Вокруг неплюевских идей

I. «Бессистемная благотворительность» 

 

Проблема прогресса

 

Русская мысль много дискутировала о проблеме общественного прогресса. Высказывались совершенно противоположные мнения: прогресс необходим и благотворен, и наоборот, прогресс губителен для духовной жизни. Последнее особенно часто утверждали наши христиане: духовного прогресса в человечестве нет, скорее - регресс, а технический прогресс только закабаляет человека, погружая его в мнимый комфорт, а на самом деле вытравляя из него остатки духовности. Технический прогресс, развитие науки, из века в век происходящие, они ставят в вину падшести человеческой и сатанинским силам, стремящимся погубить человечество. И к соображениям этим, безусловно, следует прислушаться.

Но несмотря на все предостережения человечество упорно идет по пути научно-технического прогресса. Нет ли здесь очень веской, необоримой причины? Есть, и она на поверхности. Нация, цивилизация, страна, которая останавливается в своем прогрессе, неизбежно сходит с исторической арены - ее уничтожают более продвинувшиеся по пути прогресса конкуренты. И все правители это прекрасно понимали, причем, независимо от исповедуемого ими мировоззрения или социального строя. Наиболее ярко это выразил Сталин в 1931 г: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Увы! «закон прогресса», подоплекой которого является циничное «сильный побеждает слабого», непреложен, он действует с беспощадной неотвратимостью. И хотя в порядке чуда власть силы иногда и преодолевается (вспомним, например, неоднократные заступления за русскую землю Владимирской Божией Матери), но все же прогресс остается повседневным законом падшей земной жизни. И в своей истории Россия не раз, узрев свою технологическую отсталость, бросалась догонять Запад. В этом смысле и Петр I и Сталин - безусловные благодетели России.

Отметим, что Неплюев отнюдь не чурался прогресса. Он пытался организовать политическую «Партию мирного прогресса», ратующую за Трудовые братства как путь развития России. А в своем Братстве он постоянно внедрял самые совершенные по тем временам технологии: десятипольный севооборот, английские высокопроизводительные породы скота, различного рода с/х технику - сеялки, молотилки, трактора. В братстве был телефон и электрическое освещение. Отсюда и производительность и качество продукции всегда были на высоте.

Таким образом, прогресс (экономический, технический, научный) - суровая необходимость выживания, какие бы негативные моменты он не нес. Закон прогресса надо исполнять - иначе гибель. Трезвый взгляд Н.Я. Данилевского на геополитику, считавшего, что человечество развивается как совокупность отдельных цивилизаций (он говорил - «культурно-исторических типов»), соперничающих между собой и сменяющих друг друга на исторической арене, ныне полностью подтверждается. Да и вековая звериная ненависть Запада к России, о которой предупреждал Данилевский - тоже. Конечно, лучше бы единство человечества в духе В.С. Соловьева. Но реальность не такова. Для христиан нет сомнения, что все это - следствие падшестичеловеческой. Но пока она в этом мире не преодолена, и с ней надо считаться.

Обычно христианские социологи оценивают общество по такому критерию: насколько его устроение способствует спасению. Это совершенно справедливо, но недостаточно. Необходимость исполнения «закона прогресса» делает актуальным и другой критерий: устойчивость общества в геополитической гонке цивилизаций. Этот критерий выводит проблему лучшего строя из безвоздушного пространства абстрактных рассуждений и погружает ее в реальную атмосферу истории. Поэтому в этой статье проблема лучшего общественного строя рассматривается с точки зрения обеих критериев.

 

Три силы Неплюева

 

Но какая сила движет отдельными людьми на труды во благо прогресса? Ведь сама по себе опасность национальной гибели на это дело сподобит лишь немногих. Помните у Достоевского: «Светулипровалиться, или вот мнечаюнепить? Я скажу, что светупровалиться, а чтоб мнечай всегда пить». Так что же все таки заставляет крутиться колеса прогресса?

И тут мы обращаемся к наследию Неплюева. Он считал, что существует только три силы, которые двигают общество, заставляя его следовать по пути прогресса. Это: любовь, принуждение (страх) и корысть. Он писал:

"В течение веков не на любви основаны были жизнь, отношения и труд. Основы страха и корысти не могли воспитать в человечестве христианских привычек духовной свободы и устойчивой торжествующей любви. Частое переживание духовных настроений, позорных для христианина, породило позорные характеры, стало позорной натурой, унаследованной нами, как первородный грех, от отцов наших" /1,97/.

"Там где отсутствует единственная истинная внутренняя, добровольная и прочная дисциплина, - дисциплина любви, - там только и возможна дисциплина внешняя, вынужденная, непрочная: дисциплина страха, когда не делают того, что слишком опасно делать, и дисциплина корысти, когда не делают того, что слишком невыгодно... Вторая - основана на праве частной собственности" /2,10/.

Удивительно - всего три мотива! Кажется, что их гораздо больше. Но поразмыслив, мы придем к выводу, что если мотивов, побуждающих личность к действию великое множество, то обществом в подавляющем большинстве случаев движет одна из трех «неплюевских» сил. Правда, с одним уточнением: если стремление к власти считать одной из разновидностей корысти.

Теория трех сил разрабатывалась Неплюевым прежде всего применительно к религиозной сфере - отношению к Богу. И тут неплюевская идея близка известному святоотеческому мнению: человек по отношению к Богу занимает три позиции: либо раба (страшится наказания), либо наемника (ищет максимума будущих благ), либо брата (любит всем сердцем). Но поскольку для Неплюева общественная сфера - тоже, поле битвы между Богом и сатаной, то и для нее все три мотива играют первостепенную роль. Хотя надо сказать, что применение этой идеи к общественным явлениям Неплюевым лишь намечено. Поэтому необходимо неплюевскую мысль дополнять и развивать применительно к современному обществу.

Если дать предварительную оценку, прежде всего поражает огромная глубина и фундаментальность неплюевской идеи «трех сил». Фактически тут постулируется три типа обществ: общество любви (чаемое общество), общество принуждения (тоталитарное общество) и общество корысти (капитализм). И такая общественная классификация не только соответствует христианскому мировоззрению, но и подтверждается всей человеческой историей. Разумеется, в чистом виде общества любви нет, как нет чистого общества корысти или принуждения. Это - некие идеальные типы. Реальное же общество всегда являет собой некое сочетание этих принципов, в разных пропорциях. Впрочем, в неплюевской классификации отсутствует социализм (общество справедливости). Этот факт мы обсудим позже.

 

Любовь должна быть организована

 

Для христиан нет сомнения, что единственной благодатной основой общества является любовь. Любовь к Богу и ближнему. Более емко Неплюев формулирует это так:

«Любовь организующая, объединяющая, созидающая, единственная, способная быть основою мирного благоденствия, достигаемого путем мирного прогресса, есть любовь к самому себе, к своей семье, к своим друзьям, к своей партии, к своему народу, к своей Церкви, к науке, к искусству, ко всему при свете любви к высшему добру, к высшей правде, называется ли это высшее добро Богом живым или каким-либо иным религиозным или философским термином» /3,13/.

Тут полезно сделать некоторый комментарий.

Во-первых, Неплюев свободно говорит о любви «к партии, к своему народу», т.е., как некоторые считают, к «номинальным понятиям», не имеющим реальности и тем более не обладающим атрибутом личности. А любовь христианская, де, только личностна, и потому к народу, к стране можно иметь только уважение, но не любовь. Для Неплюева это «противоречие» разрешается легко и просто - это любовь к людям, наполняющим «номинальное понятие».

Во-вторых, он характеризует любовь в социуме как «организующую» и «созидающую». Для Неплюева это принципиально. Он всегда считал, что любовь должна быть хорошо организована - иначе все быстро развалится. И более того, любовь должна быть действенной, и тогда она сама может организовывать, созидать общество. Он писал:

«необходимо стройно организовать жизнь, всю жизнь, во всей ее совокупности, на началах любви, по разумным требованиям логики любви. Без этого нечего и мечтать о мирном благоденствии, основанном на любви» /3,20-21/.

«Люди, отрицающие необходимость или, как граф Толс­той, проповедующие зловредность всякой организации, лишают, таким образом, христиан единственного средства самозащиты от детей мира сего, обрекают их на грустную альтернативу быть растерзанными волками или превратить­ся в волков, чтобы от волков по-волчьи и защищаться. Эта теория анархии христианства только и возможна, пока остается теорией, а на практике оказывается совер­шенно невозможною, что и приводит ее последователей в невылазное болото противоречий» /6,111/.

«до­бровольная дисциплина стройной организации добра и является единственным достойным христиан средством самосохранения, самозащиты, противления злу» /6,111/.

Такую стройную организацию жизни Неплюев и видел в Трудовых братствах:

Трудовое Братство и будет такой стройной организацией добра, убежищем для кротких; при его помощи Церковь может согласовать с верою все стороны жизни и стать во главе того громадного движения к сознательности, которое в настоящее время так часто отрывает от Церкви полезных деятелей" /4,13/.

Однако вопрос об организованности усилий общества (и не только общества любви, но и обществ принуждения и корысти) настолько важен, что необходимо рассмотреть его более внимательно.

 

Как функционирует общество

 

Если мы попробуем применить к общественному прогрессу принцип «бессистемной благотворительности» или вообще подход спонтанного взаимодействия между отдельными личностями, то ровным счетом ничего не выйдет. Причем, неважно, будет ли это взаимодействие «бессистемной благотворительностью», добровольным обменом товаров или принуждением более сильной личностью более слабой. Дело в «бессистемности», неорганизованности. Это как броуновское движение: суета и дерганье на микроуровне есть, а движения всего целого вперед нет.

Поскольку любое общество обязано двигаться по пути прогресса (почему - это объяснено выше), то оно действует совершенно другим образом. Общество выстраивает так называемые «институты» - некие общественные системы, обладающие высокой организацией и действующие целенаправленно. И чем выше организованность, тем более успешно действует институт. Например, армия. Нет, это не кучка пусть даже очень храбрых людей. Это высоко организованная система с многообразным иерархическим управлением, обеспечивающим взаимодействие как разных подразделений, так и разных родов войск. Военные об этом прекрасно знают. И чем лучше управление, тем успешнее воюет армия.

Второй пример: экономика. Это не просто люди, обменивающиеся товарами. Это сложнейшая система, включающая производство, финансы, маркетинг, логистику, рекламу и еще много и много чего. Это - экономика капиталистическая. Социалистическая экономика в СССР была гораздо более организованной и целенаправленной системой. Фактически это была единая громадная фабрика в масштабах всей страны.

Кстати, это был огромный, до сих пор мало оцененный плюс социалистической экономики. Именно благодаря высокой организованности она долгое время могла успешно конкурировать с гораздо более массивной (в смысле ВВП) экономикой капиталистических стран. Ее эффективность заключалась, во-первых, в целеполагании на пользу целого, всей страны (а не на пользу отдельных капиталистов), и во-вторых, в отсутствии ненужного дублирования (типа сотен моделей примерно одинаковых компьютеров). Последнее хоть и замедляло смену моделей, но зато резко уменьшало распыленность ресурсов и позволяло создавать невиданную сосредоточенность на прорывных и жизненно важных направлениях (космос, атом, военная техника).

Вся история человечества может быть рассматриваема под углом зрения совершенствования общественных институтов, повышения их системности, организованности, оснащенности техническими средствами. И те страны, которые в этом деле преуспевали, становились мировыми лидерами.

А теперь внимание. Институты - не бездушные машины, они наполняются и движутся людьми. Но форма участия человека в институте может быть разной в зависимости от типа общества - общества любви, принуждения или корысти.

В обществе корысти для включения человека в главный всеподавляющий его институт - капиталистическую экономику - человек должен стать «homoeconmicus», человеком экономическим, начать мерить все и вся долларом, мыслить куплей-продажей, прибылью, кредитами и фьючерсами. Материальная выгода, корысть или наоборот опасение остаться без гроша и заставляет его участвовать в институтах такого общества.

В обществе силы человек становится заключенным, за которым следят и которому приказывают надзиратели. Из страха наказания человек подчиняется и работает в рамках институтов этого общества.

Ну а в обществе любви? Там участие в институтах общества называется служением. По любви человек служит общине, народу, нации, государству, Родине, государю, Церкви, Богу. В ответ на это государственные институты тоже ценят служащего, обеспечивая ему достойное существование. Мотив бескорыстного служения и сейчас отнюдь не редкость. Многие именно служат в армии, а не отбывают срок. Масса людей, добросовестно исполняя свои обязанности, служит Родине. В обществе любви мотив служения доминирует.

Служение есть осуществление любви в рамках общества. Если в сфере семейной возможна и даже желательна «бессистемная благотворительность», то в сфере общественной иного способа проявить любовь не видно. Служение и есть по сути дела «дисциплина любви», о которой пишет Неплюев. Ибо служение невозможно без принесения в жертву интересам общества своих личных интересов.

Кстати, именно принцип служения выгодно отличает монархию среди других форм государственной власти. Дело в том, что личность монарха, обладая определенной сакральностью возбуждает у многих и многих чувство восторга, восхищения и поклонения, и люди начинают искренне служить государю. Но поскольку монарх олицетворяет собой всю власть в обществе, то это служение фактически является служением всему обществу.

 

Принуждение и корысть - что «лучше»?

 

Только любовь разрешает все общественные противоречия. Она дает верное видение общественных явлений. Неплюев пишет:

"Любовь непременно исцелит нас и от корысти, заставит нас понять весь ужас ожесточенной и ожесточающей борьбы против всех и вся на пользу своего кармана, на пользу личного или семейного эгоизма, приводящего к экономической распыленности, при которой вся жизнь становится биржей, где все покупается и продается, вся жизнь становится школою разврата и все отношения заклеймены позором корыстной борьбы, когда на одного победителя приходится множество побежденных, и громадное большинство этих побежденных ни на йоту не лучше жестоких в своем торжестве победителей, так как все они желают быть победителями, все жаждут борьбы и равно чужды духа мирной солидарности" /5,11-12/.

Отсюда видно, что Неплюев крайне негативно относится к принципу корысти, провозглашаемому капитализмом. Но и к страху, рождаемому принуждением, он относится тоже отрицательно - свобода человека для него непререкаема. Принуждение и корысть являются хоть и совершенно разными, но одинаково нехристианскими силами, стоящими несравненно ниже любви.

Но сказать, что «оба хуже» недостаточно, и поэтому важно задаться вопросом: «что же все таки более приемлемо?». Неплюев на этот сложный вопрос ответа не дает. Но ответ желателен, пусть краткий.

Конечно же, для либералов корысть куда лучше, впрочем, как и для всего Запада. Но мы постараемся выдержать православную точку зрения и рассмотрим вопрос последовательно по выявленным критериям.

По первому критерию - «закону прогресса» - корысть намного превосходит принуждение. Общество корысти в гонке цивилизаций обгонит общество принуждения. Собственно по этому (а не по сентиментальным соображениям свободы) человечество в своем большинстве перешло в своей социальной жизни от принуждения к корысти.

Ну а с точки зрения главного критерия - спасения души? Тут соотношение обратное. Принуждение стесняет тело. Если принуждение связано со страхом наказания, то частично стесняет и душу. Но не индуцирует грех. Однако корысть, вся сфера человеческой деятельности, связанная с меркантильным интересом, является соблазном огромной силы, совратившим миллиарды душ. Златоуст считал, что любостяжание - самый распространенный грех человечества, ему подвержены все: и мужчины и женщины, и старые и молодые, и христиане и язычники. Для христианина самое страшное - попасть в рабство греху. И поэтому как бы неприятна и тяжела была несвобода, в духовном плане корысть страшнее. Мы еще коснемся этого вопроса в связи с обсуждением насилия в СССР.

 

Социализм и справедливость

 

Неплюев не включил социализм а свою классификацию обществ, поскольку он не является «чистым типом», а носит компромиссный характер, сочетая в себе несколько принципов. Точнее, таких принципов два: любовь и принуждение. С корыстью социализм борется не на жизнь, а на смерть, осуществляя принцип общей собственности для средств производства. Сам Неплюев к идее атеистического социализма относился отрицательно, считая, что он неизбежно приводит к принудительному тоталитаризму:

"без дисциплины любви, единственной гарантией личной свободы и является именно собственность, и что государственный социализм, если его когда-нибудь осуществит социальная революция, был бы худшим из всех видов рабства, который когда-либо испытывало человечество" /2,10/.

Предвидение глубокое и отчасти верное - принуждение при советском строе было велико. Не видеть ГУЛАГ, а также строгую политическую и трудовую дисциплину - значит закрывать глаза и затыкать уши. Однако с этим принуждением, так рьяно обличаемым как нашими либералами, так и нашими православными, следует разобраться более основательно.

Прежде всего, в СССР существовало много людей, беззаветно и самоотверженно служащих и советской власти и новому социальному строю. Много - слабо сказано. Их было огромное количество. И в Великую Отечественную войну люди проявляли массовый героизм, умирая со словами «За Родину, за Сталина!». И объяснить это тотальнымзомбированием невозможно. Нет, служение, как мы выяснили, означает любовь. Значит, помимо принуждения советский строй был основан и на любви. А эта любовь основывалась на правде советского строя, которая заключалась в справедливости. Суть этой справедливости - в труде. Каждый трудится (в меру своих способностей) и получает разное вознаграждение - в зависимости от трудовых затрат. Но был и второй принцип: разница в оплате невелика: в редких случаях - в разы, а как правило - в пределах вилки в 70%. Это было и организованной милостью слабым и умерение аппетитов сильных и шаг к объединению населения в единый народ. Тем самым справедливость стала социальной справедливостью.

Часто делают ошибку, считая, что любовь - это одно, а справедливость - совсем другое. Разница, конечно, есть. Любовь - это всегда жертва, бескорыстная отдача чего-то своего другому. Справедливость же - компромисс между своими интересами и интересами других. В этом смысле выражение «люби ближнего своего как самого себя» является выражением не христианской любви, а справедливости - любовь (а значит и блага) распределяются поровну (с учетом трудового вклада) между мной и другими. Таким образом, справедливость - компромисс между любовью и эгоизмом (любовью к себе). Без любви, пусть и несовершенной, справедливости быть не может.

Поэтому реализация справедливость всегда связана с принуждением. Ибо есть очень много законченных эгоистов, которые хотят благ только лично себе, в ущерб другим. Таких, конечно, заставить любить нельзя - любовь не бывает по принуждению, но можно принудить делиться по правилу справедливости. В результате справедливость становится принципом, на основе которого социализм пытается соединить в одном обществе существование совершенно разных в нравственном отношении людей - альтруистов, служащих народу, законченных эгоистов и людей «средних», не дотягивающих до вершин жертвенной любви, но и не скатывающихся в пропасть полного эгоизма. И поскольку эгоистов много, их больше альтруистов, то строй, поднимающий на своем знамени идею справедливости, неизбежно будет применять те или иные меры принуждения. И это принуждение справедливо - иначе не выжить всему народу. Но, естественно, принуждение вызовет мощную негативную реакцию эгоистов, которые будут вопить и попранной свободе, о тоталитаризме, и в конце концов (их же больше) свергнут строй справедливости, водрузив свой строй корысти, при котором эгоистам живется легче всего.

Так и получилось в Советской России. Только все же Россия - особая цивилизация, и там возникли процессы, несколько изменившие этот сценарий. Особенность России в том, что у нас всегда преобладал слой «средних» (в нравственном смысле) людей - не альтруистов, но и не явных эгоистов. Таково было наше русское крестьянство. А для «среднего» человека принцип справедливости является наиболее приемлемой позицией. И потому русский народ особенно ценил справедливость и искал ее. Так получилось благодаря нескольким обстоятельствам.

Прежде всего, русское православие веками учило народ христианской нравственности, противостоящей тотальной человеческой падшести. Идеал святости хоть и не реализовывался в сколь-нибудь массовом порядке, но мешал опускаться ниже определенной планки. А внимательно прочитанные сочинения Иоанна Златоуста (они были самым любимым чтением на Руси) формировали очень настороженное отношение к богатству.

Далее, суровые географические условия, плохие и нестабильные урожаи никогда не позволяли русскому народу жить зажиточно. «Общество с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта» - так характеризует Россию знаток русской деревни историк Л.В. Милов. А в таком обществе торговля развивается плохо - для развития торговли нужен излишек продуктов, а его-то и не было. Правда земли было много, и ею стали расплачиваться за службу - государственную или военную. В результате получилась «раздаточная экономика», когда люди служили, получая за это поместья (с крестьянами, разумеется). А распределение произведенных благ стало стремится к двум противоположным схемам. Либо иерархия немногих «господ», живущих в роскоши и эксплуатирующих множество «рабов» в качестве остального населения. Либо строгое распределение «по правде», «по справедливости». Первая схема реально реализовалась в виде крепостного права. Но народ всегда чаял второй схемы.

В результате выработался тип русского человека, принимающего бедность как неизбежное зло и с большим недоверием относящегося богатству, очень чувствительного к справедливости и правде, привыкшего служить (дворяне служили царю, крестьяне - дворянам) и умеющего переносить принуждение, если оно необходимо для выживания всех (все это - огромные преимущества русского человека перед западным в геополитической борьбе за выживание). Советский строй, как это ни парадоксально, не только сохранил, но даже приумножил все эти замечательные качества, только переменив первую схему распределения на вторую. Однако, разумеется, советский человек («совок» - как презрительно его называли в перестройку) существенно отличается от дореволюционного русского.

Прежде всего - отношением к труду. В дореволюционной России, конечно, очень много трудились. Но сам труд не был в почете. Скорее он рассматривался как наказание человеку за первородный грех. В православной традиции спасались молитвой, постом, милостыней, но не добросовестным трудом. Поэтому дворяне (после манифеста Петра III) предпочитали не служить, а заниматься собственным поместьем или просто бездельничали, и не считали это грехом. В советское время отношение к труду резко изменилось. Поскольку коммунистическая идеология считает, что все блага создаются трудом, то ударный труд был возведен в ранг первостепенной ценности. Вся система не только материальных, но и моральных стимулов основывалась на добросовестном отношении к труду. А уклонение от труда рассматривалось как тунеядство и уголовно наказывалось. Поэтому в жизни советского человека труд, работа становились не только средством личного выживания, но делом жизни, своим вкладом в построение светлого будущего.

  Эта очень сильная сторона «совка» в сочетании с исключительно высоким уровнем организации общественного производства были мощным фактором в соревновании социальных систем. Сейчас признано, что СССР выигрывал геополитическую гонку с Западом, в том числе - и в экономической области. И понимая это, Запад старался всеми правдами и неправдами сломать хребет СССР, ликвидировать этот неожиданно оказавшийся смертельным для него социалистический строй.

Это, увы, получилось. И дело тут не только в чудовищном предательстве высшего руководства. При социализме (государственном) все зависит от качества власти. Будет власть честной, ответственной перед народом - будет социализм. Но власть может работать на себя, превращаясь в номенклатуру. Это и произошло при Брежневе - социализм как строй социальной справедливости стал расплываться, уступая место строю, где властвовал не народ, а номенклатурная элита. Иногда этот строй неверно называют «государственным капитализмом». Нет, до капитализма еще было далеко: номенклатура только управляла всей советской индустрией. Но она, естественно, захотела и полного обладания ее на правах частной собственности. Поэтому она активно поддержала предательство Горбачева и насадила уже настоящий капитализм.

Другим важным отличием (уже со знаком минус) советского человека от русского дореволюционного был его атеизм. Неверами были и представители любви и законченные эгоисты, не говоря уже о «средних». Опять-таки не будем утопать в подробностях, почему так получилось. В основном это следствие иудейского генезиса русского социализма, и Россия с кровью и потом мучительно от этого «генезиса» избавлялась. Но атеизм, увы, остался как идеологическое клише. Новую жизнь в социализм может вдохнуть перемена марксистской идеологии на православную. Православная государственность, плюс социалистическая государственная собственность на средства производства - вот составляющие православного социализма.

Впрочем, нужно еще одно: признание нашей Церковью сотериологического значения добросовестного труда. Самоотверженный труд является средством спасения христианина, поскольку на деле реализует заповедь любви к ближнему. Если это будет наконец признано, то такой строй и обеспечит геополитическую победу и будет соответствовать христианским нравственным заповедям.

+++

Ну а общество любви? Оно возможно или нет? И если возможно, то при каких условиях? Вот важнейшие вопрос, на которые должна ответить христианская социология. И ключом к ответ является еще одна идея Неплюева - идея обособления от зла и злых. Но об этом в следующей статье.

 

Литература

 

1. Н.Н.Неплюев. Полное собрание сочинений. Т.V. СПб., 1908. Отчеты блюстителя о религиозно-нравственной жизни братства.

2. Н.Неплюев. Воззвание к друзьям свободы и порядка. СПб., 1907, - 16 с..

3. Неплюев Н.Н. Партия мирного прогресса. Ее идеальные основы и жизненная программа. Глухов, Типография А.К. Нестерова. 1906.

4. Н.Н.Неплюев. Трудовые братства. Могут ли долее обходиться без них церковь и христианское государство и как их осуществить. Лейпциг, 1893 г., 24 с..

5. Н.Неплюев. Доклад Глуховскому Комитету Высочайше Учрежденного Особого совещания о нуждах Сельско-хозяйственной промышленности по вопросу о крестьянской общине. СПб. 1903. 39 с.

6. Н.Н. Неплюев. Трудовые братства. Собрание сочинений Н.Н. Неплюева под ред. А.Ф. Малышевского. - СПб: «Профи-Центр», 2007. - С. 7-275.

 

25.08.14