Иван Ефремов как ревизионер марксизма

Источник: блог автора
Фрагмент статьи Утешение, мнимое и истинное на сайте КУЛЬТУРОЛОГ

Чтобы получилось совершенное общество, его должны составить совершенные люди. Футуролог, пытающийся нащупать черты идеальной социальной модели, закономерно выходит на эту мысль. Как пришёл к ней, например, Иван Ефремов — пожалуй, единственный из советских фантастов, кто занимался философской разработкой оснований грядущего коммунистического общества. Остальные пользовались миром состоявшегося коммунизма как чем-то само собой разумеющимся и заведомо понятным, не углубляясь в рассуждения, как он в принципе возможен.

Ефремов устами ученого Ивана Гирина, авторитетного персонажа своего романа "Лезвие бритвы" (1963) формулирует так: "... высшие формы общества могут быть созданы лишь воспитанными и дисциплинированными, высокосознательными людьми — такова неизбежная диалектическая взаимозависимость, неустанно подчеркивавшаяся Лениным".

Ссылка на Ленина — не более чем прикрытие произведённой ревизии. Ефремов отходит от одного из важнейших догматов марксизма — примата социальных условий над содержанием сознания, который, кстати, существовал не сам по себе, а был следствием ещё более фундаментальной установки: примата бытия над сознанием, материального над духовным. Ефремов реабилитирует духовное, выводит его на авансцену, даёт первую роль. Нужно сначала изменить людей, получить человека нового качества, — только такие строители способны довести строительство коммунистического общества до желаемой конечной точки.

В более раннем романе "Туманность Андромеды" (1957) Ефремов представляет развёрнутый очерк необходимой воспитательной работы. Любопытно, что описание воспитательной системы, которое приводится ниже, даёт не педагог, а психиатр, впрочем, занимающий весьма важную позицию в сообществе коммунистической Земли. Эвда Наль — эксперт Академии Горя и Радости, института, отвечающего за то, чтобы развитие шло с накоплением радости, по возможности опережающим накопление горя. Вот фрагменты её речи перед семнадцатилетними выпускниками школы третьего, последнего цикла перед их вступлением во взрослую жизнь:

"Воспитание нового человека — это тонкая работа с индивидуальным анализом и очень осторожным подходом. Безвозвратно прошло время, когда общество удовлетворялось кое-как, случайно воспитанными людьми, недостатки которых оправдывались наследственностью, врождённой природой человека. Теперь каждый дурно воспитанный человек — укор для всего общества, тягостная ошибка большого коллектива людей.
...

Перед человеком нового общества встала неизбежная необходимость дисциплины желаний, воли и мысли. Этот путь воспитания ума и воли теперь так же обязателен для каждого из нас, как и воспитание тела. Изучение законов природы и общества, его экономики заменило личное желание на осмысленное знание. Когда мы говорим: «Хочу», — мы подразумеваем: «Знаю, что так можно».

Ещё тысячелетия тому назад древние эллины говорили: метрон — аристон, то есть самое высшее — это мера. И мы продолжаем говорить, что основа культуры — это понимание меры во всём.

С возрастанием уровня культуры ослабевало стремление к грубому счастью собственности, жадному количественному увеличению обладания, быстро притупляющемуся и оставляющему темную неудовлетворенность.

Мы учим вас гораздо большему счастью отказа, счастью помощи другому, истинной радости работы, зажигающей душу. Мы помогали вам освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести свои радости и огорчения в высшую область — творчество.

Забота о физическом воспитании, чистая, правильная жизнь десятков поколений избавили вас от третьего страшного врага человеческой психики — равнодушия пустой и ленивой души. Заряженные энергией, с уравновешенной, здоровой психикой, в которой в силу естественного соотношения эмоций больше доброты, чем зла, вы вступаете в мир на работу. Чем лучше будете вы, тем лучше и выше будет все общество, ибо тут взаимная зависимость."

В сущности, рецепт утешения, предлагаемый Ефремовым, прост — ограничение желаний. Меньше желай для себя, больше — для других. Не желай невозможного. И тогда твоим желаниям легче исполниться. Основой избавления от страданий становятся аутотренинг и самоконтроль. Общество создаёт лишь необходимые внешние условия, а в конечном счёте всё зависит от самого человека.

Хотя Ефремов и вписывает утешение в пейзаж коммунистического общества будущего, оно у него, впику классическому марксизму, перестаёт быть социальным, возвращаясь на уровень психического. Можно сказать, что социальная ситуация при таком подходе вообще утрачивает значение. Уделять себе минимум внимания и заботиться о других можно при любом строе. Другое дело, что социальная эффективность такого поведения увеличивается по мере того, как растёт число людей, его усвоивших.

Но, как говорится, одна паршивая овца портит всё стадо. Гармоничность общества нарушить может и один человек.

Ефремов не просто мечтает о будущем, он пытается дать набросок реалистичной модели. Поэтому он допускает, что, как и в любом производстве, в воспитательном процессе также может быть брак. Человек, даже правильно воспитанный, может душевно сломаться; и такие люди, не несущие гармонию, а нарушающие её, должны быть изолированы. В мире Ефремова для изоляции асоциальных элементов предусмотрен Остров Забвения[3], на котором присутствие коммунистической цивилизации минимально и люди предоставлены сами себе в полупервобытных условиях. Социальному раю противопоставляется эгоистический ад.

Превращение психической организации личности из продукта социальных условий в чуть ли ни основной фактор социальной модификации неизбежно ведёт к подрыву очень важного постулата марксизма об объективной природе социальных изменений. Движение человечества к более прогрессивному, совершенному обществу перестаёт быть естественным и закономерным. Оно теперь зависит от того, что решит о себе и для себя человек, то есть, говоря с позиции материалистической философии, от случая. Сам же марксизм на этом фоне утрачивает флёр научности, он больше — не единственно верное учение, а одна из мировоззренческих концепций, выбор в пользу которой является делом веры, а не результатом освоения знания о законах развития общества. Иными словами, Ефремов, сам того не желая, сдёргивает марксизм с научного пьедестала, ставя его в один ряд с мнениями и верованиями. Марксизм становится чем-то вроде квазирелигии. Веришь в коммунистические идеалы, стараешься жить по коммунистическому канону, — и в результате общество наполняется новыми, правильными с твоей точки зрения отношениями. Эта формула применима к любой религии, к любому мировоззрению.

И в то же время между религией и социальным учением есть одно существенное различие. Для социального учения общество является конечным смысловым горизонтом. Религия же ставит общество в более широкий контекст; предполагается, что социальные смыслы порождаются смыслами высшего порядка, которые затрагивают всё мироздание, включая основополагающие вопросы бытия, такие как начало и конец существования.

Человек всюду ищет осмысленности, и не в последнюю очередь это касается его собственной жизни. А жизнь заканчивается смертью. Смерть — самый серьёзный, самый важный культурный вызов; каждый из нас должен ответить, какой смысл имеют его повседневные действия, если они в любой момент могут быть пресечены навсегда. Будущее человека выглядит очень коротким, и с каждым прожитым годом оно стремительно усыхает. Дефицит будущего — главная персональная трагедия. Человеку недостаёт и бытия самого по себе, и бытия определённого качества (счастья, признания, достатка и т.д.), и совместного бытия с другими (близкие люди смертны, они умирают, делая остающихся жить всё более одинокими). Утешить человека по-настоящему, игнорируя проблему смерти, нельзя.

Классический марксизм, позиционируя себя в качестве научно обоснованного социального учения, был вынужден принимать смерть как данность. Со смертью для человека всё кончается, но общество будет существовать и после его смерти. Смысл бытия человеческого индивида определяется тем вкладом, который он вносит в общее благополучие своей жизнью или же своей смертью. Считалось, что этого достаточно, чтобы человек чувствовал себя утешенным. Общество социальной справедливости сделает жизнь "правильной" личности насыщенной и полной. Человек получит в течение жизни максимум возможностей для самореализации, и, хлебнув жизни сполна, он не должен переживать неизбежность своей смерти уж слишком мучительно. Там, где главной ценностью является социум, разводить излишние сантименты по поводу выпадения из бытия отдельных персоналий, ценность которых с точки зрения общества относительна ("незаменимых у нас нет"[4]), не следует.

Но то, что кажется надёжным теоретическим основанием в общих рассуждениях, в мире выверенных социальных конструкций, начинает проламываться под ногами как весенний лёд, когда смерть подходит вплотную к тебе самому. Если психология человека определяет, каким быть обществу, всё общественное развитие начинает зависеть от того, насколько успешно воспроизводится смысл жизни для каждого человека. Люди должны чувствовать, что их существование осмысленно в любой момент, вплоть до последней минуты. Несоблюдение этого условия создаёт риски для социума и может привести к катастрофе.

Ефремов, перевернувший зависимость материального и духовного, закономерно возвращает вопросу о смысле личного бытия центральное место в мировоззренческой системе. Для ответа на этот вопрос он создаёт теорию инферно. В романе "Час быка" (1969) её довольно подробно излагает Фай Родис, лидер экспедиции землян:

"Инферно — от латинского слова «нижний, подземный», оно означало ад. До нас дошла великолепная поэма Данте, который, хотя писал всего лишь политическую сатиру, воображением создал мрачную картину многоступенчатого инферно. Он же объяснил понятную прежде лишь оккультистам страшную суть наименования «инферно», его безвыходность. Надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий» — на вратах ада отражала главное свойство придуманной людьми обители мучений. Это интуитивное предчувствие истинной подоплеки исторического развития человеческого общества – в эволюции всей жизни на Земле как страшного пути горя и смерти — было измерено и учтено с появлением электронных машин. Пресловутый естественный отбор природы предстал как самое яркое выражение инфернальности, метод добиваться улучшения вслепую, как в игре, бросая кости несчетное число раз. Но за каждым броском стоят миллионы жизней, погибавших в страдании и безысходности.

...

Человек, как существо мыслящее, попал в двойное инферно — для тела и для души. ... инферно для души — это первобытные инстинкты, плен, в котором человек держит сам себя, думая, что сохраняет индивидуальность. Некоторые философы, говоря о роковой неодолимости инстинктов, способствовали их развитию и тем самым затрудняли выход из инферно. Только создание условий для перевеса не инстинктивных, а самосовершенствующихся особей могло помочь сделать великий шаг к подъему общественного сознания.

....

С переходом сознания на высшую общественную ступень мы перестали замыкаться в личном страдании, зато безмерно расширилось страдание за других, то есть сострадание, забота о всех, об искоренении горя и бед во всем мире, — то, что ежечасно заботит и беспокоит каждого из нас. Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание. Иначе какой же смысл в жизни."

Итак, смысл человеческой жизни — в борьбе с инферно, со смертью и страданиями. Эта борьба не должна быть безнадёжной. Где-то в далёком завтра должна располагаться, гореть ярким светом, звать к себе и вдохновлять полная победа. В ходе своей лекции Фай Родис проигрывает видеозапись, на которой предстаёт некто Алдис, философ из прошлого (современник Ефремова?).

"Алдис, заметно волнуясь и задыхаясь от явной сердечной болезни, говорил: «Беру примером молодого человека, потерявшего любимую жену, только что умершую от рака. Он еще не ощущал, что он жертва особой несправедливости, всеобщего биологического закона, беспощадного, чудовищного и цинического, нисколько не менее зверских фашистских „законов“. Этот нестерпимый закон говорит, что человек должен страдать, утрачивать молодость и силы и умирать. Он позволил, чтобы у молодого человека отняли все самое дорогое, и не давал ему ни безопасности, ни защиты, оставляя навсегда открытым для любых ударов судьбы из тени будущего! Человек всегда неистово мечтал изменить этот закон, отказываясь быть биологическим неудачником в игре судьбы по правилам, установившимся миллиарды лет тому назад. Почему же мы должны принимать свою участь без борьбы?.. Тысячи Эйнштейнов в биологии помогут вытащить нас из этой игры, мы отказываемся склонить голову перед несправедливостью природы, прийти к согласию с ней»".

Подлинно совершенное общество, полностью исключающее страдание человека, должно устранить смерть. И в этом ему должна помочь наука, позволившая покорить природу и пространство. Советская фантастика нет-нет и выходила на тему бессмертия. Она казалась по-своему логичной: если человек будущего может почти всё, он должен быть бессмертным. Но принятые Ефремовым принципы добросовестности и системности проектирования будущего заставляют его относить победу над смертью к самому горизонту, если не за горизонт. Описываемое им общество от этой цели так же далеко, как и мы.

Полный текст материала на сайте: http://culturolog.ru/content/view/3364/113