Американский консервативный эксперт Такер Карлсон произвел большой фурор в СМИ ранее в этом месяце неожиданным двухчасовым интервью с президентом России Владимиром Путиным. Интервью Путина с Такером, а также последующие короткометражки, посвященные московскому метро и работе местных продуктовых магазинов, быстро стали поводом для метакомментариев о мотивах Такера, а также так называемого “пропутинского“ или ”пророссийского" сегмента американских политправых.

Этот продолжающийся разговор частично скрыл некоторые из наиболее важных выводов из самого интервью, которое неожиданно открыло окно в приоритеты и интересы самого российского президента, спустя два года после начала кровопролитной территориальной войны с Украиной. Какими бы ни были мотивы Карлсона, интервью предоставило аналитикам новые ценные данные о президентском мышлении. Здесь особенно важны несколько моментов.

Во-первых, оно подтвердило тезис о том, что мотивирование президента России историческим контекстом должно быть центральной частью любого аргумента о решении Путина начать войну в феврале 2022 года. Во-вторых, оно подчеркнуло роль личных обид и чувства постоянного пренебрежения как части мировоззрения президента как одного из самых важных и давних автократических лидеров мира. В-третьих, оно продемонстрировало необычное отсутствие стратегической дисциплины в Кремле. В-четвертых, и, наконец, Путин также дал некоторое представление о сложном вопросе будущего урегулирования путем переговоров с точки зрения России, хотя и крайне неприятном и, вероятно, невыполнимом в краткосрочной перспективе, поскольку война продолжается третий год.

Личные идеи и “Путинское объяснение” места истории

Самым важным выводом из интервью Такера и Путина стал получасовой урок истории, которому российский президент подверг своего собеседника. Несмотря на неоднократные попытки Такера перевести разговор на расширение НАТО как основное оправдание casus belli, Владимир Путин ясно дал понять, что он предпочитает рассматривать войну не так. Скорее, он преподал расширенный урок истории с российской точки зрения. Не желая, чтобы его прерывали, Путин даже подготовил для Такера ряд документов, подтверждающих его исторические утверждения. Для тех, кто не говорит по-русски и смотрит онлайн, первая часть интервью была совершенно неожиданной, представляя запутанный и чрезмерно подробный рассказ о политической истории восточных Славян, полностью лишённый звуковых фрагментов или даже чётких тезисов, которые могли бы быть понятны неподготовленному человеку.

Это неожиданное выступление говорит нам о том, что исторический компонент российско-украинской войны является не просто точкой легитимации для многих, но и ключевым мотивирующим фактором для Владимира Путина лично. Это хорошо согласуется с одной интерпретацией войны, которой уделялось относительно мало внимания по сравнению с бесконечными обсуждениями расширения НАТО или украинской демократии как основной причины войны.

Скорее, мы должны понимать, что непосредственной причиной войны были усиливающиеся исторические идеи Владимира Путина, чувство личной обиды и уникальная физическая изоляция, которые позволили этому обостриться в преддверии 2022 года. Это интервью предоставляет убедительные подтверждающие данные для такого кадрирования. Здесь Путин ясно дает понять: в диалоге с американцем, которого Кремль правильно истолковал как уже симпатизирующего позициям России, — что им явно движут исторические соображения и что они находятся в центре того, что он хотел донести до внешней аудитории.

Это особенно актуально, потому что единственной переменной, которая изменилась за время пребывания Путина у власти, были его собственные размышления об истории, этногенезе и наследии российской государственности. Хотя расширение НАТО было постоянным предметом ожесточённых споров с 1990-х годов, а прозападные украинские правительства всегда раздражали политическое руководство России, неправда, что Путин всегда говорил длинными тирадами об истории, чтобы оправдать политические действия. Однако за последние несколько лет это стало всё большей частью президентской риторики, что соответствует собственному пониманию Путиным политического предназначения. Таким образом, интервью предоставило полезные подтверждающие данные о том, что личные навязчивые идеи Путина являются ключевым аналитическим инструментом для изучения причин самой российско-украинской войны.

Обиды и личные оскорбления

Из эмоций, которые российский президент выразил во время интервью, одной из самых сильных было чёткое ощущение пренебрежения, неуважения и двурушничества. Короче говоря, Владимир Путин выразил ощущение постоянного пренебрежения со стороны своих коллег-мировых лидеров. На протяжении всего интервью мы можем найти множество анекдотов о том, как он говорит о Бушах, различных документах, подписанных французами и немцами, и дипломатических переговорах в целом — все это заканчивается тем, что Россия не получает того, что было обещано или ожидалось. Во всем ощущается обида.

Это, конечно, можно было бы истолковать просто как временное оправдание действий России (то есть лицемерия Запада), но то, что в основном передавалось устно и с помощью языка жестов, было чем-то другим. Сам Путин чувствует себя ущемлённым и не понимает, почему другие не видят мир так же ясно, как он. Постоянные отступления, подчеркивающие его недовольство, дают нам характеристику российского президента, который больше всего на свете чувствует себя уставшим от мира и разочарованным.

Это, пожалуй, становится яснее всего, когда он излагает свою интерпретацию украинской политической истории. Он неоднократно отмечает, что украинские и западные политики делали контрпродуктивный и обречённый на провал выбор. Если бы только преобладали более хладнокровные головы, многого из того, что произошло, можно было бы избежать. Таким образом, получается, что Путин, опытный, но разочарованный политик, по-отечески пытается объяснить, почему он прав, почему он был обижен и почему другая сторона была глупой и недальновидной. Аналитику не нужно соглашаться с семидесятиоднолетним лидером России, чтобы определить эту ключевую эмоцию, пронизывающую всю его риторику.

Стратегический посыл или искреннее чувство?

Наконец, хотя некоторые рассматривали интервью как форму информационной войны Кремля, это не очень хорошо подтверждается фактическим содержанием и обрамлением, данными российским президентом. Путин явно не стремился обсуждать гиперспортивные политические вопросы США. Он не стал лить воду ни на мельницу журнала MAGA ("Make America Great Again Inc." - прим. РНЛ), не стал подыгрывать международной аудитории нелиберальных или скептически настроенных к западу типов.

И поправочный аргумент о том, что оно было нацелено на российскую аудиторию, также не выдерживает критики, учитывая, что Путин уже регулярно обращается к российскому населению с комментариями в том же духе, а не пропускает их через фильтр американских СМИ. В конечном счете, содержание интервью было решительно сосредоточено на том, что думал сам Владимир Путин, а не на том, что, по его мнению, лучше всего продавалось бы как зарубежной, так и внутренней аудитории.

Действительно, мы ничего не узнали о культуре отмены, гендерной идеологии, маразме Байдена или о том, что Соединенные Штаты являются своего рода демоническим гегемоном, угрожающим миру во всем мире. Путин на самом деле был довольно осмотрителен по этим пунктам - гораздо более осмотрителен, чем в других интервью и публичных выступлениях в недавнем прошлом. Интервью Такера с Путиным было скорее интервью российского президента как главного педагога, пытающегося рассказать Такеру об истории и о том, как устроен мир, с его точки зрения. Таким образом, интервью представляет собой любопытное представление о собственном мировоззрении Путина, а не какую-либо стратегическую или инструментальную программу обмена сообщениями.

Намек на будущее

Наконец, интервью Такера с Путиным также дало нам очень частичное представление о том, как российский президент может рассматривать будущее урегулирование войны путем переговоров, хотя такое, которое вряд ли осуществимо или приемлемо в ближайшей перспективе. Наиболее показательной частью интервью (помимо архивных документов) был пункт о секретных переговорах весной 2022 года, которые, по утверждению Путина, были сорваны Борисом Джонсоном. При этом он предположил, что вместо проигрыша битвы за Киев это было частью переговоров, прерванных вмешательством Джонсона. Нам не нужно принимать это за чистую монету, само по себе, но это наводит на мысль, что Путин считает себя готовым к переговорам — конечно, только на условиях, которые он считает “разумными”, какими бы определенными они ни были.

Это важно иметь в виду, тем более что Путин, похоже, вполне уверен, что война идет достаточно хорошо, чтобы он мог просто подождать переговоров. Действительно, мы можем предварительно порассуждать о военных целях России, учитывая это обсуждение. Российский президент, похоже, считает, что он открыт для переговоров, если только другая сторона готова вести разумный разговор. Учитывая заявленные Россией заявления о том, что уже аннексированная в ходе войны территория юго-востока Украины теперь является неотъемлемой частью российского государства, это означает, что любые подобные переговоры привели бы как минимум к разделу Украины. В сочетании с продолжающимся использованием Путиным эвфемизма “денацификация”, это наводит на мысль, что предпочтительным исходом для России является как разделение, так и “нейтральное” украинское правительство как своего рода фактическая политическая сатрапия или вассалитет.

Достаточно сказать, что сегодня это очевидный сигнал для украинских политиков и их западных союзников и партнеров. Война должна принять гораздо худший оборот для Украины, прежде чем об этом заговорят. Но оно подчеркивает ряд предположений действующих российских военных. А именно, они верят, что могут просто переждать. Им может быть неясно, смогут ли они создать из этого полную сатрапию или перебросят российские войска вплоть до Киева. Но они, безусловно, думают, что могут сохранить то, что имеют сейчас, увеличивая расходы, чтобы добиться ещё большего на переговорах. Если война не изменится кардинально, Россия, скорее всего, закончит просто разделом, а не разделом и вассалитетом. Но это будет определяться на поле боя, а также интересами европейских и американских лидеров.

Все эти выводы могли быть — и были — получены в результате тщательного изучения риторики российского президента и действий правительства за последние несколько лет. Тем не менее, необычный характер интервью Такера и Путина делает их более рельефными и помогает нам лучше понять мировоззрение российского лидера. По этим причинам это был медийный спектакль, достойный того, чтобы аналитическое сообщество здесь, на Западе, съёжилось от ужаса.

Доктор Джулиан Г. Уоллер является аналитиком-исследователем Программы изучения России в Центре военно-морских исследований (CNA Corporation) и профессором политологии в Университете Джорджа Вашингтона. Все мнения принадлежат ему и не отражают мнения его работодателей или аффилированных организаций.

Изображение: Shutterstock.com.