То не ветер качает трупы
Повешенных эсэсовцев -
Мальчишкам качели эти любы,
Каждый сидит полумесяцем
И освещает сердца людей,
Стоящих, как лес, на площади.
Светите, мальчики! Вей, вей
Ветерок победный по рощице!
В мёрзлые сапоги вцепившись,
Смеются над смертью выжившие.
Очередь-то, боже, - в полтыщи -
Не покачаешься лишнего.
Раскачиваются до упора,
Видится им Киев-град.
И аплодирует город
Дерзости тех ребят.
Словно в библейской притче,
Мы победили вешавших,
И площадь едина в кличе:
«Выставить их на посмешище!»
Столько скопилось в душах
Ненависти ненасытной,
Виселицы - праздничные кущи,
Верёвки, как Божьи нити.
Вот фотоснимок площади
Сорок пятого года.
А в Бабьем яру - мощи
Киевского народа.
Разноплемены жертвы
Гитлеровских убийц.
Ишь, деревянны, как жерди
С масками злобных лиц.
Вот и пришлось ответить.
Верёвок арканы туги.
Раскачивает не ветер
Генеральские сапоги.
За вспарывание беременных,
За крематорий в Освенциме...
Быков, вы не ко времени
Торгуете индульгенциями!
Были у СС подручные,
Заплечных дел мастера.
Не они ли поганой кучею
Вздымают УПА прапора.
Помните, в городе Львове,
Дали звериной ватаге
На сутки вольную волю.
В архивах кровавы бумаги.
Резали и убивали
Евреев, поляков тож.
А вы то, кого обеляли?
Это в спину погибшим нож.
Мёртвые маски эсэсовцев
Многим пришли по нутру.
Если нация бесится,
Значит, крест громоздят на юру.
Странное сочетание,
Совпадение интересов.
Киевское восстание -
Всё-таки, чёрная месса.
Путаете вы читателей,
Кормите лжерепортажами,
По сути, вы подстрекатели,
А не поэты и граждане!
И фотографии улиц,
И фотографии площади,
И свистящие пули,
И ножевые, росчерком...
Почерк - на экпертизу!
Вы же, Быков - лингвист!
Всё-таки, какая низость,
Небом называть низ!
О, мастера грима!
Слышите виселиц скрип?
А вам из майданного дыма
Не слышится родичей хрип?
Огонь из этих бутылочек,
Товарищ Зибельтруд
Не обжигает затылочек?
Ответьте, не сочтите за труд.
Люди болотные, как же так?
Как оно вам мыслится?
Рвётся из бездны фашистский флаг,
Во многих умах дыбится.
В событиях последних дней
Слышатся новые выстрелы.
И становится всё ясней
С кем вы братается исстари.
Эка, вас нынче заносит.
Смотрите: на «мюнхендане»
Смерть косою не ваших ли косит
По госдеповскому заданию.
Жаждут расстрелов и виселиц?
Они их получат в срок.
Донбасский мальчик як місяць
Уцепится за сапог.
На площади сорок пятого
Виселицы веселили люд
Эпохи возмездьем богатые,
Одна за одной идут.
Донбасс
Восстал Донбасс. Вперёд, за дело!
Здесь русский дух. Здесь правда дня.
Душа народа уцелела
Под гул священного огня.
Бандеровские бандюганы
Восстали из своих гробов.
Казалось им, что в их карманы
Стекаться будет труд рабов.
Плывут, плывут над степью звоны,
И звонам тем не ведом страх.
На блокпостах цветут иконы,
И весь Донбасс в таких цветах.
Встают Луганск, Донецк и Славянск,
Их богатырские щиты.
И лица, с ликами сливаясь,
Христовой жаждут высоты.
Господнее благословение
Господнее благословение:
Крым возвращается домой!
С щемящей жаждой исцеления,
Простившись с долгою зимой.
Весна! Мы ходим, взявшись за руки,
И поцелуями искрим,
А где-то Ярош, где-то Парубий
Грозят безлюдным сделать Крым.
Наш Крым! Где столько новой музыки,
Где столько света и добра!
И где душа открылась русская,
Как роза красная с утра.
Фронтовики
Фронтовики хлебнули варева
Из пулемётного свинца,
А мы, пожалуй, разбазарили,
Принадлежавшее отцам.
Дом отчий грызли короедами,
Кто слева, справа, всё равно.
Мы изгалялись над главредами
На кухнях наших под вино.
Всё анекдоты, анекдоты...
Мы шли у тех на поводу,
Кто наши общие невзгоды
Корыстному подверг суду.
Фронтовики не спасовали, -
Закалка сталинских бойцов, -
И яростно атаковали
Сионских горе-мудрецов.
Фронтовики в семидесятые,
Стояли стражами у врат,
Чтоб эти черти полосатые
Не опаскудили парад.
И тот, ноябрьский суровый,
И тот, победный, в кумачах.
Не по зубам им правды слово,
"Апрель" их на корню зачах.
"Метрополя" ушли поделки
На западный аукцион.
И до сих пор, над Переделкино,
Их души стаями ворон...
Ошибка вышла бесшабашная,
Мы передрались впопыхах,
Они Останкинскою башнею
Нас победили. Это факт.
Недаром под её громадою
Ребята наши полегли.
Они распалися на атомы,
Вошли в состав родной земли.
Поскольку многих в крематориях
Ночами потаённо жгли.
Кто им напишет ораторию?
Вот мы, выходит, не смогли.
Да, нам досталась доля страшная:
Державу сдунуло, как дым.
И эта наша боль всегдашняя,
Теперь горит огнём живым.
Год девяносто третий, траурный,
Своим дыханием опалил
Тех, кто, как под плитою мраморной,
Огонь восстания таил.
Он вырвался струёю синею,
И запылали небеса,
И те, и те, клялись Россиею
Войны гражданской голоса.
Свистели пули, как соловушки
В сомнамбулическом бреду.
И гибли буйные головушки
За обрусевшую звезду.
Честь офицерскую спасая,
Отвергнул "Альфы" командир
Все уговоры Расстреляя,
Что в тир Парламент превратил.
Зато "апрель-интеллигенция"
Завыла казнокрадам в такт,
И умоляла слёзно Ельцина
Перестрелять нас, как собак.
По указанию дипмиссии
Переговоров рвали нить,
И меморандумы подписывали,
Чтоб нашу кровушку пролить.
Судьба восставших им до лампочки,
Смотреть привыкли свысока,
Всё подшивали списки в папочки,
Функционеры из ЦК.
Поскольку крики подстрекателей -
Начало всяческой войны,
Мы помним имена предателей,
И подписи их сочтены.
Стихи двенадцатого года
Стихи двенадцатого года
Так пристально на нас глядят.
Они в военных тех походах
Порой звучали, как набат.
Они, как зёрна, созревали
В атаках яростных полков.
Они коней своих седлали
И мчались смело на врагов.
Денис Давыдов им - папаша.
Он, несомненно, их отец.
Красив, усат, всегда бесстрашен,
Из молодцов - сверхмолодец.
Его напевы на привалах
Дух поднимали в небеса.
И пунш весёлый пел в бокалах
Про несравненные глаза.
И юный Пушкин со слезами
Тех провожал фронтовиков.
В нём эпохальный зрел гекзаметр
При виде солнечных полков.
Славянства первые трибуны -
Жуковский, славный Карамзин...
На лире вещей пели струны,
Чтоб подвиг сей изобразить.
Как русский зол, коль отступленье -
Стихи не смели рассказать.
Но вот сменилось поколенье,
И разродилась Муза-мать.
Бородино - ритм барабанов
И вой мортир в себя вместив,
Пленяло души ветеранов,
Весь смысл сраженья осветив.
По духу он - героям ровня,
Смог душу русскую понять.
О, Лермонтов, твой подвиг помня,
Позволь же нам тебя обнять!
Твои кавказские заметки -
Учебник мужества в бою.
Как жаль, что нынешние детки
Так мало знают жизнь твою.
Любил ты странною любовью,
Отчизна-мать всегда в снегах...
И честной собственною кровью
О том поведал нам в стихах.
Солдаты, русские крестьяне,
Ваш подвиг золотом горит!
И вы, молодчики-дворяне.
Вас Муза-мать благодарит.
Стояли насмерть слуги веры,
Багратион, лихой грузин,
Почуял запах адской серы
От европейских образин.
И грудью встал. Се полководец.
Нет, не возьмешь нас на измор!
В России всякий инородец
И "друг степей", и житель гор,
И братья наши вековые -
Татары (дружеский настрой) -
Все, как глаголы золотые,
Сверкают Божию искрой.
В строках чеканных вечной бронзой
Поэты тянутся к живым...
Но урожай собрали прозой:
Лев рыскал, разгоняя дым.
И ту народную дубину,
И богатырский славный шлем
Он отыскал. Подставил спину
Важнейшей из важнейших тем.
Война и мир расположились
В литературе навсегда.
Народа русского двужильность
Вновь просияла, как звезда.
И в сорок первом, оглушённом
Бомбометанием врага,
Толстой, что фитилёк зажжённый,
С фашистом биться помогал.
И вновь Бородино в окопах,
И вновь людская льётся кровь,
И поэтические тропы
Протаптывает нам любовь.
Ах, лейтенанты молодые,
Литинститута школяры,
Свои романы фронтовые
Несли России, как дары.
О сколько нас, поэтов диких,
Вскормил с руки век роковой.
Увы, Викторьи наши сникли,
Хоть длинноногою строкой
Похвастаться здесь каждый может.
И то сказать, какой в них прок?!
Пусть новый Пушкин подытожит
И выдаст "на гора" сто строк.
И новый дуэлянт кавказский,
Что нюхал порох, не "Шанель",
Напишет бравые рассказы
И про шрапнель, и про шинель.
Кого мы изучаем, други?
Кто нам советует подчас?
Где тот язык, как сталь упругий?
И где сиянье детских глаз?
Ах, мы излечимся от бреда,
Достойных снова вознесут.
Они в учебники Победы
Державной поступью войдут.
***
Хорошо, когда знобит,
Это времени ознобы.
Хорошо, когда прибит
На кресте своей утробы.
Вызволяется душа
По голгофскому закону.
Хорошо, что ни гроша,
А на сердце много звону.
Хорошо, что пропадём
В этой синей мгле навеки.
Хорошо, что всё на слом.
Это точно, как в аптеке.
Хорошо, когда строка
Ослепляет вспышкой света.
Хорошо, что дуракам
Не дают пока ответа.
Хорошо, что ветер вхож
В охраняемые сени.
Хорошо, что будет дождь
Из рыдающих прозрений.
Хорошо, что есть Христос,
Даровавший нам свободу.
Хорошо, что есть вопрос
К листопадному народу.
Хорошо, что он падёт
В гущу чана мирового.
Хорошо, что век грядёт,
Огнедышащего слова.
***
Встретимся на Солнце, у гряды могучей.
Вся она из света и грядущих слов.
Встретимся на Солнце, мы пройдём сквозь тучи.
Мы развеем тучи, не щадя голов.
Сколько нас? Немного... Мы - как та водица,
Тайная водица с вековой кутьи.
В песнях ищем Бога, чтоб не заблудиться.
А погибшим - память, ночь и соловьи.
Горечи немало в наших песнопеньях.
Но родное небо не упало ниц.
Мы - тот самый воздух русских поселений.
Воздух, иссечённый вспышками зарниц.
Хорошо нам нынче - времена приспели
Косарям искусным косами сверкать.
Встретимся на Солнце, как в одной купели,
Встретимся на Солнце - нам не привыкать.
***
Заслужите верёвку, чтоб прыгнуть,
Заслужите карниз, чтоб упасть.
Заслужите туннель, чтоб крикнуть,
Заслужите шинель, чтоб пасть.
Заслужите горячую пулю,
Заслужите холодный нож.
Или просто в паху пилюлю,
От которой по телу дрожь...
Заслужили - тогда валяйте:
И клеймите, и восхваляйте!
***
Утоли мои печали,
Освяти мой путь.
В хате белой, как в начале,
Дай уснуть.
Пусть над степью над соленой
Звездочки горят.
Под луною раскаленной
Сны мои парят.
А проснусь - увижу солнце.
Мать моя в лучах.
И приютное оконце
В свежих куличах.
Пахнут творогом качели,
Колыбель, как пух.
Утоли мои печали,
Укрепи мой дух.
***
Молчи! Ни слова о России!
Уже заношены до дыр
Её одежды восковые,
Её пурпуровый подир.
Туман ли, снег чело сокрыли.
И за спиною, как петля,
Её обугленные крылья,
Её холодная земля.
Но есть в сердцах предмет священный,
Хранимый Богом про запас
От злобы черни современной,
От страсти, что бушует в нас.
***
Эти яблоньки деревенские,
Эти хмурые купола,
Эти Мценски и эти Энски.
И Москва бы без вас не жила.
И с буграми моя и с воронками,
Словно хата чиста на юру.
Солнце красное спелой смородиной
Чуть качается на ветру.
Озари, изумрудной лампадою
Бесконечные эти углы.
Чтоб воскресли с весеннею радугой
Обмороженные стволы.
Там струятся дымки самосадные,
Там похмелье не сходит с двора,
Там и тучи, такие громадные,
Что их рвать на знамена пора!
Памяти Вадима Кожинова
Ах, мне запомнилось словцо,
Словечко хоть куда...
Он, прямо глядя мне в лицо,
Сказал: «Талант - беда.
Я видел многих удальцов,
Не устоявших всё ж.
Они, друг мой, в конце концов
Не сберегли свой грош».
И закурил, прищурив глаз,
Спасая огонек...
Быть может, это был как раз
Поэзии урок.
Она проста, как хлеб и дом,
Как честный труд пера.
Она проста, но в ледяном
Сиянии остра.
И там, где молчаливость сна
Смерть стережет у врат,
Я верю - Божия весна
Нас всех пробудит, брат.
Горька сырая трезвость глин,
Но сквозь немую дрожь
Мне кто-то крикнет из глубин:
«Ты прирастил свой грош».
* * *
В той стороне, где бегал босиком
И где во рву купался, словно в чане,
Я помню - над заснеженным леском
Сияло солнце жаркими очами.
И в доме Чудотворец на стене
По вечерам мерцал в лампадном свете,
И холодом тянуло из сеней,
Где паучок раскинул свои сети.
В разбитой церкви жили снегири.
Они кормились мерзлою рябиной.
И это было, что ни говори,
Воистину Рождественской картиной.
Там в синей дымке плыли города
И трубами высокими дымили,
Всю ночь Полярная невестилась звезда
Во всей своей красе и тайной силе.
В такой стране я жил и счастлив был.
Она меня ничем не обделила.
Но я из смертной чащи пригубил,
И знанье это сердце опалило.
***
Идут стихов гружёные верблюды.
Чего там только нет, на тех горбах!
И прошлое несут, и то, что будет.
Идут стихи и пляшут на губах.
Идут стихи пустыней ложной веры.
След божества сокрыт во мгле песка.
Идут стихи, как некие химеры,
Идут стихи «карябать и ласкать».
Погонщицы, погонщицы родные,
Все женщины, которых пригубил,
Кнутами мести бейте в сны цветные!
О, я не всё в сей жизни отлюбил.
Идут стихи размашистой походкой,
Шумят стихи, как ветви у воды.
Живут стихи во мне лампадкой кроткой,
И светятся в сиянии звезды.
И солнца шар из-за горы выходит,
И восемь золотых своих минут
Летят стихи с мечтою о свободе,
И вот пришли. И больше не уйдут.
