Россия обязана стать крестьянской страной

Сей категорический и резкий заголовок я даю этой статье сознательно, потому что решаться к действию надо немедля. Как говорится, завтра уже будет поздно.

Сто лет назад мы сбились с прежнего пути, пусть и ненадёжного, пусть и противоречивого, но всё же своего пути и, потеряв былые ориентиры, не знаем куда теперь повернуть и движемся то ли к пропасти, но ещё даже хуже - в болото. Потому как пропасть разверзающая бывает пред последним шагом всё же видна, а вот болото обманчивее. Кажется, что мы ещё на поверхности, но ноги уже не чувствуют твёрдой опоры и поворачивать назад уже нельзя, потому что петляли кругами и оставленные позади следы уже наполняет болотная жижа.

Вправе я ожидать взрывную реакцию и недоумение, и непонимание. Какое болото, какая крестьянская страна?! Мы же великая космическая держава, наши баллистические ракеты в полчаса могут смести Америку, мы ещё запустим космический аппарат на Фобос. У нас скоро Олимпиада и спортивные рекорды снова обретут в нас уверенность великих. Какая крестьянская Россия, если Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой? Какая крестьянская страна, если ценою неимоверных жертв мы вырвались на передовые рубежи технического прогресса? И это как прикажете понимать - тогда была индустриализация, а теперь разве что быть должна «крестьянизация» (ежели такое слово в нарушение всех норм русского языка можно употребить?)

Ну, ладно, не горячитесь. Не торопись, давайте думать сообща.

Я всегда говорил и говорю, что нет такого гениальнейшего рецепта, который помог бы нам выйти, наконец-то, на правильную дорогу. Нет даже такого комплекса мер, реализация которых помогла бы выправить ситуацию. Нет и того единственного гипотетического Помазанника Божия, который, крепко взяв в руки вожжи, смог бы вытащить продолжательницу Третьего Рима на единственно верную и правильную дорогу. Господь не пожелает слушать наши молитвы, поскольку народ, допустивший осквернение образа женского всякою непотребною рекламою и покорно сносящий такое оскорбление, и не взывающий начальников своих к порядку, не достоин того, чтобы быть услышанным Господом. Народ, допустивший женщину до сигареты, не достоин быть услышанным Господом.

Народ, бросивший свою землю, землю эту и потеряет.

Столетие назад стечением неблагоприятных факторов мы свернули с прежней проверенной веками дороги. Однозначно сказать, что мы тогда, столетие назад, шли совершенно идеальным путём невозможно. Как и у всякого народа, как и у всякого движения вперёд могут быть ошибки, могут быть корректировки курса. Ведь даже на идеальной прямой асфальтированной автостраде невозможно установить рулевое колесо в единственно правильное положение и так далее ехать и ехать. Но нет же, даже при идеальнейшем покрытии дороги и идеальнейшем состоянии подвески автомобиля всё же необходимо рулю хотя бы малое вспоможение. Сказываются факторы погоды и тысячи других мелких причин, заставляющих рулевое колесо довернуть. Что же говорить о целых народах и государствах. На великом историческом пути все неизбежно свершают ошибки, все обязательно корректируют курс. Наша великая Россия тоже шла своим путём. Отнюдь не идеальным, отнюдь не непогрешимом. Но все эти отклонения были в пределах допустимой погрешности. Мы оставались в рамках цивилизованного мира и к нам охотно ехали и находили должное применение своим силам и способностям многие талантливые мастера из цивилизованных стран. Ехали к нам из Голландии, Германии, Франции, Англии. Из Турции и Азии тоже рады были бы ехать, но нам они не были нужны. Мы не слишком выдавались вперёд, зато и не слишком отставали. Мы не считали себя глупее других, но и не считали других глупее себя.

Это моя заповедь - не считать себя глупее других, но и не считать других глупее себя.

Тогда, столетие назад, принято было говорить - Россия сильна своею провинцией. И правильно говорили. Обуховский завод в Петербурге умел (пусть и с отставанием от Виккерса) делать громадные пушки для русских дредноутов, а Москва ситцевая производила товар получше английского. Зато не было у многих других народов такой обширной территории от океана до океана, такого громадного количества пахотной земли, такого трудолюбивого крестьянства. Зато никто не имел такой фантастической перспективы роста, как тогдашняя Россия. Даже отъявленные русофобы не отрицают того предположения, что к тридцатым годам двадцатого столетия Россия имела все шансы вырваться на первое место в мире. Как нынешний Китай.

У Китае действительно ведь есть все шансы на такое движение. Потому что у них под рукой десятки миллионов рабочих рук, которые в нужный момент без особого напряжения можно привлечь на помощь промышленности. Эти десятки (если даже не сотни) миллионов рабочих рук не в дальнем от Китая зарубежье, а непосредственно у себя в стране. В случае даже ошибки экономического расчёта эти десятки миллионов рабочих рук без особой проблемы возвратятся к покинутым на время очагам. Потому что это крестьянство. Столетие назад Россия была крестьянской. И в этом была её сила. Ныне Россия «раскрестьянилась», ныне Россия забросила свои пахотные земли и это грозит России погибелью.

Большевики ведь не просто делали индустриализацию. Главная задача индустриализации ими и не скрывалась. Они ломали вековые традиции народа, сложившийся уклад жизни, потому что им нужен был не народ, а человеческий материал. Не всё задуманное смогли они сделать, но сделали многое. Отечество наше можно сравнить с избитым боевым кораблём, постоянно сбивающимся с курса, можно сравнить и с покалеченным избитым человеком. Вроде бы и стоит на ногах ещё человек, вроде и руки на месте, вроде бы и говорит иногда складно. Но не сделать этому человеку неосторожного резкого движения, не рвануться со всех ног вперёд. Потому что почти перебит был в своё время позвоночник.

Иосиф Виссарионович Сталин назвал тысяча девятьсот двадцать девятый год годом великого перелома. Это тогда коллективизация вовсю шла и ломался многовековой уклад жизни народа. Это аккурат тогда у крестьянина окончательно отобрали землю и возможность трудиться на своей земле. Это аккурат тогда и отучили людей работать. Писатель Владимир Солоухин совершенно согласен с Иосифом Виссарионовичем, что это действительно был год великого перелома. Только добавляет следующие слова: «хребта русского народа».

Не будем сейчас обсуждать Иосифа Виссарионовича, ибо не время уже спрашивать: «кто виноват?». Время думать, а что нам теперь делать. Но ежели мы согласимся с мнением, что сто лет назад Россия сбилась с правильного пути, то резонно постараться мысленно вернуться на сто лет назад и попытаться уяснить, а что из того прежнего пути России было бы нам сейчас полезно. И окажется, что одной из отличительных особенностей того времени было то, что государство не решало жилищную проблему. Не возводились миллионы квадратных метров жилья, не велись списки очередников, никто не торопился в районную управу со словами дай-дай. Многоэтажные дома в городах строились владельцами как доходные в расчёте на сдачу жилья внаём. При крупных мануфактурах хозяева строили многоэтажные рабочие казармы для временного проживания рабочих. При железнодорожной станции Камешково за Владимиром хозяева текстильной фабрики построили целый жилой городок из одноэтажных деревянных домиков. Нет, государство не занималось тогда жилищным строительством. Вряд ли бы кто обратился тогда к Государю с такой идеей. А ежели бы и рискнул обратиться, то незамедлительно получил бы ответ, чтобы мы, дескать, не желаем плодить иждивенцев.

Как это так? Разве рабочие шахт и оборонных предприятий, да даже учителя и врачи - иждивенцы? Нет, не иждивенцы, конечно же, но любой человек сам должен заботиться о своём жилье. Снимать ли внаём, покупать ли у другого, строить ли самому. Но только не ждать, когда это жильё дадут. Социализация жилья в советское время преследовала цель оторвать человека от земли, оторвать от своего дома, превратить человека из хозяина своего очага в заурядного квартиросъёмщика. И когда с началом великой войны прозвучали слова «защитим свою землю» это ещё находило понимание, потому что от начала великого эксперимента прошло чуть более двух десятилетий и в генах народа понятие «своя земля» ещё оставалось. Случись бы такое испытание четырьмя десятилетиями позднее результат предугадать непостижимо сложно.

Так вот, сто лет назад Россия была крестьянской страной и в этом была её огромнейшая сила. И в тринадцатом веке Россия была крестьянской страной и потому только уцелела в Батыевом разорении. Не знали жалости монгольские хищники и сметали на своём кровавом пути все русские города и истребляли всех до одного, а уцелевших наших женщин уводили в полон. И некому было даже оплакивать убиенных. И возвратившиеся затем к пепелищам наши князья кого звали на возрождение сожжённых городов - иноземцев? Нет, они звали русских крестьян. Батый ведь шёл по дорогам где города, но пространство русской земли было столь велико, что смогло укрыть в нехоженых своих уголках русский народ от поголовного истребления. Без городов было нельзя, потому как кто же будет делать оружие и кирпич, кто будет заново отстраивать Отечество. Без крестьянства тоже было нельзя. Мало того, что оно Отечество кормило. Оно было тем золотым запасом страны, той неупиваемой чашей, в которой Отечество черпало свои силы. Оно было тем своеобразным буфером, который мог при необходимости дать трудовые ресурсы растущей промышленности, либо безболезненно принять в себя назад избыточные для промышленности рабочие руки. За счёт каких трудовых ресурсов работали фабрики, скажем, приокского городка Озёры? - За счёт приходящего крестьянства северной части Тульской губернии. Случилось бы что катастрофического при закрытии многотысячной фабрики? Не случилось бы, просто рабочие, пусть и без особого восторга, вернулись бы опять к своей земле. Потому что у них там был и свой дом и своя, пусть и худородная, земля.

Просматривая в старых книгах устроение земли русской, невольно обращаешь внимание, что довольно нередко в провинциальной русской глуши появлялись небольшие фабрики на тридцать или чуть более рабочих мест. До деревень ближайших было не далее одной - двух вёрст. Строилось ли при такой фабрике жильё для рабочих, думается излишне и спрашивать.

Ну, а ныне что? А ныне за последние двадцать лет у нас исчезло двадцать тысяч деревень. По три деревни за день. Вчера три, сегодня три, и завтра три. Лет через десять темпы исчезновения, конечно же, уменьшатся, а потом исчезновение и вовсе прекратится, потому что нечему будет уже и исчезать. Кто страну будет тогда кормить? Кто тогда страну будет защищать? Не дай Бог ядерной войны - городам не уцелеть. На каждый из них уже смотрит своя ядерная боевая часть. В войну Отечественную были и рабочие ополчения, но основную массу пехотинцев и танкистов составляли призванные на войну крестьяне. Где ныне тот желанный и спасительный для Отечества буфер, где та целительная неупиваемая чаша? (Слова «неупиваемая чаша» я ни в коей мере не соотношу с чудотворным образом, явленном в граде Серпухове в 1879 году).

А ныне ведь уже нет тех неодолимых препятствий, кои могли бы мешать русскому человеку начать возвращаться к земле. Раньше говорили об отсутствии телефона - сейчас есть мобильная связь. Раньше говорили об отсутствии электричества - сейчас есть надёжные автономные источники энергообеспечения. Раньше говорили об отсутствии дорог, но ныне нашему «Козлику» Ульяновского автозавода по силам даже самое жёсткое бездорожье. Дело остаётся только за нами. Надо хотя бы только захотеть, хотя бы только обозначить вектор движение. И не мешать.

Там, в заморских владениях, сказывают, нередко встречается в практике, когда работник переезжает на новое место жительства вслед за переездом своей любимой фирмы. Фирма раза три поменяет место за тридцать лет - столько же раз поменяет и свой дом работник. Лет двадцать назад по радио как-то доказывали, что стараться жить надо именно так. Это называлось подвижностью трудовых ресурсов. И я вовсе не собираюсь рассуждать, хорошо это или плохо. Как не собирать обсуждать их взаимоотношения детей и родителей. Это их жизнь и их проблемы. Двадцать лет назад некоторые очень «мудрые» наши экономисты терпеливо доказывали в своих беседах, что и нам надо привыкать жить по иноземным порядкам.

Я не знаю в точности как там у них, догадываюсь же, что у каждого всё обстоит по-разному, но полагаю, что России путь отторжения детей от родителей не самый лучший. Конечно же, не следует впадать и в другую крайность, когда повзрослевшее чадо продолжает кормиться с родительских рук. Во всём должна быть мера и крайностей следует избегать. Но путь подобного отторжения это не русский путь, вернее, таким путём Россия раньше никогда не шла. Приведу вроде бы отвлечённый пример. По дороге от Москвы на Ярославль в пределах Переславского уезда на 118 километре пути в селе Новом близ самой дороги стоит достаточно приличный храм Сошествия Святаго Духа на Апостолов. Строился сей храм с 1824 по 1872 год, сорок восемь лет. Начинавшие построение столь великолепного храма, прекрасно осознавая скромный свой материальный достаток, вовсе и не надеялись до завершения храма дожить. Но они даже и не сомневались, что важное сие богоугодное дело непременно продолжат их дети, а ежели и те не успеют, так закончат уже и внуки. Так и получилось - отцы начали, дети продолжили, внуки закончили. А теперь на мгновение представим, а что если бы дети по достижению совершеннолетия непременно бы отторгались и устремлялись в иные края в поисках лучшей своей доли? Как могли бы тогда сельчане в 1824 году закладывать громадный храм, если заранее понимали, что в год-два его не свершить. Да они, скорее бы ничего и не стали строить. А зачем? Два-то деревянных храма всё-таки было. На наш век хватит, а что дальше будет - они тогда пусть и думают. Вот и мы с вами ныне так живём одним днём, уповая лишь на газовую трубу. И прекрасно понимаем, что модернизация нужна, но всё время кутаемся в одеяло, прячём туда и своё лицо и успокоительно повторяем: «Всё хорошо, всё выправляется».

Так вот в точности и с державой. Отцы строят, дети продолжают. Тогда только мы будем совершенствоваться, когда от свершений своих отцов наследовать будем самое лучшее, остерегаться от повторения их ошибок и стараться привнести своё что-то новое и прекрасное.

Дом у русского человека это только тот дом, который фундаментом стоит на земле, крышею смотрит в небо и не имеет в метре за стеною другого чужого человека. И чтобы сверху не было, да и снизу не было. Чтобы было своё жизненное пространство, свой ареал. Чтобы от крыльца дома виден был в чёрной ночи свет далёких звёзд. Звёздного света в десятимиллионной Москве нет. Самые яркие звёзды бывают и видны, но так, чтобы разом все три тысячи - такового нет. Жизненного пространства необходимого для человека в городской квартире нет. Жизненное пространство для человека должно включать хотя бы самый минимум земли, на которой бы он стоял крепкими ногами хозяина. В условиях городской жизни даже в шаге от подъезда дома человек уже находится не на своей собственной земле.

Города ныне всё только говорят: дай, дай, дай. Дай работу (точнее, гарантированное жалование), дай жильё, дай магазин, дай дороги. А где государству взять эту работу? Танки разве что опять делать? Да не нужно уже столько танков, старые девать некуда. Электричек Торжок и Демихово новых тоже сделали почти достаточно. Грузовики ЗиЛа тоже не в чести - перестраиваться модельному ряду надо. Фабрики швейные тоже не хотят дешёвые рубашки шить. Где её взять эту работу? Крестьянин же русский прежде никогда не говорил «дай». Он не стоял в очереди по двадцать лет на жильё, а строил избу сам. Сам обрабатывал свою землю, сам же запрягал лошадь, сам исправлял телегу. А на зеленой траве чуть заметны были следы проехавшей его повозки.

При всех равных прочих условиях чистый деревенский воздух делает человека крепче.

Святое понятие «отстоим свою землю» ныне теряет уже конкретные зримые черты. И верно, какая же это своя земля у горожанина? Садовый участочек за сотню вёрст от города? Это ли необходимое человеку жизненное пространство? Человеку, как и зверю, необходимо своё жизненное пространство. Чего вроде бы не живётся зверю в зоопарке - тепло, и накормят вовремя, за добычею гнаться не надо, от охотника прятаться не надо. Зверю в зоопарке не хватает жизненного пространства, зверю не хватает воли. В городе человеку тоже не хватает жизненного пространства. Волю почувствуешь только на природе, когда горизонт закрывать будут темнеющие леса, а не каменные джунгли многоэтажных бетонных коробок.

В городе удобнее, комфортнее. Повернул кран горячей воды и вот тебе водная процедура. Повернул кран газовой плиты и заголубело обжигающее пламя, прошёл двести метров до остановки и через пять минут троллейбус. В городе можно не беспокоиться о состоянии кровли - а коммунальная служба на что. В городской квартире совсем не нужна так называемая «болгарка», да и паяльная лампа ни к чему. В городской квартире хозяин может даже и забыть, что такое молоток и отвёртка.

В доме деревенском не соскучишься. Нужен к месту и молоток, нужны и ножницы по металлу, нужна и «болгарка», нужно и ещё многое из того, о чём человек городской даже и не подозревает. Сельский человек не будет раздумывать, где пристроить свой ненаглядный автомобиль. Это городскому человеку надо ломать голову, а сельский отведёт своему «железному коню» самое подходящее место на своём приусадебном участке. Безделье даже в быту таит опасность вырождения личности. Такой работник может безукоризненно знать тонкости бухгалтерского учёта, щеголять иностранными словечками, но, не имея навыков обращения с обычной отвёрткой, может оказаться беспомощным за рычагами боевой машины.

В старой дореволюционной России понятие «своя земля» было наделено не абстрактным, а конкретным смыслом. В самых перенаселённых даже губерниях на одну душу приходилось в самых перенаселённых приходах не менее половины десятины земли (почти полгектара) на одну душу, включая грудных младенцев. Стало быть, несколько гектаров земли на семью. Эти гектары можно было распахивать, засеивать, при невозможности же сдавать в аренду. Земля была кормилицей не в абстрактном, а в прямом значении этого слова. И потому понятие «священные рубежи» крестьянину были несравненно яснее. И даже там, у холодного Белого моря человек наш русский всё равно жил и если не пахотные поля, то уже реки и озёра кормили его. Мы по-прежнему остаёмся самой большой по территории страной в мире. Земля наша не должна пустовать. Не китайцы и таджики должны искать у нас работы. Свои люди должны работать. Сами мы должны всё производить - от микросхем до громадных паровых турбин, от хлебушка до экзотического ананаса (в восемнадцатом веке в России при тогдашней-то технике умели выращивать в теплицах и эту заморскую культуру). Только так, а не за счёт газовой халявы мы сможем реально двинуться к рубежам передовых держав. И потому нам нужно ныне много людей, но не пришлых и чужеродных, а своих русских, голубоглазых и светловолосых. И миллиард бы населения нам не мешало. Не поднять городу такую проблему. Решить её по силам только деревне.

Таковы мои предварительные соображения, таковы вкратце мои мысли. А ежели кто и скажет, мол, всё это так, мил человек, всё это правильно, только вот дальше-то что. А дальше зависит всё от того, нужно ли это народу. Если нужно, то есть и у меня посильные соображения и своё видение проблемы. Но нужно ли это народу - откуда я знаю.