Уния и национальное самосознание белорусов

В Санкт-Петербурге состоялась международная научно-практическая конференция «Русская цивилизация и Ватикан: неизбежен ли конфликт?»

Я имею честь представлять здесь белорусов, для которых единство православных братских народов - не отвлеченная и вовсе не отжившая, как кое-кто считает, идея. Однако реально сохранять, а тем более укреплять, единство можно лишь тогда, когда складываются если не полностью одинаковые, то по сути близкие взгляды на былое, настоящее и будущее.

Цель моего выступления - по мере сил способствовать этому, обращаясь к явлениям, которые из Москвы или Петербурга не очень заметны и, соответственно, представляются малозначимыми для нас, вместе взятых, т.е. для нашего единства. Но как раз это вынуждает по-братски, с любовью и надеждой на взаимность, поделиться опасениями насчет правомерности абсолютизации взглядов с колокольни Ивана Великого или Спасской башни, т.е. издалека и сверху. Во всяком случае, нельзя ограничиваться ими; стоит все же учитывать, что изнутри и снизу многое видится иначе, а иногда и адекватнее.

Главное, чтобы не исчезало желание относиться адекватно и объективно к тому, что касается нас всех. В связи с этим, признаюсь, у меня особую реакцию вызвало прозвучавшее в очень содержательном докладе замечание, что в России - по разным данным - католиков сейчас то ли пятьсот тысяч, то ли миллион пятьсот тысяч... Дело в том, что и относительно Беларуси фигурируют примерно такие же цифры. Но если для России даже бόльшая из них означает около 1% населения, то для Беларуси - совсем иное... Причем именно эта неопределенность соответственно предопределят так называемое массовое сознание. В качестве иллюстрации приведу вот какой пример: перед отъездом на эту конференцию встретился я с друзьями, рассказал им, куда и зачем собрался, а чтобы «ввести в тему», поинтересовался у друзей, знают ли они, сколько в Беларуси католиков. Один сказал, что процентов двадцать пять. Другой поправил: «Что ты?! Около сорока...». Попросив уточнить, на основании чего они вывели такие цифры, услышал в ответ, что по всей Беларуси много костелов, что католики засвечены в разных общественных акциях, что каждое воскресенье по проводному радио транслируется их месса и т.д. И все это верно, хотя реальная численность католиков у нас значительно меньше.

Увы, графа «вероисповедание» отсутствовала в листах переписи, проводившаяся у нас пару месяцев назад. Впрочем, по мнению скептиков, даже если бы такая графа и была, то верной картины ожидать не приходится - мол, и в этом случае можно заранее покупать, что и делали бы заинтересованные... Так что нам не остается ничего иного, как принимать во внимание «опросы, проведенные по репрезентативным национальным выборкам (с добором верующих протестантских и католических общин, которые не попадают в необходимом для статистически достоверного анализа количестве в общие выборки)» (Новикова Л.Г., Белая Е.А. О специфике религиозного поведения верующих основных христианских конфессий в современной Беларуси // Социология. 2007. N 4. С. 141). Только вот вопрос: насколько могут они использоваться для ответственных суждений и серьезных обобщений? Тем более, что оказывающиеся в широком обиходе данные, как правило, существенно отличаются в зависимости от источника информации, а еще больше - пользователя.

Вот, к примеру, что мы находим в упомянутой выше публикации научного журнала: «...Доля верующих составляет примерно половину взрослого населения (в 1998 г. - 47,5 %, в 2004 г. - 53, 9 %, в 2006 г. - 56, 3 %, в 2007 г. - 47, 7 %») ; (...) «Конфессиональная самоидентификация: к православию: в 1998 г. - 62,8 %, в 2004 г. - 74, 2 %, в 2006 г. - 72, 6 %, в 2007 г. - 73, 3 %; к католицизму: в 1998 г. - 10,0 %, в 2004 г. - 6, 5 %, в 2006 г. - 7, 0 %, в 2007 г. - 7, 1 %; к протестантизму: в 1998 г. - 0,5 %, в 2004 г. - 0, 9 %, в 2006 г. - 0, 8 %, в 2007 г. - 0, 5 %»; к христианству в целом: 5,6 %, 5,4%, 5,8%, 8,6% ( Социология. 2007. N 4. С. 141 С.142).

Определенные изменения, конечно же, происходят. И состояние на 2009 год Уполномоченный по делам религий и национальностей РБ - высшее должностное лицо страны, отвечающее за такого рода статистику, причем в журнале, учредителем которого является Администрация Президента РБ - определяет следующими цифрами: верующих - 58,9% по самоидентификации с православием - 72,6%, с католицизмом - 9,3%, с христианством в целом - 1,8% (...) православных приходов - 1473, 31 монастырь; римско-католических общин - 467, 9 миссий и 8 монастырей... протестанты - 992 религиозные общины... (Гуляко Л.П.Уникальный опыт Беларуси // Беларуская думка. 2009. N 5. С. 14).

Но совершенно иная картина возникает, если принимать все то, что изложил, характеризуя положение Католической церкви в контексте религиозной ситуации Беларуси, в том же номере того же издания Тадеуш Кандрусевич, «Арцыбіскуп, Мітрапаліт Мінска-Магілёўскі». А именно: «Всего в Беларуси на нынешний день работает около 440 священников, что недостаточно для душпастырской опеки над полутора миллионами католических верующих. Почти 270 священников - граждане Беларуси, а двадцаць лет назад их было только 60 (...) почти 50 человек проходит формацию в монашеских орденах и семинариях за рубежом» ( Беларуская думка. 2009. N 5. С. 29).

Приведенные оценки нуждается, конечно, в основательном анализе. Но прежде надо разрешить недоумение: как это - без активного прозелитизма - могло получиться, что в Беларуси численность католиков выросла за десятилетие в 2-3 раза? Не обойти, конечно, и целый ряд других вопросов: Неужели статистические службы Католической церкви в Беларуси надежнее государственных? Коль так, то, может, стоило указать Уполномоченному по делам религий на недостоверность его сведений, изложенных рядом? Ну а коль не так, то на кого рассчитаны приводимые сведения? Если католики действительно составляют около 20% населения страны, то какими цифрами следует обозначать состояние иных двух с половиной десятков деноминаций?..

* * *

Переходя же к заявленной теме - «Уния и национальное самосознание белорусов», - позволю себе начать с одного воспоминания. Когда-то мне, юному студенту, искавшему истину в спорах, «доказали» относительность очевидного и бесспорного. Я тогда, безо всяких сомнений, утверждал, что белый лист бумаги, который лежит передо мною, нельзя выдать за черный. Мне же, без особых усилий, «воочевидили» противоположное: бумагу на моих глазах сожгли.

Нетрудно было сделать соответствующие выводы: продемонстрировали-то не доказательство, а трюк - не убеждающий, однако смущающий; у трюкачей, которые привлекают, как правило, исходно доверчивых, простодушных да наивных, нет другой цели, кроме как вводить в смущение; причем эффект трюкачества определяется степенью вызванного смущения - к примеру, когда «реципиент» перестанет возражать и по поводу того, что черный пепел от сожженной бумаги имеет ценность бόльшую, нежели белый лист сам по себе и даже вместе с записями на нем.

Короче говоря, веру в абсолютность истины я тогда не потерял, однако с подобным способом доказывать недоказуемое сталкиваюсь, как и все мы, вновь и вновь. Когда это связано с моментами частными, опыт показывает, что реагировать лучше всего так, как на балаганный номер. Но допустимо ли обойтись улыбкой и аплодисментами - естественно, шутливыми - когда дело касается вопросов, по природе своей отрицающих шутки, а тем более трюкачество? Пожалуй, нет. Нужна реакция с должной ответственностью.

А именно такой случай - апологетика униатства в Беларуси, 400-летие которого определенные силы праздновали с размахом, широко распространяя лозунги типа: «Это вера наших дедов!», «Наша культура полностью униатская!», «Уния соответствует прогрессивным устремлениям экуменизма!», «Униатство - национальная религия белорусов!». Серьезной критики этого рода суждения не выдерживают. Но поскольку основательно рассмотреть весь набор их не позволяет жанр этого выступления, остановимся пока на последнем, которое используется в качестве главнейшего и важнейшего.

В истории униатства на белорусских землях действительно есть немало противоречивых моментов, ко­торые следует внимательно, всесторонне, беспристрастно исследовать: объективные и субъективные причины появления самой идеи, особенности ее реализации в конкретных случаях и в общем контексте исторического развития со всеми результатами и последствиями, реакция масс на соответствующие события, роль и значение наиболее заметных личностей сторонников унии и противников ее в политической, духовно-культурной истории народа, отражение унии в документальных материалах, в художественной литературе, в устном народном творчестве... Короче говоря, нужно, чтобы сложился - в качестве приоритетного, определяющего - комплексный подход, основанный на принципах историзма, объективности и полноты. Но как раз имеющиеся уже обобщения такого рода показывают полную несостоятельность апологетики униатства как в прошлом, так и сейчас. Неоспоримо, в любом случае, вот что: сама идея унии не имела экклезиологической опоры изначально; да, она касалась вероисповедной сферы, но по природе своей была политической и таковой остается, чем бы ее не «догружали»; а все упомянутые лозунги - не более чем «догрузка», актуализация в угоду определенным политическим интересам, к тому же внешним, что особенно важно учитывать в связи с акцентированием якобы «национального», «народного», «белорусского».

Собственно, мы имеем дело с заурядными, если не сказать - примитивными, идеологемами/политологемами, что подтверждают цели их распространения и контексты употребления, актуально-политические позиции их авторов и распространителей, равно как и соответствующая реакция тех, на кого они рассчитывались и рассчитываются.

Что ж, мы никого не смеем лишать права на личное мнение, в том числе и на идеетворчество, независимо от того, насколько неприемлемо оно для наших убеждений. Однако и нас никто не может лишить права сохранять убежденность, что всего лишь элементарным трюкачеством являются попытки белое выдать за черное, т.е. цепь разломов, противостояний, перманентного насилия вплоть до массовых кровопролитий, сопровождавших унию на протяжении всей истории ее насаждения, трактовать как явление прогрессивное, созидательное, благотворное.

Да, само слово «уния» должно означать «союз», «единение», но в историческом сознании и нашего, и многих других народов оно связано с совершенно противоположным - событиями, которые в душах большого ряда поколений оставили «шов неправды и ненависти», как верно заметил Николай Гайдук, белорусский писатель Белосточчины. Иначе это и не определяется, поскольку результатами униатизации стали разделы, противопоставления, враждебность - Церквей, родственных народов, частей одного и того же народа.

Повторим: это отложилось в историческом сознании как нашего, так и многих других народов, что имеет особенное значение в связи с распространяемой у нас идеологемой/политологемой «униатство - национальная религия белорусов», которая является продуктом либо невежества, либо сознательного обмана. А специфика ее содержания раскрывается сразу же, как только начинаешь адекватно реагировать на опорные понятия: по серьезному счету, сам термин «национальная религия» неуместен; униатство никак нельзя признать самостоятельным, отдельным вероисповеданием - ведь оно и официально именуется «греко-католицизмом» или «католицизмом восточного обряда».

В-третьих, уния вводилась принудительно, т.е. насаждалась еще со времен крестовых походов, причем в разных концах земли. Так, в XII веке униатизации подверглись марониты Ливана; в XIII веке Рим присоединил население Малой Армении, до того пребывавшее в лоне восточной Церкви; то же самое произошло с несторианами-халдейцами Восточной Сирии в XVI веке.

Неоднократно под соответствующими ударами оказывались народы славянские. Достаточно вспомнить специфическую унию Рима с болгарским двором в 1204 году, когда Калоян был объявлен королем и коронован по благословению папы Инокентия ІІІ. На протяжении ХVII-ХVIII веков в униатство принудительно обращали православных сербов части Герцеговины, а также Далмации, Славонии, Краины (нынешняя Хорватия), историческое сознание которых унию ассоциирует с печальнопамятными событиями в Жумбреке, Крижовцах, Марче. Подобное изведали и македонцы: «Рим и в прошлом веке пытался заполучить Охрид, этот очаг славянской письменности и культуры. Упомяну лишь о случае Кукушской унии, когда с помощью французских послов, лазаристов, материальных средств и эмисаров удалось около ста тысяч человек в Македонии перевести в Унию. Но большинство этих людей вскоре вернулось в Православие» (Амфилохије, митрополит. Враћање душе у чистоту. Беседе, разговори, погледи. Подгорица- Београд, 1992. С. 208).

Особенно трагический опыт в этом плане имеют близкородственные белорусам украинцы, которые, будучи наследниками духовно-культурных традиций Руси Киевской, Руси Червонной, Руси Галицкой и Руси Угорской, оказались в составе государств, где господствовал католицизм. Вот как отразил это в своем творчестве славный Кобзарь, Тарас Шевченко:

Ще як були ми козаками,

А уніï не чуть було,

Отам-то весело жилось!

Братались з вольними ляхами,

Пишались вольними степами,

Пишалися синами мати,

Синами вольними... Росли,

Росли сини і веселили

Старіï скорбніï літа...

Аж поки iменем Христа

Пришли ксьондзи і запалили

Наш тихий край. І розлили

Широке море сльоз i крові,

А сирот іменем Христовим

Замордували, розп'яли...

Поникли голови козачі,

Неначе стоптана трава,

Украйна плаче, стогне-плаче!

За головою голова

Додолу пада. Кат лютує,

А ксьондз скаженим языком

Кричить: «Te Deum!Алiлуя!..»

Отак-то, ляше, друже, брате!

Неситіï ксьондзи, магнати

Нас порізнили, розвели,

А ми б і досі так жили.

Примечательно, что данный текст атрибутируется следующим образом: Кобзар. Полякам. Писля 22 червня 1847, Орська крепость; 1850, Оренбург; и вторая дата означает, что он как-то правился (дорабатывался?) после того, как западнорусские униаты были воссоединены с Православием.

А нарисованная знаменитым украинским поэтом картина убедительно свидетельствует, что если уж вести речь о каком-то национальном содержании униатства, то невозможно обойти национальную трагедию украинцев, равно как и белорусов, оказавшихся в тех же или аналогичных условиях.

Между тем, идеологи, намеревавшиеся возродить унию в конце ХХ и начале ХХ веков, не без причин замалчивали тот факт, что на 1996 год приходился «черный юбилей» унии не только Брестской (1596), но и Ужгородской (1646), которая хитростью и насилием была навязана закарпатским русинам. А главное - замалчивалось, что и там православный народ упорно сопротивлялся насилию, будучи убежденным: «У наших сыновей Восточной Церкви есть железная вера, старше римских баламутов книг их...». Кстати, это слова Михаила Андреллы Оросвиговского (1637-1710), православного священника Закарпатья, исполина духа, в известном смысле стал преемником преподобномученика Афанасия (Филиповича), игумена Брестского, который результаты унии оценивал не иначе как:

«Тут юж злости антихриста, уніате, / кламцо и похлебцо, рожоной лжи брате, / памятай ся в своей злости, / зажій собе литости»

(Анталогія беларускай паэзіі. Мн., 1993. Т.1. С.79).

Что касается собственно вероисповедного плана, то кстати будет вспомнить один важный фрагмент «Приветственного послания Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго» участникам торжеств в честь преподобномученика Афанасия Брестского и богословско-исторической конференции, посвященной проблемам Брестских Соборов 1596 года, а именно - ссылку Его Святейшества на известного швейцарского богослова Карла Барта, который справедливо считает: «Соединение Церквей не создают, его обнаруживают» (См.: Памяти преподобномученика Афанасия, игумена Брестского. Материалы научно-богословской конференции. Брест, 16-19 сентября 1996 г. Минск, 1997. С. 7).

Возвращаясь же к национально-историческому самосознанию белорусов, надо без лишних оговорок признать, что оно фиксирует прежде всего потери и жертвы, свя­занные с униями, которых наши предки изведали во множестве - помимо Брестской, это Кревская, Городельская, Мельникская, Люблинская. С точки зрения польских или пропольских интересов их значение, конечно, может трактоваться по-разному. Что же касается интересов белорусских, то вряд ли уместны оценки иные, нежели та, которую четко и однозначно сформулировал наш «народный историк» Николай Ермолович по отношению к Кревской политической унии: «Именно с приходом последней и начался религиозный фанатизм, насильное навязывание веры, уничтоже­ние православных книг и тому подобное» (Цит. по: Веснік Беларускага Экзархата. 1/1991. N 8. С. 17).

Главным оружием против православных белорусов является обвинение в том, что они, якобы, оказались в зависимости от «руки Москвы» - держатся Церкви «официальной», «российской», «московской» и потому, дескать, не принимают веры «национальной», имея в виду униатство. Но при этом сторонники унии либо не понимают, либо лукавствуют, игнорируя то обстоятельство, что речь идет о греко-католичестве, о «восточно-римской Церкви» - которую сами же «неофициальной» не считают.

Унию как политику, между тем, резко осуждали многие из белорусов-политэмигрантов, которых в зависимости от «руки Москвы» и даже в симпатиях к «российщине» заподозрить трудно, да и в принципе невозможно. К примеру, Томаш Гриб, министр так называемой Белорусской Народной Республики, излагая «главные принципы освободительной программы белорусского народа», писал об унии как о результате деятельности иезуитов, о «вспомогательном приспособлении в борьбе с реформаторским гуманистическо-возрожденческим движением, а впоследствии и с православием» и делал вывод, что это вело «к уничтожению государственной самостоятельности Беларуси и культурной ассимиляции белорусского народа» (Цит. по: Спадчына. 1995. N 4. С. 111). То же самое утверждал и Владимир Глыбинный, известный деятель белорусской эмиграции: «Уния ликвидировала признаки независимости, началось ополячивание...», и не менее заметный в диаспоре И.Гахович, который справедливо подытоживал: «...Католический прозелитизм, пройдя разные фазы маскировки, пройдя даже ополячивание коренного белорусского народа, нашел новый метод действия - под лозунгом «нацверы»... Некоторые люди, особенно младшего поколения, незнакомые с реальностью (...) идут на приманку замаскированной прозелитации. Они ищут поддержки и понимания, не понимая игры политики сильных мира сего» (Цит. по: Голас часу (Лондан). 1991. N 11 (2). С. 6).

Этим самым носителям лозунгов «нацверы», понятно, очень хочется найти хоть какое-то подкрепление у известных предшественников. И они часто ссылаются на выдающегося поэта начала ХХ века, Максима Богдановича. Однако ссылки эти нуждаются в существенных уточнениях. Как исходное пока отметим вот что: обращаясь к теме унии 8 раз (из них относительно Беларуси - 4), Богданович использует выражение «как будто бы... национальная религия» 7 раз; все его публикации на эту тему - русскоязычные, то есть адресованные не белорусам; кроме того, датируются все они 1914-16 годами, носят публицистический характер и контексты, в которых помещаются упомянутые определения, довольно противоречивы. Например, ведя речь о «как будто национальной белорусской религии» - униатстве, М.Богданович «оплотом белорусской народности» называет братства - православные. Есть также ряд иных существенных моментов, которые требуют пристального и беспристрастного освещения; но это тема отдельного разговора. А мы на сей раз ограничимся еще лишь указанием на то, весьма показательное, что в статьях «Галицкая Русь», «Червонная Русь», «Угорская Русь» Богданович объективно много внимания уделяет «польским влияниям», «чужеземным влияниям» и ролям, которые сыграли «католическое духовенство» и «австрийские императоры», чтобы «все русское пришло в упадок», а также напоминает, что «борьба против унии была очень горячa» (См., напр.: Багдановіч М. Поўны збор твораў: У 3 т. Т.IIІ. Мн., 1993. С. 46,59,75,87).

Есть еще один чрезвычайно интересный, хотя и непростой, аспект рассмотрения этого вопроса: что соответствующие импульсы (а возможно и стереотипы) для интерпретации проблемы «народ и вера» М.Богданович получал от деятелей «Нашей нивы» и непосредственно от Вацлава Ластовского, который сам вот как характеризовал «двухпалатную» редакцию этой газеты в связи с предметом нашего рассмотрения: «Отголоски широких планов «верхней» палаты приходили в «нижнюю» с третьих и пятых рук, зачастую в хаотичной форме. Одно только было определенно: что там шла крупная игра со значительными ставками со строны униатской иерархии и некоторых иных, сильных в те времена, политических региональных факторов» (Цит. по: На суд гiсторыi. Мiнск, 1994. С.25).

«Крупная игра» носила, конечно же, политический характер. Тем более, что к ней имел прямое отношение небезызвестный митрополит Андрей Шептицкий, в зону миссионерства которого входили тогда и Вильна, и Минск (См., нпр.: Ельскі У. На зямлі маіх продкаў. Успаміны пра дзядзьку Аляксандра Ельскага з Замосця // Ельскі А. Выбранае. Мн., 2004. С. 456). Но это отдельная тема.

А суть соответствующих «широких планов» униатизации Беларуси помогает понять анонимный текст «О «старой» и «новой» унии», который был написан, судя по всему, в начале 1920-х годов, а опубликован недавно (Скарыніч. Літаратурна-навуковы гадавік. Вып.3. М., Мн., Смаленск: Тэхналогія, 1997. С. 164 -181). Исходная позиция автора (или авторов) его такова: «...Народ не поддавался ни одной из взаимно друг друга исключающих и истребляющих в Крае культур, приносимых с Востока и с Запада, но, конечно, не создавал уже и своей собственной, веками сохранял свою «национальную» неприкосновенность, но, увы, на уровне почти что перворбытном, в значительной мере даже до-христианском!.. (...) С католического Запада, как и с православного Востока, в душу народа-младенца систематически вливается яд взаимной ненависти и презрения человека к человеку, даже если они - братья по крови, но - разной веры...» (Там же. С. 166, 168).

А на основании этого - соответствующая программа: «И вот уже на заре нового белорусского возрождения эта задача оформляется в проблему белорусской национальной Церкви, каковой не может быть ни римский католицизм (латинство), исторически неразрывно ассоциированный у нас с польским, ни - так же неотделимо срощенное у нас с «московским» империализмом - православие. Оба исповедания несут народу вместе с словом Божиим непонятную ему, враждебную его родной речи языковую стихию, привнося - в раскрытую настежь для даров св. Духа народную душу - политическую контрабанду денационализации. И мысль первых пионеров этого возрождения, вообще, по-видимому, равнодушных к религии и церкви - в поисках разрешения проблемы - обращаться естественно к исторической унии, видя в ней не изжитые и не потерянные еще возможности создания белорусской национальной церкви» (Там же. С. 168). «...Уния должна была бы служить церковно и духовно обособляющим барьером, которым бы этот национально консолидирующий массив защищался от денационализирующих влияний и захватов со стороны обоих «духовных империализмов» - русского православия и польского католицизма (Там же. С.168-169).

Ту же, собственно, программу взялись осуществлять и современные адепты унии, в числе которых оказалось много представителей интеллигенции.

Показателен следующий факт: еще до «юбилея благотворной Унии», на самой заре «перестройки» в органе Союза писателей Беларуси появилась публикация «Ёсць такая царква (Адкрыты ліст Старшыні Вярхоўнага Савета Рэспублікі Беларусь Шушкевічу С.С., Старшыні Савета Міністраў Рэспублікі Беларусь Кебічу В.Ф., Міністру замежных спраў Рэспублікі Беларусь Краўчанку П.К.)». И в этом открытом письме констатировалось: «Уже три года, как в Беларуси начали создаваться Греко-Католические (униатские) религиозные общины. Сейчас их уже около 15. И вот когда в нашей стране остро стоит проблема возрождения духовности и национальной культуры, верующие-униаты не могут не вызывать симпатий своей белорусстью и патриотизмом...» А затем высказывались требования: «1. Через Министерство иностранных дел ускорить решение вопроса о епископе для греко-католиков Беларуси... 2. Во исполнение постановления Мингорисполкома (протокол N 26 от 18.ХІІ. 1991 г.) ускорить передачу Униатской Церкви здания бывшего костела на улице Кирилла и Мефодия, 4 в Минске» ( Лім., 1993. N 25). Подписали это обращение В.Быков, А.Марочкин, А.Мальдис, З.Позняк, В.Конон, Р.Бородулин, Р.Горецкий, М.Купава, М.Маркевич, В.Орлов, Ю.Беленький, А.Грицкевич, М.Кляшторная, М.Мицкевич, В.Рагойша, А.Сидоревич - по преимуществу лица, на тот момент активно участвовавшие в оппозиции либо ей сочувствовавшие.

Именно в оппозиционной политической среде вновь стали разрабатываться «широкие планы», как достроить то, что отцы не построили. Конкретно: «В штаб-квартире Б(елорусского) Н(ародного Ф(ронта) «Адраджэнне» состоялось первое заседание Белорусского (цивильного) оргкомитета по празднованию 400-летнего юбилея Брестской церковной унии, который приходится на 18 октября (по новому стилю). Сопредседатели этого комитета - профессор, доктор исторических наук Анатоль Грицкевич и профессор, доктор философских наук Николай Круковский, а их заместители - доктор философских наук Владимир Конон и преподаватель истории Леонид Акалович. Вел заседание художник Микола Купава» (Наша слова. 1996. N 36)

Особый интерес представляет письмо сопредседателей этого «цивильного» оргкомитета Папе, в публикации озаглавленное «Спадзяёмся на святое блаславенне. Ліст да сусветнага архірэя Яна Паўла Папы Рымскага», с таким вот зачином: «Святой отец! Мы, представители белорусской общественности разных Христианских конфессий (католики Византийского и Латинского обрядов, православные и протестанты), обращаемся к Вам по поводу 400-летнего юбилея Брестской Церковной Унии - этого исключительно важного для всего белорусского народа события. (...) Уния воплотила идею христианского единства и преодоления церковного раскола. Кроме того, она дала начало существованию самобытной Католической церкви Восточного обряда, которая постепенно превратилась в действительно национальную церковь, наиболее соответствующую духовным потребностям белорусов (...) К большому сожалению, однако, все официальные чествования 400-летия происходят с полным и непонятным игнорированием белорусов» (Літаратура і мастацтва, 1.11.1996. С. 15).

В действительности игнорирования-то не было. С начала 1990-х годов Белоруссию из Лондона часто наведывал Александр Надсон, которого публично титуловали апостольским визитатором для белорусских униатов и к которому за благословением валили валом все, кто хотел числиться в «свядомых». Тогда униаты широко развернули издательскую деятельность. И даже официальная периодика пестрила восторженными сообщениями, что в 1994 г. папа Ян Павел ІІ официально утвердил переводы на белорусский язык литургических текстов для униатского обряда, выполненные этим самым о. Александром Надсоном. А особо следует подчеркнуть, что из уст униатских священнослужителей гордо звучало: «Наши кандидаты в священники учатся за границей, в духовных учреждениях Рима, Лювена, Люблина, Лондона, Ивано-Франковска...» (Цит. по: Літаратура і мастацтва, 6.09.1996. С. 5).

Другое дело, что со стороны папского престола не было также видимого нажима на власти республики, чего явно хотела и на что, судя по всему, очень рассчитывала оппозиция - в вероисповедных вопросах, мягко говоря, запутанная. Чтобы избежать обвинений в необъективности по этому поводу, укажем только на использовавшиеся в упомянутом письме к папе титул «сусветны архірэй», определение «самабытная Каталіцкая царква» и утверждения, что «Берасцейская Унія ўвасобіла ідэю хрысціянскае еднасці», а также позволила создать «сапраўды нацыянальную царкву, найбольш адпаведную духоўным патрэбам беларусаў». Но приведенные утверждения - это своего рода ритуальные заклинания, без которых пропагандисты унии обойтись никак не могут даже при явных противоречиях и со здравым смыслом, и с элементарной гражданской совестью, как, например, в этом случае: «На всех переломах истории, - и во время восстания К.Калиновского, и в пору нашего возрождения начала ХХ века, и во 2-ю мировую войну - у прогрессивной части белорусского народа всегда возникала мысль о возрождении униатской религии. Немало у нее сторонников и сегодня, особенно среди молодежи». Обратим внимание: это не фрагмент листовки, составленной оболваненным перестроечной пропагандой недорослем; это «программный» тезис, который изложил, ничто же сумняшеся, доктор исторических наук (!), автор рубрики «История Беларуси в вопросах и ответах» - своего рода катехизиса для воспитания «свядомых» белорусов ( Лыч Л. Што такое вуніяцтва? // Наша слова. 1993. N 18 С. 6).

Проуниатские склонности у нашей интеллигенции проявлялись чаще всего безотносительно к традициям воцерковления, а декларировались парадоксально, иногда - просто абсурдно. Чего стоит, к примеру, публичное признание Юрия Хадыки, одного из лидеров Белорусского Народного фронта: «...Я сказал себе и другим: «Вы себе как хотите, но коль наше давнишнее церковное искусство сплошь униатское и такое прекрасное, то я - униат»« (Цит. по: Наша слова. 14.12.1994). Можно бы и посмеяться. Но в общем-то не до смеха: ведь так воспитывали, «просвещали»-обуниачивали целое поколение, которое сейчас является активным в разных сферах общественной жизни, определяя как-то и перспективы ее. В конфессиональной политике тоже. Отнюдь не случаен тот факт, что у нас в Гродненском университете появилось и расцветает апологетическое «уніязнаўства» (т.е. униоведение). Даже диссертации такого плана защищаются.

Но картина возрождения унии как «национальной веры белорусов», конечно же, будет неполной без основных (по определению) действующих лиц. Упаси нас Бог от навешивания каких бы то ни было ярлыков, да и вообще от намерения судить. Поэтому обойдемся автохарактеристикой (массово тиражировавшейся) более других тогда заметного пастыря-униата - « дэкана, протопрасвітара» Яна Матусевича: «Мой путь к священству был непростой. Я всегда хотел стать католическим священником, но время было такое, что осуществить это сразу не удалось. Сначала я получил священство в православной церкви - учился в духовной семинарии в Загорске. В 1979 году я перешел в лоно римско-католической церкви и 12 лет работал в Ошмянском районе пробощем. Потом ко мне обратились лучшие представители сознательной белорусской интеллигенции с просьбой заняться нелегким, сложным делом возрождения греко-католической церкви в Беларуси. И вот уже шестой год я - греко-католический священник, из них три - Управляющий деканата БГКЦ» (Цит. по: Літаратура і мастацтва, 6.09.1996. С. 5).

Как говорится, имеющий глаза да видит, имеющий уши да слышит. И наш мудрый народ способен все оценить по достоинству, не принимая за чистую монету идеологемы/политологемы, которые спешно выкрашиваются под вероисподное и национальное. Так или иначе, а пока число зарегистрированных в Республике Беларусь униатских, т.е. греко-католических, общин едва переваливает за десяток, и тенденций к их увеличению на данный момент не замечается. Вроде бы, есть основания считать, что желающие разобраться в отличиях черного от белого все-таки разобрались. Хотя и не все преодолели смущение трюкачеством.

А вот число общин римско-католических у нас, как указывалось, неуклонно растет и реально, и номинально. Что вынуждает со всей серьезностью относиться к поставленному нашей конференцией вопросу о вероятных коллизиях на почве конфессиональных отношений.

Иван Алексеевич Чарота, доктор филологических наук, профессор Белорусского госуниверситета (Беларусь, Минск)