Тема расстрела в 1940 году польских офицеров в Катыни тесно соседствует с забытой историей о десятках тысяч советских военнопленных, уничтоженных в польском плену после советско-польской войны 1919-1921 годов.

Советские и российские историки оценивают численность погибших в польских концлагерях красноармейцев в 28-60 тыс. человек, польские – в 16-18 тыс. Разброс оценок связан с тем, что в более чем двадцати лагерях, тюрьмах и пересыльных пунктах, рассеянных по всей Польше, содержались не только красноармейцы, но и петлюровцы, и интернированные солдаты Белой армии, что затрудняет политическую идентификацию погибших.

Известно одно: пленные красноармейцы умирали в плену десятками тысяч из-за жутких условий содержания. Представитель Лиги наций, посетив лагерь под Вадовицами, сказал: «Этот лагерь – самое страшное, что я видел в жизни».

Польские историки признают данный факт, но настаивают: причиной массовых смертей были «объективные обстоятельства» – инфекционные болезни (тиф, оспа, холера, туберкулёз) и голод, от которых страдали и поляки, а отнюдь не злой умысел польских властей.

У российской стороны другие данные: военнопленных намеренно лишали медицинской помощи, морили голодом, что и спровоцировало небывалый всплеск смертности. Такую же тактику применяла позже гитлеровская Германия, умерщвляя сотни тысяч пленных голодом, холодом, непосильным трудом. Это признано преступлением против человечности.

Коменданты лагерей могли поступать с пленными на своё усмотрение. Так, в лагере в Брест-Литовске комендант заявлял: «…убивать вас я не имею права, но буду кормить так, что сами сдохнете». Пленным не выдавали хлеба по две недели, больных не лечили, в один из дней сентября 1919 г. умерли сразу 180 человек. Всего только в 1919 году от болезней и истощения погибла 1 тыс. пленных.

Самые ужасные лагеря – в Стшалково (здесь скончались 9 тыс. пленных) и Тухоли (2 тыс. погибших). Польское издание Wyborcza сообщает, что только в декабре 1920 г. в Стшалково умерли 1558 пленных (больше, чем по 50 человек в день!), в Тухоли в декабре-январе 1920/21 – почти 900.

Wyborcza цитирует выдержки из доклада комиссии министерства военных дел после посещения Тухольского лагеря: «В землянке лежали на земле около 260 пленных, без печки, дверей и окон, с отмороженными ногами, без постельного белья и обуви, ожидая дезинфекции, чтобы их смогли перевести в госпиталь, потому что они были совершенно завшивленными».

Ещё цитата из доклада руководителя санитарной службы командования Люблинского генерального округа, который в ноябре 1920 г. оказался на пересыльном пункте в Пулавах: «Пленные были в дороге пять дней без еды. Как только их выгрузили в Пулавах… они кинулись на дохлого коня у дороги и ели сырую падаль… Из этого состава выбросили на ж/д пути у вокзала останки [какого-то] пленного».

Довести людей до такого состояния можно было только умышленно, ведь нигде в Польше жители не умирали от стужи и голода по 50 человек в день, как в Стшалково, не спали в лужах на земляном полу с отмороженными ногами и не питались падалью. Эти факты опровергают лживый тезис о «равной доле» страданий поляков и пленных красноармейцев.

Администрации лагерей скрывали реальный уровень заразных заболеваний среди пленных (этот факт польские историки также не отрицают), потому что в противном случае они обязаны были уведомлять об этом международные организации. Главный врач комиссии по борьбе с эпидемиями докладывал: «Пленные своим видом вызывали ужас, они были истощены и измучены до крайней степени».

В Стшалково бороться с эпидемиями начали только в 1921 г., через два года после появления здесь первых пленных. Причиной послужило распространение инфекционных болезней уже и среди местного населения. Присланный сюда известный эпидемиолог Феликс Пшесмыцкий одолел заразу за шесть недель. Если бы не стали заболевать местные поляки, Варшава и не подумала бы прислать сюда известного специалиста.

Мнения польских и российских историков о роли западных стран в деле об умерщвлении военнопленных разнятся. Польские историки утверждают, что Франция и Великобритания предложили Варшаве купить гуманитарную помощь для пленных в кредит. Российская сторона говорит, что Варшава пыталась заблокировать доставку помощи из-за рубежа. Вспоминаются слова адъютанта белогвардейского генерала Николая Бредова, некого Циммермана, которому польский полковник из управления лагерей пригрозил «проблемами» в случае обращения в международные инстанции.

Не стоит упускать из виду и то, что высшие посты в польском военном министерстве того времени занимали идеологически мотивированные сторонники диктатора Юзефа Пилсудского, считавшего уничтожение России главной целью жизни. Ждать от них милости пленным не приходилось.

Сегодня, требуя от России «бесконечного покаяния за Катынь», польская сторона отказывается брать на себя ответственность за гибель советских военнопленных в Польше и лишь нехотя соглашается на право Москвы увековечить их память.