Соответствует ли облик монахини Марии (Скобцовой) идеалам православного монашества?

— Отец Сергий, в последнее время в околоцерковных и обновленческих печатных изданиях (парижская «Русская мысль», кочетковский журнал «Православная община») начались разговоры о возможной канонизации монахини Марии (Скобцовой). Каково ваше отношение к этому?

— Мать Мария — человек известный, оставивший след в истории русской эмиграции. Можно даже сказать, что она была неким таким оригинальным подвижником благочестия XX века. Но говорить об ее святости, мне кажется, было бы не совсем правильно. Она была православной монахиней, и ее служение, и ее жизнь, и прежде всего — ее мученическая кончина, конечно, заслуживают внимания и уважения. Но тем не менее, мне кажется, говорить о канонизации этого человека все-таки не стоит. По той причине, что хотя она и имела кончину христианскую, непостыдную, но далеко не все в деятельности матери Марии заслуживает подражания. Ведь когда канонизируют человека, то его жизнь сразу становится предметом пристального изучения православных людей. Потому что к мученической смерти человека подготавливает его праведная жизнь. Говорить о святости жизни матери Марии, делать ее примером для подражания, мне кажется, было бы ошибочно.

— Почему именно сейчас начались разговоры о канонизации матери Марии?

— Разговоры об этой канонизации исходят из обновленческих, экуменических кругов, которые сейчас начинают поднимать голову. Раньше в нашей стране экуменизм насаждался в основном государством, и поскольку он как бы навязывался Церкви извне, то основная полнота церковного народа его не принимала. Такое вмешательство государства в дела Церкви и все, что от государства исходило, естественно, принималось настороженно и в общем-то враждебно. И вполне справедливо, потому что советское государство, которое было атеистическим и прямо называло себя враждебным Церкви, разумеется, ничего хорошего Церкви не желало. И экуменизм был нужен с одной целью — чтобы насаждать «мир во всем мире». Естественно, мир коммунистический. Далеко не весь мир признавал советское государство, и в те круги мировой общественности, куда не имели доступа советские дипломаты, туда посылали маленькую миссию «церковных людей». Сейчас время изменилось, светское государство уже не является враждебным Церкви: наоборот, Церковь получает понимание и поддержку в лице президента и правительства, даже слышно некое раскаяние за прошедшие годы гонений. Экуменизм теперь в основном исповедуют такие интеллигентские круги, которые пришли к Богу недавно. Ведь Церковь сегодня состоит на 60–70 процентов из неофитов. И вот, не совсем понимая историю Церкви, догматику Церкви, ее каноны, эти люди приносят с собой современные, как они говорят, «демократические тенденции». Они утверждают, что учение Церкви устарело, что сейчас начинается эпоха объединения всех народов, стирание всех границ, различий; создается единая мировая экономика, вырабатываются единые «общечеловеческие ценности». Поэтому должна быть и Единая Церковь, ибо от вражды между верующими исходит много отрицательных последствий для земной жизни людей. Конечно, от вражды ничего хорошего не происходит, и не может Православие разделять взгляды католиков, протестантов, иудеев, магометан. Но Православная Церковь в России никогда не относилась враждебно к верующим других религий: все иноверцы и инородцы всегда имели полную возможность жить в условиях своей культуры Другое дело — враждебность по отношению к Православию, прозелитизм, «крестовые походы», которые вели не только католики, но даже протестанты против Православия.

И вот экуменизм кажется этим интеллигентам какой-то спасительной панацеей. Однако есть Истина, которая не может принимать ложь. Именно Православие являет собой полноту Христовой Истины, и не может оно с любовью и приятием относиться ко лжи. И не может быть глубоким и прочным то учение, где примешана ложь. В экуменизме истины нет.

Околоцерковные, неофитские круги и хотят канонизировать мать Марию — как символ некоего «монашества будущего» (а на самом деле псевдомонашества). Сама мать Мария такие вещи говорила и писала, что порой просто хватаешься за голову: «Христова Истина подменяется бесчисленными правилами, традициями и внешними обрядами». То есть она противопоставляет каноны, традиции и обряды Христовой Истине! На самом деле то, что сохранилось в Православии, сохранилось во многом благодаря православным людям, которые сберегли не только суть, содержание, но и форму православной жизни. Они никогда не делали из нее фетиш, что-то такое основное, первостепенное, но тем не менее форма жизни, которая сложилась за несколько веков, форма церковности, обрядов, таинств — все это необходимо. Форма богослужения, форма жизни прихода, монастыря — все это сложившееся веками, выдержавшее многие гонения и испытания. Естественно, что в XX веке какие-то формы могут быть изменены — не уничтожены, не отменены, а просто изменены, приспособлены к современной жизни. Потому что форма важна лишь настолько, насколько она имеет в себе содержание, насколько она позволяет содержанию выразиться вовне. Но это же не значит, что вообще никакие формы не нужны! Тогда можно вообще уйти в протестантизм, который грешит тем, что отрицает все формы — абсолютно все — как устаревшие. Старый мир «разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим!» Вот они и заняты разрушением «старого» церковного мира. Это их планы и их задачи. Но новый почему-то выглядит уродливым. То, что они строят, весьма сбивчиво и скандально. И их произведения «великие» типа «Побелевших нив»[1] — большой сумбур оставляют в голове после прочтения. Они предлагают отменить старую форму церковной жизни — вместе с догматами, с церковнославянским богослужением, с монашеством, с содержанием. А что они дают взамен — пока не совсем понятно. Еретические высказывания о. Георгия Кочеткова, по всей видимости, можно рассматривать тоже в качестве их предложения «новой церкви будущего», в которой и должны быть такие «святые», как мать Мария Пиленко-Караваева-Скобцова.

— Мать Мария вела очень бурную общественную деятельность, часто выступала в печати. Считалось, что это как бы ее своеобразная проповедь...

— Не буду разбирать какие-то ее догматические высказывания и взгляды, но с точки зрения ее такой «монашеской» жизни меня настораживают некоторые вещи. Например, известно, что когда шла воскресная литургия, мать Мария далеко не всегда ее посещала и говорила, что гораздо важнее пойти на рынок за продуктами, чтобы потом накормить нищих, приготовить для них обед.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что основное делание монаха — это молитва, а не милостыня. Да, может быть, действительно в воскресенье хорошо накормить каких-то несчастных, обездоленных, но все-таки для этого существуют другие люди. И потом: почему это надо делать во время литургии? Согласно канонам Православной Церкви, если человек не бывает три воскресенья подряд на Божественной литургии, он должен быть отлучен от Причастия. Мирянин или монах — это уже неважно. Когда литургию пропускает мирянин — это еще можно понять, но когда монах — я это уже понять не могу. Потому что суть служения монашеского — это молитва. Получается, что монашество матери Марии строилось исключительно на некоем таком социальном служении. То есть монашество для нее было просто одеждой, а молитвенное делание не было ей близко, не было основным. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что главное в делании монаха — молитва. А в жизни матери Марии этого как-то не замечается. Она активно путешествовала, выступала на разных общественных и церковных мероприятиях, активно сотрудничала с разными газетами, писала разные статьи, в том числе и антицерковного характера[2], участвовала во всех почти эмигрантских организациях, может быть, даже отчасти военных. Все это обличает некие формы прелести, потому что монах — это делатель смирения и вместе делатель молитвы. Это неразрывные вещи. Монах значит «уединенный». Честь, слава и хвала монаху, когда он пребывает в своей келии, когда он там молится и занят внутренним деланием. Монах не должен отказываться послужить ближним. Вообще-то социальным служением занимаются священники, диаконы, причем в основном белые священники, а главное дело иеромонаха — совершение литургии, молитва и духовное окормление мирян. Если бы мать Мария была не монахиней, а мирским человеком — тогда бы ее бурная общественная деятельность была достойна всяческого уважения, может быть, можно было говорить о ее какой-то праведности. А монашество таким поведением просто разрушается, дискредитируется, фактически отменяется. Очень скоро тогда и от формы его ничего не остается. Такое монашество становится похожим на монашество западное, монашество католическое.

Когда заходит разговор о матери Марии Скобцовой, всегда у меня возникает в памяти образ матери Терезы, известной католической монахини, недавно умершей. Их деятельность очень похожа, но все-таки мать Тереза выгодно отличается от матери Марии, потому что, во-первых, она сделала намного больше: ее социальное служение ближним было проповедью Слова Божия. Ее имя известно во всем мире, орден, основанный ею, существует до сих пор. Небесспорна, конечно, ее деятельность. Мы привыкли уже к активности католических монахов-просветителей, к их филантропической, благотворительной деятельности, но монашеству восточному, православному это не свойственно. Монахи в восточном понимании — это хранители исихастской традиции. В монастыри люди шли скорее не за хлебом насущным, а за хлебом духовным. В миру есть другие организации, и силы, и люди, которые занимаются благотворительной деятельностью. Есть епископы и священники, которые умеют организовать помощь бедным членам Церкви. Когда случались какие-то бедствия — война, голод, — тогда монастыри открывали свои житницы, открывали свои ворота для того, чтобы люди могли спрятаться от врагов. А когда был мир, когда жизнь была спокойной и нормальной, в монастырях занимались молитвой, занимались умным деланием, занимались проповедью Слова Божия, написанием духовных книг, духовным окормлением людей приходивших. В этом сила православного монашества. Да, в XX веке монашество испытывает упадок. Он начался уже давно (в российском монашестве, в частности), потом были еще гонения коммунистические, когда Церковь пытались окончательно уничтожить. И от этого удара монашество пока не оправится никак и по сей день.

— Если наше монашество пойдет по пути, указанному монахиней Марией, от него скоро просто ничего не останется?

— К счастью, возрождающиеся наши обители перед глазами имеют образ не монахини Марии Скобцовой и прочих подобных личностей, а Святых Отцов Восточной Православной Церкви и стараются возрождать монашество так, как его понимали святитель Игнатий Брянчанинов, святитель Феофан, преподобный Иоанн Лествичник, авва Дорофей, Иоанн Кассиан Римлянин, пытаются возродить традиционное российское монашество, которое призвано служить ближним словом и молитвой прежде всего. Которое призвано к тому, чтобы создать оазис духовной жизни, куда люди могли бы приходить и обогащаться духовно. Даже одно присутствие на продолжительных монастырских службах, прикосновение к этой удивительной монастырской тишине — это уже многое дает человеку! И монашество — носитель этой традиции. Если монах по каким-то монастырским делам уезжает временно в мир, все равно он не скажет лишнего слова, никогда не пойдет в какие-то злачные места, — он делает свое дело и старается как можно скорее вернуться в свою обитель. Крайне неохотно соглашаются монахи покидать монастырь, только за святое послушание — ехать в мир, в город, решать экономические или еще какие-то проблемы. Для монаха дорого пребывание в монастыре. Например, когда в нашем монастыре посылали служить на подворье в Москве, братия воспринимала это с большим нежеланием. Мне приходилось служить и на подворье, приходилось быть и в монастыре. Действительно, разница очень большая: находиться в суете большого города, даже при храме, даже в стенах этого храма, — и пребывать в стенах обители! Это совсем разный дух, разная специфика и разная деятельность. Конечно, мне в монастыре гораздо лучше. И вся братия наша пыталась остаться в монастыре.

У монахини Марии, наоборот, — активное служение миру. Я думаю, с ее энергией она могла бы и устроить монастырь или найти себе какой-то монастырь, тем более, что на православном Востоке и на Святой Земле монастыри были — были и монастыри в Греции. При желании можно было бы позаимствовать оттуда какие-то идеи, думаю, и материально с нею поделились бы. Но она не захотела этого делать. То есть ее монашество — это такая громкая и шумная деятельность, благотворительная деятельность среди мирян, которую она считала еще и просветительской. Отсюда и случается, что человек просто переоценивает значение своей личности, считает, что он достоин подражания, что его деятельность заслуживает уважения. Святитель Игнатий пишет, например, что фарисей считает, что своим поведением он обязан назидать окружающих мирян. И он ведет себя соответствующим образом. На самом деле это очень утомительная деятельность не только для тела, но и для души — еще больше. Потому что человек, вращаясь в миру, не может хранить душевного мира, необходимого для молитвенной жизни. И он не может сказать каких-то вещей о внутренней духовной жизни, поэтому-то все статьи матери Марии — о чем-то внешнем: о социальном положении Церкви, о социальном служении ближним, об истории современного момента, об «ущербности» традиционного православного благочестия. Звучат там и политические мотивы, критика в отношении ушедшей России, расстрелянной и распятой большевиками. Видимо, тут сказалось еще и ее эсеровское прошлое. Понятно, что Императорская Россия не во всем была идеальной, но зачем плевать на Православную Россию и на Церковь в ней, которая была создана и хранилась усилиями многих подвижников, святителей, старцев, монахов, священников!.. Все это мать Мария отрицает, все перечеркивает, говорит, что все это было плохо, что революция и явилась результатом такой жизни Церкви Синодального периода.

Да, Церковь имела ошибки. Но мать Мария почему-то не вспоминает ни отца Иоанна Кронштадтского, ни Оптинских, ни Глинских старцев, ни преподобного Серафима Саровского, ни святителя Феофана, а святителя Игнатия вообще никогда не упоминает, видимо, он не был ей духовно близок. Больше она занята решением каких-то исторических вопросов, социальных проблем.

— Видимо, представление о монашестве у матери Марии весьма своеобразное?

— Нигде в ее сочинениях я не нашел аскетических вопросов. Если говорят «монах», то подразумевают два вида его деятельности: он либо просвещает человека, учит неверующего истинным азам Православия — тогда это живой проповедник истинного христианства, либо (что еще более ценно) это ответы на современные аскетические вопросы современной жизни: как спасти свою душу, как проводить жительство в современном мире по евангельским заповедям, как применять евангельские заповеди к современной жизни, к конкретной ситуации. Вот что такое монах! А мать Мария учила всю Церковь, весь мир каким-то абстрактным политическим вопросам и считала это своим предназначением. И словом, и делом. Все это, конечно, очень странно, потому что и у святителя Игнатия Брянчанинова, и у других Святых Отцов ясно написано, каким должен быть монах. У матери Марии совсем другое понимание монашества. Вообще-то даже не совсем ясно, как она понимает монашество, потому что говорит то одно, то другое, а в жизни воплощает совсем третье. У нее не святоотеческое понимание монашества, а некое свое, экуменически-западное, очень похожее на католическое. Видимо, тут еще сказалось влияние западного католического мира, где она проводила свое жительство, где она имела обширные знакомства. Западное монашество идет широким путем, однако гораздо труднее находиться в келии, заниматься молитвой, искать волю Божию и помогать ближнему найти волю Божию. Это гораздо труднее и сложнее, чем бегать по благотворительным заведениям, кормить нищих. Да, это тоже христианская деятельность, но это больше деятельность мирян, а не монахов!.. Я уж не говорю о том, что мать Мария курила, что, на мой взгляд, никак не допустимо для православного монаха. Хотя, разумеется, это ее личный грех, она перед Богом даст отчет за него, — но она курила открыто, не стесняясь! Думаю, этим она больше соблазняла мирян, чем назидала.

Мать Мария превозносила роль интеллигенции в жизни Церкви и всегда сетовала, что интеллигенцию в Русской Церкви недооценивали, считала, что именно интеллигенция спасет Церковь. Сама она, видимо, относила себя к этаким монахам-интеллигентам, общалась с разными писателями, с учеными из русской эмиграции. Но, мне кажется, перед Богом неважно, кто ты: интеллигент, простой человек, деятель искусств, крестьянин или рабочий. Ты должен быть православным христианином прежде всего. И в Церкви главное — епископ, потом — священник. И любой человек должен прежде всего слушаться своего пастыря. Уж не привожу тут слов Священного Писания: «Женщина в Церкви да молчит!»

Католическое монашество есть монашество еретическое. И поскольку вся духовность католическая есть прелесть, то и монашество католическое прелестного свойства: насаждает прелесть, проповедует прелесть, углубляет эту прелесть, передает ее из поколения в поколение. Монашество матери Марии — тоже прелестного свойства. Кстати, последователей у нее как-то не нашлось, были у нее большие друзья и, может быть, даже ученики среди мирян, но среди монахов, по-моему, не нашлось никого, кто захотел бы последовать "подвигу монахини Марии", хотя монахи были и среди эмигрантов, и постриг люди получали, и православные обители возникали в Западной Европе из русской эмиграции. Жизнь матери Марии осталась без всяких подражаний. Это тоже кое о чем говорит, потому что светлые примеры достаточно часто находят подражание.

При возможной канонизации матери Марии будет преподноситься прелесть. Ее деятельность чем-то похожа на деятельность Жанны Д’Арк: в иных условиях мать Мария могла бы, наверное, поднять народ на борьбу (что она и пыталась, между прочим, сделать, будучи эсеркой). Попав в Европу, увидев, что такая ее эсеровская деятельность не очень востребована, свою энергию она перенесла в Церковь: пыталась указать путь Церкви в России. В ее статье, обращенной к эмиграции, главный мотив был такой: эмиграция — это осколок Русской Церкви, который должен сохранить Церковь и указать путь Церкви в России. И когда большевиков прогонят, Россия обратится к нашему опыту, который мы тут должны воспитать, как в некоей теплице. В статье полно совершенно бредовых «пророчеств», конечно, несбывшихся. То есть она видела себя неким «мессией», пыталась так обосновать свое значение и свою роль. Она была противником святоотеческого, традиционного православия, разных правил и канонов. Из статьи матери Марии «Типы религиозной жизни» явствует ее пренебрежительное и язвительное отношение к церковнославянскому языку и вообще к православному богослужению, к Афону и Валааму, к старому календарному стилю в этих древних обителях, что роднит ее с обновленцами.

— Какие последствия может вызвать канонизация монахини Марии (Скобцовой)?

— Из такой канонизации могло бы последовать смешение понятий не только о монашестве, но и о православной духовности. Что такое святой человек? Это человек, путь жизни которого как бы освящен, это человек, который достиг святости личным подвигом. То есть его духовность, его путь к Богу является примером для других людей, которые могут и должны последовать таким путем. И поскольку святые принадлежат своей эпохе, своему народу, то каждый век являет своих святых как ответ миру, как ответ нам, православным людям, как нужно спасаться — какими формами, какими путями надо идти к Богу в наших условиях, в наше время. Особенно поэтому ценен для нас путь святых, которые жили в близкое к нам время. И в качестве такого святого, с которого нужно брать пример, нам будет предлагаться мать Мария Скобцова: не надо молиться, не надо в храм ходить. Главное — что-то делать для кого-то, бегать, суетиться! Чисто протестантская духовность, даже больше протестантская, чем католическая: надо кормить бедных, помогать бедным, решать социальные вопросы. То есть строить Царство Божие на земле, прежде всего. Многие православные святые помогали бедным, и это всегда являлось задачей Церкви, но у матери Марии это принимало порой даже гротескные формы.

Нельзя, разумеется, не сказать о ее подвиге во время войны, когда целая группа священников и православных монахов помогали евреям избавиться от застенков гестапо и от расстрелов. Поскольку немцы не расстреливали крещеных евреев, то им тайно выдавали справки о крещении, не заставляя креститься (как это делали католики), а справки им такие выдавали, чтобы просто спасти людей от гибели. И мать Мария в этом непосредственно участвовала. Это, конечно, ее подвиг. И за это она попала в лагерь, а потом пошла и в газовую камеру вместо одной француженки — это, несомненно, тоже ее подвиг, заслуживающий всякого уважения и почитания. Но в целом — монашество матери Марии Скобцовой вещь достаточно сомнительная. Если канонизируют ее — значит, нужно подражать всему, что она делала. Найдутся, конечно, люди, которые будут вспоминать ее такое экстравагантное поведение, и думаю, в этих воспоминаниях ее мученический подвиг просто будет забыт.

Да, мы имеем мученика Вонифатия, который был развратником, блудником, пьяницей, однако, когда он отправился за святыми мощами, он принес покаяние, постился, вел христианскую жизнь. И к моменту, когда он претерпел мученическую кончину, он ее удостоился! Своим покаянием удостоился, умер он христианином.

Не видно, чтобы мать Мария как-то каялась в своей такой прежней жизни. Она, напротив, считала ее правильной. Да и многие ее почитатели сейчас считают, что именно филантропическая деятельность матери Марии приготовила ее к мученической кончине. Да, кончина ее была праведной, но я не хотел бы быть таким монахом, как мать Мария Скобцова, не хотел бы даже с такими монахами быть в близком общении. Если бы я встретил мать Марию при жизни — мне не было бы интересно с ней общаться, разговаривать. То, что я нахожу в монашестве, для чего я ушел в монастырь, — все это у монахини Марии совсем отсутствует или прямо противоположно этому. И писания ее оставляют тягостное впечатление. Вопросов, которые мне близки, я там не нашел.

При праведной, христианской кончине жизнь ее, монашеский подвиг ее очень сомнительны. В монашеском облике матери Марии отсутствует самое главное — ее молитвенный подвиг. Его просто нет. Как мирянка, она была, может быть, праведной, но ее монашеский постриг, на мой взгляд, только внес сумбур. Как об отце Павле Флоренском сказал один из иерархов-исповедников: «Если бы он ничего не написал, то действительно был бы святой мученик».

Отдавая должное монахине Марии Скобцовой, остаюсь при своем убеждении: канонизировать ее как святую нельзя. Это было бы неправильно и вредно.