«Если цель искусства - не даровать человеку надежду, то для чего оно вообще?» - сказано кем-то из славных и великих.
Идеальное по содержанию и материальное по форме искусство занимает центр в культуре, предполагает наличие «длинных» денег и не измеряется процентами годового прироста ВВП, а также наградами и взысканиями. Оно рождено любовью, очарованием от родной земли, Звезд на небосводе и «младого двурогого лика Луны». По совокупности данных обстоятельств менее подвижный, чем финансовые потоки, человек обрел способность к двойной - материально-практической и иллюзорно-возвышающей жизни.
Культура со своими храмами («дворцами культуры») есть не только досуг, соц-культбыт и министерские циркуляры. Латинское слово «cultura» проистекает от «cultus» ‒ почитание, культ, высвечивая наличие религиозных корней и ветвей феномена. Красочно много-краевая культура не похожа на «надстройку», «пристройку» и сладкий десерт к чему-то острому. Это есть бытие, живой поток, сосуществование пластов и вечное движение.
Культура как сфера соработничества Церкви и государства формирует верующего и мирского человека, способы передачи опыта поколений, методы борьбы и формы мимикрии. Не иноверная культура - это самоорганизующаяся система мыслящего духа, оправдывающая существование народа перед Богом (Д.С.Лихачев). Важнейшие culturо-созидательные компоненты ‒ искусство и образование.
Земное искусство небесной красоты ‒ утверждение иллюзии и скачок через пропасть бессилия. Как практически-духовное удвоение реальности, оно колеблется между святостью и демонизмом. Действительность одевается блистательным покровом, «что» и «как» (содержание и форма) радостно сливаются и в тишине остановленного мгновения звучит прямая речь Вечности. Быть может, добрый и благочестивый сын Давида царь Соломон был не очень прав. Если все проходит, то нет смысла существования. Художественно инсталлированные мысли и чувства воздействуют на человеческие чувства веками и тысячелетиями.
Красота всегда привлекательно-убедительна. Не оформительство и писсуар М. Дюшана в галерее, а идейное Искусство требует жертв, умножает качество личного времени и возвышается над ползучей «философией успеха». Искусство с эстетическим ядром- идеалом как истинное «пиршество духа» экспонирует глубину и полноту бытия с Всемирной братской цепью. Культ художественности взвевает жизнь до уровня искусства.
Кванты красоты жизни есть предпосылка ее справедливости. Прекрасное порождает добро (прекрасное‒деятель, добро‒субъект). Зародыш любой морали‒ материнская любовь, а высшая степень нравственности - самопожертвование. Однако эстетические элементы начинаются с колыбельной песни, и младенец совершает выбор не нравственный, а эстетический. Искусство радости произрастает на сырье детства, обостряя чувства принятием и юмора, и трагизма бытия. Эстетический идеал - старший брат художественной деятельности и самодеятельности.
Эстетика включает в себя сенсуализм в качестве младшей сестры и часто ассоциируется с эротизмом. Чувственное предшествует логическому. Поэтому оно не во всем высшее, но первое. Поэмы Гомера и теоремы Евклида имеют разное значение, однако в природе искусства со сверкающими на Солнце рапирами красоты ‒ предчувствие научной истины. Напряженная кривая зафиксировалась в живописи и скульптуре раньше, чем была рассчитана траектория космического полета. Наиболее эстетичные формы есть и наиболее экономичные (В. Е.Татлин).
Эмоции и светотени чувств - особый ракурс внутренней жизни. В искусстве созидатель получает больше, чем созерцатель. Духовный мир как субъект в арт-продукте выражается, а в качестве объекта‒ изображается. Стихия самоотдачи не знает сальдо. Демиург живет в образе и заряжен эстетической силой. Отдавая части духа, художник рождается второй раз для Вечности. Однако «презумпция коммуникативности» искусства предполагает сотворчество, умение морщить лоб на вернисаже и «над вымыслом слезами обливаться». Без воспринимателей ослабевает творческая потенция. Присутствие на выставке или концерте двух с половиной человек только при очень богатом воображении можно трактовать как избранность «творца». Доступность красоты замысла соизмеряет радость восприятия с экстазом творчества.
Искусство как «неосознанная исповедь человечества» (М.К.Мамардашвили) всегда нетерпеливо к грядущему и старше политики, однако директивным образом от нее зависит. Политика‒ ровесница классов и не являет сущностно-глубоководную природу готового к подвигу и преступлению человека. Обуславливая взаимоотношения между членами рода людского, она начинается там, где заканчиваются полномочия традиции и морали.
Недружелюбие капитализма, играющего на дудочке гуманизма, как экстраполяции христианства (по М.Веберу) или еврейского духа (по В.Зомбарту) к Искусству проблематично одолеть на почве самого прекрасного. Нет на свете каждому по Солнцу и этюдные импровизации не всегда совместимы с логикой мастеров политического гипноза. Буржуазия («жители города») с иногда нескромным отсутствием обаяния дисциплинировала «мятежные» аллюры в искусстве.
Стоящий на ступени «чувственной достоверности» буржуазно- фетишистский рассудок скользит по поверхности и не очень активно абстрагируется от действительности, чтобы глубже в нее проникнуть. О том, что антигуманный рынок не порождает святые ценности, догадывался в «Теории нравственных чувств» (1759 г.) Адам-2 (Смит) и, быть может, Адам-1 (Библейский).
Интеллект и таланты оборачиваются в «чувственно- сверхчувственные» вещи- товары с «роковым применением». Тайну товарного фетишизма раскрыл рубивший двери в потолке К.Маркс. Основоположник отмечал, что в капиталистическом обществе писатель является производительным работником не потому, что он производит идеи, а потому, что обогащает книгопродавца, издающего его произведения. Этот же закон неумолимо действует в других областях художественного творчества.
О софизации буржуазного сознания неоднократно сообщал и владеющий искусством писать между строк Гегель: «В наше богатое рефлексией и резонирующее время человек, который не умеет указать хорошего основания для всего, что угодно, даже для самого дурного и превратного, должен быть уж очень недалеким. Все, что есть в мире испорченного, испорчено на хороших основаниях».
Все равны перед Богом. Масштабно-радикальные идеи народилась в наблюдениях за излучающими формами материи. Звезда по имени «Солнце» излучает свою энергию совершенно безвозмездно для всех жителей планеты Земля. В несжимаемых до газетной статьи диалогах мудрец по квалификации Платон излагал не только собственные идеи, но сокровенные мысли Сократа. Он не считал свободное развитие каждого условием свободного развития всех, однако говорил и писал, что в частной собственности скрывается один из источников зла и несправедливости.
И в самом совершенном обществе иногда умирают невинные дети, однако классовой сферой ампутируются гармония и всесторонность существования. Подлинное творчество детонирует протест и отрицает мир раба-господина. Искусство для художника - не существительное среднего рода, а кровосмесительный глагол, пробуждающий чувствительность к социальным изъянам. Искусство как социальный ингредиент обнажает реальность и сотрясает ложные идеологические убеждения.
Сохраняя дистанцию от сюжета о первичности материи, следует заметить, что искусство есть возвышающий обман, однако без него невозможно жить. Большое искусство осуществляет идеалы здесь и сейчас. А правда не всегда есть художественное достоинство. Природа искусства дозволяет человеку с рублем страны проживания - пусть в воображении- вырваться за пределы сущего и предпринять радикальный шаг в зоне идеального.
Трудно промолчать, что всякое неродовое общество реально и ирреально одновременно. Мечты и идеалы свершаются не только в искусстве, но и в социально- политических изломах. Абсолютная обусловленность от жизненных обстоятельств изготовляет рабскую ментальность, а полная абстрагированность от нечеловеческого бытия формирует сознание стоика.
Утомленное рабское мировосприятие есть цепь, сковывающая личность. Стоическое сознание освобождает человека. Однако эта воля - символическое плацебо, ибо отвлекающийся от реальных проблем субъект бессилен перед антипоэтичной действительностью. Не изменяя реальность, индивидуум - терпила впадает в подобие сомнамбулизма. Так сознание оказывается на пороге скептицизма.
Ветхий и Новый Заветы всячески смягчали участь раба. Рекомендовалось брать плебеев из иноплеменников. Владелец должен был отпускать купленного раба через шесть лет после его использования по прямому назначению (Исх. 21:2), купленную для рабства чью-то дочь, если она лишается в доме «пищи, одежды и супружеского сожития» (Исх. 21:10-11), а также раба, которому выбили глаз или зуб (Исх. 21:27).
Одним из высоких качеств является искусство распознавания момента, когда смирение и стоицизм превращаются в порок раболепия. Нет смысла жизни ни в отрешении от себя, ни в жизни для себя. Испытывать свою фортуну важнее, нежели сберегать невозмутимость духа. Выход из конфликтной ситуации там же, где и вход- от созерцания мира человек должен перейти к его улучшению. С самого рождения обреченный на генеральный экзамен по входу в Вечность индивид должен взбунтоваться. Все великие гуманисты варьировали бодающихся Homo с особым «сгибом» ума и воли. Одной из мировых вершин айсберга бунтарской литературы стал благородный разбойник Робин Гуд.
Красота не совершает революций, однако вздрагивающая «повивальной бабкой» насилия политика ощущает потребность в эстетике. В периоды исторических разломов поэзия предшествует прозе. Закономерный вопрос любого радикального движения‒ как определяемся «мы»? Прочитавшие кубометры мудрых книг редко приходят в революционный экстрим. Так не всегда поступает даже самое ценное кадровое меньшинство. Основной массив повстанцев- инсургентов прибывают через эстетику. «Мы» ‒ это те, у кого мир возбуждает эстетическое отторжение. На огонек революционной красоты, как чайки на маяк, слетаются «свои». Эстетика тянет за собой политику.
Эмоции искусства не всегда укладываются в «катарсис» и иногда стремятся к действию. Музыка и песни - не только аудиальные свидетели эпохи, но и духовное оружие политического гротеска с всенародным колебанием стремящегося к хлебу и зрелищам плебса. Слово вызывает чувство, а музыка‒ откровение без рациональных аргументов и доказательств. Музыкальная ткань синтезирует мгновение и Вечность. Не все творцы «обязательно» были голодными, однако и формула «будет хлеб ‒ будет и песня» не имеет запаха Универсалии.
Охваченный жаждой всесожжения Поэт и Гражданин Эжен Потье уловил притягательные черты Парижской Коммуны и назвал свой политический хит «Интернационал» (муз. П.Дегейтера). Оно звучит по ведомству «реализм» и не поддается модернистской аранжировке. Вопреки иронистам, мажорные слова (перевел на русский язык А.Я.Коц) и мелодия актуализируют макро-социальный аспект эстетики. Как символ и оружие борьбы, данный не оранжевый продукт духа стоит вместе с красным знаменем, пяти- и шестиконечной звездой, изображением серпа и молота.
За семьдесят два дня пролетарской весны и потоков французской крови красное знамя утвердилось как притягательно-объемный образ. Красный - основной геральдический цвет бунта, восстания и борьбы. Вероятно, раннекроманьонский Homo и измочаленный раб воспринимали проливаемую во имя сакрального кровь как воплощение самой жизни и верили в магию красного цвета. Алые цветы, плоды и предметы заменяют кровь во многих обрядах и обычаях.
В результате анализа французского политического либидо систематически живым ленинским самосознанием был сотворен «мир-дух» под названием «партия качественно нового типа». Возбудителем очагов политического действия и организационной пружиной шлифовки-консолидации убеждений стал печатный орган «Искра». Архетипично-агитационный язык революционной публицистики на страницах бумажной газеты идеологизировал обыденное сознание.
Конспектируя Гегеля, В.И.Ленин полагал, что «Мысль о превращении идеального в реальное глубока и очень важна для истории». Образы мятежной природы, материал народного творчества, песен, сказок, пословиц и поговорок, а также термины «азитчина» и «азиатский деспотизм» использовались партийным вождем-публицистом на таких же правах, как и цитаты классиков.
Во главе великих свершений явно или неявно стоял изобретательный инициатор ‒ в современном понимании топ-менеджер проекта, ищущий ключ к сердцу массы. Вожди появляются на историческом прилавке в ответ на массовый потребительский спрос. Пребывание в зоне дискомфорта (ссылки-аресты и лишения-воздержания) создает абсолютный дух харизмы и очень украшает революционных лидеров от Ленина до Гарибальди и от Каддафи до Манделлы.
«Профессиональные революционеры» с огнем внутреннего недовольства совсем не онегинского толка воспитывались на картинах передвижников со струей сатиры, молились в теории и слегка отвергали на практике рабоче-крестьянские массы. Революционер по профессии не работал на полставки доцента или дворника и стал демиургом истории.
Вовремя прочитанная книга ‒ огромная удача. Подобно главным персонажам рублевской «Троицы», одухотворенный романом в прозе Н.Г.Чернышевского «Что делать?» В.И.Ленин и новая интеллектуально-активная структура без коллективного членства были неслиянны и нерасторжимы. Мир реальности не всегда живет по пергаментам и фолиантам. Однако житие-бытие иногда подражает искусству и в литературном образе можно увидеть одухотворенного реализатора со сверхзадачей.
Одержимость идеей революционного левого поворота пренебрегает трезвым анализом возможностей- последствий. Не маленькая революция продуцирует новую нравственность. Дышащая драмой и водкой Россия-Евразия без олигархов услышала Зов Космического Беспредельного. Многотысячные жертвы на алтаре ищущей не среднего, но последнего пасхально-коммунистической веры, должны были доказать магическую связь между идеальной политико-эстетической формой и ее реальным воплощением на одной шестой части суши.
4. Ответ на 2., Потомок подданных Императора Николая II:
3. Re: Искусство как возвышающий обман и фермент радикализма
2. Re: Искусство как возвышающий обман и фермент радикализма
1. Re: Искусство как возвышающий обман и фермент радикализма