Русская прихожанка из США – о пении в церковном хоре на двух языках

Источник: Православие.ру

Марица Бордюгова на балконе церковного хора

Приходская жизнь Русского Зарубежья помогает раскрывать в людях многие таланты. Марица Бордюгова является одним из активных членов Покровского сестричества при соборе Святого Иоанна Предтечи в Вашингтоне: она и в хоре поет на двух языках, и вкуснейшие блюда готовит для трапез и церковных базаров. А еще играет на сцене любительского театра. Об этом и о своем пути к вере она рассказала порталу Православие.ру.

– Марица, расскажите о своем имени. Я его нигде не встречал, и в святцах его, наверное, нет.

– Официально меня зовут Марией. А сокращенно – Марица. Но я вообще отзываюсь на все производные этого имени, кроме Маши. Мама почему-то не любила этот вариант. Кстати, она очень хотела назвать меня Марией. Она еще мою старшую сестру собиралась так назвать, но бабушка почему-то воспротивилась. А я родилась на Успение, 28 августа: тут уж просто никто не мог поспорить. Но я в детстве всегда обижалась: на Кавказе, откуда родом мои родители, все поздравляют друг друга с Успением. Там ходят на гору Казбек, режут барана, готовят шашлык, и все не в мою честь (смеется). А я думала: «Что они все про какое-то Успение, вместо того, чтобы меня поздравлять с днем рождения?» Но теперь, когда я стала ходить в церковь, для меня этот праздник тоже стал более важным, чем собственный день рождения.

– Вы играете в любительском комедийном театре и поете в церковном хоре. Как это сочетается?

– Замечательно сочетается. Я не вижу в этом ни конфликта, ни противоречия. Я играю в любительском театре «Capital Comedy» в Вашингтоне. Когда пришла туда, то сразу сказала, что церковное служение у меня на первом месте. Коллеги относятся к этому с уважением: если у меня служба, я пропускаю репетицию. Спасибо моей театральной компании, что подстраиваются под меня, когда это нужно. Спектакли у нас идут обычно в субботу или воскресенье, но мы стараемся, чтобы они не совпадали с праздниками. Я с удовольствием выступаю на сцене и пою в церковном хоре.

– Вы начинали свою «певческую карьеру» в нашем приходе со славянского хора. Что он дал вам?

– Русский хор мне очень близок. Наш прежний регент, Юрий Печеркин, не только дирижировал, но и учил нас петь, объяснял принципы хорового исполнения. В детстве я занималась в музыкальной школе, но об этом мне никто не говорил. Печеркин – лидер, у нас был достаточно профессиональный хор. Мы исполняли интересные сложные произведения. Когда тебе предлагают что-то немного сложнее того, что ты можешь сделать, это всегда интересно. Когда вокруг тебя в хоре 40 человек, и ты чувствуешь каждого – это важно.

Марица Бордюгова– Теперь вы поете в английском хоре. В чем разница в церковном пении на английском и на славянском?

– Для меня разница существенная. У меня, как у человека, не очень хорошо знающего английский язык, многие моменты «проходят мимо». Кстати, когда я впервые пришла в русский хор, тоже просто не успевала проговаривать многие вещи на славянском языке. Сейчас такая же ситуация с английским. Например, медленные партии могу исполнять, а быстрые – антифоны, например, – мне петь сложно. Я не успеваю проговаривать слова. Но наш руководитель Константин Огора горит этой работой, любит ее, интересуется церковной музыкой. Он нам дает сложные произведения. Мне это особенно важно, поскольку это то, над чем можно поработать, а не просто прийти и спеть с листа. Я люблю, когда мне дают сложные задачи.

Например, не так давно на Венчании мы пели Рахманинова. Это красивая музыка, это вдохновенное пение. Оно трогает душу, звучит хорошо, мне это нравится.

Но разница между русской и английской службой для меня существенная: я часть теряю из-за того, что английский язык, как говорится, «не ложится в ухо». Помогает понимание литургии, я знаю, о чем пою. Однако, все-таки, на мой взгляд, русский язык дает другую глубину.

– Вы уже дважды упомянули, что вам интересны сложные произведения для церковного хора. Какие именно?

– Даже не могу назвать что-то конкретное. Когда начинаешь учить что-то новое, и нужно посидеть и поучить, тогда это интересно. А когда просто пришел и спел – ну, не очень. Хотя бывают и простые красивые вещи, которые петь приятно.

Протоиерей Виктор Потапов

– Наш настоятель отец Виктор Потапов говорит, что у американских прихожан перед русскими есть преимущество, поскольку они могут слушать службу на родном языке, а между русским и церковнославянским все-таки есть разница.

– Но он тоже иногда во время службы читает какие-то вещи по-русски, чтобы люди лучше понимали. В молитвослове зачастую на одной странице есть славянский текст и русский перевод. Порой берешь какую-то молитву и вдруг начинаешь понимать смысл – это какое-то откровение. Ты думал что-то совсем другое, и вдруг – на тебе, оказывается, все совсем не так. Поэтому язык, конечно, важен.

Кстати, я нашего отца Виктора знаю еще с 1995 года, когда мы с мужем приезжали в Америку на время. Приходили в нашу церковь, когда она еще не была расписана. Были белые стены. Иконы висели, но росписи не было. А потом приехали в 2004-м году и уже увидели расписанный храм. Я тогда даже отца Виктора не сразу узнала. Думаю, надо же, какое совпадение: и тогда был отец Виктор, и сейчас у священника такое же имя. В 1990-е он был еще совсем молодым, не было седых волос, которые теперь появились.

Конечно, в душе он остался таким же. Однажды я увидела его фотографии в церковном доме и сказала: «Надо же, я этого отца Виктора даже помню». У нас тогда была репетиция хора, и кто-то мне отвечает: «Так это же наш отец Виктор и есть!» (смеется) Для меня это стало откровением. Возник такой смешной момент: я была просто уверена, что это другой человек.

– У нас в церкви хор поет на балконе. Как служба выглядит с высоты?

– У нас на балконе во время службы ничего не видно. Ты смотришь глаза в глаза регенту, и всё. Только те, кто находится у самых перил, могут видеть, что происходит внизу. Если ты поешь, служба идет очень быстро. А вот когда внизу – медленно. Но время от времени очень важно бывать на службе просто как прихожанину, не как хористу.

Когда, например, я езжу в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле – конечно, там длинные монастырские богослужения. Но и ощущение там какое-то другое. На хорах у тебя определенная ответственность, ты не можешь отвлечься, вся голова у тебя занята тем, чтобы ничего не пропустить, вовремя перевернуть страницу, поменять нотные книги. Получается, что ты слишком занят во время службы, когда поешь.

– Вы часто ездите в Джорданвилль. С чем это связано?

– Наш приход устраивает паломничества туда в конце октября, ближе к годовщине гибели брата Иосифа Муньоса-Кортеса, хранителя Монреальской Иверской иконы Божией Матери. У меня муж и папа умерли в конце октября, потом мама умерла в начале октября. И в храм я стала ходить, когда муж скончался. Конечно, в первый год после этого я никуда не ездила, потому что в первый раз в хор пришла на Рождество, и моя первая служба была Рождественская. А потом посещала монастырь каждый год, только один раз пропустила – когда отца ездила хоронить.

Свято-Троицкий храм, Джорданвилль

Мне очень нравится эта поездка в Джорданвилль – она какая-то воодушевляющая, мне ее хватает на целый год. Я даже не знаю, чем это объяснить.

Господь милостив. В год пандемии нельзя было выезжать за пределы штата. А нам, чтобы туда добраться, нужно из Вашингтона въехать в Мэриленд, и дальше через Делавэр и Пенсильванию ехать в штат Нью-Йорк, Но спасибо нашему отцу Виктору и его супруге Марии – они взяли меня и еще одну прихожанку, и мы поехали в Джорданвилль, когда туда, можно сказать, никого не пускали. Всю дорогу переживали, как нас пропустит полиция. Отец Виктор надел подрясник, чтобы его пропустили как священника, а нас – с ним. Но все обошлось, никаких проблем не возникло.

– Вы упомянули, что впервые пели в хоре на Рождество. Помните свои ощущения? Это же чудо, наверное?

– Да, это было чудо. Во-первых, чудо в том, что регент пустил меня. Потому что он, в общем-то, не пускал новых певчих на службу, тем более на праздничную. Обычно «держал» людей на репетициях два-три месяца. А у меня получилось так, что я провели две репетиции, и регент взял меня петь. У нас тогда было два сопрано, а я – третья. Когда мы после службы спустились вниз с балкона, предыдущая регент сказала: «Я слышала, у нас новое сопрано». Для меня это было важно.

– Вы так органично объединили в себе две общины нашего прихода – русскую и англоязычную. У вас нет ощущения, что американцы, пришедшие в Православие в зрелом возрасте, подчас более искренни в своей вере, чем мы, родившиеся в этих традициях?

– Я вообще часто думаю, что мы, если что-то имеем, то, наверное, не ценим. Что я сама знала о Православии, пока не пришла в храм? Ничего. Моя бабушка всю жизнь была верующей, но ничего мне не рассказывала. Она росла в советские времена, была гречанкой, дед был в лагерях и из всех братьев один выжил там. Наверное, это объясняло то, что бабушка никому ничего не говорила – просто тихо молилась, ставила свечку перед иконой, но никогда ничего не рассказывала. Единственное, что она говорила: сегодня праздник, работать нельзя. Какой праздник, о чем – мы не знали. Нам, детям, хорошо – слава Богу, полы мыть не надо, никто не заставлял, вот и радость. Я всегда думала, что в церковь люди заходят, чтобы свечку поставить. В Москве храмов много, в студенческие годы ты исхаживаешь центр пешком вдоль и поперек: зашел в храм, поставил свечку и пошел дальше. Что есть литургия, Причастие – кто об этом знал? Книг не было, никто ничего не объяснял, моя семья не была воцерковленной. Хотя спустя годы выяснилось, что мой отец, чтобы жениться на маме, принял Крещение, и они венчались. Мне стало известно об этом буквально 2 года назад.

С владыкой Николаем (Ольховским, будущим первоиерархом РПЦЗ) и хористами Свято-Иоанно-Предтеченского собора

– От хлеба духовного можно плавно перейти к насущному. У нас на приходе, помимо хора, у вас есть еще одно послушание, очень вкусное. Вы печете и готовите обеды. Расскажите об этом, как вам работается в сестричестве?

– Ну, это я сама напросилась. Так получилось, что я люблю готовить, у меня кейтеринговая компания. Помню, когда мне первый раз доверили приготовления к церковному базару, надо было разогревать и разносить еду – в общем, руководить кухней. Я сказала: да, давайте сделаю. Так и пошло дальше. И мне очень нравится готовить, нравится, когда людям вкусно.

Вот сейчас мы уже начали готовиться к церковному базару, который будет осенью. Для него у меня тоже есть идеи. А год назад мы с моей подругой и партнером по кейтеринговой компании Ирэной Меркуловой решили готовить для базара осетрину. Все были против, говорили, что американцы есть не будут, потому что не знают этого. Мы ответили: «Все знают черную икру. А осетр – эта та рыба, которая ее дает». Да, дорого, но где вы еще попробуете осетрину? И народ ел, понравилось. Все понимают, когда это вкусно.

– У нас на приходе проводится традиционная лотерея с главным призом – тортом-медовиком. После того, как 2 года подряд выиграли вы, пошла шутка, что лотерею проводить нужно, а главный приз сразу отдать Марице. Как вам такой вариант? Или лучше все-таки пусть и другие полакомятся?

– Я ничего для этого не делала, так получилось. Два года подряд выигрывала этот торт – мне даже самой было стыдно (смеется). Сразу отдавать мне? Нееет, пора заканчивать с тортиками – с поеданием, во всяком случае. Но удачу в лотерее, конечно, будем испытывать и в дальнейшем – куда же деваться.

С Марицей Бордюговой
беседовал Дмитрий Злодорев