К проблеме социально-политического устройства Галицкой и Волынской земель домонгольского времени

Рецензия на книгу Стефановичч П.С. «Отношения князя и знати в Галицком и Волынском княжествах до конца XII в.» [1]

Современный этап историографии проблем социально-политического устройства Древней Руси характеризуется отказом от ещё сравнительно недавно доминировавших теоретических рамок и поиском новых концептуальных положений, в которые историки могли бы «встроить» положения своих конкретно-исторических исследований. Поэтому, особенно актуальной для каждого исследователя, занятого изучением древнерусской истории, является задача определения своего места в этом многообразии историографических школ и направлений, которое способно помочь ему в верной интерпретации сделанных им на основе анализа источников конкретно-исторических выводов. Не все ученые, однако, способны грамотно определить свое положение в современном теоретическом и историографическом контексте, что нередко приводит к появлению чисто описательных работ, либо к повторению выводов, давно уже сделанных в исторической науке, либо к тому, что автор не может связать собственные выводы с выводами других ученых.

Все эти «теоретические» соображения имеют самое прямое отношение к вышедшему недавно монографическому исследованию П.С.Стефановича, посвященному социально-политической истории одного из ключевых регионов Древней Руси - Галицкой и Волынской земель с начала их политической самостоятельности и до конца XII в.[2]

Несмотря на отмеченную выше плюралистичность современной историографической картины общественно-политического устройства Древней Руси в ней отчетливо выделяются две «генеральные» линии: взгляд на древнерусские земли как на общинные по своей природе города-государства (полисы) и взгляд на них как на раннефеодальные монархии-княжества[3]. Вторая из названных концепций тесно связана с общим взглядом на Киевскую Русь как на раннефеодальное общество, оформленное в виде раннефеодального государства и еще совсем недавно доминировала в отечественной историографии, однако ныне, после падения господствовавших в СССР теоретических установок, с очевидностью, находится в глубоком концептуальном кризисе и ее сторонники в последнее время предлагают различные варианты модернизаций названной концепции в современных историографических условиях[4], которые, впрочем, не снимают встающих перед ней вопросов, сама множественность вариаций ответов на которые говорит, на наш взгляд, о неспособности в рамках данной концептуальной парадигмы дать ответы на ключевые вопросы социально-политической жизни русского средневековья[5], что весьма наглядно показала рассматриваемая работа П.С.Стефановича, демонстрирующая недопустимое пренебрежение к теоретическим вопросам. Если говорить еще точнее - мы видим в ней полный теоретический вакуум. П.С.Стефанович нигде и ничего не говорит о том, как он понимает древнерусскую (и в частности галицко-волынскую) государственность и она предстает у него чем-то аморфным и непонятным. При этом он постоянно употребляет применительно к существовавшим в домонгольский период в Галиции и на Волыни социально-политическим объединениям термин «княжество»[6] - анахронистичный термин не известный домонгольским источникам (а он встречается в источниках лишь с конца XIV в.)[7], но несущий в себе вполне определенную смысловую нагрузку и подразумевающий существование в Киевской Руси института некоей княжеской монархии. Собственно, саму правомерность его употребления (повторюсь, это - термин из другой эпохи) применительно к землям Древней Руси надо серьезно обосновывать, чего П. С. Стефанович не сделал, что, однако, не мешает ему бойко оперировать этим анахронистичным понятием. Дело доходит до явной нелепости, которую мы уже отмечали[8]: весьма странными нам кажутся слова П.С. Стефановича, который, полемизируя с А.В.Майоровым, заявляет, что целью автора было показать, что эти Галицкое и Волынское «княжества не являются исключением в ряду других «древнерусских земель-волостей»»[9]. П.С.Стефанович, упорно предпочитая реальным древнерусским понятиям волость и земля[10] искусственный анахронистический термин княжество, в сущности навязывая его и древнерусским источникам и историческим реалиям с одной стороны и своим оппонентам - с другой. На наш взгляд, это абсолютно некорректно.

Теоретическая слабость работы П.С.Стефановича наложила серьезный отпечаток на его подход к историографическому материалу, который наш автор использует чисто «потребительски». Собственно, целью его работы является попытка вернуть в науку не получившие в ней особого распространения положения Н.П.Дашкевича и М.С.Грушевского[11] о «единстве и корпоративности в исправлении должностей по управлению территориями»[12] галицко-волынского боярства[13], обусловивших единство их «политических интересов» и ставших (вопреки мнению значительного числа ученых о крупном землевладении, как основе могущества галицко-волынской аристократии) «экономической основой класса «местных бояр»»[14]. Согласно этой позиции[15] галицко-волынское боярство отличалось необыкновенной силой и сплоченностью (которой не было в других древнерусских землях) и препятствовало дроблению земли[16]. О самой этой концепции и ее перспективах в современном историографическом контексте поговорим ниже, а пока отметим, что современную историографию проблемы П.С.Стефанович знает явно недостаточно[17]. Достаточно сказать, что в его работе вообще отсутствуют упоминания о двух вообще-то давно защищенных диссертациях, посвященных общественно-политическому устройству Галицкой и Волынской земель - работах С.С.Пашина и Т.В.Беликовой[18], последняя из которых посвящена непосредственно рассматриваемой П. С. Стефановичем теме - соотношению княжеской власти и боярства в Юго-Западной Руси, по причине чего незнакомство с ней П. С. Стефановича вызывает немалое удивление и определенным образом характеризует отношение автора к историографии.

Но этим пренебрежительное отношение к историографии у П.С.Стефановича отнюдь не исчерпывается. Как справедливо отметил недавно П.В.Лукин «Слабое знание историографии - большой недостаток. Однако гораздо хуже ее сознательное искажение»[19], тем более такое искажение, которое имеет своей целью дискредитацию своих научных оппонентов. Увы, именно с этим явлением мы сталкивается в работе П.С.Стефановича[20].

Речь идет о том, что П.С.Стефанович выставил в ложном свете целое историографическое направление, которое всегда было одним из ключевых в российской исторической науке. Речь идет о концепции, согласно которой древнерусская государственность была представлена в форме городов-государств, типологически сходных с античными полисами, основным институтом которых являлась община. В древнерусских источниках этот социально-политический организм именовался «волостью» или «землей» и представлял собой территориально-политическую структуру, построенную на основе иерархии общин и состоявшую из общины главного города, общин подчиненных ему «младших» городов (пригородов) и сельских общин. Как отметил А.В.Петров «развивавшие в разное время эту концепцию историки были едины в ряде важных концептуальных положений»[21]. Впервые в целостном виде она была сформулирована И.Д.Беляевым[22] и постепенно широко распространилась в отечественной науке. Ее в тех или иных вариациях принимало большинство дореволюционных ученых[23], существовала она в раннесоветской историографии[24], где была, во-многом, искусственно прервана, ее продолжали полноценно развивать эмигрантские историки[25], а в советской историографии восстановили в правах[26] Ю.Г.Алексеев[27] и И.Я.Фроянов[28]. Ныне этой концепции придерживается и развивает ее целая плеяда историков русского средневековья[29].

Применительно к Галицко-Волынской Руси ее ныне разрабатывают И.Я.Фроянов, А.Ю.Дворниченко, Т.В.Беликова, С.С.Пашин (незнание работ двух последних ученых П. С. Стефановичем выше уже было отмечено) и А.В.Майоров, критике работы которого, в значительной мере и посвящена работа П.С.Стефановича[30]. Разумеется, научная полемика по ключевым проблемам социально-политического устройства Древней Руси в целом и Галицко-Волынской Руси - в частности - вещь закономерная и необходимая, но позитивными ее итоги могут быть, на наш взгляд, лишь в том случае, если она ведется академически-корректно, без подтасовок историографического материала и стремления с помощью них умышленно дискредитировать оппонента. К сожалению, П.С.Стефанович в полемике с И.Я.Фрояновым и А.В.Майоровым избрал указанный весьма сомнительный путь - он все время пытается навесить на них ярлык «маргиналов», построения которых не имеют серьезной историографической опоры: «Нетрудно заметить в этих идеях (в концепции общинного устройства Древней Руси - М. Ж.) ориентацию на старые теории славянофильского толка. Стремление обозначить «особый путь» России представляет собой, очевидно, реакцию на настойчивые, однако далеко не всегда убедительные попытки советской историографии вписать историю России в европейские схемы. Конечно, можно понять неудовлетворенность И.Я.Фроянова и А.В.Майорова избитыми стереотипами, которыми в историографии характеризуется такое сложное явление, как социально-политическая борьба в домонгольской Галицко-Волынской Руси, и тенденциозностью в интерпретации источников, свойственной многим (особенно советским) историкам»[31]. Таким образом, П.С.Стефанович выставляет дело так, что концепция И.Я.Фроянова и его учеников лишена серьезной опоры в отечественной историографии, идет в разрез с ней и является маргинальной и фантазийной. В качестве ее предшественников названы только какие-то непонятные «славянофилы» («ориентация на старые теории славянофильского толка»).

Это грубое искажение историографического процесса. Концепция И.Я.Фроянова, как уже выше было указано - это всего лишь возвращение на новом уровне к традиционной для отечественной историографии линии. В.С.Брачев и А.Ю.Дворниченко верно отметили недавно, что «подход И.Я.Фроянова к Киевской Руси - не что иное, как возвращение на новом уровне развития науки к магистральной... линии развития отечественной историографии»[32]. Таким образом, столь нелюбимые П.С.Стефановичем «идеи И.Я.Фроянова»[33] вполне традиционны для нашей историографии (в том или ином виде его разделяли многие историки, по праву считающиеся цветом нашей науки (см. примеч. 23-25), а не какие-то безликие «славянофилы»). Ни о чем этом у П.С.Стефановича нет и речи. Даже намека. Все выглядит так, как будто И.Я.Фроянов и его ученики - маргиналы, построения которых не имеют ни историографических корней, не перспектив. Такого рода утверждение можно объяснить только двумя причинами:

1) Слабым знакомством П.С.Стефановича с историографией;

2) Умышленным стремлением путем подлога выставить своих оппонентов в невыгодном свете.

Поскольку первый вариант, скорее всего, приходится исключить, речь должна идти о втором. Разумеется, применение такого рода нечистоплотных полемических приемов не может не характеризовать определенным образом всю работу П.С.Стефановича.

Подобное отношение к историографии не позволяет, на наш взгляд, П.С.Стефановичу верно определить место своей работы и содержащихся в ней наблюдений в историографическом контексте. Многие конкретные наблюдения Н.П.Дашкевича и следовавших за ним (отчасти) М.С.Грушевского и Б.А.Рыбакова, а ныне П.С.Стефановича представляют несомненный исследовательский интерес и вполне обоснованы показаниями источников[34], однако, вопреки П.С.Стефановичу они нисколько не противоречат общей концепции общественно-политического устройства Галицко-Волынской Руси, нарисованной в работах И.Я.Фроянова, А.Ю.Дворниченко, Т.В.Беликовой, С.С.Пашина и А.В.Майорова. Бояре, бывшие, как показали работы названных ученых, в домонгольское время не столько крупными землевладельцами, сколько лидерами городских вечевых общин выражали, в первую очередь, интересы соответствующих общин (что, впрочем, не означает того, что у них не было собственных корпоративных интересов, которые по мере социальной дифференциации общества усиливались. Однако, в домонгольское время этот процесс не достиг еще критической фазы, при которой боярство полностью отрывалось от общины и превращалось в правящее сословие). Отсюда и их сплоченность и единство политических интересов и препятствие дроблению земли (бояре и община главных городов не желали обособлению пригородов). Таким образом, построения И.Я.Фроянова и его учеников с одной стороны и Н.П.Дашкевича и П.С.Стефановича - с другой - прекрасно стыкуются друг с другом и хорошо объясняют все особенности положения галицкого и волынского боярства.

При этом характерно, что П.С.Стефанович фактически отходит от построений А.А.Горского, видевшего в древнерусских боярах лишь княжьих людей[35] и приходит вслед за Н.П.Дашкевичем к выводу о существовании «в Галиче класса «местных бояр», подобных новгородским (добавим - не только новгородским)»[36], откуда шаг до столь нелюбимой им «общинно-вечевой теории И.Я.Фроянова» и бояр - общинных лидеров[37].

Хочется надеяться, что при написании второй части своей работы[38] П.С.Стефанович окажется внимательнее к историографическому контексту, теоретическим вопросам и построениям своих оппонентов, положения которых, зачастую, гораздо ближе стоят к его собственным выводам, чем ему кажется.