Сегодня наше путешествие по островкам православной жизни в мире переносит нас в Швецию. Мы беседуем с настоятелем прихода в честь Преподобного Сергия Радонежского в Стокгольме протоиереем Виталием Бабушиным о роли преподобного в его судьбе, стесняющихся своего флага военных Швеции, высокой культуре быта в Скандинавии, ответственных прихожанах, построившем на севере страны православный храм подвижнике Микаэле, консервативных лютеранах, духовном авторитете Русской Церкви среди местных, уроках священнического служения и легкости бремени Христова для верующего человека.
Протоиерей Виталий Бабушин с приходом
– Отец Виталий, вы – человек интересной судьбы. Учились на медика, а стали православным священником, врачевателем душ человеческих. Служили в храме во имя Преподобного Сергия в Ногинском районе Подмосковья с 2001 по 2010, и вдруг… вас отправляют в Швецию. Возможно, до назначения на стокгольмский приход вы интересовались культурой Швеции или других скандинавских стран, изучали язык, посещали ее? Можно ли в этом случае сказать, что ваши мысли в некотором роде материализовались? Или это было для вас абсолютно внезапно?
– Если говорить о случайности, то мы как люди религиозные понимаем, что случайностей не бывает в нашей жизни. Любые случайности сплетаются, помимо нашей воли и наших оценок, в какую-то закономерность. Так уж случается в нашей жизни. Поэтому мой перевод в Швецию совпал с моим служением в Подмосковье. Я был настоятелем прихода в Ногинском районе. И для меня это было полной неожиданностью. В каком-то смысле да, путь не выбирался, а Господь указал свыше, и ситуация сложилась так помимо жизненных приоритетов и желаний.
О Швеции я не думал, не думал о загранице вообще никак
О Швеции я не думал, не думал о загранице вообще никак… Просто так приключилось! Если говорить о деликатных подробностях, можно сказать так, что меня рекомендовали как священника мои друзья, которые тоже служат за границей, и эта рекомендация, по неведомому для нас Промыслу, оказалась исключительной. Со мной встретились, поговорили, предложили. Я спросил благословения у архиерея. И как-то все получилось.
– Вас перевели из Сергиевского прихода в Сергиевский приход… Не просто неведомый Промысл, а прямое покровительство преподобного! Возможно, с этим даже связана какая-то история?
– Когда я узнал, что меня, возможно, назначат на служение в Швецию, в Стокгольм, в Сергиевский приход… меня, конечно, это очень сильно приободрило. Потому что значение преподобного Сергия для любого русского человека невозможно переоценить, поэтому для нас это послужило особым знаком. Ведь быть настоятелем храма в подмосковной деревне, а затем неожиданным образом быть переведенным в другую страну, где православные люди определяют свое сообщество также под знаменем преподобного Сергия, – это, конечно, большое утешение и даже награда. Мы с моими домашними были рады, что в этих переменах ничего человеческого нет, и веяния имеют исключительно духовный характер. Если мы, грешным делом, можем потрудиться на ниве общения с нашими людьми, которые оказались в Швеции, далеко от родины, и как-то быть полезными им, значит, на то есть воля Божья… и преподобного Сергия.
– В одной из бесед вы назвали Швецию постхристианской страной, а ваше интервью с заглавием «Мы здесь ходим по земле Содома и Гоморры» произвело в свое время в православном Рунете эффект разорвавшейся бомбы. Все действительно так плохо?
– Наши первые впечатления были именно такие – жесткие и категоричные. Действительно, было такое чувство, что мир европейский, мир скандинавских стран, Швеции, в которую Господь нас послал, – в общем-то, мир постхристианский. Ну, настолько сокрушение христианских традиций и нравственных ориентиров было очевидным, что побудило меня назвать это жизнью как в Содоме и Гоморре, в тех городах, которые Господь низверг, погребя их под пеплом Своего гнева.
Но сейчас, некоторое время спустя, я бы не стал говорить столь категорично, в ярких библейских словах, выражающих наши реалии. Сейчас у меня такое чувство, что я не был бы столь категоричным, поскольку всё-таки не все общество целиком постхристианское, но, с другой стороны, по сути, в масштабах страны ничего не изменилось. Действительно, мы живем в постхристианских европейских реалиях, в мире, где все, что связано с христианством, игнорируется либо откровенно забывается в угоду каким-то новым, а нередко откровенно греховным тенденциям. Или вот, к примеру. Не так давно был репортаж (сейчас не вспомню, где именно) по поводу небольшого воинского контингента шведской армии, кажется, в Афганистане. Шведские солдаты жаловались, что их воспринимают как христианских рыцарей, поскольку над бронемашинами шведского контингента развевается государственный флаг. Как известно, шведский флаг выглядит так: на голубом фоне изображен желтый крест. Крест – символ христианства. А с христианством себя большинство граждан Швеции не ассоциируют. Поэтому, когда шведская бригада патрулирует афганские кишлаки, то ее бойцы испытывают какое-то особое чувство неудовольствия от того, что над ними развевается крест.
Крест, по мнению автора репортажа, – не тот символ, который выражает современную Швецию. Существуют современные тенденции в шведском обществе – пытаться найти и сформулировать новые символы для принятия их на государственном уровне. Совершенно нерелигиозная страна. Хотя, с другой стороны, здесь, конечно, существуют свои традиции и памятники христианской культуры, которые все еще посещают живые люди старой формации.
– Прибыв в Швецию, пришлось ли вам и вашей семье испытать культурный шок? Может быть, вы его до сих пор испытываете? Попробуйте привести примеры ситуаций. Наверное, самые яркие воспоминания относятся к первым месяцам…
– Был, скорее, не шок, а личное впечатление, на фоне контраста свойств нашей русской, славянской, православной ментальности и того, что свойственно людям севера, скандинавам, протестантам. Не секрет, что современные протестантские страны Европы (Швеция в том числе) состоят из людей, которые в бытовом смысле достаточно культурны. Здесь высокая культура быта. Выражается это в том, что чисто на улицах, чисто, извините, в туалетах… Вот такие естественные вещи, на которые падает взгляд у людей, которые приехали из российской провинции. Это оставляет хорошее впечатление. А почему у нас не так? Никто не мешает нам устроить пространство жизни в нашей области, в нашей деревне так, как мы это видим и хотим.
Но другое дело, что люди так в Швеции живут уже много-много лет. И ты принимаешь это как данность и сам в этом начинаешь жить. И задаешься вопросом: почему здесь это есть, а в других местах нет? Какие-то есть духовные приоритеты, возможно. Но немалым образом это связано, наверное, со шведским протестантизмом.
Православная и протестантская традиции лежат в одной религиозной плоскости
Культурного шока, который бы ограничивал наши возможности общаться со шведами как себе подобными, – такого нет. Православная и протестантская традиции лежат в одной религиозной плоскости. Единственное, я могу наблюдать, что верующего человека здесь всегда быстрее поймет верующий, чем атеист. Когда встречаешься с людьми, которые живут на пространстве пусть и бывшей христианской страны, но все равно, своим укладом жизни они такие же христиане, как и все остальные. Просто современные тенденции последних 20–30 лет уводят людей от христианства и вообще от религиозности в сторону бытовую и делают акцент совсем не на том, на чем делаем акцент мы. В каком-то смысле для нас, православных, ближе и понятнее жизнь и люди того общества, где религиозные идеалы являются главенствующими. Приезжая в какую-то исламскую страну, ты чувствуешь себя более на месте, чем в современной атеистической Скандинавии.
– Поговорим о хорошем – о приходе Преподобного Сергия. В 2017-м община отметила 20-летие. Как много сегодня у вас прихожан, кто они в подавляющем большинстве – русские, выходцы из стран бывшего СССР, эмигранты первых или, наоборот, последних волн, коренные шведы?
– У нас в Стокгольме наш центральный приход Московского Патриархата насчитывает около 1000 зарегистрированных членов. Это достаточно большой приход. Но, как водится из жизненной практики, храм посещает где-то около 200 человек. Естественно, число прихожан варьируется.
Здесь, в пространстве храма, мы представляем единой христианское культурное литургическое сообщество
Этнически у нас преимущественно люди с Украины. Это современные эмигранты, которые приехали 10–20 лет назад. Они русскоязычны, да и мы не делаем никакой разницы между Россией и Украиной. Здесь, в пространстве храма, мы представляем единой христианское культурное литургическое сообщество. Всех нас объединяет вера, культура языка, богослужение. Но так случилось, что большинство наших прихожан – украинцы, хотя есть и белорусы, и кавказцы. Есть небольшое количество православных шведов. И, конечно, русские из России.
– В чем мотивация переезда в Швецию у тех, кто приехал сюда в последние несколько лет?
– Приезд в Швецию может произойти из-за рабочего контракта, который становится поводом его продлить, остаться, перевезти семью или вступить в брак уже здесь, но таких меньшинство. Большинство – это те, которые заранее обзаводятся связями, браком со шведами и переезжают сюда в поисках лучшей жизни.
– Расскажите о том, как устроена приходская жизнь. Насколько активны прихожане в заботах о храме, принятии тех или иных решений, разделении ответственности за приход? Или большая часть административной и финансовой нагрузки ложится на плечи священника? В беседе с настоятелем нескольких Патриарших приходов в Канаде я узнал, что у них организационными вопросами полностью занимаются прихожане, священник же выполняет функцию служения и духовного руководства. В Стокгольме иначе?
– У нас выработалась похожая тенденция. Священник, ввиду его пастырской занятости, не может одновременно заниматься вопросами, связанными с поиском помещений для богослужений, поиском финансов на его содержание или единовременные затраты. Здесь, в Стокгольме, значительно участие прихожан. Есть инициативная группа прихожан, которая помогает настоятелю в разных аспектах приходской жизни. Она действует как совещательный орган, помимо приходского совета. Для российской деревни приходской совет, может быть, и не столь актуален, поскольку все решает священник и его личные связи, контакты, харизма в общении с сильными мира сего. Здесь же инициатива прихожан имеет значение.
Когда шведские власти обращаются к нам по тому или иному вопросу, даже чтобы осведомиться, как мы живем, они, прежде всего, спрашивают, каково участие людей в приходской жизни. А участие людей – самое непосредственное. Мы тщательно фиксируем встречи приходского собрания и приходского совета. И эта совещательная функция, когда инициативная часть прихода, несколько активных человек, работает, потому что следующим шагом мы какие-то решения выносим на обсуждение общего собрания, которое собирается не реже раза в год, и там уже вместе принимаем те решения, которые становятся для нас судьбоносными.
– Кто является руководителем общины, с точки зрения шведского законодательства, в глазах государства?
– Собрание. Оно принимает решения. Есть человек, который выражает решения этого собрания в виде главы собрания. Председателем, по уставу, является настоятель. Но, по сути, роль собрания и демократических принципов в жизни религиозных общин очень важна.
– Вы сказали, что зарегистрированных членов прихода – 1000 человек. Получается, существует какая-то форма обязательно регистрации верующих?
– Да, существует анкета, которую человек заполняет, где вписывает свою просьбу включить его в члены прихода, оставляет персональные данные. Зарегистрированным прихожанином должен быть человек православного вероисповедания, который постоянно живет в Швеции и готов влиться в приходскую жизнь молитвой и членскими взносами. Люди сознательно становятся членами Церкви, выбирая наш приход.
– Тонкая тема про членские взносы... Их характер – добровольно-необязательный, как часто бывает в общественных объединениях в России, или же, наоборот, производится какой-то регулярный фиксированный вычет из доходов в пользу деноминации, к которой принадлежит человек, как это установлено в некоторых европейских странах?
– Взносы и само членство предполагает определенную ответственность. Если я знакомлюсь с уставом организации, и одно из требований устава – уплата взносов, то я должен понимать свою ответственность перед организацией и себе намечать какой-то план, в соответствии с требованиями.
Любой человек, который рождается в Швеции, автоматически причисляется к Шведской церкви. Так сложилось и было, по крайней мере до недавнего времени. Сейчас эти тенденции угасают, в том числе в связи с большими волнами эмиграции из исламских стран. И людей спрашивают: хочешь ли ты быть членом Шведской церкви? Раньше этот вопрос даже не задавался, а тебя по умолчанию записывали в члены Шведской церкви. Предполагалось, что тебя, родившегося ребеночка, принесут крестить в церковь, и ты будешь позже туда платить налог в соответствии с их уставом.
Все пожертвования у нас, в Православной Церкви, носят рекомендательный характер. Если ты уже стал членом религиозной организации и знаешь, что необходимость внесения членского взноса подтверждает твое членство, то ты даешь согласие и ставишь под этим свою подпись. У нас порядок ничем не отличается от других религиозных организаций. Мы следуем тому же шаблону. Единственное, что наш внутренний устав предполагает православную веру, и если человек становится членом нашей Церкви, среди пунктов о догматике есть и позиция о необходимости перечисления членских взносов. То есть свою ответственность за судьбу прихода он не перекладывает на других, а разделяет с остальными прихожанами в виде финансовой поддержки.
Каждый год перед активом, советом прихода, собранием отчитывается настоятель и его помощники. Мы говорим о том, как у нас складывался бюджет, какие средства поступили в приход, сколько людей, будучи членами, внесли пожертвование, а кто этого не сделал. Все эти проблемы решаем коллегиально, вместе со всеми прихожанами.
– Насколько остро сегодня перед приходом стоит проблема самообеспечения и привлечения финансирования?
– У нас нет финансирования. Мы сами решаем текущие проблемы: оплату аренды, обслуживание помещения, выплаты зарплаты священнику. Я не работаю на светской должности, а другие наши священники в Швеции работают, батюшка в Вестеросе, например. И священники других Поместных Церквей – Сербской, Грузинской, Румынской, – как правило, все имеют светские работы. Наша ситуация в Стокгольме позволяет мне заниматься исключительно пастырской деятельностью. Но как будет дальше – я не знаю. Не исключено, что придется работать по специальности, подтверждать медицинское образование и идти в больницу. Пока нам помогает благотворительный фонд, мы справляемся. Но все это не повод, чтобы унывать. Бог милует.
Серьезные проекты – такие как организация крупных мероприятий, с привлечением участников из России, например, – стоят больших денег. И приход этого не тянет.
– У Сергиевского прихода разрешился вопрос с помещением, который остро стоял все эти годы?
– В 2020-м году мы переехали в новое помещение, благодаря тому, что Господь указал нам на людей, шведов-протестантов, с которыми у нас сложилась очень хорошая дружеская связь. Они согласились нас принять в здании своего храма. И в этом помещении, отдельно стоящем храме, проходит вся наша приходская жизнь сейчас. Мы совместно с протестантской общиной его используем.
Казанская церковь в г. Вестерос
– Шведская церковь сделала шаг навстречу?
- Про них нужно сказать, что это не Шведская церковь, а ее ветвь, «Свободная епархия Церкви шведской традиции». Это лютеране, которые сохранили старинные консервативные традиции. Конгрегация старых шведов, которые стоят на позиции истоков лютеранства и свято их хранят. В некотором смысле они по внешней обрядовой стороне похожи на католиков. С ними проще договориться. Они чувствуют духовные реалии не так, как Шведская церковь, у них нет женского священства, у них невозможно с легкостью переписывать и редактировать Священное Писание в угоду мировым тенденциям. Мы с ними нашли общий язык. Нужно отдать должное этим людям: они добрые, благочестивые, настоящие европейские христиане.
– Самые яркие события в приходской жизни за время вашего служения здесь?
– Самые яркие события связаны, прежде всего, с нашими праздниками. С престольным праздником преподобного Сергия, например. Дважды мы совершали здесь архиерейские богослужения, собиралось множество молящихся, приезжали гости из Москвы, целый собор духовенства, наши друзья и знакомые. Это привлекало внимание шведской общественности. Пятнадцати- и двадцатилетние юбилеи мне особенно запомнятся, поскольку уже связаны с моим служением здесь. Эти события резонировали в будущее тем, что у нас получалось позже продлевать контракты на аренду со Шведской церковью или найти помещение там, где мы сейчас служим.
– Вы здорово сказали: «резонировали в будущее». Для шведского общества это ведь было не просто сухое информационное сообщение о том, что у русских состоялось богослужение. Очевидно, воочию увидеть службу и торжественный крестный ход довелось впервые многим жителям окрестностей, да еще и слух наверняка пошел… Новых прихожан после это не прибавилось?
– Что-то похожее в единичных случаях было. Но, скорее, не осознанно, а от того, что человек побывал на службе. И для него это было каким-то музейным впечатлением. Музей, в который он ходил, священная архаика у него на глазах вдруг ожила. Оказывается, это имеет жизнь! И к этой жизни человек начинает интуитивно стремиться, приходит. И был такие случаи, когда шведы, впечатленные православным богослужением, стали искать Бога именно в православной традиции.
– Расскажите!
– Например, приходит швед с русской женой. Садится на стул, начинает слушать молитвы. Мы ради этого человека начинаем отдельные части богослужения совершать на шведском языке. Потом, в частной беседе, когда человек чувствует, что его касается благодать Божия, но он никак не может себе сформулировать, что с ним происходит, ему становятся нужны какие-то подсказки. Пастырская ответственность как раз и простирается в этой плоскости, где нужно выделить время человеку и с ним пообщаться. Тогда задеваются в душе какие-то струнки, которые заставляют его думать и побуждают по-настоящему молиться, чего он раньше не делал. И потихоньку он начинает врастать в Тело Церкви Христовой.
Ярких историй с чудесами обращения нет. Чудо – когда люди секулярного склада мышления начинают искать Бога
И таких людей на моей практике несколько. Но ярких историй с чудесами обращения нет. Если, конечно, не считать, что чудо – когда люди секулярного склада мышления, которым все равно, куда ходить, маргиналы в религиозном смысле, вдруг как-то останавливаются на Православии, и у них, помимо личных ощущений, рождается искренний духовный запрос. Они начинают искать Бога.
В Шведской церкви они этого не находили, да и вообще этих вопросов как-то не возникало. А здесь, придя в Православие через русских знакомых, придя единственный раз просто посмотреть на Крещение ребенка, члены Шведской церкви, даже атеисты, на самом деле, вдруг видят священника, совершение таинств, слышат слова на непонятном языке, и что-то касается их души, и они хотят у нас остаться. Вот таких случаев достаточно.
– Поразительно.
– Есть удивительный пример обращения шведа, который, обратившись, все, что делает – совершает во славу Божию, в тех реалиях, которые свойственны только православному человеку. Он построил храм на своем участке, далеко на севере. О нем мне очень хотелось бы упомянуть подробнее.
– Давайте, конечно.
– Вообще, он напоминает мне простого деревенского священника. Это коренной швед. По личным убеждениям, изучая Писание и Предание Церкви, он пришел к Православию. Господь ему открылся в русской православной одежде, если так можно сказать.
Господь ему открылся в русской православной одежде, если так можно сказать
Представляете, что где-то далеко на севере страны какой-то швед бросил городскую жизнь, ушел в семейное затворничество, оставаясь членом Шведской церкви, занимаясь и проповедуя Евангелие, при этом по духу он становится православным человеком. Он строит православный храм на своем участке, и скоро, я надеюсь, мы начнём там богослужения. Как знать, если Господь сподобит, то, может быть, он со временем действительно станет священником Русской Церкви на севере Швеции.
Уникальная ситуация. Скажем, едет водитель-дальнобойщик откуда-то из Румынии через всю Европу (реальный случай – Ред.). Приезжает в Швецию. И вдруг в самой глуши у дороги видит православный храм в традициях северной Руси. Он невольно нажимает на тормоза и не верит своим глазам. Чудо! А это чудо связано с деятельностью коренного шведа, сердца которого коснулся Господь. Все его частные инициативы уходят не просто в желание как-то приложить себя на том участке в подсобном хозяйстве. Он ищет, как послужить Богу и привлечь людей в Православие.
– Поразительно! Как имя подвижника и где находится построенный им храм?
– Его зовут Микаэль. 100 километров севернее города Люлео его деревенька или, точнее, семейный хутор. Почти за полярным кругом. В 50 километрах от Йок-Мок, финско-шведского поселения.
– Расскажете о нем подробнее?
– Конечно! Он большой молодец, труженик. Ему 40 лет. У него семья, дети, трое пацанов. Он бросил город, занялся фермерством. Это было отчасти связано с поиском Бога. Он был и по сей день остается служителем Шведской церкви. Но, по сути, он принадлежит Православию. Доходы от своего социального служения – чтения Священного Писания пенсионерам – тратит на строительство православного храма. В Шведской церкви есть такая практика, что каждый приход может определять свою внутреннюю жизнь так, как считает нужным. Если считаешь, что в приоритете богослужебная часть, – начинаешь служить мессу. Если думаешь, что для прихода более актуально служение нищим, благотворительность – можешь вообще не служить, и вся община занимается кормлением бездомных. Как раз у Микаэля такой приход, социальное служения плюс миссия, он проповедует Евангелие. Но по духу – абсолютно православный человек! С ним вообще очень приятно общаться.
И то, что он делает, как будто никому не нужно. Он строит храм «на краю земли», заказывает иконы и колокола в России, ведет подсобное хозяйство, и это никому не нужно. А наши православные о нем пока широко не знают. Мы тут кричим о нем во все горло, но север Швеции все равно довольно глухой. Поэтому кричать нужно громче и, может быть, здесь, в Швеции, нас и услышат, и отголосок будет уже из России.
Мы все время плачемся: «Вот, денег на храм нет». А швед взял и построил. Нам – упрек!
Мы все время плачемся: «Вот, денег на храм нет». А швед взял и построил. Нам – упрек! Конечно, есть свои нюансы, частный участок, но человек-то небогатый. Свою скудную лепту он превращает в настоящее зодчество. В перспективе мы будем совершать в этом храме богослужения, привезем туда детские лагеря, разобьем палатки на его участке, натянем экран под открытым небом и устроим кинолекторий... Перспективы грандиозные.
– Мы как-то внезапно покинули уютный Стокгольм и совершили экспедицию за полярный круг. Значит, пришло время поговорить и о других православных общинах в Швеции. Сколько всего здесь приходов Русской Церкви? Расскажите о них коротко, особенно о тех, что окормляете лично вы. Это общины в маленьких населенных пунктах или в крупных городах?
– Всего в Швеции 12 приходов Московского Патриархата. Все они находятся на приличном расстоянии друг от друга, от 100 и до 1000 километров. Кроме Стокгольма, другие приходы наши по численности не более чем от до 20 до 100 прихожан. На моём пастырском попечении 7 приходов. Все они в больших городах. Мы арендуем помещения для каждого богослужения. Раз в месяц-два я выезжаю к ним совершить литургию, общаемся, решаем какие-то вопросы в неформальном общении, проводим занятия в воскресной школе.
Все наши приходы, как я уже сказал, расположены в территориально значимых центрах. В окрестностях живут наши прихожане, которые организуются как религиозные общины, приглашают священника. При приходах открываются воскресные школы и создаются маленькие культурно-религиозные центры. Иногда это производит некоторый резонанс в шведском обществе. Они присматриваются к нам, ищут контакты, иногда проходят какие-то совместные культурные мероприятия.
Единственный приход, который скоро окончательно будет иметь в наличии собственный храм, – община в городе Вестерос. Там идет строительство. И у нас из 12 приходов настоятелей имеют только два. В Стокгольме и Вестеросе. Северные приходы временно без настоятеля. Приходится ездить туда самому.
– Снова говорите о резонансе в шведском обществе, узнавшем о появлении в их городе православной общины. Что их привлекает в наших приходах?
– Шведов привлекает, прежде всего, то, что появилось религиозное приходское сообщество, которое занимается поддержкой своих же собственных членов, соотечественников, как правило, через культурные проекты. Шведские государственные структуры заинтересованы, чтобы национальная или религиозная организация поддерживала своих членов какими-то проектами, и они готовы даже что-то финансировать. Когда мы заявляем о том, что у нас есть воскресная школа, при которой проводятся встречи с людьми, с рассказами о нашей этнической культуре, религии, истории, исторических контактах со Швецией, то государство это поддерживает и готово даже выплачивать материальное вознаграждение приходу, чтобы приободрить наших педагогов в продолжении своей деятельности.
У нас есть общекультурные проекты. Например, поддержка захоронений русских воинов на шведском кладбище. Заботами шведских жителей эти кладбища столетиями сохраняются, вне зависимости от того, что здесь похоронены русские воины, воевавшие со шведами. Они сохраняют вот такую человеческую заботу о местах захоронений. А в нашем лице приходят такие вот русские, которые возрождают память об этих захоронениях через совершение священнодействий, панихид, вспоминают и о шведах, и о русских. Это такие точки соприкосновения со Швецией, которые не могут не быть резонансными. Естественно, шведская общественность это как-то понимает и поддерживает наши инициативы на уровне местных коммун и администраций. Но, к сожалению, до того момента, пока через нас не проявятся символы российской государственности, например, наш флаг. Тут включаются тормоза. Не секрет, что Швеция, как и другие страны Старого и Нового Света, сегодня допускает серьезные спекуляции на политические темы относительно России. Поэтому мы вынужденно замкнуты, к сожалению, на самих себе. Нам бы хотелось участвовать в мероприятиях с российским посольством, с которым мы, естественно, поддерживаем связи, но наши современные реалии ограничивают эту возможность – нести российский флаг везде, где мы обозначаем свое присутствие. Хотя другим национальностям это позволено, даже желательно. Грузинам, грекам, сербам, украинцам это позволено, а что касается русских, сразу включается позиция: «Кремль идет по нашей земле!» Честно говоря, сами шведы, наверное, уже изрядно подустали от этой политизированной рефлексии. Однако на сегодняшний день это едва ли не самая грустная и несвободная сторона наших церковно-культурных инициатив в Швеции: есть ощущение публичной «нежелательности» русских национальных символов.
Есть ощущение публичной «нежелательности» русской национальных символов
– Но при этом русские приходы шведы как филиалы Кремля на своей земле не воспринимают. Более того, с ваших слов это выглядит так: общины проводят мероприятия, открывают воскресные школы, а местная администрация сама приходит и предлагает помощь.
– Обычно это так и выглядит. Когда мы регистрируем религиозную организацию, у администрации возникает резонный вопрос: чем вы занимаетесь конкретно? Мы поясняем: собираются 10–20 русскоязычных пенсионеров, мы с ними занимаемся социальной работой, грубо говоря. Плюс удовлетворяем их религиозные потребности. А есть ситуации, когда мы организовываем школу. Внутри нее много семей с детьми, которые хотят сохранять свои этнические, религиозные и языковые традиции. Мы проводим регулярные встречи, приглашаем преподавателей, в том числе и из России, чтобы поддерживать и сохранять нашу культурную идентичность. И когда шведы это слышат, для них это хорошо и замечательно.
Поскольку у нас такое сообщество в рамках законодательства, можно рассчитывать на какие-то пособия. Они, хоть и небольшие в сравнении с той же Норвегией, но выражают довольно четко отношение к нам государственной власти. Никакого препятствия нашей духовной и религиозной жизни нет.
– А мировоззренческих столкновений с государством и обществом не происходит? Государство, с одной стороны, поддерживая Православную Церковь на своей земле, поддерживает и течения абсолютно антихристианские, иногда даже насаждая их идеологию, о чем вы, собственно, в других своих интервью уже говорили.
– Конфликта не бывает. У нас есть точки соприкосновения в пересечении интересов. Если эти интересы пересекаются, мы встречаемся на почве культурных и социальных проектов. Например, мы хотим поделиться со шведами нашими взглядами на устроение личной жизни, показать красоту и богословие православной иконы. Мы можем устроить выставку, конференцию, концерт древнерусского богослужебного пения. И шведы приходят. Никаких конфликтов нет. Каждый из них остается членом Шведской церкви, где прест (пастор) призовет их «поклоняться не Пресвятой Троице, а Единому Богу, потому что Троичность Бога не идентична библейскому учению, а есть придумки отцов церкви последних времен, которые могли ошибаться», с их точки зрения. И такой человек может спокойно прийти к нам на лекцию о православной иконе.
Конфликтов между Русской Церковью и шведскими протестантами нет
Но конфликтов между Русской Церковью и шведскими протестантами нет. Мы существуем в рамках единого культурного и правового поля. Критерием выбора является сам человек. Мы лишь даем поводы, чтобы ему было о чем-то задуматься серьезно. Тенденции, которые есть в шведском обществе, нас задевают, но мы напоминаем о том, что есть иные приоритеты и реалии. А люди далее, в силу своего воспитания и готовности, уже делают самостоятельный выбор. Бывает, приходят в храм советоваться через русских друзей.
– То есть в Швеции внешние люди воспринимают Русскую Церковь как некий духовный авторитет?
– Да, и они воспринимают не священника, а именно авторитет Церкви. Поскольку шведы воспитаны в духе коллегиальности: а что думают люди, а как они живут? Вот если решение принимает один настоятель, для них это как-то сомнительно. А когда решение принимают собранием прихожан, которые хотят быть причастными к древней традиции, это привлекает людей. Они видят, что здесь все по закону, и гуру, который всех околдовывает, нет. А вот жизнь собрания, через которое Бог может действовать, как в Библии, где сказано, что где двое или трое собраны, то для шведов, особенно старой формации, не потерявших религиозные ориентиры, это важно. Поэтому они иногда приходят через своих русских знакомых или родственников, советуются, как им быть в той или иной ситуации: что об этом говорит Православная Церковь, что вы как священник можете сказать...
– Если уж мы коснулись темы отношений с государством, то плавно перейдем на больную тему жизни Церкви в эпоху пандемии. Какие изменения внесли ограничения, связанные с пандемией, в жизнь прихода? Это ведь и снижение разрешенного количества пребывания прихожан на службах, а в какие-то периоды, возможно, и запрет на богослужения. Как вы выходили из ситуации? С какими трудностями столкнулись? Как сейчас?
– Швеция выбрала свой путь в борьбе с пандемией. Я не могу сказать, правильный он или нет. На жизни приходов это особенно не отразилось, мы лишь соблюдаем требования властей, такие как дистанция между участниками богослужения и дезинфекция рук, например. С существенными ограничениями по числу прихожан мы столкнулись только начиная с осени. И в декабре 2020 года шведы ввели ограничения на посещения общественных мероприятий – до 8 человек. Это касалось и религиозных организаций. С учетом того, что у нас на воскресной службе обычно 100 причастников, снизить их численность до 8 человек, конечно, – серьезные требования. Но мы были к ним готовы, потому что вся Скандинавия и другие страны в этом состоянии уже жили. И мы переняли их опыт, советовались и консультировались с батюшками из других приходов Европы. Когда в декабре ввели ограничения, мы стали составлять списки прихожан и график их участия в службах, участили богослужения, совершая их и на буднях. Привыкаем жить в этих условиях.
А в плане самого совершения служб или треб, свадеб, крестин, но с соблюдением количества участников, ограничений нет. Все, в чем мы испытываем духовную нужду, не имеет препятствий. Можно молиться в храме, можно пригласить священника на дом.
– Каков главный урок, вынесенный вами за годы священнического служения, особенно в Швеции?
– Этот урок касается сугубо моего внутреннего устроения: быть более терпеливым, снисходительным, сдержанным, внимательным к людям. Есть повод для работы над собой. Потому что люди, с которыми меня Господь здесь познакомил, люди эмигрантской среды, те, кто вынужденно или в силу обстоятельств находится в Швеции, – достаточно специфическая паства. Необходимо вырабатывать особый стиль и культуру общения с людьми. То, что было хорошо и приемлемо в общении с людьми на подмосковном приходе, здесь требует корректировки. Не в сторону потворства их людским немощам, а просто в сторону духовного делания. Если раньше можно было на что-то не обратить внимания (дескать, само пройдет), то здесь болезнь может усугубиться, и нужно уделить человеку пристальное внимание. В Подмосковье после твоих слов кто-то мог в одно мгновенье стать другим человеком, потому что Господь на него как-то по-особенному действует в пространстве России. А здесь другая ситуация. Главный урок для себя: постоянная работа и оттачивание личных качеств. Не скажу, что чего-то достиг, но на это обращаю внимание.
Необходимо вырабатывать особый стиль и культуру общения с людьми
– Спаси Христос за замечательную беседу. В завершение задам наш традиционный вопрос: какие слова из Священного Писания особенно воодушевляли вас и поддерживали в трудные минуты жизни?
– Как бегущая строка где-нибудь на телеэкране с приездом в Швецию, как-то всплыли в памяти строки из Евангелия от Матфея, 11 глава:
«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11, 28–29).
Это то, что делает нашу жизнь здесь размеренной, правильной, праздничной. Надеюсь, что эти же слова через нас воздействуют и на пространство Швеции в той или иной степени, когда люди сталкиваются с нами и нашими прихожанами. Иго Христово – это бремя благое. С Христом всегда и везде легко.
С протоиереем Виталием Бабушиным
беседовал Владимир Басенков
