Причины забвения и реабилитация полководца М.В.Скопина-Шуйского

Русский Культурно-Просветительный Фонд имени Святого Василия Великого совместно с Институтом Российской Истории РАН провели научно-историческую конференцию на тему: «Научный православный взгляд на ложные исторические учения».

Редкий случай, когда у историков никогда не было разногласий в оценках личности и заслуг юного полководца М.В. Скопина-Шуйского, не проигравшего ни одного сражения. Тем удивительней, что вплоть до недавнего времени память о нем почти никак не была увековечена. Чуть ли не единственным исключением на протяжении многих десятилетий была бронзовая фигура Скопина-Шуйского в соседстве с другими выдающимися людьми Отечества (гражданином Мининым и князем Пожарским, Иваном Сусаниным, Ермаком Тимофеевичем и т.д.) в скульптурной композиции памятника Тысячелетия России в Великом Новгороде работы М.О. Микешина. Но то был личный выбор скульптора. При этом до сих пор ни в одном городе, за освобождение которых сражался князь Скопин-Шуйский, нет ни улиц, ни площадей, носящих его имя. Взять, например, Тверь, освобожденную в ходе яростной битвы в июле 1609 г. от войск польского полковника Зборовского и отряда русских «воров» князя Шаховского, прежде сражавшегося в армии Болотникова. Зато в Заволжском районе Твери имеется как раз улица Болотникова. Да что там Тверь, если до сих пор память об освободителе Москвы, дважды спасавшего ее от банд Болотникова и «Тушинского вора» и погребенного по требованию москвичей в Архангельском соборе Московского Кремля, вообще никак не увековечена в стольном граде.

Специалисты по фольклору давно уже подметили, что из людей XVII века самыми популярными фольклорными героями были Скопин-Шуйский и Степан Разин. Таков (в отличие от власти) был глас народа, от которого старались не отставать историки. Вслед за Н.М. Карамзиным, называвшим князя Михаила «героем-юношей», «мужем великим» и «гением Отечества», явные симпатии к освободителю Троице-Сергиевой Лавры питали Н.И. Костомаров и С.М. Соловьев. Последний из них писал: «...замутившееся, расшатавшееся в своих основах общество русское страдало от отсутствия точки опоры, от отсутствия человека, к которому можно было бы привязаться, около которого можно было бы сосредоточиться; таким человеком явился, наконец, князь Скопин».[1] Лев Гумилев именовал его «национальным героем России, спасителем Москвы». Писатель и историк Вадим Каргалов неизменно включал отличный очерк о нем в несколько раз переиздававшуюся книгу «Московские воеводы XVI-XVII вв.». Историк Владимир Волков метко назвал его «вице-царем».[2] Однако несколько небольших работ очеркового характера[3] за полторы сотни лет, не идут ни в какое сравнение с томами и диссертациями, написанными о других русских полководцах! Писатели князя Михаила тоже вниманием не избаловали. Драма Нестора Кукольника, сочинения малоизвестной писательницы пушкинской поры Олимпиады Шишкиной «Князь Скопин-Шуйский, или Россия в начале XVII столетия» и современного исторического романиста Сергея Мосияша «Скопин-Шуйский. Похищение престола» - вот до недавнего времени почти и всё. Эпизодически мелькает князь в романе советского военного писателя Александра Соколова «И поднялся народ», трагедии раннего А.С. Хомякова ««Димитрий Самозванец», драматических хрониках А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» и «Тушино», в современных исторических романах Владислава Бахревского («Василий Иванович Шуйский, всея Руси самодержец») и Бориса Тумасова («Лжедмитрий II»). С немалым пиететом упоминали князя-героя в своих произведениях известный польско-русский исторический писатель Казимир Валишевский и писавший в СССР «в стол» прекрасный писатель-популяризатор, до революции редактор журнала «Историческая летопись» Владимир Лебедев, рукописи которого сейчас издает и распространяет издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры «Отчий дом».[4] В прошлом году в Калязине к юбилею сражения на р. Жабне небольшим тиражом вышел исторический роман Александра Кожейкина и Сергея Кустова «На последнем рубеже». Но опять же удельный вес перечисленных произведений ни в коей мере не сравним с художественной литературой о других прославленных полководцах. В советское время Скопина-Шуйского помнили главным образом благодаря знаменитой парсуне, хранящейся в Третьяковской галерее и нет-нет, да и воспроизводившейся в школьных учебниках.

Почему же освободитель Москвы и обители Сергия Радонежского, одержавший убедительные победы над гетманом Сапегой и другими полководцами Лжедмитрия II, оставался на обочине историографии?

Попробуем детальней разобраться с историей забвения и не частыми попытками исторической реабилитации князя-героя. Думаю, что не ошибусь, если увяжу дважды возникавшее забвение Скопина-Шуйского со становлением Дома Романовых и сталинской историографии. В среде «тушинской знати», переметнувшейся из осажденной Москвы в лагерь второго Самозванца («Тушинского вора»), как отмечал лучший знаток Смутного времени начала прошлого века С.Ф. Платонов, «первое место принадлежало Филарету Романову». Отец Михаила Романова (в миру Федор Никитич) не только был признан патриархом Лжедмитрием II, но и сам признал «царика» (как презрительно именовали самозванца между собой его «подданные»). Тем самым Филарет поспособствовал не только политическому, но и духовному двоевластию. Бытует легенда, что доставленного из Ростова в Тушино Филарета принудили к патриаршеству. Это, по-видимому, не так. Он был «наречен» Патриархом при воцарении Василия Шуйского, но через несколько дней низложен в Митрополиты и отправлен в Ростов. С октября 1608 г. Филарет находился в Тушино, возглавив отпавшее от Патриарха Гермогена и ушедшее в услужение тушинскому режиму духовенство. Альтернативой подобному коллаборационизму был поступок Святителя Феоктиста Архиепископа Тверского и Кашинского, не пожелавшему присягать Лжедмитрию II и попытавшегося скрыться из Тушина, настигнутого и зарубленного «ворами», подвигом которого восторгался Авраамий Палицын.[5] «Нет сомнения, что в подлинность этого царя Филарет не верил, - продолжал Платонов, - но и служить Шуйскому он не хотел. Он не последовал за Вором, когда тот из Тушина бежал в Калугу; но он не поехал и в Москву, когда мог бы это сделать, при распадении Тушина. Как сам Филарет, так и тушинская знать, которая вокруг него группировалась, предпочли вступить в сношения с королем Сигизмундом».[6] Патриарху Самозванца не удалось принести немедленную присягу королевичу Владиславу, поскольку по дороге в Смоленск в мае 1610 г. он был взят под стражу посланной Шуйским погоней и привезен в столицу. По мнению Платонова, в Москве Филарет имел «много способов распространить известие о договоре» с королем, подписанного «тушинцами» Михаилом Салтыковым, князьями Хворостининым и Масальским в королевском лагере под осажденным Смоленском 4 февраля того же года.

Ученик покойного Р.Г.Скрынникова ректор Волгоградской академии госслужбы, доктор исторических наук И.О.Тюменцев пришел к выводу о том, что Филарет был способен даже на двойную игру. По данным дневника Я.Сапеги, в конце июня находившийся в Калуге Лжедмитрий II «получил грамоты «патриарха» и бояр из Москвы, в которых сообщалось, что жители столицы готовы целовать ему крест», после чего 30 июня (10 июля) «царик» и оставшиеся верными ему отряды выступили в новый поход на Москву, стараясь опередить коронное войско Сигизмунда. «Нет сомнений, - считает историк, - что этим «патриархом» и боярами являлись Филарет Романов и бывшие тушинские бояре».[7]

Неблаговидная роль Филарета в Смутное время, сохранение в правящей элите Московского государства позавчерашних «тушинцев» и вчерашних участников ненавистной Минину и Пожарскому «семибоярщины» в царствование Михаила Федоровича, - всё это вкупе не могло способствовать возведению на официальный пьедестал почета разгромившего сторонников Лжедмитрия II Скопина-Шуйского. Если проводить аналогии с недавним прошлым, то, как все это похоже на примирение сторон, стрелявших друг в друга и готовых вешать противников на фонарных столбах, после думской амнистии участников событий 1991-1993 гг., и возвращение во власть некоторых, казалось бы, непримиримых оппозиционеров. Ну, а после освобождения из польского плена и приезда из Речи Посполитой Филарета в 1619 году, нового возведения в Патриархи и совмещения им высшего духовного сана с титулом Великого Государя, лишнее напоминание о лаврах главного полководца Василия Шуйского выглядело бы непочтением к отцу и соправителю царя Михаила.

Реабилитация героя борьбы с «тушинцами», начатая Карамзиным и Хомяковым, продолженная драматическим произведением Нестора Кукольника «Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский» и романом Олимпиады Шишкиной, вернула ему достойное место в историографии. Любимец Николая I (император лично правил сценический вариант его предыдущей драмы «Рука Всевышнего Отечество спасла») Кукольник, и фрейлина императрицы Александры Федоровны Олимпиада Шишкина, а также восторженно писавшие о нем в «драматической поэме» «Князья Шуйские» поэт и драматург Павел Ободовский и Михаил Загоскин в своей исторической фантазии «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» Михаил Загоскин придали Скопину-Шуйскому ореол не только народного, но и официального героя.

Пройдет без малого полсотни лет, и волгари увидят красавец-пароход «Скопин-Шуйский», построенный обществом «Самолет», на котором в 1908 году, в частности, совершат путешествие от Твери до Нижнего Новгорода Великий Князь Константин Константинович (президент Академии Наук и поэт, публиковавшийся под псевдонимом «К.Р.») с детьми и сестрой - Королевой Эллинов Ольгой Константиновной.[8] По случаю 300-летия c момента смерти М.В. Скопина-Шуйского 27 апреля 1910 году в Архангельском соборе Московского Кремля было совершено заупокойное богослужение. Как сообщали московские газеты, Придел Иоанна Предтечи, в котором находится гробница князя, был убран тропическими растениями. После заупокойной литургии и панихиды в основном храме, ктитор храма возложил на гробницу народного героя лавровый венок, и около нее была отслужена лития. Среди присутствующих на богослужении репортерами был замечен член Императорского Русского Военно-исторического общества, гласный Московской Городской Думы Н.А.Шамин (скорее всего, и бывший одним из инициаторов увековечения памяти Скопина-Шуйского).[9] Церковная служба проводилась не в день смерти князя-героя, а спустя четыре дня, поскольку на 23 апреля пришелся «высокоторжественный день тезоименитств Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны и Ея Императорского Высочества Великой Княгини Александры Иосифовны», по случаю которого в Успенском соборе Кремля по окончании литургии совершилось «молебствие о здравии Их Императорских Величеств и всего Августейшего Дома». На другой день после службы в Архангельском соборе, 28 апреля Московское отделение Военно-исторического общества провело заседание, посвященное памяти Скопина-Шуйского. На нем выступили с докладами известный историк церкви профессор Д.В. Цветаев (дядя Марины Цветаевой) с докладом «Шуйский в плену у поляков» и крупный военный историк С.Е. Кедрин с докладом «Поход князя Скопина-Шуйского 1609-1610 гг.». Еще одно заупокойное богослужение в те дни было совершено в Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры. (Ранее, в январе 1910 г. «тщанием Московского отделения Императорского Военно-исторического общества» в Лавре были установлены две чугунные мемориальные доски в память 300-летия героической обороны монастыря).

В преддверии 300-летия Дома Романовых (дни празднования которого происходили 21-22 февраля 1913 года) Государь Император Николай II запишет 1 февраля 1913 года в дневнике: «После обеда начал читать вслух «Кн. Скопин-Шуйский».[10] О, каком именно произведении идет речь, не до конца ясно. С одной стороны, это могла быть драма Нестора Кукольника. (Что казалось бы резонней предположить, учитывая чтение «вслух»). Но, возможно, и другое предположение, с учетом названия, что в руках у императора была книга писательницы пушкинской поры Олимпиады Петровны Шишкиной (1791-1854), фрейлины его прабабушки, которая называлось «Князь Скопин-Шуйский, или Россия в начале XVII столетия». Будучи ранее фрейлиной Великой Княгини Екатерины Павловны, Шишкина жила при ней в Твери и принимала участие в беседах Ее Высочества с Н.М. Карамзиным. Первое издание книги вышло в Санкт-Петербурге в 1835 году, и не исключено, что Николай II читал все же ее. Новое издание сочинения Шишкиной «Князь Скопин-Шуйский...» в четырех частях вышло в Петрограде (т.е., уже после начала Первой мировой войны) в 1914 году в Государственной типографии. Экземпляр книги, хранящийся в Российской Государственной Библиотеке, по которому мне пришлось знакомиться с этим произведением, уникален. В книге имеется экслибрис с вензелем Николая II и текстом: «Собственная Его Величества библиотека: Зимний дворец». Учитывая это обстоятельство вдобавок с изданием в Государственной типографии, возникает закономерный вопрос: а не с подачи ли Государя Императора увидело ли свет новое издание «сочинения» Олимпиады Шишкиной?

Спустя два года на торжественном заседании Нижегородской городской думы по случаю 300-летия со дня кончины Кузьмы Минина памяти Минина в мае 1916 года Нижнем о Скопине-Шуйском тоже не забыли. Городской Голова Д.В. Сироткин выразился о нем так: «Лучшие из бояр, верившие в будущее России Скопин-Шуйский и Ляпунов были своими же собратьями изведены: первый отравлен, второй убит».[11] Казалось, вот-вот и появятся памятники герою, а кадетским корпусам и армейским частям будут присваивать его имя... Но вышло иначе: сразу в нескольких городах, включая Москву, появились улицы разбитого им Болотникова, а в не имевшим никакого отношения к легендарному мятежнику Краснодаре аж две - улица и переулок. Появилась и первая «Повесть о Болотникове» Георгия Шторма (1930), известность которой принесла оброненная Сталиным фраза «хорошая книга».

В сталинском национал-коммунизме причудливым образом соединялись бунтарь Чапаев и охранитель Суворов, но в нем не оказалось места для Скопина-Шуйского. В беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом вождь как-то произнес: «Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев...». Этого оказалось достаточным для того, чтобы на имя князя было наложено негласное табу. А когда известному историку И.И. Смирнову за монографию «Восстание Болотникова» была присуждена Сталинская премия за 1949 год, истинный победитель в «Крестьянской войне» (как теперь надлежало называть Смутное время) был записан в реакционеры. Не удивительно, что в яркой и, безусловно, талантливой книге поэтессы Натальи Кончаловской «Наша древняя столица», написанной к 800-летию столицы, не нашлось ни строчки для четвероюродного племянника Василия Шуйского, тогда как «крестьянскому революционеру» Болотникову была отведена целая глава. Да и предвоенный фильм «Минин и Пожарский», с созданием Варшавского блока, правда, потерявший свою остроту, даже при всей нелюбви Сталина к полякам, почти исчез из кинопроката. И те несколько с симпатией к Скопину-Шуйскому слов, сказанных сценаристом фильма, писателем и литературоведом Виктором Шкловским[12], вскоре были напрочь забыты. Наступило второе забвение князя.

Вторая реабилитация, хотя и очень не спешно, происходит на наших глазах. Начиная с 2002 года в ряде городов ЦФО активно работает Межрегиональная программа «Под княжеским стягом», разработанная энтузиастами из Москвы, Александрова и Калязина. Главная задача, на решение которой нацелена программа, это вовлечение в процесс исторического познания молодежи. Каждое лето отряды юных «ополченцев» выступают в походы по местам боев князя Скопина-Шуйского. Популяризация знаний о героях, преодолевавших Смуту, и увековечение их памяти, - вот два краеугольных камня программы. На достижение этих целей направлены такие непосредственные задачи, как реконструкция маршрутов, которыми двигались русско-шведские войска, углубленное изучение событий начала XVII столетия с учетом новейших архивных исследований, изысканий краеведов и археологических разведок в местах сражений. Заканчивались все межрегиональные походы ставшим уже традиционным фестивалем «Отчизны верные сыны» на Каринском поле под Александровом, где осенью 1609 г. состоялось одно из решающих сражений между войсками Скопина-Шуйского и Сапеги. В 2003 г. здесь был поставлен мемориальный камень-памятник в честь положивших живот на поле брани русских воинов (в 2006 г. к нему был добавлен Поклонный Крест). В рамках фестиваля происходят выступления фольклорных коллективов, бардов, устраиваются «потешные» бои с участием военно-исторических клубов реконструкции. В 2005 г. - в год, когда в России появился новый государственный праздник День народного единства 4 ноября - в тематическом номере журнала «Родина» мне удалось опубликовать статью «Забытое ополчение»[13], в которой вопрос был поставлен ребром: почему, собственно говоря, Первым Ополчением ошибочно принято считать Ляпуновское, состоявшее из вчерашних болотниковцев и «тушинцев», а не Северное ополчение во главе со Скопиным-Шуйским? Празднования в 2009 году 400-летия освободительного похода Скопина-Шуйского ознаменовались установлением памятных досок, стел, мемориальных камней и Поклонных Крестов в подмосковном Дмитрове, под Ярославлем, близ Торопца и Торжка, в историческом центре Кашина. Порукой тому, что князь-герой теперь не будет забыт неблагодарными потомками, появление трех памятников Скопину-Шуйскому. Первый из них работы скульптора Владимира Суровцева был открыт в октябре 2007 года напротив западной монастырской стены в древнем Борисоглебском под Ростовом Великим. Второй памятник князю-герою был поставлен по благословению протоиерея Алексия Злобина в с. Городне на Волге под Тверью. Третий, самый значительный памятник, автором которого является известный тверской скульптор-священник о. Евгений Антонов, был торжественно отрыт в 400-летнюю годовщину самого значительного сражения Скопина-Шуйского в Калязине. Там на берегу р. Жабня прошла красочная реконструкция этого сражения, собравшая две сотни участников боя и сотни зрителей, запечатленная телекамерами центральных «Вестей» и «НТВ».[14] Наконец, совсем недавно в популярной серии «ЖЗЛ» в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга Натальи Петровой «Скопин-Шуйский» с посвящением: К 400-летию снятия осады с Троице-Сергиева монастыря.[15]

Напоследок скажу о том, как было отмечено 400-летие со дня смерти Скопина-Шуйского. Первым важным событием, несомненно, стала прошедшая в Ивановской области Всероссийская научная конференция «Смутное время: итоги и уроки», приуроченная к 400-летию освобождения Москвы войсками Скопина-Шуйского, и закладка на его родине в Кохме памятника князю-герою. Другим важнейшим по-своему значению историческим событием стало проведение по инициативе Межрегиональной программы «Под княжеским стягом» с благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла торжественной панихиды в Архангельском соборе Московского Кремля, которую отслужил ризничий Патриарших соборов Московского Кремля протоиерей Вячеслав Шестаков. В панихиде приняли участие зам. руководителя Федеральной налоговой службы К.В. Янков, глава городского округа Кохма А.В. Мельников, глава Калязинского района Тверской области К.Г. Ильин, глава городского поселения - города Кашина В.Ю. Карюгин, делегации из Сергиева Посада, Александрова, Ярославля и ряда других мест.

Продолжением акций памяти Скопина-Шуйского стали Дни памяти одного из его главных соратников, воеводы Давида Васильевича Жеребцова в Тверской и Ярославской областях. Потомок по боковой линии Митрополита Алексия Чудотворца Московского воевода Жеребцов предводительствовал сибирскими стрельцами, приведенными им с низовьев Оби и Таза (ныне Красноярский край), где он находился на воеводстве. Эта богатая земля, «златокипящая Мангазея», в ту пору была основным поставщиком пушнины, заменявшей серебро при расчетах и бывшей по значимости для русского бюджета аналогом нынешним нефти и газу. Между прочим, в 1607 г. именно Жеребцовым был воздвигнут мангазейский кремль и храм во имя Св. Троицы, а также заложено Туруханское зимовье - современный Туруханск, отметивший три года тому назад свое 400-летие. После беспримерного много тысячеверстного перехода из Сибири в 1609 году войска Давыда Жеребцова освободили Кострому и Ипатьевский монастырь, после чего соединились с отрядами воеводы Н.В. Вышеславцева-Буслаева в Ярославле и, в дальнейшем, став ядром армии, принимали участие в освободительном походе князя Скопина-Шуйского. В частности, войска под командованием Д.В. Жеребцова оказали активную поддержку в сражение на р. Жабня под Калязином, освободили от «тушинских» гарнизонов Ростов Великий, Переславль Залесский и Александровскую Слободу, осуществили в октябре 1609 году первый прорыв в осажденный Троицкий Сергиев монастырь... Однако в мае 1610 года, всего на несколько дней пережив своего друга и соратника Скопина-Шуйского, героический воевода принял смерть под Троицким Калязином монастырем от рук головорезов полковника Лисовского и казаков атамана Просовецкого.

Торжественные мероприятия в честь воеводы Жеребцова начались в г. Калязине, где располагался знаменитый монастырь и где этим летом в рамках XII Верхневолжского Крестного Хода появился Поклонный Крест в честь воеводы и погибших вместе с ним воинов и иноков. Далее участники мемориальной экспедиции на теплоходе «Михаил Ломоносов», принадлежащем предоставившей судно компании «Дюна», проследовали до Рыбинска. Отсюда они отплыли на Шумаровский остров, где до Волгостроевского затопления располагалось древнее село Шумарово, являвшееся некогда центром одноименного княжества, дарованное царем Василием Шуйским Жеребцову в награду за его многочисленные подвиги. На месте руин храма на Шумаровском острове был также установлен Поклонный Крест. Проведению акции памяти, осуществляемой полностью за счет сил и средств общественности, оказали финансовую поддержку Русский Культурно-Просветительный Фонд им. Святителя Василия Великого, возглавляемый В.В. Бойко-Великим, и администрация Калязинского района, возглавляемая К.Г. Ильиным. Одним из первых, кто увидел эти Поклонные Кресты на Угличском и Рыбинском водохранилищах три недели спустя, был Патриарх Кирилл, следовавший по водному пути из Калязина в Ярославль на празднование 1000-летия города.

Ярослав Викторович ЛЕОНТЬЕВ, доктор исторических наук, МГУ им. М.В.Ломоносова