Умер Лимонов. Наш «патент на благородство». Русский патент, конечно, если воспользоваться этим отзывом Фета о Тютчеве. Сегодня видим абсолютное подобие. Новая сила в его лице сомкнулась с прежним величием «золотого века» Отечества. Самодостаточный русский человек, «приложившийся к народу своему», с его взлетами, исканиями, падениями и возрождениями.
Классическое время «святой русской литературы», возродительный дух которой живил и Лимонова, помянут не случайно. В XIX имперском веке русская словесность не просто ворвалась на равных в литературный мир христианских народов, а стала его главной «смыслопонимающей» и направляющей силой. Западу ничего не оставалось, как честно признать это, хоть иногда и «скрепя сердце». Поэтому Р.-М.Рильке аттестовал Россию страной, «граничащей с Богом», В.Шубарт – владелицей мировой «души», потерянной Западом, П.Валери – обладательницей культуры, напоминающей высоты древнегреческой и возрожденческой.
Лимонов также, подобно Тютчеву, Тургеневу, Достоевскому и Толстому буквально ворвался в литературный и интеллектуальный мир Запада, чувствуя временную невостребованность своих даров на Родине, ведомой к краху прозябавшей тогда денационализировавшейся верховной властью 1970-80-х гг. Русский автор с русским характером и упорством в достижении цели. Он добился признания не только своего равенства, но и во многом, – первенства. Не случайно французский президент Н.Саркози буквально приказал высшему чиновничеству читать толстый том биографии Лимонова, написанной Э.Каррером.
Лимонову, по образу гениальных предшественников, но не копируя их, было суждено вновь явить просвещенному миру русское культурное величие, устремленное к национальной правде Руси, чести и справедливости. Это была великая миссия, вершимая самобытно, без какой-либо подражательности, без заискивания пред Западом. Собой он являл и единство Русского Мира во всех его частях, напоминая Н.Гоголя в прошлом, О.Бузину в настоящем.
Печать избранности была на нем измлада. Представьте харьковского подростка из простой семьи, от руки ночами переписывающего целый том стихотворений загадочного футуриста В.Хлебникова. Может быть уже тогда, в 1950-е, под влиянием этого классика, он стал постигать неотмирное величие России и неоднозначную роль современного Запада. Он был воплощенной противоположностью подобострастным Западу советским «поэтам цивилизации», умевшим «давать видок» принадлежности к некоей «прогрессивной» оппозиции «советскому режиму» (они же одновременно были его привилегированными кормленщиками, занимая влиятельные позиции «литобслуги»).
Вот иллюстрация из «перестроечного» 1987 года. Обитая в Париже, Лимонов был приглашен американцами в Будапешт поучаствовать в собрании восточноевропейских интеллектуалов (с прицелом дальнейшего расшатывания «советского блока», который ко всеобщему удивлению и наша собственная элита успешно приканчивала, самоубийственно смыкаясь с «подлой силой» Запада). Лимонов вспоминал:
«Для начала я, как холодный северный ветер, ворвался в их теплое собрание во время речи нобелевского лауреата [поляка] Чеслава Милоша. Когда тот стал клеймить позором СССР за пакт Молотова-Риббентропа, я напомнил ему, что еще в 1935 г. Германия и Польша заключили подобный пакт, и что в 1938 г. Польша участвовала… в разделе Чехословакии <…> Второй скандал, это когда я дал по голове бутылкой из-под шампанскогобританскому писателю Полу Бэйли. Бэйли стал кататься по полу, выкрикивая, что его убивают, а на меня набросились многонациональные писатели. Помню, что мне на помощь пришел суровый американский парень в ковбойской шляпе…»
Интересно, что один молодой тогда советский писатель, «хитрый и ловкий», присутствовавший на будапештском интеллектуальном съезде, остался в стороне от борьбы за честь своего отечества. Лимонов замечательно точно очертил «психотип» подобного рода борцов за всеобщий прогресс, к какому, по его наблюдению, принадлежал и Ч.Милош, да и наш Е.Евтушенко. У всех них был дар «щекотать модные темы», тусить в верхах и «ни за что не страдать». Лимонов вспоминал, что во время его протестной реплики по адресу Милоша, прозападная обслуга пыталась отобрать у него микрофон, за который он ухватился двумя руками, заканчивая апологетически-русский сюжет. Лимонов хорошо отразил современный феномен – отупение представителей Запада и его «восточных» холуев на почве пропагандистски-тотальной исторической лжи.
Лимонов явился в Будапешт в русской солдатской шинели, считая ее лучшей верхней сезонной одеждой, гордо появляясь в общественных местах. Для него это было вполне естественно, также как прежде в Москве – ходить в качественно сделанных джинсах собственного пошива (художник во всем проявляется). Лимонов как и К.Леонтьев, побивший за русофобство французского консула, умел соединить в согласном единстве мысль и действие во имя Русской правды, что и проявилось в Будапеште 1987 г.
Русская трагедия была в том, что обе российские правящих элиты, «белая» в XIX веке и «красная» в веке XX, не слышали ни Леонтьева, ни Лимонова, как и весь их круг национально-ориентированных мыслителей и художников. А послушать было что. Тот и другой предостерегали верхи, призывая не доверять ни Западу, ни Германии (она с ним никогда вполне не сливалась). Наши же элитарии, что в прошлом, что в настоящем, спорят лишь о том, на кого им ориентироваться: кто-то из них «любит Германию», а вроде бы противостоящие им «либералы» «гражданского общества» – англо-саксов. Ни те, ни другие пока не осмелились сориентироваться на русский народ, кстати говоря, самый большой среди европейских народов, на что неоднократно обращал внимание Лимонов. Он, например, еще в начале 1990-х гг. наблюдал за изменой сербской «центровой» интеллигенции своему отечеству, подобной тому, что можно было видеть и у нас. Позднее он писал:
«Белград [в 1992 г.] был полон агентов влияния Запада и просто шпионов. Открыто назывались газеты и журналы, издающиеся на немецкие деньги. Интеллигенция <…> в большинстве своем была прозападной и прогерманской <…> Когда я спрашивал <…>, почему Президент Милошевич не закроет враждебные издания, открыто финансируемые из Германии, то юноши отвечали мне пониманием, однако президент, отвечали они, не желает заслужить репутацию диктатора и душителя свобод».
Абсолютно актуальное для современной России наблюдение. Опыт Югославии, в частности, Милошевича и современной Украины в лице Януковича, показывает, что страх ментально вырваться из змеиных объятий «общелиберальной матрицы» западнизма в «диапазоне» от Вольтера и Канта до Маркса, приводит к параличу воли и неизбежной сдаче на милость победителя. А западный триумфатор, включая немца, как говаривал князь О. фон Бисмарк, оставляет побежденному (тем более славянину) лишь глаза для безвозбранного плача, отнимая все остальное.
Лидеры современной России должны бы выучить этот геополитический урок Лимонова и не обольщаться, что им удастся то, что не получилось у вышепоименованных политических славяно-русских лидеров. Да, Россия неизмеримо больше (правда она уже сильно уменьшилась по сравнению с 1860 годом), и разложение в ней идет неизбежно медленней, но в том, что оно идет той же фатальной дорогой, не может быть никаких сомнений.
Лимонов и признания на Западе добился не общеизвестным (в определенной среде) приемом поношения родного отечества, а честностью, талантом и литературным трудом. В одном из его пространных очерков, повествующем о знакомых западных поэтах и писателях, много сведений на сей счет. Так, в 1980 году он получил в Лондоне бронзовую медаль на поэтических Олимпийских играх за антилиберальное, так сказать, стихотворение о «Русской Революции». Естественно, там не было привычных нападок на Россию, советскую или царскую.
Лимонов свободно ориентировался в западной «республике письмен», зная ее изнутри, будучи в ней уважаем. Он без какого-либо придыхания относился к представителям зарубежных литератур, ценя их по действительным заслугам. Так, он не разделял прогрессистского восторга по поводу поэтических заслуг своих именитых знакомых американцев Аллена Гинзберга (1926-1997), основателя «движения битников», и его соратника, поэта и издателя Лоуренса Ферлингетти (р. 1919). Лимонов вообще не честил эту «общелиберальную» публику, ценящую буржуазное «спокойствие и сытость», в том числе и нашего позднесоветского «разлива». Вот его показательно-меткий отзыв о всей этой когорте «правильно-цивилизованных», а по сути «заурядных» и «банальных»: «Они [Гинзберг и Ферлингетти]чем-то сродни нашим бесплодным смаковницам литературы: Евтушенко и Вознесенскому. Не удивительно, что заезжий Бродский, неамериканец, стал американским национальным поэтом, ибо туземцы были уж слишком банальны и бесцветны».
Подобные критические отзывы о самых «раскрученных» поздне-советским официозом «властителях умов», тянувшихся к соответствующим западным типам, постоянно встречаются у Лимонова. О «команде» Вознесенского, Рождественского, Ахмадулиной, Евтушенко, певцов хрущевского «оттепельного коммунизма» и «прогрессивного человечества», он отзывался без восторга. Лимонов заметил, что у них «Начисто отсутствовало мистическое измерение. Отсюда все эти скворченки, последние троллейбусы и бухенвальдские набаты. Хотят ли русские войны… Хочется закричать: хотят, еще как, победоносной войны!»
Лимонова волновало качество нашей культурной элиты, как поздне-советской, так и современной. Достоинство его многочисленных наблюдений на сей счет – несомненно. Он точно знает поразительный феномен генетического единства советской и современной «культурной» элит. Нынешняя культ-элита – сплошь и рядом «оттуда». И современные проблемы, соответственно, оттуда же. В этой связи весьма любопытны его очерки об А.Боровике, К.Эрнсте и других «мажорах», которых он наблюдал лично и неоднократно как в Париже конца 80-90-х гг., так и в родном отечестве. Понимая, что политическая элита во многом зависит от уровня «культурной», ибо от нее напитывается «смыслами», он вполне в духе классиков Русской интеллектуальной традиции (В.Розанова, Л.Карсавина, П.Флоренского и др.) математически точно заключает:
«Абсолютная беда России, на мой взгляд, состоит в том, что из нее сосут кровь семьи, подобные семье Боровиков… и прочих вельмож… Разветвленные десятки тысяч семей этих образуют грибницу. Они женятся и выходят замуж за себе подобных отпрысков таких же, подобных им семей-династий <…> и все исправно вампиризуют Родину».
Этого рода публика, как правило, сознательно служит идеологемам Запада и это только добавляет бед. Лимонов при этом – поразительно чувствительный писатель-мыслитель и художник слова. Вот, например, психологически ценное наблюдение «вазомоторики» покойного Артема Боровика, недолгого наследника империи Юлиана Семенова, так загадочно сошедшего с литературно-издательской властной московской сцены (впрочем, и сам Боровик младший загадочно покинул сей мир). Лимонов пишет о разговоре с А.Боровиком в Москве 1989 года: «…меня поразила его тотально наетая физиономия… Беседовать с ним было интереснее: он знал кодовые понятия Запада, что отсутствовало даже у Семенова».
Лимонов – мыслитель русской традиции, стремившийся, как и его великие предшественники, к самобытному величию России во всем ее многоплеменном многообразии, покоящемся на народно-русском цивилизующем столпе. Он был продолжателем национально-большевистского направления, весьма жизненного в условиях эволюции «красного проекта», поразившего Старую Россию. Лимонов, по сути, решил вернуться на оборванную стезю «синтетического» и «симфонического» русского пути, неоднократно говоря о своих «консервативно-революционных симпатиях» и в своей зарубежной бытности, и по возвращении в Отечество.
Наши «либералы», у которых по верным наблюдениям Лимонова, было мало чего от подлинного европейского либерализма, всегда «национально-ориентированного», вообще не видят этой стороны его творчества обращая внимание на старые эпатажные работы младого «Эдички», из которых он быстро вырос. Уже в 1980-е гг. Лимонов подобно А. Зиновьеву, другому русскому, вынужденно оказавшемуся на Западе, стал «демоном» этой «прогрессистской» цивилизации, забывшей о героических целях жизни, подменившей их телесными средствами существования. Более того, он показал принципиальное единство «двух санаториев», западного и советского, шедших теперь единым пошлым курсом потребительской цивилизации. Советские элитарии, вступив «после Сталина» на этот подражательный путь обеспечения «товарного изобилия», не поняли, что попались на пропагандистский «западный крючок», с которого трудно соскочить.
Лимонов-мыслитель пишет и публикует во Франции знаковое сочинение – «Дисциплинарный санаторий» – которое бы надо, наконец, прочесть представителям и нашей культурной, и политической элиты, до сих пор не расставшихся с ложными чарами Запада. Ей следует пройти курс Русской мысли, хотя бы, начиная с Ф.Достоевского, К.Леонтьева, В.Розанова, к которым примкнул и Лимонов. Вот мысли Лимонова из его «Дисциплинарного санатория» 1980-х гг. (ах, как современно!):
«Метод геноцида героев характерен для всей евроцивилизации (Союз Советских с блоком включительно)… Когда администрации двух блоков… договорятся во всем, настанет тот невыносимый рай на земле, тот «мир во всем мире», каковой так усиленно желали… администраторы-утописты всех мастей. К этому идет дело <…> В санатории нарушен баланс между возбуждающимися и большинством социума. Большинство возбуждающихся бессмысленно подавлено, они оттеснены от участия в работе организма общества, став наиболее угнетенным классом. Возникло новое божество – Народ (People), заменившее в безбожную эпоху царей. Это новое Чудище… лишь повторяет внушенные ему media – идеологической службой санатория – готовые мнения, то есть дезинформацию. Так, вместо прежней ярко разделенной лево-правой старофранцузской ориентации воцарился расплывчатый ПРОГРЕССИЗМ. Торжествует love к прогрессу, ненависть к отрицательным абстракциям (угнетению, тоталитаризму, расизму… и прочим поп-категориям <…> Однако умиляться по поводу сегодняшнего прогрессизма People не стоит. В ближайшие десять лет может оказаться, что не выдуманный, а настоящий шоковый кризис ударит по санаторию и тогда появится проблема упорядочения доступа к оставшимся благам <…> Вопреки верованию самих People они не жертвы санаторного общества <…>People обожают себя, и их обожает администрация, media, интеллектуалы. И только саркастический голос возбуждающегося Пазолини каркает с того света насмешливо: «У большинства вообще нет подлинного разума. Он только у меньшинства».
Пазолини, как и Лимонов, по сути, повторяют Гераклита, впервые задумавшегося о Логосе, которого «большинство не разумеет», показывая мерзость того, что сегодня называется «демократией». Что здесь предложил Лимонов? Зная Запад изнутри и глубоко, он, по сути, посильно возвращал Русь на ее собственный путь, призывая, наконец, покинуть общелибиральную матрицу, на которой произросли вольтерьянство, кантизм, марксизм-ленинизм и прочие близкородственные «теории освобождения», безуспешно пытавшиеся в своих космополитических устремлениях покинуть родные отечества и культуры…
Лимонов – пророк национального возрождения, прирожденный мыслитель и вожак, чье честное слово не расходилось с делом. Это было слово честного человека, вершившего в русизм не меньше Достоевского и так же – без тени подобострастия к сильным мира сего, как и без «любоначалия» при бесспорном умении руководить. Лимонов – борец за национальное единство России, делом стремившийся к воссоединению насильственно расчлененного Русского народа, поведший за собой многих и многих. Он борец на два фронта – как с изменническим «либеральным обществом», согбенным пред Западом, так и с его «официальными» представителями где-нибудь в Центробанке, бесчувственным к народной правде, как бы не понимающим, что Россия и ее народ приговорены Западом к уничтожению. Это жертвенный человек, показавший правоту русской истины, гласящей «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», учивший «прогрессивное человечество» отправить, наконец, в прошлое застарелую «либеральную матрицу» цивилизации, покоящуюся на бездуховном «брюхо-потребительстве», уничтожающем человека.
Жизнью своей и обликом Лимонов показал необходимость и возможность возвращения России-вселенной на собственный самобытный путь бытия. Лимонов доказал и другую пушкинскую правоту – «есть упоение в бою, у самой бездны на краю», когда этот бой ведется во имя Правды, где бы он ни шел – на родственных Балканах, в Новороссии, в Крыму...
И еще Лимонов жизнью своей отобразил правоту Евангельского понимания человека, у которого ни один волос не упадет без Божией Воли. Ему было дано жить до семидесяти семи лет. Несмотря на метания и ошибки, также очевидно, курс «на правду» у него всегда брал верх. Это был курс на соборную русскую правду, собиравшую вокруг честных дерзновенных юношей, смелых и устремленных, о которых в книге стихотворений «Мальчик, беги!» он сказал:
На нашем холме замечаю.
Христос им является, тих?
Я даже Христу пожелаю
Апостолов смелых таких!
Лимонова надо читать и учиться у него. Политикам особенно! Он показал действенность Закона сохранения дерзновения, гласящего, по-моему, следующее. Государство непременно самосокрушается, проходя «точку невозврата», если перестает привлекать на службу – от военную, административную, общественную и т.д. – честных, жертвенных людей, для которых любовь к ближнему, национальная честь и правда являются не условными красными словцами, но подлинной истиной, данной свыше. Если государство шарахается от этих «возбуждающихся», процент которых всегда мал, но постоянен, то эти пассионарии либо лезут в петлю, как Г.Шпаликов в знаковом 1974 г., либо безвременно гаснут как В.Шукшин тогда же, либо ищут свободной мысли и действия как Лимонов все в том же 1974 году, покидая Отечество, превращаемое «бездерзновенными» псевдоэлитариями в «край безлюдный, безымянный», забывший свой путь.
Лимонов был нам дан, чтобы мы, наконец, поняли, что не надо обреченно дожидаться очередной «точки невозврата». Если не будет дерзновенного действия во имя правды сверху, то придет движение снизу и тогда «Обязательно наступит время, когда придется оккупировать супермаркеты <…> И усадьбы придется грабить…» Лимонов безрадостно высказался о такой перспективе…
По Лимонову лучше бы все вершить по-русски, как велит народная песня. Однажды ему всю ночь снилась песня «Одинокая бродит гармонь». Тогда он вспомнил себя, пятнадцатилетнего харьковского подростка, борца-разрядника, любителя поэзии, и, вскоре, рабочего знаменитого завода-гиганта «Серп и Молот». Он предчувствовал скоротечность земных дней, и что хорошо бы все на Руси, вновь единой, устроить по-доброму, как снилось: «А в ту ночь я понял красоту неземную песни «Одинокая бродит гармонь»… Я, русский парень, 74-х лет».
Владимир ШУЛЬГИН, доктор исторических наук, Калининград
