Дорогая моя столица

1. Об обществе 

Если в условиях длительного экономического спада немногие богатеют, то это означает, что происходит изъятие материальных ценностей у одних (подавляющего большинства) в пользу других (расторопного меньшинства). Происходить это изъятие может различными путями, хотя процедура передачи везде и всегда примерно одинакова. Эта процедура чрезвычайно упрощается в условиях переходной экономики, «базара-вокзала», революции, «холодной» или «горячей» гражданской войны. Процедура передачи тесно связана с возникновением нового права, на основании которого расторопное меньшинство начинает претендовать на ценности, ему прежде не принадлежащие

Примитивный разбой наиболее наглядно представляет изъятие ценностей у одних и передачу этих ценностей другим.

Не надо думать, что у грабителей, а тем более, у мародеров такая уж беззаботная жизнь. Разбойников ищут специальные службы, им всегда оказывают сопротивление храбрые и мужественные люди. Грабителей в разные времена побивали камнями, сажали на колья, закапывали живыми в землю. Но они не переводятся. В каждую смуту появляются бесчисленные шайки и целые армии любителей легкой наживы. Они действуют «без правил» - в схватке и дележе добычи. Они - поборники права самого хитрого и самого подлого. Это никем не написанное право возрождается из века в век, всегда в обновленной редакции, всегда находит адвокатов и просто сочувствующих.

В войне всех против всех, в безадресно-перманентном конфликте, хорошо чувствуют себя только малочисленные, но сплоченные жаждой наживы и внутренним уставом, группировки. Шайки, секты и прочие организации, отторгаемые обществом, всегда мечтают о ситуациях и событиях, способных лишить обывателей и власть предержащих чувства «земли под ногами». В такие периоды люди как бы зависают в невесомости, дергаются, но не продвигаются, лишаются привычных ориентиров, не отличают «верх» от «низа».

Аномия - это такое состояние общества, в котором подавляющая часть людей просто не знает, как себя вести, перестает отделять приличное от постыдного, доброе от злого, красивое от уродливого. В эту пору возможно оправдание любой мерзости. Мелеют сами сточные канавы. Мразь и грязь привольно растекаются по поверхности жизни. Канализационная вонь во всеуслышание начинает именоваться благоуханием. Иуда вырастает до монументальной фигуры героя-богоборца, Бендер становится «золотым Остапом», а помогающие ворам и сектантам превращаются в глашатаев «новых истин» и защитников «угнетаемых меньшинств».

«Новые истины» необходимо сформулировать в убедительной и доходчивой форме. Без них воровские шайки будут беспощадно истреблять друг друга, а секты испепелять всех «несогласных». Без идеологии, объясняющий «право на захват» и передачу ценностей, положение каждой такой группировки остается шатким. Идеология выступает в роли арматуры для будущей железобетонной конструкции. Захват, отбор, изъятие - всегда отвратительны. Но когда есть идеология, оправдывающая эти действия, тогда появляются и сторонники этой идеологии - не банальные мародеры- грабители, изуверы-маньяки, а идейные борцы. Отстаивание права на изъятие ценностей у подавляющего большинства и передача этих ценностей в распоряжение меньшинству обычно сопровождаются экономическим террором. Его цель - чтобы голодный согласился с перспективой пожизненного скудного пайка, чтобы умирающий от жажды видел в стакане воды подарок судьбы, а задыхающийся от дыма был готов отдать последнее за глоток свежего воздуха. Только в этом случае преступное меньшинство - продукт хаоса - сможет создать свой порядок, только тогда оно сумеет регулировать желания и настроения большинства.

Вы хотели нас поставить вне закона, уничтожить нас, а мы хотим, чтобы вы сами пожирали друг друга, - утверждают мародеры и сектанты и всемерно укрепляют свое право править.

Слово «террор» обычно ассоциируется с массовыми казнями пленников или заложников. Террор - это состояние ужаса жертвы перед неотвратимой гибелью. Преступлением перед террористом во власти обычно является сам факт принадлежности пленника к какому-то сословию или мировоззрению, или к какому-то народу. Властные органы, осуществляющие террор, создают чрезвычайные комиссии, карательные отряды, специализированные службы. Общественные движения, ступившие на тропу террора, - подпольные группы «охотников». Отношение общества к террористам - враждебно-брезгливое. Нам одинаково неприятны подпольщик Богров, убивший Столыпина, и представитель революционного комитета Юровский, организовавший расстрел императорской семьи. Если Богров - борец за какократию [1], то Юровский - уже ее полномочный представитель. Власть таких людей неизбежно сопряжена с функциями палачей.

Привлекательность террора - в присвоении права распоряжаться чужими ценностями, в том числе, и чужой жизнью, по собственному усмотрению. Террорист тем самым присваивает будущность отдельного человека или целого сословия. Терроризм - демократичен и позволяет любому меньшинству «возвысить свой голос» до сатанинского хохота.

«Раб начинает с требования справедливости, а заканчивает требованием господства», - писал Камю в середине ХХ в. Когда террористическая организация, вооруженная научно обоснованными законами уничтожения или сектантской доктриной испепеления иноверцев, приходит к власти, то начинается государственный террор. Причем традиционный террор (расстрелы, изгнания из страны, концлагеря) обычно привлекают самое пристальное внимание литераторов, журналистов, ученых и широкой аудитории читателей, зрителей, слушателей. А экономический терроризм обычно выступает в статусе «героя второго плана». У этого вида террора свои особенности.

Дело в том, что изъятие ценностей, лишение источников существования, обречение на истощение, вымирание населения происходит не по злому умыслу некоего мистера «Х», а в соответствии с открытыми законами, требующими человеческого мяса и человеческой крови. Ведь раскулачивали и разказачивали, выселяли не по прихоти новой власти, а потому, что в грядущем обществе не было места казакам и кулакам, как, впрочем, и другим русским православным людям. Продразверстка, исход целых сословий из столиц, сдирание риз с икон, принудительные работы, сопровождающиеся беспризорничеством, эпидемиями, массовым голодом и даже людоедством - это и есть экономический терроризм. «Моль кабинетная» потихоньку трачит ткань общества, перетирает целые социальные группы в труху, сводит с ума, сбрасывает обессилевших людей в могилы. Причем, тот, у кого изымают будущность, саму возможность достойного существования, не имеет права на оправдание. «Священник - это участник наркокартеля, специализирующегося на продаже опиума народу». «Дворянин - это паразит, который только тем и занят, что воюет, командует губерниями да сочиняет стишки».

Экономический терроризм сопровождается миллионными жертвами. Зачастую он неявен. Вроде бы, хотели как лучше... Преступная организация в наличии, а личностей, способных взять вину на себя, нет. К тому же члены этой организации действовали в соответствии с откровениями своего вождя или в соответствии с законами смены общественно-экономических формаций: старались, сами порой недоедали и недосыпали. Исторические исследования изобилуют жуткими случаями трупоедства, коллективным безумием в Поволжье и на Украине в пору становления Советской власти. Но кто довел людей до такого состояния? Нет зачинщиков. Преступление есть, а преступники отсутствуют.

Впоследствии, многие ленинцы, троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, сталинисты сами подвергнутся репрессиям, многие - опале. Но виноваты они были перед своей организацией как уклонисты, ревизионисты, а не как террористы, совершившие преступления перед народами России. Отсутствие такой категории, как экономический терроризм, объясняет полную неподготовленность постсоветских граждан и гражданок к действиям сплоченных этнических меньшинств, сект, бандитских групп, которые на глазах так называемой общественности «раздевали» целые отрасли, дырявили федеральный бюджет и составами вывозили денежки или их эквиваленты за границу.

«Лукавство видно по последствиям», - любил говаривать Розанов. Так вот, лукавство социально-экономических преобразований в России в конце ХХ в. заключалось в том, что цели этих преобразований состояли в росте благосостояния народа, повышении эффективности экономики, а результаты оказались противоположными. 27 мая 2004 года газета «Труд» опубликовала обстоятельную статью академика О.Богомолова, «Недетские игры в монопольку», посвященную рассмотрению «противоположных результатов». Не будет лишним привести отдельные выдержки из этой статьи.

«За годы рыночных реформ страна обеднела, а в это время возникли несметные состояния и оазисы беспримерной роскоши... Появление небольшой группы долларовых миллиардеров на фоне экономического спада и роста нищеты - специфически российское явление... Одним из средств быстрого обогащения стали залоговые аукционы, позволившие узкой группе близких к власти лиц прибрать к рукам по дешевке лакомые куски народной собственности - нефтяную промышленность, цветные металлы и т.д. Приобретение активов по бросовым ценам да еще на деньги, заимствованные у государства, - главный источник становления обогащения олигархов».

Далее О.Богомолов приводит обширную цитату из книги Маршала Голдмена (США) под названием «Пиратизация России. Почему российские реформы провалились»:

«В благодарность за свой выход победителем на выборах 1996 года из почти безнадежного положения Ельцин охотно пошел на то, чтобы семь организаторов его победы - Петр Авен, Борис Березовский, Михаил Фридман, Владимир Гусинский, Михаил Ходорковский, Владимир Потанин и Александр Смоленский поделили между собой некоторые из принадлежащих государству наиболее ценных активов в сырьевых отраслях и средствах массовой информации».

Далее академик Богомолов отмечает:

«Наша приватизация вопреки здравому смыслу имела целью отнюдь не сделать экономику эффективной. Чубайс довольно откровенно говорил: главная задача сделать перемены необратимыми, другими словами - создать социальную опору для новой власти. Неудивительно, что со сменой собственников в России не начался подъем экономики».

В заключении автор статьи пишет:

«И все же основной порок наших рыночных реформ, о чем сегодня говорится мало, «моральный». Ведь у нас вознагражден не честный собственник и не честный производитель, а тот, кто умеет ловчить. Если люди видят, что их труд оплачивается несправедливо, а на основе обмана, подкупа, близости к власти имущим и прислуживания им возникают огромные состояния, это влияет на поведение. Встает вопрос: почему ему можно воровать, а нам нельзя? Почему добросовестность оказалась ненужной и даже наказуемой? В итоге общество деградирует и нравственно и экономически».

Деградация общества, вызванная крупномасштабными изъятиями и дальнейшим целенаправленным перераспределением материальных ценностей в пользу «узкой группы лиц» - это и есть экономический терроризм. Введенный в ранг государственной политики, он пестует уродов, а не достойных восхищения людей. В итоге, чиновники вместо того, чтобы управлять, ждут подношений, офицеры, вместо того, чтобы воевать, заняты торговлей оружия противнику. Женщины не рожают, мужчины не имеют возможности честным трудом содержать семью, старики чувствуют себя лишними в родной стране.

Экономический терроризм гораздо пагубнее отдельных взрывов и даже массовых казней. Он представляет собой длительный процесс угасания сил человеческих, кропотливое создание благоприятных условий для опустошения территорий.

Когда люди растеряны и полнятся взаимными претензиями из-за усиливающегося расстройства государственных и общественных институтов, сплоченное преступное меньшинство получает долгожданный шанс проведения «экспроприации», «шоковой терапии». Экономический терроризм сопровождается стремительным превращением обеспеченных людей в нищих, высококвалифицированных специалистов - в безработных, здоровых и крепких мужчин и женщин - в «живых трупов». Девушки выбирают путь бесплодных жриц любви, распадаются семьи, тысячи беспризорников попрошайничают на улицах или воруют с лотков булки. Миллионы людей впадают в глубокую депрессию, накладывают на себя руки.

Экономический террорист не обвешан гранатами и толовыми шашками. К тому же он действует в соответствии с «правилами, выстраданными пытливым человеческим умом в эпохи религиозного мракобесия и деспотизма». Он изначально прав, справедлив и заранее оправдан. В начале ХХ в. века он вел классовую борьбу и приближал победу пролетариата над паразитарными сословиями. Кто еще, как не он, имел полное право поселиться на Невском проспекте или в Арбатских переулках после того, как были «выметены старорежимные элементы». Многажды описано, как аннулировали счета вкладчиков, как вскрывали могилы и срывали с обветшавших кителей царские ордена с драгоценностями.

Но гораздо меньше писали о том, как чувствовали себя экспроприаторы.

Они чувствовали себя прекрасно: разъезжали на императорских поездах, на конфискованных «Роллс-ройсах», с удовольствием пользовались чужой мебелью и даже чужим постельным бельем. Видные интернационалисты занимали лучшие номера в столичных гостиницах, питались в ресторанах и даже добывали спецпайки для своих жен и детей. К концу Гражданской войны у каждого «пламенного борца» появился свой кабинет, расположенный в бывшем дворце, а в кабинете - сейф, набитый «империалами», платиновыми слитками и алмазами.

Стремительное обогащение одних за счет обеднения и последующего уничтожения других можно рассматривать как символический каннибализм. Стаи вурдалаков, оборотней, упырей рыщут по стране, пожирают человеческую плоть и устраивают грандиозные шабаши.

Обычно террористов гноят в сырых камерах, приговаривают к смертной казни, содержат в клетках, как диких зверей. Достается даже тем, кто занимался террором, будучи облечен властью, данной ему «законом», народом или «судьбой». У многих якобинцев и большевиков схожие биографии. Военных преступников также судят и казнят или изолируют от общества на «многая лета». Экономический терроризм не отмечен печатью вины, не клеймен неизбежностью возмездия. Провоцируя радикальное нарушение базовых принципов человеческого существования (право на жилище, на жизнь, на возможность иметь или добывать средства к существованию), эта разновидность каннибализма отсутствует в политических и философских словарях.

Сейчас о героях экспроприации, вроде комиссара Когана из поэмы «Опанас» Э.Багрицкого, стараются не вспоминать. О перекупщиках краденного (типа А.Хаммера) - тоже. Законы смены общественно-экономических формаций, предоставлявшие экспроприаторам право на изъятие, последующее распределение и перераспределение изъятого, сильно потускнели. Но приобрели актуальность другие законы - рыночные. Их внедрение почему-то опять опирается на изъятия, последующие распределения и перераспределения изъятого.

Если в 1918 г. большевики обещали народу мир и землю, то спустя 70 лет новая генерация радикалов - экономическое процветание, рост благосостояния, политические и гражданские свободы. Но в результате расцвел социальный дарвинизм. Миллионы детей осиротели, миллионы женщин подверглись сексуальной эксплуатации, миллионы мужчин досрочно сошли в могилу, как будто страна подверглась оккупации.

Экономический терроризм не расстреливает, не взрывает, а истощает, изнуряет. В результате, предприятия, начиненные высокоточной техникой, становятся финансово несостоятельными, новейшие технологии - плод многолетних усилий тысячных коллективов, - за бесценок продаются очередным перекупщикам. Люди учатся в университетах и академиях, но нигде не могут применить свои знания. Влюбляются, но быстро расходятся. Спешат по утрам на работу, за которую получают гроши. А из газетных киосков на них взирают глянцевые физиономии «успешных» бизнесменов. Поздним вечером возвращаются домой, включают телевизор, а там - сплошной праздник.

Кто же это так разухабисто веселится на голубых экранах?

Может, то выходцы из ада, глашатаи Антихриста? Правдолюбы пишут письма в высокие инстанции и терпеливо ждут ответа. Адвокаты олигархов, взирающих с глянцевых журналов, ссылаются на существующее законодательство или на отсутствие соответствующих законов.

Экономический терроризм нуждается в своей идентификации. Люди, повинные в массовых болезнях, в вымирании населения должны приравниваться к носителям и проповедникам человеконенавистнической идеологии, к военным преступникам или к антропофагам. Экономический террорист - это нравственно одичавший человек, маугли каменных джунглей; он должен изолироваться от общества. Одним самим фактом своего существования в качестве публичного политика, реформатора, преобразователя экономический террорист оскорбляет человеческий образ как Божественную идею. К сожалению, без новых «зоопарков» в местах не столь отдаленных не обойтись.

Любой террор - окаянное явление. Всегда - это кровь, грязь, попрание человеческого достоинства, разрушения и крушения. Экономический терроризм - порождение ХХ в., эпохи возникновения оружия массового поражения. Такое оружие нацелено на вырождение нации. Пейте и отрывайтесь! Колитесь и ломайтесь! Не бойтесь своих желаний! - кричат со всех сторон зазывалы. Пришла пора дать ответ на вызов одичавшего меньшинства.

[1] «дурное правление»:  греч., от kakos - дурной, kratein - править.