Во вторую неделю Святой Четыренадесятницы мы вспоминаем великого святителя Григория Паламу и внимаем Евангельской истории о расслабленном в Капернауме.
Уместно будет нам обратиться к беседе самого святителя в подобный же день поста, дабы получить и пользу, и радость.
Мы попытаемся преодолеть расстояние времени в семь сотен лет, как если бы вышли из одного храма и вошли в другой, ибо Христос - тот же, и Церковь - та же, и человек со своими духовными порывами и греховными заблуждениями - не изменился.
А если бы святитель Григорий заглянул в наши храмы для беседы, вряд ли он существенно изменил свою проповедь о расслабленном. Тем более что множество современных факторов, болезненно усиливающих расслабленность души, остаются где-то там, за стенами церквей и монастырей, и мы имеем благую возможность побыть вне пагубы времён, покуда предстоим подножию Престола в немеркнущей щедрости Божественной Евхаристии.
Святитель напоминает нам вначале о назначении поста, о том, что матерью безстрастия является воздержание. «Ибо и Начальник и Вождь нашего спасения, Христос, начал с поста, и находясь на его поприще низложил и посрамил дьявола, возбудителя страстей...»
«Пост и общее воздержание шествуют рука об руку...»
Более строго постясь в будничные дни, в субботу же и воскресение более уделим внимание общему воздержанию, немного послабляя пост, чтобы иметь достаточно сил для молитвы в храме, внимая чуду, которое Господь совершил в Капернауме.
Капернаум - город Христов, вознесшийся и низвергнутый (Мф.11:23). Ныне этот в древности оживлённый город представляет собой нагромождение живописных развалин, вспыхивающих кое-где кустами ярких палестинских цветов. Сохранились колонны и стены полуразрушенной синагоги, чтобы свидетельствовать молчаливо о том, что здесь когда-то звучал голос Спасителя мiра. И здесь бесноватый, прежде чем упасть посреди каменных плит у ног Иисуса, исповедовал через силу: «знаю Тебя, кто Ты, Святой Божий» (Лк.4:31-35).
Нелепо возвышается над застывшей памятью города, над домом Петровым, восьмигранная тарелка - модернистский католический храм, напоминающий корабль пришельцев. Кажется, мгновение - и растает, как наваждение, оставив в покое священные камни. Только их и хочется слушать, ведь где-то здесь прозвучало: «Чадо! Прощаются тебе грехи твои» (Мк.2:1-12).
То, что книжники расценили как богохульство, теперь звучит разрешением над главой каждого кающегося...
Но всё ж доносятся, жужжат фарисейские помыслы: просто сказать, что «прощаются тебе грехи», а вот скажи «встань, возьми свою постель и ходи»...
Господи! Пусть не видим мы, не знаем, как непостижимо прощаются Тобой грехи, зато мы знаем лёгкую поступь после искренней исповеди!
Святитель Григорий замечательно толкует символический смысл события.
«Всякий предающийся услаждениям, расслаблен душою, лежит на одре сладострастия... Но когда, убеждённый евангельскими увещаниями, покаявшись, он восторжествует над своими грехами и над порождённой ими расслабленностью души, тогда он бывает приносим ко Господу сими четырьмя: презрением к себе, исповедью согрешений, обещанием на будущее воздерживаться от зла и молитвой к Богу. Но они не могут приступить к Богу, если только не раскроют крышу, разметав черепицы, глину и иной материал. Кровлей же в нас является мыслительная часть души, как всё в нас покрывающая; заключает же она в себе как бы многочисленный, нагромождённый материал, имеющий отношение к страстям и к земному. И вот, когда это состояние станет расцеплено и уничтожено сими вышереченными четырьмя, тогда действительно мы сможем быть спущенными к Господу, т.е. истинно смириться и припасть и приступить ко Господу, и просить и получить от Него исцеление».
О благие слова проповедника! Как хочется целовать их и плакать! Перед нами не просто духовное открытие казалось бы всем известного священного события, но практическое руководство, рецепт для исцеления. Как тут не вспомнить покаяние брату Алёше Дмитрия Карамазова: «Насекомым - сладострастье... Я и есть, Алёша, это сладострастное насекомое!»
И вновь пред нами путь русского карамазовского преображения: от буйства и сладострастия - к смирению и любви; задача, поставленная Достоевским в образе Дмитрия, но не решённая нами. Нет, мы пошли «другим путём», скорее путём Ивана и Смердякова вместе взятых, так и не разобрав «многочисленный, нагроможденный материал» кровли гордого ума и мрачных страстей.
«Под «одром» же разумей тело, - продолжает святитель Григорий, - в котором покоится ум, следующий плотским стремлениям, и который, подавленный телом придерживается дел греховности. Но после выздоровления наш ум является теперь ведущим и носящим тело, как подвластное ему, и им являющий плоды и дела покаяния, так что видящие прославляют Бога, видя сегодня Евангелистом того, кто вчера был мытарём, Апостолом - гонителя, Богословом - разбойника, сыном Небесного Отца - того, кто незадолго перед тем обитал со свиньями».
Призовём же ещё раз четырёх друзей, определённых блаженным святителем, дабы перенесли они немощь нашу к стопам Спасителя и Исцелителя.
1.«Презрением к себе», трезвой самооценкой, самоукорением, помыслом сокрушения, как неким плугом, взрыхлим окаменевшее сердце.
2.Оросим эту взрыхлённую почву слезами покаяния, «исповедью согрешений» - нелицемерной, ясной и детски-простой.
3.Укрепим наши покаянные всходы исправлением, нравственной стойкостью. Не оставим своё покаяние без тыловой поддержки - «обещанием воздерживаться от греха».
4.Воззовём к Богу в молитве, ибо дальнейший рост наших покаянных всходов - в Его руках. Наше христианское совершенствование во многом будет зависеть от качества молитвы, её личной глубины.
Как всякий садовод, несмотря на общие правила земледелия, всегда имеет на вооружении что-то своё, свой нюанс, свою черту, своё дыхание, свой надёжный способ, - так и христианин, несмотря на общие правила и советы, должен открыть свою сокровенную молитву к Богу.
Мы большей частью сажаем на духовной ниве по писаным правилам, общим порядком, и всходы наши чахнут без особого личного творчества. Молитву надо искать, нащупывать, чтоб вырвалась она наружу из горячей земли и зажурчала мерно и легко, как родник и из него - ручей.
А наш святитель в это время обращает внимание, что в храме некоторые из присутствующих «словесную службу Богу смешивают с какими-то праздными разговорами». Вот так приходская обывательщина, расслабленность языков заставляют святого проповедника опуститься на землю с богословских высот и делать элементарные замечания болтунам.
Не так ли и сейчас у нас бывает? И многие используют воскресную службу для встреч и шёпотных общений?
Некогда Корей, Дафан и Авирон и ещё 250 сынов израилевых дерзко надумали посоревноваться с Моисеем и Аароном в священном служении при Скинии Завета. Смиренный Моисей предложил им принести Богу свои кадильницы. Пред лицом Господа и славою Его обнажилась нечестивая дерзость выскочек и поглотила земля Корея, Дафана и Авирона и дома и семьи их. И прочие 250, несмотря на заступничество Моисея, были сожжены огнём с неба (Числ.16:1-35).
«Ныне у нас, братья, жертва приносится не через огонь, как при Моисее, но словом совершается. Посему, в то время как огнём возносимая Богу жертва воспринималась, приносившие вне чуждый огонь, вместе с Кореем восставшие против Моисея, были сожжены священным огнём, возгоревшимся против них.
Убоимся же и мы, чтобы, привнося внешние чуждые слова на сем священном Божественном Жертвеннике, я говорю о Церкви, не стать нам вконец осуждёнными сущими в ней божественными словами...»
И не успел я подумать, что святительские грозные слова надо отнести и к себе, и к нашему брату священнику, дерзающему говорить пустое не то что в храме, но и в алтаре святом; как блаженный Григорий Палама, закончив свою проповедь, стал неумолимо удаляться, прерывая связь времён, подобно неумолимости затворения царских врат.
И вот же, не сказал святой ни слова о «самом возвышенном и главном» - о Фаворском свете, о Божественных энергиях...
+ + +
Цитаты приведены по книге: Святитель Григорий Палама, архиепископ Фессалоникийский «БЕСЕДЫ», в переводе с греческого архимандрита Амвросия (Погодина).
Омилия 10: Во вторую неделю Святой Четыредесятницы, заключающая изложение Евангельской истории об исцелении Господом расслабленного в Капернауме; в ней так же говорится и относительно несвоевременно разговаривающих друг с другом в церкви во время священных Богослужений.
