Источник: Матрица русского самосознания
В. И. Ламанский учился в Петербургском университете: он ученик И. И. Срезневского. В 1857 г. поступил на службу в Архив Мин. Иностр. Дел, затем перешел в Императорскую Публичную Библиотеку, а с 1865 г. стал профессором славяноведения Петербургского университета, в котором и читал до избрания в ординарные академики.
Живой, впечатлительный, страстный и увлекающийся характер В. И. не позволял ему замкнуться в рамках одной чистой науки. На Славянский вопрос он смотрел, как на вопрос политический, и страстно отзывался на все крупные явления в истории славянских народностей. Жилка публициста, пропагандиста излюбленных идей была очень сильно у Ламанского. За исключением немногих, большинство его научных работ имеют более или менее выраженный публицистический оттенок. Разнообразие интересов, обилие тем, по которым ему хотелось высказаться, широкая постановка вопросов, не давали ему времени сосредоточить своего исключительного внимания на отдельном научном вопросе и довести исследование до конца.
Он начинал работу, интересную по теме, еще более интересную по постановке и изложению, и бросал ее часто на самом интересном месте, увлекшись новой, ставшей ему по чему-нибудь ближе прежней, темой. Таковы, напр., его работы: «Новейшие памятники древнечешского языка»1, «Видные деятели Западно-Славянской образованности XV – XVII в.» и др. Принимался за разные издания («Слав. Обозрение», «Слав. Известия»), но быстро к ним охладевал (прочно утвердилась только «Живая Старина», орган этнограф. отдела Географ. Общества).
Статьи В. И. всегда интересны по оригинальности и смелости мысли, способу изложения (стиль его часто небрежен, как у человека, у которого слово не поспевает за мыслью), частью по парадоксальности. Публицист он смелый, не скрывающий своих мыслей страха ради иудейска. Он глубоко верит в великое призвание Руси и Славянства, ярый противник Германизма. В Тевтоне он видел всегда непримиримого врага Славянства, остерегает от дружбы с ним и давно предрекал неизбежный решительный бой между Славянином и Тевтоном. Как все страстные натуры, он иногда доходил до исключительности в своих воззрениях, до убеждения, что кто не с ним, тот против него.
Исторические воззрения В. И. Ламанского, характеристика европейского Востока и Запада, взаимные отношения между Славянством и Западом, разработаны главным образом в двух трудах В. И.: «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе («Заря» 1870, № 1, 2, 5, 12 и отдельно) и «Три мира» («Славянское Обозрение» 1892, 1 – 3). Первая из этих работ, хотя и давшая В. И. степень доктора славяноведения, наименее научная из его работ. Это отчасти историософия, продолжение и развитие мыслей И. В. Киреевского (в его статьях: о характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России), частью публицистика pur sang, переходящая порою в исторический памфлет.
Тем не менее работа эта весьма любопытна, как квинтэссенция основных исторических воззрений В. И., в несколько измененном (не по существу) виде повторенных им в статьях «Три мира». Работа эта, благодаря живости языка, резкости суждений, читается с большим интересом. Поражает в этом сочинении и необыкновенно разнообразная начитанность автора. Работа состоит из двух частей, наиболее интересна первая, теоретическая. Во второй собран из самых разнообразных источников ряд мнений западных, преимущественно немецких писателей на Славянство. Критические приемы автора нередко поражают странностью, нося иногда чисто номиналистический характер. Автор придирается к названию, а не к сущности, предположения опровергает предположениями, гипотезу гипотезой, борется с мнениями, нелепость которых слишком очевидна. Вся работа написана с большим увлечением, страстью, я сказал бы даже, с пристрастием. Сущность ее заключается в следующем.
А. Л. Шлецер один из первых разделил Европейский мир в географическом, этнографическом и историческом отношениях на две части – южную и северную. Географическими границами он взял Эльбу и Дунай; признавая справедливость мысли Шлецера о двойственности Европейской истории, Ламанский, однако, критикует выводы Шлецера и предлагает свое деление на две части – восточную и западную. Эти две части так важны и внутренно различны, что справедливо именуются двумя самостоятельными мирами. Эти миры – мир западно-европейский, или романо-германский, латино-немецкий, или католическо-протестантский, и мир восточно-европейский, греко-славянский, восточно-христианский. Это деление основано на строгом различии их внутренних существенных признаков, географических, этнографических, религиозных, общественных, культурных особенностей вообще, особенностей исторических задач, раздельности и противоположности интересов.
Несмотря на то, что мир западно-европейский разделен на несколько государств, имеющих каждое свои интересы, враждовавших и враждующих между собою, борьба и антагонизм происходят там от неравномерного распространения известных стихий и идей, в сущности общих и однородных. Антагонизм романо-германского и греко-славянского миров, наоборот, коренится во взаимной племенной вражде при глубокой внутренней антипатии грека и латинина, славянина и немца, исходящей из самых существенных и коренных разногласий идеалов религиозных, общественных и политических.
Как в настоящее время, так и в продолжение всей средней и новой истории христианско-арийского человечества, взаимные отношения греко-славянского и романо-германского мира запечатлены гораздо более всемирно-историческим характером, чем все народные движения и столкновения, совершающиеся в пределах романо-германского и греко-славянского миров в горизонтальном и вертикальном направлениях.
Поэтому в средней и новой истории христианско-арийского человечества преимущественное внимание историка должно сосредоточиться на восточно-западном и западно-восточном направлении, на горизонтальном потоке событий, народных достижениях и столкновениях между греко-славянской и романо-германской половинами. История их взаимных отношений есть главная ось, около которой обращается историческое колесо многовековой, богатой и разнообразной жизни христианско-арийских племен Европы и Азии.
Различие греко-славянского и романо-германского миров вытекает из многих, весьма важных, сторон их противоположения. Противоположность есть уже в географическом отношении: на греко-славянском востоке преобладает равнина и степь, материк господствует и преобладает над берегом, а вместе с тем и охранительно-консервативный характер жителей противоположен жадному ко всему новому, подвижному и беспокойному духу прибрежных жителей.
В романо-германском мире, вследствие раздельности географических условий, гор и морей, несмотря на этнографическую общность, не могло образоваться и сложиться одно великое государство, а развились системы шести стран и племен, которые по очереди стремились к политическому господству. Между тем Россия получает полный вид особого самостоятельного материка только с приложением к ней остальных восточных, закарпатских и задунайских, греко-славян Европы, которые ни судьбами, ни географическими условиями и этнографическим составом не походят на западную романо-германскую Европу, а с другой стороны без России, на которую опираются, не составляют самостоятельного целого, – так, напр., Карпаты и Балканы в восточной половине не имеют того значения, которое принадлежит Альпам и Пиренеям вместе с Ламаншем и Рейном, разделяющими Европу на шесть равных частей. Болгария естественное продолжение Бессарабии. Балканский полуостров наиболее открыт и доступен с северо-востока, со стороны России.
К числу особенностей греко-славянского мира сравнительно с романо-германским, и вместе с тем к числу причин более медленного развития образования у нас следует отнести преобладание села над городом, крестьян над буржуазией, сельчанина над дворянином, начала общинного, старины, привязанности к обычаю и пошлин над началом личности. Не только у нас, но и у греков, албанцев, румын нет буржуазии и аристократии. Сельское население, земщина, крестьянство преобладают и господствуют в политической, общественной и экономической жизни греко-славянского мира. С этим связан и государственный идеал верховной власти, господствующий на громадном пространстве греко-славянского мира, который строго отличается от государственных идеалов романо-германского мира. Преобладание земщины основано в греко-славянском мире на особенностях начала мира греко-славянского – на православном учении, глубоко несходном с учением латинян. В стране православной не может долго держаться аристократия, и, наоборот, с торжеством латинян у западных славян падает земство и крестьянство.
История греко-славянского мира отличается от истории мира романо-германского и тем, что с первых времен христианства у огромного большинства наших племен языком культурным и дипломатическим был язык национальный (греч., арм., груз., слав.). На западе долго вся семья романо-германского мира имела один общий, церковный, культурный и дипломатический язык – мертвый. Это хотя и содействовало успеху науки и более общему развитию образования у высших классов романо-германской Европы, но вредно отражалось на просвещении масс. Столь же существенным и коренным различием между греко-славянским и романо-германским мирами является крайнее несходство взаимных отношений между носителями начал общего и частного единства и разнообразия, представительства сил центробежных и центростемительных.
Романо-германский мир распадается на пять больших исторических разновидностей – три романских (Франция, Италия и Испания) и две германских (Англия, Германия). Эти пять языков достигали большего или меньшего значения всемирно-исторического.
В греко-славянском мире рядом с русским народом находится несколько малых славянских народностей, из которых ни одна не восходит до 10 миллионов душ. Современное развитие их языков и литературы не возвышается даже до нынешнего положения языков голландцев, датчан и шведов. Среди многочисленных и разнообразных литературных и нелитературных славянских и инородческих языков выступает в мире греко-славянском могущественны и богатый язык русский, язык мировой державы, прямой и единственный законный наследник древнеславянского письменного языка. В нашем мире (греко-славянском) ни один из современных языков, кроме языка русского, не может иметь притязания на значение всемирно-историческое, на сколько-нибудь значительное расширение вне пределов своей тесной родины. Для всех этих славянских народностей и многочисленных инородцев орудием обоюдного понимания и взаимной связи, общим дипломатическим языком, и даже языком высшего образования, может быть только язык русский.
Русский народ и язык преобладают численно, пространственно и духовно, не только в племени славянском, но и во всем греко-славянском мире, не только между родственными народами и языками, но и между всеми единоверческими и иноверческими племенами, живущими на материке нашем и его окраинах (греки, албанцы, румыны, грузины, литовцы, латыши, финны). Славяне в лице русского народа представляют собою крепкий кряж, а все прочие инородческие племена его ветви.
Великое различие между греко-славянским миром и романо-германским заключается также в разности их исторических возрастов. Историческая жизнь славянского племени начинается лишь с конца V и начала VI в. Для огромного большинства славянских племен истинная история настает лишь со второй половины IX в. Можно поэтому сказать, что нынешний XIX век для мира греко-славянского есть собственно то, чем были для романо-германского мира XIV – XV в.
Таким образом греко-славяне по природе страны, этнографическому составу, религиозным началам – составляют по отношению к миру романо-германскому совсем особый исторический организм, самобытный мир, от которого, и без разности времени выступления на историческое поприще, нельзя было ожидать и требовать совершенно единовременного развития. Большая часть греко-славянских земель вне России в культурном отношении и в исторических преданиях имеет очень мало общего с Европой и гораздо ближе к России.
Из этого краткого изложения основных положений В. И. Ламанского мы видим, что автор исходит из общих славянофильских воззрений и примыкает к правому крылу славянофильства, панславизму под гегемонией Руси. Взгляды автора больше интересны по изложению, чем по содержанию. Они не отличаются ни особенной глубиной, ни особенной оригинальностью. Основные черты противоположности востока и запада гораздо глубже и интереснее И. В. Киреевским, географическая противоположность европейского востока и запада давно указана Риттером, Соловьевым у нас. Но Киреевский противополагает западу только Русь, В. И. Ламанский – все славянство. И вот для стройности системы ему пришлось пожертвовать некоторыми славянскими племенами, в систему не входившими: поляки и чехи католики (Гусситское движение у чехов не было возвращением к православию), язык образованности у них долго был тот же, что и на западе, мертвый (латинский), культуру они восприняли западную.
Государственный строй Польши менее всего может быть назван демократическим (государством управляла шляхта с ее совершенно фиктивным равенством всего шляхетства – в действительности Польшей заправляло можновладство). Из всех славянских племен нам преимущественно (платонически) симпатизирует наиболее от нас географически отдаленные чехи, но ведь именно в среде чехов родился в средине прошлого столетия лозунг – если бы Австрии не было, ее нужно было бы создать. Семейные распри славян, отмеченные еще, как их основное качество, писателями самого раннего средневековья, превосходно использованы немцами.
Панславистические идеи Ламанского недостаточно ясны. Представляет ли он себе в будущем Славянство одним обширным государством объединенных под скипетром русским славян, или, в духе идей Кирилло-Мефодийского Общества, федеративным союзом отдельных славянских государств под гегемонией самого мощного славянского племени, Руси? Австрийские политики усердно и успешно истолковали славянам южным и западным идею русского панславизма именно в первом смысле. Принятое Болгарией в отношении Руси положение всецело результатов такого толкования панславизма. Несамостоятельным славянским народностям старались всегда доказать, что положение их под Австрией гораздо выгоднее для них, чем соединение с Русью.
Таким образом В. И. Ламанскому не удалось выделить ярко то общее, что связывает Славянство. И историки славян и политики-славянофилы склонны: одни – черты старой славянской общности распространять на настоящее, вторые – свои pia desideria выдавать за настоящее настроение Славянства. Умный человек и знаток истории славян, В. И. Ламанский, перечисляя общие всеми славянами основы, культурные, духовные, бытовые, не мог не остановиться на целом ряде исторических наслоений, значительно видоизменивших эти старые основы, и в конце концов он нашел только одну общую всегда, и прежде, и теперь, черту у всех славянских племен – вражду к немцам.
Мы имеем большие основания сомневаться в возможности близкого осуществления панславистических мечтаний В. И. Ламанского, даже после полной победы над Германией, и после совершенного разгрома Австро-Венгрии. Несамостоятельные славянские племена, подчиненные пока Австрии, будут несомненно стремиться к политической самостоятельности. Между нами и Болгарией находится Румыния. На Балканском полуострове есть земли – кость вечного раздора для болгар, сербов и греков. Italia irredenta вечно будет предъявлять претензии на части югославянских земель. Интересы материальные влекут часть славянских племен к немцам, часть к Италии. Соперничество и земельные споры славянских государств будут, конечно, усиленно, поддерживаться теми, для кого их вражда выгодна. Болгаро-сербская война, более чем двусмысленное поведение болгар и румын в настоящей войне, ясно показывает, что материальные вопросы du jour для славянских народов, успевших проникнуться давними лозунгами Австрийской политики, для них важнее соображений идеальных, сознания племенного родства или дальновидных планов на будущее.
Заметим еще следующее: вера в высокое призвание славян, в их славное будущее не есть основная черта воззрений только наших русских славянофилов. Эта вера высказывалась постоянно поэтами и патриотами всех славянских племен, хотя нельзя не сказать, что все же нашими родными славянофилами эта вера была основана глубже и более философски; да наконец наши славянофилы в русском народе имели реальный пример единственного славянского государства собственными силами и способностями, несмотря на самые неблагоприятные условия, не только сохранившего политическую самостоятельность, но и создавшего мощь, с которой приходится считаться всему политическому миру.
Вера в высокое призвание славянства появляется у других славян в эпоху их возрождения и более успешной борьбы с германизмом Это возрождение вызывает и панславистические мечты среди поэтов славянства. Частные усилия славян должны объединиться, и все славянство должно дать грозный отпор германизму, а затем, после решительной победы над тевтонами, наступит эра славная эра самостоятельного всего славянства, всех славянских народов. Славянское единство и согласие воспеваются на всевозможные лады поэтами разных славянских народностей. Но в этом чаянии великого будущего Славянства постоянно слышатся звуки местного патриотизма, семейного соперничества за родовое старейшинство. Каждое славянское племя видит себя во главе этого движения, каждое убеждено, что истинное слово спасения выйдет из его среды.
Хорватский поэт Прерадович говорит о гниющем Западе, имеющем погибнуть от восточных стрел, и в этом бою на первом месте станут хорваты и будут биться первыми.
То же мы находим и у Мицкевича, в его мессианистических чаяниях. Слово спасения выйдет из среды польского народа; обновится мир, обновится славянство, и прежде всего Польша, виновница этого возрождения. Сознательно закрывая глаза на колоссальные успехи русской культуры, духовной и материальной, поляки и теперь еще считают себя самым культурным из славянских народов, свою культуру совершенно самобытной и бесконечно более высокой, чем наша русская культура (вспомним напр. статью В. Д. Спасовича – Мицкевич и Пушкин).
В статьях «Три мира Азийско-Европейского материка» («Слав. Обозрение» 1892, 1 – 3) В. И. старается разделить, на основании разных признаков сходства и несходства, государства и народы, населяющие азиатско-европейский материк, на 3 группы – азиатскую (народы нерусской Азии), романо-германскую и третью, которой он дает название среднего мира. В последнюю Л. включает, кроме славян, еще и румын, греков, население всего балканского полуострова.
В. И. Ламанский категорически отвергает возможность культурного и политического возрождения народов не Русской Азии (это положение автора опровергается современной историей Японии). Повторяя общие положения, высказанные им в более ранних статьях об отличии миров романо-германского и славянского, автор пытается в географических и культурных особенностях найти черты, сближающие живущих на очередной им территории народы не славянские со славянскими в одну группу, названную им средним миром.
Общественное значение покойного слависта следует оценивать не столько его историософическими воззрениями (не всегда, как мы видели, оригинальными, иногда не оправдываемыми действительностью), сколько его личностью, его верой в высокое призвание славян под гегемонию Руси, в великое будущее которой он глубоко верил и свою веру умея передавать многочисленным ученикам и адептам. В эпоху его интенсивной писательской и преподавательской деятельности я не знаю никого из славянофилов, кроме И. С. Аксакова, чьи идеи имели бы такое влияние на известную часть нашей интеллигенции, как идеи этого высокообразованного знатока и поклонника славянства. Он создал целую научную школу; если не все его ученики выдвинулись особыми талантами, то все они старались, по мере сил, словом и делом проводить идеи своего маститого учителя.
И большой заслугой В. И. нужно признать и то, что, будучи убежденным славянофилом, он был далек от шовинизма Леонтьевых и Данилевских. Он был гуманистом и в своих идеях, и в своей жизни. Редкая доброта, гуманность, отзывчивость, готовность всегда поддержать всякое доброе начинание, всякий проблеск интереса к вопросам научным и политическим в духе его господствующих идей, заботы о материальном устройстве учеников, делали из В. И. настоящего патриарха славяноведения и славянофильства, патриарха любвеобильного, добродушно-снисходительного, отечески наставительного, и я не знаю в настоящее время никого, кого бы сородичи славянофильства могли единогласием избрать на осиротевший стол старейшины русского славянофильства.
1. Дело идет здесь о знаменитых Краледворской и Зеленогорской рукописях. Самое заглавие статьи показывает уже отношение В. И. к якобы открытым Ганкою древнечешским памятникам. В. И. считал их подделками. Работа задумана очень интересно – автор намеревался дать очерки современных открытию рукописей культурных и политических тенденций тогдашнего чешского общества и на фон их объяснить цели, задачи и приемы подделки. Работа, к сожалению, осталась недоконченной.
Линниченко. И. А. Патриарх русского славяноведения. (Владимир Иванович Ламанский) / Голос минувшаго. Журнал истории и истории литературы (Год издания III). Под редакцией С. П. Мельгунова и В. И. Семевскаго. № 2. 1915. С. 244 – 253.
Фото:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Ламанский,_Владимир_Иванович#/media/Файл:Lamanskiy_V.jpg
Источник: Матрица русского самосознания
