Известная легенда из «Повести временных лет» о «призыве варягов» как начале государства русского содержит знаменательные слова: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет». Сама летопись датируется началом XII века, а описанные в ней события — второй половиной IХ века. Ещё через семьсот с лишним лет ставший фельдмаршалом, переживший небывалые взлёты и падения ещё один «варяг» на русской службе, Христофор Миних, по свидетельству своего сына Иоганна (Сергея), пришёл к следующему выводу: «Россия управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует». То есть отсутствие «порядка» как некое фундаментальное качество бытия России и жизни в ней оставалось неизменным на протяжении всей её истории, как будто процесс творения мира из хаоса здесь продолжался, не останавливаясь, и это изумляло множество иностранцев — не только с Запада, но и с Востока. Отношение к такой русской «неправильности» могло быть самым разным: от неприятия и порицания её как вопиющей «отсталости» до восхищения как необъятным простором для деятельности по приведению к законной «норме» (обозначаемой в летописях как «володеть и княжить», а в энциклопедиях — как «просвещать и цивилизовывать»). И только тем из них, кто «всем сердцем своим и всею душею своею, и всем разумением своим» прошёл по этому пути, открывается иная сторона и мера русского «беспорядка», на которую указывал киевский митрополит Иларион в своём «Слове о законе и благодати». К числу таких уникальных иноземцев относится, например, датчанин во втором поколении, «казак луганский» Владимир Иванович Даль, автор «Толкового словаря живого великорусского языка».
Совсем немного «не дотянул» до этого образца Егор Францевич (Георг Людвиг) Канкрин, уроженец гессенского города Ханау. В Россию он, правовед по образованию и потомственный рудознатец, прибыл следом за своим отцом, но призванием его в качестве интенданта русских войск в ходе последних Наполеоновских войн (от войны Четвёртой коалиции 1806 года и далее, вплоть до Отечественной войны 1812 года и Зарубежного похода 1813-1814 годов), а также министра финансов при Николае I в 1823-1844 годах стало наведение порядка в хаосе денежных дел Российской империи. Эта его деятельность нашла полное понимание и признание у большинства современников и позднейших специалистов, называвших Канкрина в числе победителей Наполеона («Памятник Канкрину следует установить между памятниками Барклаю де Толли и Кутузову у Казанского собора в Санкт-Петербурге»), а время его министерских полномочий — «золотым веком русских финансов».
Хорошо известны слова «императора всех французов», любившего повторять мудрость времён итальянского Возрождения: «Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги». Но решают деньги не сами по себе, а материализованные при их помощи в должном месте в должное время в должном количестве и качестве (воинском духе) люди, оружие, провиант и прочее снаряжение. В отношении финансирования и обеспечения армии статский советник, а затем генерал-интендант Канкрин, тогда ещё даже не граф (этот титул он получил только от Николая I в 1829 году), великому Наполеону противостоял более чем успешно. Уже на основе опыта войн Четвёртой и Пятой коалиции в своём труде, вышедшем в свет в 1809 году, написанном, как и все его прочие работы, по-немецки, «Фрагменты о военном искусстве с точки зрения воинской философии» он дал рецепт победы, осуществлённый тремя годами позднее: «Французов можно победить единственно, как был побежден Ганнибал — через войну отступательную, продолжительную и через отвлечение неприятеля от источников его сил».
Результат неустанных трудов Канкрина на занявшем более двух лет пути от сожжённой Москвы до Парижа может быть выражен всего тремя словами: «Армия была сыта». Мало того, на этом пути солдатам Российской империи практически не пришлось заниматься грабежами мирного населения: они за всё платили звонкой монетой и квитанциями «променных контор» (военно-полевыми ассигнациями, которые принимали союзники России), а в столице Франции — вообще исключительно серебром (знаменитые парижские бистрó, дожившие до наших дней — тому свидетели). При этом аппарату генерал-интенданта благодаря жёстко поставленной дисциплине документооборота, удалось в шесть раз, на 300 миллионов рублей, сократить финансовые аппетиты союзников, потратив из 426 миллионов, выделенных на нужды армии, лишь около 400 миллионов, а остаток возвратив в казну). Кстати, из опыта «камеральной» финансовой системы Наполеона Канкрин немало позаимствовал и внедрил во время своей работы министром финансов Российской империи.
На тот момент это была не чисто «бухгалтерская» должность — в сферу ответственности министра финансов входили и обширные государственные предприятия (включая горное и лесное дело, производство вооружений), и таможня, и многое другое. И всюду Канкрин играл ключевую роль. В частности, как отмечается, он был фактическим идеологом b руководителем главных геологических исследований этого периода, включая поездку по России Александра фон Гумбольдта, «Аристотеля XIX века» (платиновые монеты Российской империи 1828-1845 годов — во многом результат общения Канкрина с Гумбольдтом). Им же была создана система государственной научно-технической разведки. Если Николай I и преувеличил, заявив своему министру финансов в ответ на просьбу об отставке: «Ты знаешь, что нас двое, которые не можем оставить своих постов, пока живы: ты и я», — то очень немного: в отставку Канкрин ушёл в семьдесят лет, всего за год до своей смерти.
Фантастическую работоспособность и эффективность на всех занимаемых им постах, а также отсутствие стремления к личному обогащению за Канкриным признавали даже самые непримиримые из его противников и критиков. Занимая до 1820 года место главного интенданта российской армии, он в 1818 году запиской «Разыскание о происхождении и отмене крепостного права или зависимости земледельцев, в особенности в России» предложил детальный план освобождения крестьян, основные положения которого затем обновлял в проектах 1827 и 1845 года, основная идея которых сводилась к тому, что свобода крестьянина без владения землей хуже, чем крепостная зависимость на земле. То есть будущий министр финансов «зрел в корень» и делал это неустанно на протяжении более чем четверти века. Кем же он был? «Доктринёром-ретроградом» или «прагматичным реформатором»? «Русским Фридрихом Листом» или «сторожевым псом государства»? «Сторонником самостоятельного промышленного развития России» или «противником банков и железных дорог»? «Государственным деятелем в истинном значении этого слова» или «агентом Ротшильдов»? Наконец, он «немец по происхождению, ставший русским по душе» или же человек, который скрытно «ненавидел Россию и всё русское»?
Если, согласно евангельским заповедям «судить о дереве по плодам его», то список бесспорных достижений графа Канкрина, от вклада в победу 1812 года и воспетых Пушкиным гранитных набережных Невы до создания целой системы высших учебных заведений технологической направленности, где достаточно быстро была сформирована целая школа мыслителей, отстаивавших цивилизационную особость и самостоятельность России (к их числу относятся, в частности, с одной стороны, Н.Я. Данилевский, Ф.М. Достоевский, Д.И. Менделеев, а с другой — пламенные революционеры, от народников до большевиков), как представляется, окажется намного весомее отказа от строительства железных дорог по западным технологиям на западные кредиты. А расхожие обвинения в том, что это из-за «наследия Канкрина» и общей отсталости Россия якобы позорно проиграла Крымскую войну 1853-1856 гг., выглядят уже не слишком убедительно: на Российскую империю тогда навалились объединённые силы Великобритании, Франции, Османской империи и Сардинского королевства (будущей Италии) при содействии Австрийской империи и Прусского королевства, но реальным результатом этого масштабного военного конфликта стала лишь утрата Россией формально доминирующего положения в континентальной Европе. В условиях мирового экономического и политического возвышения Британской империи Парижский мир 1856 года являлся, скорее, почётной для Санкт-Петербурга ничьёй, засчитанной в качестве поражения.
Показательно, что после смерти Канкрина, на протяжении более чем семидесяти лет истории Российской империи, его «наследие», постоянно и далеко не всегда обоснованно (в частности, «денежная реформа Канкрина 1839-1843 годов» стала результатом жёсткого конфликта между ним как министром финансов Российской империи и министром финансов Царства Польского Ксаверием Друцким-Любецким) атакуемое отечественными «либералами» и «прогрессистами», желавшими любой ценой перевести Россию на западный, «европейский» путь развития, всё же оставалось неизменным ориентиром, как сравнение с 1913 годом в советской статистике.
«Эмпиризм» и «слабое знание финансовой теории» — ещё одно расхожее обвинение в адрес Е.Ф. Канкрина, на деле можно говорить разве что о неприятии им принципа фритредерства, свободы торговли (с его лозунгом «Laissez faire, laissez passer», «Пусть всё идёт как идёт», на тот момент выгодного прежде всего Великобритании как «мастерской мира») — на волнах истории нередко оборачивается неочевидными возможностями в будущем. Как писал по этому поводу Ф.М. Достоевский: «Кажется, что в экономических вопросах результаты, добытые такими эмпириками, как.. граф Канкрин, заслуживают несомненно большего уважения, чем умозрения науки, очевидно, обладающей слишком слабыми средствами для решения её многосложных задач путём чистой и общей теории».
Если согласиться с тезисами о том, что «граф Канкрин учил Россию не жить в долг» и что его учение есть «учение об особой роли России в мировом хозяйстве», то нынешнюю Российскую Федерацию можно считать примерной ученицей, на собственном горьком опыте усвоившей эти давние заветы Евгения Францевича. Поэтому не удивительно, что переводы его книг на русский язык издаются и сегодня, а имя Канкрина остаётся удивительно близким к фокусу идеологических конфликтов настоящего и ближайшего будущего.
