Вновь о реформаторах богослужения

Редакция журнала «Благодатный Огонь» прислала мне на отзыв некоторые материалы. Среди них - два текста, принадлежащие ещё одному реформатору богослужения - клирику Украинской Православной Церкви, кандидату богословия, игумену Феогносту (Пушкову), ранее служившему в Ивановской епархии.

Это, во-первых, несколько предложений об изменении богослужения, а во-вторых, - русский текст чина обручения с некоторыми уставными особенностями.

После первого их прочтения я хотел отказаться их комментировать. Мне показалось, что сам о. Феогност не верит в осуществимость своих предложений, а выдвигает их лишь для того, чтобы подобно Герострату оставить своё имя в истории. А потом я подумал: а вдруг удастся по их поводу сказать что-то полезное!

* * *

Что же критикует и предлагает изменить в православном богослужении о. Феогност?

1) Он возмущается тем, что вечерня иногда совершается утром, а утреня почти всегда вечером - и тем, что «скомканы часы».

Конечно, скомкать можно что угодно, даже литургию, что иногда кое-где и происходит. Но у нас часы не комкают, а читают с предельным усердием и вниманием. С умилением вспоминаю нашу многолетнюю уставщицу и псаломщицу - Наталью Юльевну Адамсон. В конце жизни она несколько лет была слепой и наизусть читала часы и ежедневные тексты вечерни и утрени, что было бы невозможно, если бы прежде она их комкала. Не проявляют небрежности и другие наши чтецы. Уверен, что мы в этом далеко не одиноки.

Теперь о времени совершения служб. Игумен Феогност хвалит греков, которые совершают утреню всегда утром. Но и греки не всё в своё время совершают. Временной режим богослужения составляли для себя пустынножители: они вставали в полночь и совершали полунощницу. Остаток ночи занимала утреня. Один из её конечных возгласов: «Слава Тебе, показавшему нам свет» должен был совпадать с восходом солнца. Затем - первый час. Поскольку их потребности были сведены к минимуму, они трудились для того, чтобы не быть праздными (праздность - мать всех пороков) и избирали для себя рукоделие самое простое, не занимающее мысли. Таким рукоделием отшельник и занимался до десяти часов утра, сопровождая рукоделие непрерывной молитвой, чаще всего Иисусовой. В 10 часов - третий час. Потом рукоделие с молитвой до полудня. В час дня - шестой час. Если отшельник в этот день разрешал себе есть два раза, то после шестого часа он читал изобразительны - и вкушал пищу. Если же он в этот день должен был есть только один раз, то после шестого часа он занимался рукоделием с молитвой до 4-х часов вечера. В 4 часа - девятый час, затем - или изобразительны с вечерней (при одноразовом питании), или только вечерня и после неё - вкушение пищи. Затем повечерие и краткий сон. В полночь сон прекращается и начинается молитва и рукоделие в том же порядке. Такой подвиг поста, труда и непрестанной молитвы и привлекал к подвижнику благодать Святого Духа. Именно поэтому «отцы пустынники... сложили множество божественных молитв» (А.С. Пушкин) и постепенно выработали чёткий устав их совершения.

Созданное ими богослужебное богатство усваивали и большие монастыри с достаточно сложной хозяйственной деятельностью. В них, конечно, было невозможно сохранить время совершения всех суточных служб. А не исполнить их жалко! Поэтому в монастырях эти службы составили два блока: ночь и утро - полунощница, утреня, 1-й, 3-й и 6-й часы и Литургия или изобразительны. Второй блок вечером - 9-й час, вечерня и повечерие. Время служб не соблюдено, но содержание сохранено полностью.

В мiрских приходских храмах пришлось сокращать и содержание. Причём, условия жизни в мiру оставляют очень мало времени для богослужения утром и гораздо больше - вечером. Поэтому, как правило, утром служится 3-й и 6-й часы - и литургия. А вечерня и утреня - вечером. И в этом нет ничего крамольного, никого из верующих это не пугает. Ведь Бог наш не связан временем, Он живёт в вечном настоящем. Поэтому и Церковь Его не очень следит за точностью во времени.

Она в богослужении часто употребляет слово «днесь», то есть, «сегодня». Например, Введение во храм Пресвятой Богородицы. Мы не знаем даты этого события, но нас это не волнует. Мы поем: «Днесь Боговместимый храм Богородица в храм Господень приводится...». Так мы празднуем и другие события, ощущая их совершающимися при нас, с нашим соучастием и сопереживанием. «Дева днесь Превечное Слово в вертепе грядет родити неизреченно...». «Днесь висит на древе, Иже на водах землю повесивый...». «Днесь Владыка плени ада, воздвигнувый юзники, яже от века имяше люте одержимыя».

Также и с часами. Когда бы, в какое время суток они ни совершались, мы во время третьего часа вспоминаем сошествие Святаго Духа на апостолов и молим: «...Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святаго не отъими от мене...» В шестой час состраждем Христу, страдающему на кресте. В девятый - слышим «Совершишася»... и, итожа всё это, молимся: «Иже нас ради Рождейся от Девы и распятие претерпев, Благий, испровергий смертию смерть и воскресение явлей яко Бог, не презри, яже создал еси рукою Твоею...» То есть, для нас важнее содержание, а не время совершения. А названия, указывающие на время: полунощница, 6-й час, повечерие и особенно всенощная - мы сохраняем для памяти о подвиге святых, которым мы не имеем силы и возможности подражать, и для того, чтобы смиренно умолять их о прощении и помощи в нашем маленьком молитвенном подвиге.

Итак, у нас нет ни малейшей нужды ломать утреню и уродовать вечерню, вставляя в неё полиелей и канон, изъятые из утрени, как это предлагает о. Феогност.

2) Следующий «очень актуальный» вопрос о. Феогност формулирует так: «служение Божественной литургии в соответствии с её богословием». Если читатель ждёт рассуждения о великом Таинстве Евхаристии - он ошибается. Оказывается, этот вопрос «касается двух вещей - гласного чтения молитв и открытых царских врат алтаря». О. Феогност считает, что несоблюдение этих требований «в корне меняет структуру литургии». Ему не нравится, что есть молитвы, которые мирянин не должен читать или слышать, и есть священные места и предметы, которых мирянин не должен касаться. То есть, по существу речь идет не о богословии, а о благоговении или его отсутствии.

В конце этого пункта о. Феогност произносит совсем уж еретическую фразу: «Как у Бога нет закрытых стен от ангелов, так и у Церкви не может быть секретов от верных». Неужели о. Феогност всерьёз считает, что ангелам всё открыто в Боге? Ведь ангелы - даже самые близкие Богу серафимы - служат Ему со страхом и трепетом: «Предходят же Сему лицы ангельстии... многоочитиии херувими и шестокрилатии серафими, лица закрывающе...» (песнопение Вел. Субботы «Да молчит всяка плоть человеча»..., см. также: Ис. 6,2). С другой стороны, тайные молитвы - не секрет для верующих. Учёные миряне-богословы сверяют между собой тексты разных веков с целью проследить их развитие - и никто им этого не запрещает. Речь только о том, что мирянину нельзя молиться этими текстами. Тех молитв, которые вслух произносит диакон или поёт хор, для молящихся вполне достаточно. Дал бы Бог хоть частично освоить то богатство благодати, которое преподает мирянам Церковь своим богослужением.

Также верующего человека в храме окружает множество святынь, к которым он в определённое время прикладывается с благоговением и молитвою. Но есть некоторые священные предметы, которых он не имеет права касаться. Эти запреты существуют только для верующих людей и охраняются их совестью. Мне приходилось принимать слезные исповеди алтарников, которые при уборке алтаря нечаянно касались подножия престола. А безбожники в революцию с целью поругания святыни бросали главную святыню престола - антиминс на проезжую часть улицы под копыта лошадей и колёса повозок. Во время массового закрытия церквей усердные верующие очень следили за тем, что им можно, а что нельзя читать и петь из службы в домашних условиях. А кочетковцы без зазрения совести во время литургии читают тайные священнические молитвы, да ещё и в русском переводе. О. Феогност и подобные ему реформаторы-русификаторы (а через них сатана, внушающий им такое «богословие») желают всех верующих лишить благоговения к святыне, чтобы мы не отличались ни от безбожников, ни от кочетковцев.

3) Следующий вопрос, которого мимоходом касается о. Феогност, относится к ектении об оглашенных. То, что на неё ответ дают уже крещёные люди (поющий хор), кажется о. Феогносту «театрализмом и профанацией». В этой связи мне вспоминается, как во дни моей юности наш настоятель - почтенный протоиерей с высшим образованием - наклонял голову при словах: «Оглашеннии, главы ваша Господеви приклоните». Я спросил его - почему он так делает. Он ответил примерно так. В вопросах вероучения я (т.е. он!) ощущаю себя только в начале процесса оглашения, а в жизни по вере - ещё и не начинавшим этого процесса. Поэтому при возгласе: «Оглашеннии, изыдите!» - я чувствую раздвоение. Совесть подсказывает мне, что я должен удалиться, а обязанность уже крещёного человека, не говоря уже о священном сане, недостойно воспринятом мною, удерживает меня в храме.

Вот бы нам с о. Феогностом дорасти до такого восприятия ектении об оглашенных!

4) Перехожу к «третьей проблеме», волнующей о. Феогноста, - вопросу о причащении и подготовке к нему. На эту тему я написал статью: «Истинный смысл современной проповеди сверхчастого причащения». Чуть сократив, её опубликовали в журнале «Благодатный Огонь», № 16.

То, что мной изложено в начале статьи, передаёт практику моих отца и дедов с их сослуживцами. И их подход к решению этого вопроса прямо противоположен тому, что говорит о. Феогност. Правда, он совершенно справедливо говорит, что практика подготовки к причастию «до сих пор отдана на произвол священнослужителей». На этот же произвол отдан и вопрос о том, как часто следует причащаться. Но ведь в этот вопиющий произвол, расцветший в наши дни, вкладывает свою лепту и о. Феогност! Он говорит: «Норма - это минимум ежевоскресное причастие». Где он взял эту норму? Естественным следствием этой «нормы» становится и норма подготовки к причастию. «Если мирянин - пишет о. Феогност - соблюдает все церковные посты (или, как минимум, пост среды и пятницы в течение года и Великий пост, а остальные - по мере физических сил), то его можно смело допускать к причастию безо всяких неудобоносимых бремен». Причем, эти «бремена», согласно о. Феогносту, - не только усиление поста, но даже и «вычитывание» правила («весь молитвослов... от корки до корки»).

Если усиленные пост и молитва перед причастием являются для человека «неудобоносимыми бременами», то ему причащаться каждое воскресение никак нельзя. Воцерковлённый человек с любовью и радостью относится и к причащению Св. Христовых Таин, и к предваряющей его подготовке постом и молитвой. В любое время года этой подготовкой он погружается в святые переживания, присущие Страстной Седмице, а само Причащение - это его личная Пасха. Эту пасхальную радость он старается сохранить как можно дольше. Именно так учили нас наши отцы относиться к говению и причащению. О таком легкомысленном подходе к этому святому делу, которое считает нормой о. Феогност, в дни моей молодости никто и помыслить не смел. Теперь же не только мыслят, но и кричат на всех углах о «неудобоносимых бременах».

А вот к «человеку с улицы», к которому о. Феогност относится так пренебрежительно, наши отцы относились бережно, понимая, что для такого человека, непривычного к посту и молитве, говение по полной программе действительно является неудобоносимым бременем. Он может из-за этого бремени отложить причастие. А ведь, может быть, его перед смертью Бог призвал к покаянию и соединению с Собою.

Поблизости от нас живёт семья, далёкая от Церкви, но всё же считающая себя православной. Юноша из этой семьи был избит и тут же на улице умер. Горе матери усугубилось тем, что его и отпеть-то нельзя - он некрещёный. Каково же было удивление и облегчение для души матери, когда она узнала от его друзей, что он тайком от семьи несколько дней тому назад крестился!

«Человеку с улицы» внушалось, что нужно причащаться хоть один раз в год, разъяснялось, как готовятся к причастию усердные прихожане - чтобы и он по мере силы и возрастания в ежедневной молитве и уставных постах и постных днях - старался им подражать. И если он искренне желал не повторять тяжких грехов, его без сомнения допускали к причащению Св. Христовых Таин.

О епитимиях. Если нет у священника возможности наблюдать за исполнением епитимии, её назначать ни в коем случае нельзя. Архимандрит Серафим (Романцов) - духовник Глинской пустыни в 50-х годах прошлого века - рекомендовал разовую епитимию - три земных поклона, исполняемые здесь, в храме, на глазах духовника. Молю Бога, чтобы прекратилось бесчиние священников в этом важнейшем деле.

5) Игумен Феогност пишет: «Еще одна проблема - богослужебный язык». «Почему на корякском, чукотском, китайском языке можно служить, а на современном русском богослужебном языке якобы нельзя?» - вопрошает он.

Отвечу! Во-первых, современным русским богослужебным языком является именно церковнославянский язык. Точно так же современной богослужебной живописью является иконопись, а современной богослужебной музыкой являются гласы, распевы и некоторые партесы.

Великий Ломоносов считал церковно-славянский язык «высоким штилем» русского языка и убежденно говорил, что русский язык так долго не будет подвержен упадку, «коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшатися будет».

Во-вторых, если бы существовали церковно-чукотский или церковно-китайский языки - на бытовом чукотском или бытовом китайском служить было бы нельзя. Но боюсь, что для создания церковно-китайского нужны века интенсивной богослужебной жизни просто китайского языка. Впрочем, апостол Японии святитель Николай (Касаткин), кажется, предпринял (подобно свв. Кириллу и Мефодию) попытку создать церковно-японский язык. Имея на руках два перевода Библии на японский язык - один осуществили протестанты, другой католики - он предпринял третий, православный. Где-то я читал, как старательно он искал в японском языке слово, которое было бы достаточно свято для перевода слова «логос». Такой отбор слов, наиболее пригодных для богословия и богослужения уже совершился в русском языке. Церковно-славянский язык в основном содержит слова, употребляющиеся только в богослужении. Эти слова связаны в молитвенных текстах с другими подобными им словами - и каждое из них помимо своего прямого значения окутано облаком священных ассоциаций.

В другом положении находятся слова бытового русского языка - они также помимо своего прямого смысла вызывают ассоциации, но бытовые, неуместные во время молитвы. Так что перевод богослужения на русский язык неприемлем, он нарушает ненужными ассоциациями молитву.

6) Эту мысль блестяще подтверждает - сам того не замечая - о. Феогност своим переводом на русский язык чина обручения жениха и невесты. Но прежде, чем говорить о языке перевода, нужно отметить два других дефекта исследуемого чина обручения.

Во-первых, о. Феогност совместил его с литургией. Это, видимо, потому, что у учёных есть мнение о соединении в древности венчания с литургией. Но если даже это мнение справедливо, такое соединение могло быть приемлемым только тогда, когда приход, а может быть даже и целая епархия состояла из группы семей, близко знакомых друг другу. В наших многотысячных приходах такое соединение неуместно.

Во-вторых, о. Феогност заимствовал из требника Петра Могилы клятвы обручающихся в верности до смерти. Эта клятва порождена католическим «сверхблагочестивым» учением о нерасторжимости брака. А что делать молодой жене, которую муж бросил через месяц брачной жизни и ушёл к другой? Ведь по о. Феогносту и Петру Могиле она обещала ему верность до смерти. А вдруг ей найдётся хороший человек? Если она за него выйдет замуж, то нарушит клятву, данную другому перед лицом Божиим. И ответственность за это вместе с ней разделит о. Феогност, если - не дай Бог! - его проект когда-нибудь осуществится.

Теперь о переводе и его языке. Пересчитать его нелепости невозможно (например «приличное» время вместо «благопотребного»). Начну с текста, который мне особенно нравится и который безнадёжно испорчен русским переводом. Вот он: «Господи Боже наш, отроку патриарха Авраама сшествовавый в средоречии, посылая уневестити господину его Исааку жену, и ходатайством водоношения обручити Ревекку открывый: сам благослови обручение рабов Твоих, сего (имя) и сея (имя) и утверди еже у них глаголанное слово, утверди я еже от Тебе святым соединением...»

Заинтересуемся в этом лаконичном, поэтичном и глубоком по содержанию тексте самым незначительным словом «средоречие». У большинства участников это слово проскользнёт незамеченным (может быть, на нём остановит внимание как ему неизвестном гордый умник, который считает, что он может и должен всё знать и понимать - и это слово тогда перекроет ему всё остальное в этом тексте). У жениха и невесты, незнакомых с ветхозаветной историей, от этого текста останется смутное ощущение того, что здесь говорится о каких-то святых женихе и невесте, а главное для них - это молитва о том, чтобы Бог утвердил «еже у них глаголанное слово» - утвердил их признание в любви и обещание верности друг другу - и молитва о том, чтобы Он соединил их святым союзом. Если они знакомы с ветхозаветной историей, то упоминание Исаака и Ревекки, а главное - история «уневещения» Ревекки усилит их молитву о святости их собственного союза. Особенно если они понимают слова «ходатайством водоношения». Эти слова должны напомнить им о мудрой молитве слуги (отрока) патриарха Авраама: «Господи... пошли ее навстречу мне... и девица, которой я скажу, наклони кувшин твой, я напьюсь... скажет мне... пей, я и верблюдам твоим дам пить, пока не напьются - вот та, которую Ты назначил рабу Твоему Исааку» (Быт. 24, 10-23). И то, что Бог тут же послал добрую и трудолюбивую Ревекку в ответ на эту молитву, должно наполнить их сердца умилением и надеждой на то, что и их обручение Богу угодно. Ясно, что слово «средоречие» в этих мыслях и переживаниях не участвует. На него может обратить внимание человек, который кроме ветхозаветной истории знает и библейскую географию - в частности, священник, знающий этот текст наизусть. В его сознании это слово укажет на местоположение Харрана, с которым прямо связана история Авраама и Иакова - и косвенно, через Ревекку - Исаака. Эти воспоминания не заслонят основную мысль текста, а усилят её. Особенно впечатляет то, что через слугу Авраама действует Сам Бог: Он его посылает, Он Сам ему «сшествует», Он же «ходатайством водоношения» открывает ту, которую следует «уневестити» Исааку. Поистине «от Тебе сочетавается мужу жена в помощь и восприятие рода человеча» (Златоуст говорит: «От Бога даётся мужу жена: хорошая - в награду за добродетель, плохая - в наказание за грехи»).

Но вот о. Феогност заменяет слово «средоречие» всем известным по школе словом «Месопотамия» - и воспоминание о раскопках и глиняных табличках, о развалинах дворцов, о законах Хаммурапи и легендах о Гильгамеше - может совершенно убить молитву в этот судьбоносный для обручающихся момент. Правда, слово «Месопотамия» встречается и в славянских текстах, в частности, несколько раз в Библии. Но, во-первых, это не молитвенные тексты. Автор молитвы, о которой мы говорим, несомненно знал это слово, но решил его зашифровать словом «средоречие». Он, видимо, почувствовал, что это слово «Месопотамия» может помешать молитве. О. Феогност - не будучи автором молитвы - не имеет никакого права это слово расшифровывать.

Во-вторых, всюду в книге Бытия (в том числе и в истории обручения Ревекки - см. Быт. 24,10) этим словом обозначатся не вся обширная страна от Армении до Персидского залива, а определенная точка в ней - дом родственников Авраама. В Деяниях же (2,9) наоборот: Месопотамия только часть огромного мiра, пред которым прозвучала первая проповедь апостолов после сошествия на них Святого Духа.

В-третьих, слово Месопотамия обросло отвлекающими от молитвы ассоциациями уже в наши, а не в библейские времена, что показывает в современном переводчике, которому эти ассоциации известны, отсутствие чутья к аромату слова.

Вспомним ещё один географический термин - в тексте: «Сама десница Твоя, Господи, Моисея вооружи в Чермнем мори». Чермное море в нашем сознании тесно связано с чудесами Моисея и исходом евреев из Египта. Есть и новозаветный образ, связанный с этим словом: «В Чермнем мори неискусобрачныя Невесты образ написася иногда...» (Догматик 5-го гласа).

А что вызывает в нашем сознании словосочетание Красное море? Суэцкий канал, сомалийских пиратов, курорты и пляжи Египта. Смешно то, что о. Феогност, заменив Чермное море на Красное, оставил в этом же тексте без перевода слово «десница». Но если о. Феогност не дерзнул перевести слово «десница» словосочетанием «правая рука» из-за благоговения, то это не смешно, а достойно уважения. Нам же этот случай даёт повод поговорить о неприемлемости перевода не только географических терминов, но и всего славянского текста. Вникнем в значение слова «правая» и связанные с ним ассоциации. В русском языке есть две группы смыслов этого слова: более высокая, связанная со словом «правильная», и бытовая - «то, что справа». В славянском языке слово «правая» имеет только первый смысл, а второй передаётся словом «десная». Но и это слово употребляется только в священных текстах. Нельзя сказать: десной ряд, десной поворот, десная резьба, десная партия. Для всех таких понятий необходимо русское слово: правый ряд, правый поворот, правая резьба, правая партия. Думаю, всем ясно, что партия не может называть себя «правой» в первом смысле - это тут же будет оспорено её политическими противниками. Нам должно быть совершенно ясно, что русский перевод богослужебных текстов вводит в них множество посторонних понятий, мешающих молитве, если не уничтожающих её.

Скажу ещё и о том, что это свойство не только перевода, осуществлённого о. Феогностом - это органическое свойство любого русского перевода.

Вспоминается при этом уж совсем анекдотический случай. Кто-то где-то перевёл слова из великой ектении «о благорастворении воздухов» словами «о хорошей погоде». Понятие: «хорошая погода» тесно связано в нашем сознании с отдыхом: рыбалкой, катанием на велосипеде и на лыжах, купанием и пляжем, а то и с выпивкой, если не с чем-то похуже. Для делового отношения к погоде есть другое определение: «благоприятная». Но это более высокое определение, к сожалению, адресно. Погода, благоприятная для земледелия, может оказаться неблагоприятной для строительства. Так что и это слово для перевода употребить нельзя. А «благорастворение воздухов» кроме практического значения для «изобилия плодов земных» напоминает нам и о красоте создания Божия - о свежем воздухе после грозы, о благоухании луговых цветов или скошенного сена и т.д.

В заключение отмечу, что старание перевести богослужение на русский язык становится всё более настойчивым и даже агрессивным. Какие цели при этой агрессии преследуются, неясно. Ясно только, что далеко не благочестивые.

Примечания:

[1] Основное возражение как о. Феогноста, так и всех обновленцев против служения утрени с вечера сводится к тому, что, произнося вечером на утрени прошение ектении «Исполним утреннюю молитву нашу Господеви», мы, якобы, утрачиваем реальный смысл времени. Однако в Типиконе есть примеры, когда совершение утрени предписывается однозначно совершать вечером: утреня четверга и субботы 5-й седмицы Великого поста должна начинаться в 22:00 («в 4-й час нощи»), а утреня Великого Пятка - в 20:00 («во 2-й час нощи»). - Прим. ред.

[2] В ЖЖ игумена Феогноста (Пушкова) приводятся и другие чинопоследования и богослужебные тексты Православной Церкви, переведённые о. Феогностом на русский язык. - Прим. ред.

 

Статья впервые опубликована в журнале «Благодатный Огонь» № 19