Командир батальона «Восток» дал «Комсомолке» эксклюзивное интервью
ЧАСТЬ 1
На интервью я так спешу, что прибываю на 15 минут раньше назначенной встречи. Александр Сергеевич по телефону распоряжается провести меня в кабинет, и пока хозяин в пути, есть время оценить аккуратную строгость его рабочего места. Никакой вычурности и роскоши обстановки: в углу - небольшая библиотека, на стенах - портреты погибших товарищей и иконы, а над рабочим столом - большое полотно, изображающее Минина и Пожарского.
Сам Александр Ходаковский появляется минута в минуту, сказано - офицер.
- На днях было Прощеное воскресенье. У кого просили прощения, если не секрет? - интересуюсь у него.
- Праздник этот имеет духовную природу, можно сказать, это некое таинство, - говорит он. - А сейчас люди, не задумываясь, просят прощения в соцсетях, делая рассылки из каких-то шаблонных картинок. Даже пошутил с друзьями по этому поводу - как будет за что прощать, обязательно прощу. Ведь просить прощения нужно не формально, а осознанно. И с этим чувством уже входить в сорокадневный пост.
- Договорилась с вами об интервью, и только потом сообразила, что назначено оно на 15 марта, которым нас пугали из каждого утюга. Мол, в этот день начнется наступление и большая война в Донбассе. Как вы к этому отнеслись?
- Если бы Гордон, который озвучил эту дату, как начало большой войны, позиционировал себя астрологом, можно было бы в какой-то мере обратить внимание и хотя бы посмеяться. А поскольку он болтун и крайне пренеприятная личность, то слушать его пророческие «прогнозы» - значит, не уважать себя. Тем более, что ход истории определяют не отдельно взятые личности, а события и обстоятельства вокруг нас.
- За семь лет войны в Донбассе сложно сосчитать, сколько было подобных обострений. Ровно год назад в это же время в ДНР объявили полную боевую готовность. Очередное обострение чем-то отличается?
- Обострение действительно есть, несмотря на то, что мы не видим формирующихся колон боевой техники и личного состава, которые стоят на прогреве и готовы завтра двинуться к линии фронта. Но это не говорит о том, что подобное не случится послезавтра. Главное, чтобы к этому была моральная готовность. И, мне кажется, на Украине она достигла пиковой формы. Социальные исследования говорят о том, что подавляющее большинство украинцев выступает за силовой сценарий развязки конфликта. Нельзя сказать, что это лишь отдельная каста националистов и военных, которые хотят воевать. На самом деле, прослойка тех, кто видел выход в бескровном политическом урегулировании ситуации и благодаря кому к власти пришел Зеленский, уменьшается. Идет монополизация эфирного пространства, и карт-бланш на работу получают только те СМИ, которые поддерживают государственную доктрину. Когда мы видим, как какой-нибудь рядовой сотрудник Кабинета министров, не имеющий к военному делу ни малейшего отношения, позволяет себе анализировать военный потенциал России и Украины, становится понятно, что идет вброс военных месседжей в умы людей. Это такой элемент подсознательного программирования. И большинство украинского населения заряжается этими настроениями. Если человеку сто раз повторять, что он дурак, в конце концов, он поверит в это. А там постоянно твердят, что Россия - агрессор, который посягает на украинскую государственность. И именно эта заряженность общества на войну, его готовность к потерям и жертвам, определяет готовность государства к боевым действиям. Плюс ко всему внешние факторы, которые содействуют или же, наоборот, препятствуют развитию данного сценария.
- Чем продиктовано конкретно это обострение?
- Украина получила поддержку от действующего президента США, который настроен крайне антироссийски и решает внутренние проблемы американцев путем вынесения их вовне, завязывая очаги напряженности по всему миру. При этом, как видно, его не устраивает фигура Зеленского. Возможно, у него есть свои соображения на счет кандидатуры главы украинского государства. Но это частности. В целом же, все говорит о том, что Украина близка к решению конфликта в Донбассе военным путем. Возможно, в этом и заключался их пресловутый план «Б».
Кроме того, не забывайте, что за семь лет войны там подросло целое поколение, которому упрямо вкладывали в голову определенные мысли. Это достаточно радикальные молодые люди, что вполне осознанно примыкают к рядам националистов, потому как хотят действия. Молодость всегда требует динамики и самоутверждения. Для них это способ сублимировать дурную энергию, что, конечно же, на руку определенной политической конъюнктуре. И пусть процент таких людей ничтожно мал, но они давят на правительство, политиков и чувствуют себя хозяевами положения. И этот ресурс только нарастает.
- Многие делали ставки на Виктора Медведчука, ссылаясь на его пророссийский вектор. Вы разделяете эти надежды?
- Это человек, который думает, прежде всего, о себе. Он увидел свободную нишу - электорат, условно говоря, носителей советского сознания, ориентированных на Россию, и просто сделал ставку на этих людей. Этого достаточно, чтобы закрепиться на верхушке политического айсберга, несмотря на распри в их коалиции «За жизнь». Там апеллируют к общечеловеческим ценностям, нашей памяти, общей истории и приобретают флер пророссийскости. Хотя я отдаю себе отчет, что это далеко не так. Просто сейчас им так выгодно. Это конъюнктурщики. И я далек от мнения, что «пусть сукин сын, да наш». Никакой он не наш. Этот человек видит свой интерес в ситуации и его мало интересует будущее русского и украинского народов. Он не меряет такими эпохальными категориями, как Путин, который видит в России особую миссию. Такие, как Медведчук, не прочь вылезть на политический олимп Украины, эксплуатируя пророссийскую тематику, но оказавшись там, они постараются сохранить независимость от России. Если предположить, что завтра Медведчук придет к власти, то он будет вести себя ровно так же, как Лукашенко.
В целом для России ситуация сейчас крайне непростая. Принять любое решение в отношении Украины очень сложно. Это случится, если только сама Украина вынудит пойти на какие-то действия, как это было в 2014 году, когда возникла угроза утраты Крыма и базы для Черноморского флота. В России давно дали ясно понять - служить нужно либо государству, либо мамоне.
- Часто слышу от жителей прифронтовых сел, что лучше уж один раз пережить настоящий бой, чем жить в ужасе без конца, выматывающем нервы. Как оцениваете нашу готовность?
- Давайте, прежде всего, исходить из того, что сейчас идет война. Именно она - определяющий фактор всего. Вспомним, как в Англии и Америке времен Второй Мировой войны бизнес работал на интересы государства. Если семья отдавала своего кормильца на войну (заметьте, самое дорогое!), то же самое делал и социально-ответственный бизнес, жертвуя часть своих доходов государству. А не наживался на общем горе. Я всегда считал, что мы должны исходить из той ситуации, в которой находимся. Но если мы игнорируем войну, которая в любой момент может разгореться с новой силой, то совершаем ошибку. Увы, риторика СМИ, ходы политтехнологов, скорее, демобилизуют людей, заставляют их игнорировать войну, внушая чувство, что мы строим мир. При этом забывая, что у самой войны нет обязательств перед нами.
Часто даже от вполне взвешенных журналистов можно услышать мнение, что военные люди утомили общество, что хочется уже вдохнуть мирного воздуха, а военное сословие должно уступить место гражданским. Но все это оправдано, когда война окончена. Перейти на мирные рельсы нам просто не даст реальность: санкции, блокада, непризнанность, невозможность завести сюда инвесторов, потому что никто не хочет рисковать. И мы приходим к пониманию, что война определяет все. А мы заняли такую позицию, из-за которой в обществе развились не патриотические настроения, а фаталистические. Интересно, что будет, если сейчас объявят: «Вставай, страна огромная!»
Многим из нас пришлось адаптироваться к реалиям войны в 2014 году, и не потому, что мы хотели воевать. Но такова была действительность. Я, например, с легкостью видел себя политиком, учитывая мое гуманитарное образование историка и тот факт, что местные элиты бросили Донбасс. Но очень быстро стало понятно, что наши убеждения нужно защищать, а не только устраивать шествия с флагами. Даже не будучи профессиональным военным, но имея погоны на плечах и обладая базовыми знаниями, я взял в руки оружие и стал организовывать вокруг себя людей. А разве Безлер или Захарченко были профессиональными военными? Но нам бросили вызов, и мы должны были отстаивать свои взгляды с оружием в руках. Иначе ничем бы не отличались от остальных политиков-пустозвонов, жонглирующих словами и не готовыми за них отвечать.
- Тогда, в 2014 году, те, кто остался в Донбассе, стали одним целым, и надежда была очень сильна…
- За эти семь лет мы могли бы нарастить потенциал. Но увы. Мы остались при том, что было. Минус мотивированность общества. Сейчас у людей сформировался комплекс жертвы. Жертвы обстоятельств, ситуации. А жертва, как правило, не воюет и побед не достигает. Именно поэтому Украина нам проиграла в 2014 году, чувствуя себя жертвой «российской агрессии». Если ты приносишь свою жизнь на алтарь победы - это одна жертва. Но если живешь с жертвенным сознанием и чувствуешь себя щепкой на стремнине, которую обстоятельства бросают влево-вправо, то это очень низкий уровень мотивации. И переломить настроения, заставить общество думать, как победители, думать наступательно и патриотично - не так просто.
