Источник: Русский вестник
Художник Илья Глазунов – великий русский человек, далеко перешагнувший сферу живописи и ставший одним из глубочайших выразителей русского духа, духовным мыслителем, равным по своему значению И. Киреевскому, А. Хомякову, К. Аксакову, Н. Данилевскому. В созданных Глазуновым образах многие русские люди могли понять то, что было написано в произведениях самых выдающихся выразителей русской национальной мысли. Еще не познакомившись с трудами славянофилов, я получил из картин Глазунова много из того, что было написано в их книгах.
Впервые на одну из выставок Глазунова еще в 1964 году меня привел отец. Помню возбужденные толпы и чувство великого, таинственного, родного, но еще мне не совсем понятного. Осознание величия трудов Глазунова пришло только в 1967–1968-м. Образы русской истории оживают для меня в картинах: «Иван Грозный» и «Борис Годунов», «Князь Олег» и «Андрей Рублев», «Царевич Дмитрий» и «Русский Икар».
Увлекаться Достоевским я стал после знакомства с иллюстрациями к его произведениям Глазунова. Через видение Глазунова мне стали более доступны многие персонажи книг Мельникова-Печерского, Лескова, Гончарова, Лермонтов, Островского. Помню, как с друзьями мы рассматривали иллюстрацию Глазунова к А.К. Толстому «У фрески “Страшный Суд”». Возле своей кровати я разместил вырезанную из журнала картину «Господин Великий Новгород».
Через много лет, познакомившись с Ильей Сергеевичем лично, подолгу беседуя с ним, я понял, какого труда стоило ему пробиться с русскими образами через враждебную среду. С первых его успехов на него ополчились группа художников-сионистов во главе с Б. Иогансоном. Их раздражало увлечение художника древнерусской живописью. В традициях пролеткульта они обвинили Глазунова в «достоевщине» и «поповщине», приводя при этом цитаты из Ленина. Иогансон и его команда относились к Глазунову с нескрываемой ненавистью, объявляя его картины враждебными социализму, а его замечательное искусство – китчем.
Для русских патриотов Илья Сергеевич был вождем. Своим искусством объединял нас, своими образами открывал путь национального возрождения, и многие наши пошли этим путем. Мое личное знакомство с Глазуновым состоялось в начале 90-х. Художника заинтересовали мои книги из серии «Терновый венец России», написанные по благословлению митрополита Иоанна Снычёва. Название этим книгам дал сам владыка, написав на титуле первой книги свою резолюцию: «Издать как можно большим тиражом и на все деньги».
В. Новиков, помощник художника на одном из моих творческих вечеров в Славянском фонде в Черниговском пер., подошел ко мне и сообщил, что Глазунов хочет встретиться со мной и приглашает в свой дом на Новинском бульваре. (Дом этот Глазунов построил в форме дворянской усадьбы XIX века, соответственно были оформлены и интерьеры – мебель, внутреннее убранство, скульптуры, вазы. В этом же доме была и мастерская художника. На ширину почти всего подвала дома занимала богатая библиотека, куда мы несколько раз спускались во время наших бесед. Глазунов любил и понимал книгу, был настоящим книжником. К его библиотеке был приставлен специалист-библиограф, работающий в Российской государственной библиотеке на Воздвиженке.) Уже на следующий день мы сидели друг напротив друга. Уже первая моя личная встреча с ним произвела на меня огромное впечатление.
Глазунов поразил меня широтой своего духа и знаний. Он охотно рассказывал о себе, своих творческих планах и о своей работе над будущей галереей его картин. Он внимательно слушал и расспрашивал меня о моей работе в архивах, и прежде всего в Особом архиве КГБ СССР. Его очень интересовали мои исследования о влиянии на русскую историю тайных организаций и масонских лож. Многими часами мы обсуждали тайные перипетии деятельности масонских организаций и орденов.
В первые недели нашего личного знакомства я принес ему фактически все книги по интересующим его темам, подготовленные мною, прежде всего из серии «Терновый венец России». Он с удивлением рассматривал их, удивлялся как человек советской эпохи, как такое можно было найти и опубликовать. Я рассказывал ему о трудностях и сложностях работы с масонскими документами. И тогда он просил зачитывать их вслух. Мне казалось, что Глазунов предпочитал больше слушать, чем читать сам.
Некоторые документы мы обсуждали часами. Он старался вникнуть в детали деятельности масонских и сионистских организаций.
Много вопросов он задавал мне о деятельности тайных еврейских и сионистских организаций «Бнай Брит», антидиффамационной лиги, лиги защиты евреев, а также о Еврейском конгрессе. Не на все вопросы я мог дать ответ. Тогда он мрачнел и сердился.
В это время у него была идея создать по образцу «Лиги защиты евреев» такую же активную и всеобъемлющую организацию по защите русских. По его мысли, она должна была отслеживать все попытки нарушения суверенных прав русского государства и русского народа. Эта организация, считал он, должна была располагать средствами и возможностями наказывать всех виновных в нарушении прав русского народа. «Русские, – говорил он, – самая уязвимая нация. Множество русских подвергаются преследованиям и поэтому требуют защиты».
Помню, я сказал ему: «Организация по защите русского народа станет возможна, если во главе нее станет великий русский человек. Например, Вы, Илья Сергеевич». Глазунов тогда промолчал. Но в январе 2003 года на Всемирном Русском Народном Соборе он все-таки предложил создать Международную лигу защиты русских.
Его выступление было главным событием этого собора. Опершись на трибуну и оглядев весь зал, великий художник заговорил:
«Нам в президиум поступила записка: “Хоть кто-нибудь скажет, что идет геноцид русского народа?” Скажет! Да, я говорю, что идет геноцид русского народа. Тема нашего собора – “Вера и труд: духовно-культурные традиции и экономическое будущее России”. Вера и труд – это основа жизни любой нации. Но экуменизм хочет отнять у нас православную веру. Веру наших предков, которые созидали мощь государства Российского. А государство сегодня не обеспечивает права на труд. Старое производства развалено, а новое не создается. Гении русской науки выпускают кастрюли, или их вынуждают уехать. По какому праву кучка олигархов завладела нашими, общенациональными богатствами, всеми природными ресурсами? Недра страны должны быть возвращены народу и государству. Демократия – это не власть десятка олигархов над миллионами нищих сограждан, над многонациональной Россией! После национального самоубийства в Беловежской пуще Россия стала просить, а не требовать. Я предлагаю создать Международную лигу защиты русских по примеру евреев или мусульман. Это будет защита против русофобии во всех ее формах, которая характерна для нашего времени.
Свыше 25 миллионов русских являются сегодня гражданами второго сорта в бывших братских республиках, процветанию которых они немало способствовали. Им запрещают говорить по-русски в Прибалтике. Мы превращены там в людей второго сорта. Доколе терпеть? (Далее, обращаясь к лидеру КПРФ Г.А. Зюганову, выступившему перед Глазуновым и сообщившему, в частности, что треть его партии состоит из верующих. – Авт.) Геннадий Андреевич, если теперь у вас третья часть верующих, то назовитесь тогда Народной партией. Чего вы взваливаете на себя чужие преступления?
Я был поражен и возмущен, узнав, что Государственная дума приняла закон, по которому русские (из так называемого СНГ, т.е. из исторической России! – Авт.) должны 3 года ждать российского паспорта. А в это время Азия и Кавказ без выстрела и гражданства завоевывают Россию, заселяя наши города и деревни.
Русская культура находится в забвении и погребена под руинами шоу-бизнеса. Я благодарен правительству, что сегодня существует созданная мною школа высокого русского реализма – Российская академия живописи, ваяния и зодчества, ректором которой я являюсь. Мы должны хранить традиции нашей культуры, без которой мир так обеднел. На нашем телевидении загаживается великий русский язык. Демократы – это колониальные обезьяны. Почему Буш не говорит «встреча» вместо «саммита» или «мой белый Кремль»? Почему мы с 100-летней культурой должны приспосабливаться к тем, кому всего-то 200 лет от роду? Кто дал право коверкать великий русский язык? В Татарстане снесены два дома, в одном из которых родился Шаляпин, а в другом – жил. И мы это терпим.
Я считаю, что в школах необходимо ввести изучение старославянского языка и Закона Божьего, поскольку Нестор-летописец говорил: “Русский и славянский язык – един есть”. Тогда не нужно будет переводить церковные службы со славянского на русский, как это у нас практикуется по телевидению. Например, разве нужно переводить "смертию смерть поправ"?
Нужен телевизионный государственный канал, окормляющий свою паству, огненным словом наставляющий молодежь. Тогда государству будет легче бороться с проституцией, наркоманией и преступностью.
И еще: зачем нам быть в Европейском союзе? Требую вернуть смертную казнь – необходимую во все времена хирургическую операцию. Преступность надо убивать.
Терроризм и борьба с ним не должны быть причиной другого глобального терроризма. Американская борьба с терроризмом напоминает мне старую советскую прибаутку “Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется”. У Америки можно и должно учиться другому – интересы нации превыше всего.
Только Верой Православной и трудом народным возродится великая Россия! Да хранит Бог Россию!
Меня упрекают, что я перебрал регламент.
Слава России!»
Выступление Глазунова закончилось громкими аплодисментами, переходящими в овацию. Вместе с тем оно явно вызвало неудовольствие сидевших в президиуме церковных иерархов, испугавшихся такой реакции зала. Илья Сергеевич рассказывал мне, что после этого выступления его перестали приглашать на все последующие заседания Всемирного Русского Народного Собора.
Глазунов искренне переживал за русский народ, за Россию. И жизнь, и творчество он воспринимал по Достоевскому как выражение идеи борьбы добра и зла, где поле битвы – сердце человека. Все его творчество было продолжением традиций русского национального искусства – искусства духовной цельности, соборности, беззаветной любви к Родине и своему народу. Духом утонченного и возвышенного патриотизма была первая персональная выставка. Глазунов составил ее из четырех циклов: «Образы России», «Город», «Образы Достоевского», «Портрет». В один из вечеров Илья Сергеевич вдруг начал рассказывать мне, как в 1942 году был пастухом в глухой новгородской деревне, куда его эвакуировали из блокадного Ленинграда. Там ему снились могучие богатыри и суровые князья, готовые погибнуть за Россию.
Героические образы русский князей и царей рождались в его сознании с юных лет. «Все лучшее в России, – повторял Глазунов, – связано с монархией. Я монархист и горжусь этим». Я рассказал Глазунову, как в конце 1960-х мы, молодые русские патриоты, зачитывались его книгой «Дороги к тебе» в журнале «Молодая гвардия». Для нас она была гимном величия и непобедимости России. Уже тогда на отдельных собраниях мы с чувством подъема кричали: «Слава России!».
Особой темой нашего разговора были судьбы славянства и его огромной благодетельной роли в истории человечества. Мы часто говорили о балтийских и полабских славянах, извечной борьбе славян с агрессивными германскими племенами. Глазунов много времени посвятил изучению «Ригведы» и «Авесты», показывал древние исторические корни славян. Я не убеждал его, что Берлин, Вена, Баутцен (Будишен), Рюген – места, где первоначально жили славяне, исконно славянские земли. Впрочем, убеждать его в этом мне не стоило. Он знал это раньше меня. Задолго до меня он посетил остров Рюген.
Борьба добра и зла в душе человека была для Глазунова не отвлеченным, метафизическим понятием, а предельно конкретным. Рассказывал он об этой борьбе очень эмоционально, с воодушевлением. Противостояние арийских начал и иудейско-масонской цивилизации, славянства и германо-романского мира, оплодотворенных каббалой, России и Запада, русского народа и сионизма. Рассказывая об этой священной борьбе, Илья Сергеевич находил во мне благодарного слушателя и еще больше воспламенялся.
Разве может Бог Иисус Христос иметь национальность, тем более считаться евреем. Бог выражает высшие арийские начала. Тайны Гипербореи, Аркона, Аркаима, священный остров Рюген. Христос ходил по снегу. Эти мысли и откровения великого мыслителя я заносил в свои записи и много размышлял над ними.
Время от времени Глазунов куда-то исчезал и через некоторое время появлялся с новой сокровенной книгой, зачитывал целые страницы, доказывающие его правоту. Иногда он звонил в колокольчик или громко звал жену. Жена и верный помощник Глазунова немедленно прибегала с книгой, и действо (не скажу священнодейство) продолжалось. (Однажды Илья Сергеевич вышел и сразу же вернулся, держа в руках огромную книгу-альбом в красивом футляре. Со словами «дарю ее вам» передал мне. Это было великолепное издание его самых лучших картин «Иван Грабарь. Илья Глазунов», напечатанное в Италии. Издана она была в 2000-м при финансовой поддержке В. Столповских. Присев за стол, Илья Сергеевич начертал крупным, размашистым почерком на всю ширину огромного форзаца: «Великому подвижнику России – ученому, историку в знак уважения – дорогому Олегу Анатольевичу Платонову. Ваш Илья Глазунов, русский художник. 2001, сент. [добавлено] С уважением и благодарностью за труды во имя России. И. Глазунов». – Авт.)
В начале 2004 года Глазунов передал мне небольшую книгу на английском языке «Христос не еврей», которая переиздавалась в США 3 раза (1936, 1972, 1985). Автором ее был американский консул в СССР (1930-е годы) Джекоб Коннер. «Эта книга очень важная, ее необходимо издать на русском языке. Я готов на это дать деньги», – сказал Илья Сергеевич.
По своему подходу эта книга историческая и аналитическая, опирается на факты и проводит демаркационную линию между христианством и иудаизмом. Те, кто говорят, не важно, каково расовое происхождение Христа», неправы. Потому что это их субъективный взгляд, не признающий историческую правду. Евреи настаивают на том, что Иисус принадлежит их расе, желая доказать нашу полную зависимость от них. Однако исторические факты свидетельствуют, что утверждения о еврейском происхождении Христа есть миф. В этой книге говорится о том, каким образом возник этот миф и почему он должен быть разрушен. Это жизненно важно для христианства, ибо Христос сказал: «Не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника» (Лк. 6; 44). Иудеи, позаимствовав много из Ветхого Завета, не сумели найти в нем главного, что впоследствии сформулировал для всего человечества Иисус Христос. Вместе с тем, справедливо отмечая, что талмудическое мировоззрение превращает евреев в своего рода тайную организацию, противостоящую по расовому признаку всему остальному человечеству, Коннер забывает о том, что евреи сами стали первой жертвой этой идеологии, как в свое время жертвой фашизма стали немцы, жертвой коммунизма – русские.
Спасти евреев от человеконенавистнической, расистской идеологии сионизма, смиренно и настойчиво молиться и бороться за спасение души каждого грешного человека – долг христианина.
Сделать перевод книги я попросил Елену Сергеевну Бехтереву, ранее руководившую обществом «Память». Перевод этот Глазунову не понравился. Мне пришлось его долго редактировать, обсуждая многие важные моменты с Глазуновым.
Оформление книги сделал сам Глазунов. На моих глазах он взял кусок плотной золотистой бумаги и красной краской твердо начертал на ней надпись не на передней, а на задней обложке.
Книга вышла летом 2004 года тиражом 10 тысяч экземпляров и неоднократно переиздавалась. Она сыграла важную роль в пропаганде тех идей, которых придерживался Глазунов.
Илья Сергеевич много рассказывал о своем личном участии в русском патриотическом движении. Здесь он всегда считал себя первым лицом, обижался и сердился, если кто-то считает иначе. Спору нет: он и в этом деле был великим человеком, внесшим огромный вклад в русское патриотическое движение. Но он был склонен преуменьшать значение П.Д. Барановского, Л. Леонова, руководителей клуба «Родина» и «Русского клуба». Многим из них он давал уничижительные оценки.
Обладая тонким чувством юмора, Илья Сергеевич нередко рассказывал истории из своей жизни. Помню, как он поведал историю своей поездки в Биробиджан в конце 1970-х годов на премьеру музыкального спектакля в Еврейском национальном театре. Глазунов был художником-оформителем этого спектакля. Согласился на это он, чтобы его не обвиняли в антисемитизме. В Биробиджан он летел на самолете вместе с будущим главой «Памяти», а тогда его помощником Дмитрием Васильевым и писателем-диссидентом Л.И. Бородиным. По дороге пели куплеты о десанте русских шовинистов на еврейскую землю. Спектакль прошел успешно, декорации еврейского местечка, созданные Глазуновым, очень понравились. Некоторые зрители даже плакали. После спектакля был банкет с властями и еврейской общественностью, произносились тосты за дружбу народов. Один из самых проникновенных тостов произнес Дмитрий Васильев. Впрочем, Васильев недолго удержался у Глазунова, вскоре он был уволен, и с тех пор стал говорить всем, что Илья Сергеевич – масон.
С грустью я слушал, как Глазунов с обидой рассказывал об очень недружественном выпаде в свой адрес со стороны В.А. Солоухина. После многих лет дружбы он вдруг обвинил Глазунова в сотрудничестве с КГБ. Это, конечно, была неправда. (Также недоброжелательно относились к Глазунову и некоторые другие представители пишущей братии. Глазунов считал, что главная причина этого – «зависть и ревность к чужим успехам». «Эти чувства, – говорил Илья Сергеевич, – довольно сильно распространены среди наших писателей. Они считают, что я получаю заоблачные гонорары». – Авт.)
Вся жизнь великого художника находилась между молотом и наковальней. На него постоянно писали доносы, от которых он умело отбивался. Чтобы не ссориться с властью, он должен был рисовать портреты людей недостойных, их родственников и любовниц. Я видел некоторые из них в мастерской художника. Такое «сотрудничество», конечно, его удручало.
В 1970–80-е годы он материально помогал русским патриотам. Особенно тем, кто сидел в тюрьме за русское дело: о. Дмитрию Дудко, В.Н. Осипову, Л.И. Бородину и многим другим.
Илья Сергеевич рассказывал, как он давал деньги О.А. Красовскому на издание журнала «Вече». Для издания журнала он, в частности, продал две своих картины. Он же финансировал издание в ЮАР книги Д. Рида «Спор о Сионе».
Очень интересно Глазунов рассказывал о своих встречах с канцлером Штраусом. На одной из них художник заявил Штраусу, что его страна сама виновата, что существуют две Германии и берлинская стена, ибо на немецкие деньги большевики пришли к власти.
В той же Германии бывшие советские евреи обвинили Глазунова в том, что он агент КГБ и антисемит. Илья Сергеевич подал на них в суд и выиграл дело.
Глазунов не пил спиртных напитков, и в этом смысле был белой вороной в патриотических тусовках, для которых винопитие было частью установленного ритуала общения. В любых компаниях и на собраниях он всегда был в центре общения. Воспринималось это как само собой разумеющееся. Он любил хвалебные речи в свой адрес и с легкостью одаривал ими других, если человек был ему приятен или нужен для дела. Свои юбилеи и дни рождения он отмечал с большим размахом, по-царски. Помню замечательный праздник, который он устроил в «Метрополе» на свое 70-летие. Великолепный стол, море напитков, цыганский хор, лучшие певцы и артисты. Режиссура праздника отражала лучшие образцы русского дворянского застолья XIX века.
Присутствовало сотни полторы гостей, пораженных этим великолепием. Хвалебные речи и тосты продолжались допоздна. Конечно, такой праздник был выдающимся событием. Другие праздники-юбилеи, в которых мне приходилось участвовать, проводились уже в галерее Глазунова среди картин и были уже менее масштабны, но всегда интересны. 
Однажды на одном из дней рождений И.С. Глазунова в его картиной галерее на Волхонке мне удалось услышать рассказ Александра Коржакова (тоже приглашенного художником, что очень покоробило меня. – Авт.). В изрядном подпитии он ругал Ельцина, Чубайса и всех олигархов:
«После расстрела Белого дома, рассказывал бывший палач, обиженный на своего хозяина, руководство Россией было отдано «трупу» якобы живому и Чубайсу. Ельцин первым же своим указом назначил Чубайса главой администрации президента. Официально – вторым человеком в стране. А в той ситуации, в которой находился тогда Ельцин, Чубайс оказался первым человеком в стране. Главный – тот, кто Ельцину подносил документы.
Тогда еще офшоров не было – все деньги в банках хранили: кто-то – в Америке, кто-то – в Европе. А вот Чубайс, в отличие от других, хранил деньги в Дании. Если бы все в одночасье не закончилось, то щупальца наши дошли бы и до датских счетов Чубайса. И не было бы у него больше такого руководителя и министра. А может быть, он даже сидел бы где-нибудь в Лефортово.
Больше всего эти люди боялись службы безопасности президента, которая добралась до их денег и счетов. Этого боялась "семейка". И они сделали так, что Ельцин испугался собственной службы безопасности, побоялся, что она сработает против него. Ельцину я всю правду рассказывал. А вообще на тот момент, 20 июня 1996 года, у нас был только один миллиардер в стране – Виктор Черномырдин. А остальные – Березовский, Ходорковский и другие – были, скорее, мультимиллионерами. А вот после, в результате залоговых аукционов, в России появилось 10–15 новых миллиардеров в течение полугода».
Хлопнув еще коньяку, Коржаков продолжал: «После 1 февраля 1996 года Ельцин был живым трупом. Все. Его нельзя было выбирать. У меня было только два часа на работу. Я приходил в девять часов, а в 11 – звонок от Ельцина: “Александр Васильевич, пообедаем?” Все, день закончился. Выпил с утра, и свободен целый день! Говорили, что я был тогда вторым человеком в стране. Я сейчас поправляю: “Не обижайте, я иногда и первым был. Когда Ельцин был уже без всякого, кому еще на кнопки нажимать?..”»
Несколько раз я организовывал встречи Ильи Сергеевича с некоторыми из моих сотрудников, которые работали по темам сионистских и сатанинских организаций. Обсуждали проблемы проникновения этих организаций в правительственные структуры России. Глазунова особо интересовала связь с этими организациями А. Шохина и С.В. Кириенко.
Однажды я принес Глазунову подготовленную под моей редакцией книгу Юргена Графа «Миф о холокосте». Книга эта чрезвычайно заинтересовала его. Я рассказал Илье Сергеевичу, что Юрген Граф провел исследование и доказал, как сионистская пропаганда преувеличивает число жертв евреев во Второй мировой войне и так же многократно преуменьшает число жертв среди других народов, особенно славянских, потерявших более 40 млн человек. Цель «Мифа о холокосте» – представить дело таким образом, будто именно еврейский народ пострадал больше других и потому остальные народы обязаны испытывать чувство вины, каяться и возмещать те материальные убытки, которые понесли в войне евреи. На этом месте моего рассказа лицо Глазунова напряглось. Он что-то хотел сказать, но просто махнул рукой. Я продолжил: «Самое возмутительное в этом мифе то, что его создатели кощунственно заявляют, что холокост есть опровержение Христа, ибо “лишения и страдания Христа несопоставимы” со страданиями евреев во Второй мировой войне. В таком случае “Христос есть ложь и не от Него придет спасение”, а от иудейства, как бы ставшего благодаря холокосту коллективным мессией». Этот кусок Глазунова особенно возмутил. Конечно, Глазунов и раньше знал, что сионисты понимают под словом «холокост», но факты и подробности, которые он узнал из книги Ю. Графа, мне показалось, потрясли его.
Узнав о том, что я лично знаком с Юргеном и даже был свидетелем на его свадьбе, он попросил, чтобы я пригласил его к нему. По каким-то причинам встреча тогда сорвалась. Илья Сергеевич постоянно напоминал мне, чтобы я привел к нему Юргена.
Наконец удалось организовать встречу летом 2005 года. Юрген был с женой. Вместе с ним пришел французский правый Гийом Фай. Встреча прошла в кабинете Глазунова в его картинной галерее на Волхонке. Как всегда, Илья Сергеевич очаровал гостей. Говорил не только о холокосте, а вообще о проблемах белой расы, о разрушительном влиянии сионизма, противостоянии Запада и Востока. Юрген сообщил о предстоящей в 2006 году Международной конференции по холокосту и развернутой против ее организаторов сионистской кампании запугивания и угроз.
Действительно, это был первый в мире конгресс исследователей холокоста, на котором ожидали и представителей Израиля из числа антисионистов. На эту конференцию должен был поехать и я, встречался с представителем иранского посольства и даже начал готовить доклад. Однако ни Юргену, ни мне поехать на конференцию не удалось.
Помню, как я пытался организовать встречу Глазунова с Дэвидом Дюком, о котором я много ему рассказывал и даже принес ему книгу Дэвида. Она его заинтересовала, но и чем-то не понравилась. Встреча Глазунова с Дюком не состоялась. Хотя мне кто-то говорил, что Глазунов все же встретился с Дюком.
Довольно часто темой наших бесед было обсуждение книг по русской идеологии и патриотизму. В библиотеке Глазунова хранилось множество книг и брошюр русских патриотов XIX – начала XX века: Булацель Грингмут, Дубровина, Маркова. А я как раз в это время работал над подготовкой этих книг к изданию. Глазунов был «в теме» и дал ряд дельных советов. Мне он говорил, что даже хочет написать книгу о черносотенном движении XIX – начале XX века.
В библиотеке И.С. Глазунова хранилось много редчайших книг, среди них самая красивая русская книга «Византийские эмали в коллекции А.В. Звенигородского» с текстом Н.П. Кондакова. Глазунов показывал эту книгу, а мне не хватало слов для восхищения ее полиграфическим и художественным совершенством. Книга была оформлена знаменитым И.П. Ропетом. Он подготовил множество великолепных декоративных рисунков для заглавных листов, заставок, виньеток, вытканных золотом заставок! Репродукции византийских эмалей поражали совершенной красотой. Хромолитографии были созданы с применением серебра и червонного золота. Эмали срисованы с лучшей русской графики.
Довольный моей реакцией Илья Сергеевич рассказал мне об истории одного из экземпляров этой книги (не его). Книга «Византийские эмали» из собрания священномученика Николая II после его убийства попала в руки еврейского чекиста и переправлена в еврейскую часть Иерусалима, где с ней совершили магические ритуальные действия. Завершая свой рассказ, Глазунов сказал, что книга находится в Еврейской национальной библиотеке Иерусалима.
После 2008 года наши встречи прекратились. Я чувствовал, что он за что-то обижается на меня. Но внешне все было, как прежде. Встречи на разных общих мероприятиях проходили с традиционным «троекратным лобызанием» и дежурными любезностями. Мне это все казалось удивительным. Вначале я думал, что причиной обид стало то, что я не защитил его от несправедливых обвинений в сотрудничестве с КГБ со стороны В.А. Солоухина. Возможно, какую-то роль сыграла моя неосторожная фраза о том, что все деятели литературы и искусства, кто выезжал за границу в советское время, вынужденно сотрудничали с КГБ. Была еще одна точка нашего расхождения – отношение к Сталину. Я считал, что Сталин спас Россию, уничтожив ленинскую гвардию и сумев, хотя и большой кровью, мобилизовать страну на победу над Германией. Глазунов со мной категорически не соглашался, приводя в качестве доказательства, что Сталин был замаскированным иудеем. Слушая его доказательства, я смеялся, что Илью Сергеевича явно шокировало.
Незадолго до начала наших расхождений Глазунов взялся рисовать мой портрет. Было два сеанса, портрет был почти закончен, но закончились и наши личные встречи. (В 2002 году Глазунов подарил мне большой портрет, где я был изображен в своем кабинете на старинном диване. К картине было приложено письмо на бланке академии за подписью Глазунова: «Российская Академия живописи, ваяния и зодчества по решению ректората передает в дар О.А. Платонову дипломную работу студента факультета живописи В.В. Хохлова “Портрет писателя Олега Платонова” (Х., м. 153,5х221)». – Авт.) 
Много размышляя о поведении Глазунова, я понял, что главное в наших расхождениях состояло не в том, о чем я написал выше, а в том, что я не умел растворяться в другом человеке, будь он трижды великим. У меня было свое большое дело – Институт русской цивилизации, которое я считал для себя главным в жизни. Вначале я по первому звонку Ильи Сергеевича бросал все дела и приезжал к нему, чтобы обсудить какое-то важное, а нередко – маловажное (для меня) дело. Позднее я стал уклоняться от некоторых встреч, когда они мешали моему главному делу. Это Глазунову очень не нравилось. Например, он упрекал меня: «Вы предпочитаете встречу со мной встрече с “каким-то” автором, даже если она была намечена заранее».
Подобные расхождения в грядущем общении с великим художником испытывал на себе писатель Л. Бородин, который впоследствии писал: «Думаю, что у Глазунова никогда не было друзей “просто так”. Для Глазунова друг – это помощник в делах его. Человек, будь он трижды очарован, восхищен, влюблен в Илью Сергеевича или в его творчество, если выявлялась его очевидная бесполезность для дела (а у Глазунова на очереди непременно было какое-нибудь дело и непременно на благо России, и не менее того), такой человек рано или поздно, мягко или жестко “отшивался”, зачастую посчитав себя обиженным или даже оскорбленным».
Последние годы перед кончиной Ильи Сергеевича мы встречались только на разных общих мероприятиях.
Это было заседание организации «Благородное собрание», учредителями которого стали К.В. Малофеев (Константин Валерьевич Малофеев – известный русский предприниматель и общественный деятель. Организовал фонд Василия Великого, создал свою православную гимназию имени Василия Великого. Здания гимназии были построены по мотивам архитектуры Царскосельского музея, включая соборную церковь. В этой гимназии учились мои дети. – Авт.), Трубецкой и Рудов.
В течение нескольких лет (2014–2016) «Благородное собрание» объединяло для неформального общения представителей бизнеса, политики, деятелей культуры и науки. Вначале встречи проходили почти еженедельно в разных дорогих ресторанах, в трапезном помещении Храма Христа Спасителя, а с 2015 года – в залах Галереи Глазунова. В начале заседания примерно в течение часа выступали известные люди, политики, почетные гости из-за границы, ученые, музыканты и многие другие. Среди них были крупные чиновники администрации президента, депутаты Госдумы, представители правых сил Запада, потомки французских Бурбонов и многие другие. Иногда вместо выступлений проходили концерты.
Затем все участники шли в другой зал, в котором были накрыты столы с закусками и вином. Начиналось непринужденное общение и тосты, которыми централизованно руководил кто-то из учредителей.
Идея таких общений была великолепна. Возникали новые знакомства и отношения. Деятели науки и культуры знакомились с представителями бизнеса и политики. Возникали новые мысли, обсуждались актуальные вопросы. Ряд интересных и полезных знакомств завязался и у меня. В ряде случаев была оказана реальная поддержка и Институту русской цивилизации.
Особенно нестандартно «Благородное собрание» проводило праздники. Так, на Рождество 2015 года Малофееву удалось организовать праздник на Красной площади. Прямо напротив Мавзолея был поставлен большой шатер, в котором устроено рождественское застолье – зимние закуски, море водки и коньяка, черная и красная икра. Как всегда, произносилось много тостов, из которых мне особенно запомнился один. Пили за то, чтобы на месте Храма сатаны (мавзолея Ленина) построили православную церковь. Рядом катались на коньках, весело пели и плясами.
Особенно весело, с купеческим размахом «Благородное собрание» проводило Масленицу. Устраивались всевозможные масляные забавы и горы блинов, закусок и разной икры, море водки и вина, хороводы, песни и пляски. К вечеру жгли костры и провожали Масленицу.
В октябре 2015 года «Благородное собрание» организовало коллективный выезд в Грузию по приглашению одного из самых богатых людей Грузии Левана Васадзе. Он провез нас по самым знаменитым местам своей родины, древним монастырям и храмам. Леван организовал для нас в Грузии настоящий праздник в лучших традициях грузинского гостеприимства, застолья и многоголосного пения.
Последние мои встречи с Глазуновым в 2016–17 годах проходили в рамках «Благородного собрания» в помещении его галереи среди бессмертных картин и традиционных завершений им своих выступлений словами «Слава России!»
Олег ПЛАТОНОВ
Источник: Русский вестник
