского парламента в 1993 году, как бомбежку Белграда, а потом Луганска и Донецка.
И вот отчаявшийся архиепископ Сальвадора наконец-то пишет письмо «наместнику Бога на земле» - папе Иоанну Павлу II.
Ответа не последовало.
Не поверив в жестокосердное равнодушие папы, сальвадорский примас сам отправляется в Рим...
Даже врагу своему я не пожелаю пережить то разочарование, которое пережил верующий Ромеро на аудиенции у главы своей церкви в Апостолическом дворце.
Сначала Ромеро показал папе фотографию человека с разрубленной головой. «Это, - сказал Ромеро, - священник Октавио Ортис Луна... Я знал его еще ребенком и сам посвящал его в свое время в сан...».
«Но ведь он был мятежником», - сказал папа, дословно повторив пропагандистские клише толстых американских газет.
Ромеро протянул папе заранее подготовленную кипу бумаг: «Взгляните, святой отец. Здесь собраны очень важные документы. Они неопровержимо доказывают, что кампания, развернутая против меня средствами массовой информации, была тщательно подготовлена и направлялась из президентского дворца».
«У меня нет времени читать все это, - сказал папа. - Ты должен себя вести с правительством так, чтобы не давать никакого повода для конфликтов».
«Но, святой отец, церковь не может поддерживать отношения с таким правительством», - ответил Ромеро. И далее он попытался пояснить свою позицию словами из Священного писания: «Для меня это абсолютно невозможно, перед Богом невозможно. Ведь Иисус сказал, что не мир Он принес, а меч».
Папа лишь поморщился: «Не преувеличивайте, монсеньор!». И на этом короткая аудиенция была окончена.
Испанская журналистка Мария Лопес, которой Ромеро рассказал о своей беседе с папой, писала: «Я видела перед собой человека с разбитым сердцем... Он очень страдал от бездушного, холодного приема в Ватикане».
Далее в Сальвадоре был военный переворот. Затем патриотически настроенные офицеры были оттеснены на второй план, всё вернулось на круги своя. Ромеро опять едет в Ватикан и вручает папе меморандум, в котором перечислены имена убитых и арестованных. Пишет он и письмо американскому президенту Картеру: «Гарантируйте невмешательство Вашего правительства в дела Сальвадора, в право сальвадорского народа самому определять судьбу... Я надеюсь, что религиозные чувства и понимание необходимости защиты прав человека побудят Вас откликнуться на мою просьбу...».
Письмо Картеру опубликовали многие информационные агентства. Но «самый набожный президент США» на вопли священника внимания не обратил. Ответил ему государственный секретарь С. Вэнс. Он насмешливо подчеркнул, что американская помощь сальвадорской хунте продиктована защитой «прав человека» и «принципов демократии». Ромеро написал Картеру еще одно письмо. Картер опять не ответил. А вот друзья Ромеро из Ватикана тайно предупредили его, что он уже приговорен.
24 марта 1980 года в 18 часов 40 минут глава сальвадорской католической церкви был застрелен в часовне больницы «Божественное провидение»...
В 1983 году во время визита в Центральную Америку Иоанн Павел II все же вынужден был посетить могилу Ромеро. Но и на могиле папа осудил человека, который внушал людям веру в Бога и в высокий нравственный смысл Евангелия, который сам жил и умер так, как учит Слово Божье. Отказал он Ромеро и в причислении к лику мучеников. При всем том, что сальвадорцы уже почитали своего погибшего пастыря как святого. И до сих пор почитают!
...Но ничего не бывает напрасным. «Теология освобождения» во многих странах Латинской Америки переживает новое, уже не религиозное, а скорее политическое возрождение. Уго Чавес в Венесуэле, Рафаэль Корреа в Эквадоре, Фернандо Луго в Парагвае - это всё то же противостояние нравственного чувства золотому тельцу. Но только более путанное, опирающееся скорее на сумбурные и яркие личности, чем на вечные высокие смыслы.
