Иногда используется такой педагогический прием. Когда учитель желает остановить внимание ученика на каком-то важном понятии, он сопровождает усвоение этого понятия нанесением ученику какой-нибудь скорби, причинением боли - нравственной или физической, чтобы ученик запомнил это на всю жизнь - через наказание. Этот прием заимствован людьми из Божией педагогики...
Самое ценное для моего духовного роста приобретение, которое подарила мне война, состояло в том, что она дала мне возможность узнать о моем еврейском происхождении, сподобила пережить по этому поводу много горечи. И таким образом положила начало размышлениям о сложном узле проблем, связанном с этой темой, - можно сказать, ключевой, имеющей отношение к путям спасительного Промысла Божия о человечестве... До войны я совершенно не был осведомлен о существовании этой темы.
Первое знакомство с ней произошло в Свердловске, куда эвакуировали моих приемных родителей вместе с Наркоматом цветных металлов, в котором они тогда работали. Во дворе дома, в который нас поселили, мальчики спросили меня: ты еврей? Я не знал, что такое еврей, но по их тону почувствовал, что это что-то очень нехорошее. И что это, возможно, имеет ко мне какое-то отношение. И для того, чтобы выйти из трудного положения, в котором я оказался, ответил: «Нет, я москвич». Это развеселило моих близких, которым я рассказал о случившемся.
Отец Валентин (Гуревич)
Потом произошло еще одно событие, которое уже напрямую было связано с холокостом. Кроме моих приемных родителей, независимо от них, была эвакуирована в Свердловск семья моей родной матери, поскольку ее новый муж был крупным специалистом в сфере оборонной промышленности, которая с особенной основательностью концентрировалась тогда именно в Свердловске. Эта эвакуированная семья состояла из четырех человек: моя бабушка, ее дочь, то есть моя мать, с мужем и с их недавно родившейся дочерью.
Мать, имевшая юридическое образование, стала работать следователем в милиции, поскольку следователи мужескаго пола были мобилизованы в действующую армию. Должность следователя обеспечивалась хорошим продуктовым пайком, включавшим бутылку водки, которую бабушка продавала, чтобы восполнить нехватку хлеба. Однажды она при этом потерпела коммерческую неудачу. Когда она стояла на людном месте и предлагала прохожим этот свой товар, мимо шел матрос. Он заинтересовался ее предложением и, взяв из ее рук бутылку, откупорил ее и тут же опорожнил прямо из горлышка. Затем вытер губы рукавом, вернул бабушке пустую бутылку и, сказав «спасибо, мамаша», продолжил свой путь...
Однако не этот случай имел отношение к холокосту. А вот какой. Все мои эвакуированные на Урал сродники, кроме бабушки, от зари до зари были заняты должностными обязанностями по месту работы. Поэтому воспитание детей - меня и моей недавно родившейся сестры - полностью легло на бабушкины плечи. Поскольку она - единственная из моих эвакуированных сродников - достигла к тому времени пенсионного возраста.
И вот однажды, помню, в какой-то морозный солнечный день мы идем с бабушкой по заснеженной улице Свердловска, в прошлом - Екатеринбурга, и вдруг, когда перед нами на некотором отдалении возникла идущая навстречу группа - женщина и четверо детей, весь город, казалось, огласили взаимные восторженные восклицания. При этом обе группы ускорили движение навстречу друг другу. Бабушка в подобных случаях крайнего изумления всегда восклицала: «Умереть можно!»
Свердловск, 1944 год
Группы сблизились, продолжая свои восторженные восклицания,
перешедшие в оживленную беседу. Восклицавшие и говорившие были в
основном моя бабушка и возглавлявшая группу женщина. Я вначале ничего не
мог понять. Отчасти потому, что разговор шел на непонятном языке,
называемом идиш.
Не сразу, но постепенно все прояснилось. Женщина, возглавлявшая группу,
оказалась женой родного младшего брата моей бабушки Моисея, который
вместе с их старшим сыном был в это время на фронте. А остальные - два
мальчика, не достигшие фронтового возраста, из них - один подросток, а
другой - заболевший младенец, который вскоре умер, и две
несовершеннолетние девушки. Это были беженцы, бежавшие от холокоста.
Когда по окончании войны мы с бабушкой посетили ее родное местечко в 60 км к западу от Смоленска, откуда как раз бежали эти наши беженцы, то я там видел еще не заросший травой засыпанный землей ров с погребенными в нем евреями обоих полов и всех возрастов. В землю, которой ров был засыпан, был воткнут осиновый кол, увенчанный дощечкой с изображением шестиконечной звезды.
По рассказам очевидцев, земля еще какое-то время после этого погребения шевелилась, поскольку не все погребенные были предварительно умерщвлены.
Видимо, это дело было поручено нашим соотечественникам-полицаям. Поскольку этнические немцы, которым свойственна педантичность, непременно озаботились бы перед погребением расстрелянных досконально убедиться в отсутствии у них признаков жизни и в случае необходимости аккуратно довершить смертоубийство...
В то время я еще никакого понятия не имел, что в одном из домов этого города, носившего имя одного из главных вождей революции, а в дореволюционном прошлом - имя великой российской императрицы, было совершено преступление века - была зверски умерщвлена вся семья святых царственных мучеников во главе с императором Николаем II.
Однако узнав об этом впоследствии и размышляя о том, что происходило в этом необычном городе во время войны, я постепенно начинал видеть здесь некую таинственную связь.
Мне приходило на ум, что все это не случайно; святой император продолжал управлять делами своей земной империи!
В самом деле, именно в этом городе после оккупации Харькова и Донбасса успешно, в кратчайшие сроки концентрируется оборонная промышленность огромной страны. Создается знаменитый Уралмаш, заменивший харьковский тракторо-танковый завод, что обеспечило возможность произвести в достаточном количестве легендарные танки Т-34.
В 1959 г. после окончания института я поступил на работу в лабораторию внутрикотловых процессов, которая была во время войны как раз той самой, описанной Солженицыным «В круге первом», шарашкой, укомплектованной спецами, заключенными по «делу промпартии», или «делу Рамзина». В этом научном коллективе врагов народа было найдено уникальное решение, позволившее необычайно быстро обеспечить всю уральскую оборонку достаточным количеством электроэнергии.
Поскольку враг наступал с чрезвычайной стремительностью, и многие промышленные зоны быстро оказались на оккупированной территории или в непосредственной близости от линии фронта, вся оборонная промышленность сконцентрировалась в основном на Урале, и была нехватка электроэнергии. Необходимо было как можно скорее создать крупные электростанции и, в частности, произвести для них большое количество паровых котлов высокого давления. Наладить производство крупногабаритных толстостенных барабанов для этих котлов в короткий срок не представлялось возможным. И вот группа специалистов, которая, находясь в заключении по «делу Рамзина», создателя прямоточного «котла Рамзина», в кратчайший срок спроектировала прямоточные котлы, для которых не требовалось барабанов. Их быстро сварили из труб, имевшихся на складах. И таким образом было обеспечено необходимое количество электроэнергии для производства на Урале тех же танков и другой боевой техники.
Когда я поступил в эту лабораторию, там еще трудились эти замечательные, уже реабилитированные ветераны сталинских концлагерей - старорежимные инженеры с характерной дореволюционной основательностью и добросовестностью, знатоки не только своего дела, но также русской и мировой культуры. А возглавлял лабораторию приставленный к ним еще во времена шарашки молодой специалист, комсомолец, перед которым была поставлена двойная задача - не только перенять у этих врагов их богатый инженерно-научный опыт, но и докладывать куда надо об их политических высказываниях...
А эта удивительная, как бы случайная встреча родственников! Которая
помогла беженцам, лишенным пищи и крова, обрести то и другое: разделив
эту группу пополам, ее приютили две семьи - мои приемные родители и
семья бабушки. И вообще в этом городе нашли приют множество беженцев
еврейской национальности, которым, останься они на оккупированной
фашистами территории, угрожало тотальное, не знающее исключений,
уничтожение.
И здесь мы видим со стороны святого императора исполнение святой
заповеди христианской любви к врагам - ведь именно еврейская молодежь
поставляла экстремистских боевиков большевистской революции. Но в
согласии со стихами Бехтеева, царственным мученикам, стремившимся
исполнить христианскую заповедь любви, на краю могилы были дарованы
«нечеловеческие силы молиться кротко за врагов». А сам император завещал
не мстить за смерть всей его семьи.
Итак, о том, что святой император действительно пребывает на Небесах именно как последователь Царя Небесного, претерпевший по Его примеру, свою страшную голгофу и одержавший непобедимую победу Креста, состоящую в изгнании всякой злобы, в том числе и к распинавшим, из собственного сердца, мы имеем явное свидетельство. А именно: в городе своего святого подвига он обеспечил приют и помощь преследуемым беспощадными гонителями беженцам, принадлежащим к тому самому народу, который породил особенно активных и неистовых революционеров и цареубийц...
Теперь встает вопрос: почему, если бы не война, я так и не узнал бы о своем еврейском происхождении? Из близких никто не рассказал бы мне об этом, потому что они были коммунисты, принадлежащие партии, которая все делала для того, чтобы вовсе похоронить эту тему ради идеала братства народов. А из внешних никто не осмелился бы мне об этом заикнуться. Потому что все обезумели от страха перед НКВД. Ибо этот наркомат был готов репрессировать всякого, кто затрагивает тему, чреватую антисемитизмом.
Коммунисты, особенно еврейского происхождения, были ожесточены против Церкви прежде всего потому, что видели именно в ней источник антисемитизма - дескать, евреи Христа распяли. Поэтому следует уничтожить Церковь, чтобы люди начисто забыли о Христе и распятии. И тогда не будет ни русских, ни евреев, все люди станут братья. Отсюда - такое ожесточение со стороны НКВД против Церкви и даже против слов, содержащих табуированное буквосочетание, состоящее из трех букв: «ж», «и», «д».
Но вот началась война - в день Всех святых, в земле Российстей просиявших, и все как-то осмелели. Вспомнили о святынях, подвергшихся уничтожению и поруганию, за что Бог и обрушил на нас это бедствие - войну. И во всем стали винить евреев, которые все это инициировали и всех соблазнили. Вспомнили о репрессиях за малейший намек на еврейскую тему, когда даже стали избегать произносить слова, содержащие эти табуированные три буквы, например, поджидать.
Беженцы
Этому избавлению от страха содействовало как бы негласное «благословение» антисемитизма, которое многие усмотрели в принятии пакта Молотова - Риббентропа, после которого евреи, занимавшие высокие посты, были с этих постов смещены. Например, мой папа перестал быть членом коллегии Наркомата внешней торговли. С помощью Микояна он не остался без места - был перемещен на более скромную должность начальника отдела снабжения в Наркомате цветных металлов.
В общем, стало распространяться мнение, что именно евреи навлекли на нас эту страшную войну - они во всем виноваты. И вот мне пришлось не раз попадать под горячую руку подобных настроений. Дети были свидетелями подобных разговоров между взрослыми. Матери в воспитательных целях начали пугать младенцев уже не волками, а евреями. И если взрослые часто избегали все-таки вести эти разговоры с посторонними, то дети спокойно озвучивали эту тему, не понимая, что говорить можно, а что нельзя.
Бабушкиных сил не хватало на мое воспитание. Поэтому пришлось мне из-за чрезвычайной занятости взрослых неусыпными трудами, необходимыми для обороны отечества, постоянно кантоваться по разного рода детским учреждениям. Был я и в уральском интернате на Уктусских горах, и в московском детском саду, и в дневных интернатах для детей школьного возраста, и в октябрятских и пионерских лагерях под Москвой, под Сочи, в Прибалтике. И везде эта еврейская тема так или иначе все-таки возникала в беседах между детьми. Расскажу не обо всех случаях этого рода, но о тех, когда я испытал особенный шок и потрясение.
Однажды в московском детском саду, где-то в районе кинотеатра «Ударник», один мальчик известил остальных детей о том, что есть такие... евреи, которые кушают маленьких детей.
И тут же показал пальцем на вышедшего из маленького домика рядом с невысокой оградой детского сада старика, который жил в этом домике со своей старухой. И подойдя к ограде, сказал: «Дедушка, я тебя не люблю, потому что ты кушаешь маленьких детей». Дедушка побледнел, подозвал оказавшуюся поблизости воспитательницу и известил ее о происшедшем: «Вы слышите, что он говорит?..» Воспитательница поругала мальчика.
Вечером папа пришел забирать меня из детского сада домой. И когда мы шли с ним по Каменному мосту, я сказал: «Папа, ты знаешь, оказывается, есть такие... евреи, которые кушают маленьких детей». Папа побледнел и сказал о себе, что он еврей. Я был потрясен. Ведь я знал папу с самой хорошей стороны, что он добрый и любит меня. И конечно, был уверен, что такой человек никак не может кушать маленьких детей. Потом папа, помолчав, сказал мне: «Более того - и ты еврей». Эти слова вызвали еще большее потрясение - про себя-то я уж как никто знал, что я не кушаю маленьких детей...
Были и другие подобные случаи. Но этот особенно запомнился из-за пережитого сильнейшего шока.
Очень горестно было видеть издевательства над моим папой со стороны мальчишек, когда я шел по улице со своими родителями и маленькие антисемиты кроме обидных прозвищ и насмешек бросали в него камешки. Однажды уже не камешки, а два-три довольно увесистых булыжника один за другим, разбив оконное стекло, ударились в противоположную стену комнаты, пролетев буквально в сантиметре от седой головы моей бабушки, которая сидела за столом в нашей квартире на первом этаже и что-то строчила на швейной машинке фирмы «Зингер».
И наконец, главное событие этого ряда произошло, когда я учился в 4-м классе, в школе, построенной на месте взорванного главного храма в Зачатьевском монастыре. Весь класс знал, что я еврей. И это было причиной травли со стороны всего класса. Ситуация усугублялась тем, что мои родители были революционерами, занимали посты. Долго работали за границей. Поэтому я был хорошо одет, да еще во все заграничное. Остальные ходили в лохмотьях. Все это усугубляло мое отличие от всех. Я не хотел, чтобы меня так одевали. Меня так одевали потому, что родители были за границей и усвоили тамошние нормы касательно приличной одежды.
И я подвергался травле. Было очень тяжело. И один мальчик, самый сильный, третьегодник, неформальный лидер нашего класса, сделал меня своим рабом. Я должен был выполнять все его повеления под угрозой расправы в случае неповиновения. И все ко мне так же относились - весь класс. Еще один еврейский мальчик сделался рабом «второго лица» в иерархии силы, которое было как бы правой рукой «первого лица». Я все время находился в тяжелом, подавленном состоянии. Не хотел ходить в школу.
Холокост
И вот однажды все выбежали из класса на переменку, а я остался один, погруженный в свое подавленное состояние, охватившее меня тяжелое размышление. Вдруг слышу ясно внутренний голос (место святое), что надо всех любить. Что бы они тебе ни сделали. И всем надо желать здоровья. Даже на улице здороваться со всеми, даже незнакомыми людьми.
На меня это произвело очень сильное впечатление. Это было какое-то значимое событие в моей жизни.
После этого я старался так себя вести, и мне стало гораздо легче. Потому что мы страдаем не столько от того, как к нам относятся, сколько от того, как мы реагируем. Если мы отвечаем злобой, то это яд, который нас отравляет. Обида, злоба, ожесточение - вот что нас отравляет. Отравляет и умерщвляет нашу душу и сердце. Оно становится каменным. От этого нам бывает очень и очень плохо. И при этом мы одновременно отгоняем от себя спасительную благодать, то есть не спасаемся, а погибаем.
Потому что Господь на Кресте заботился больше всего не о том, чтобы Ему было не так больно. Его больше всего беспокоило то, что вот эти люди, которые так с Ним поступали - оскорбляли Его, оплевывали, наносили Ему смертельные раны, - из богоподобных превратились в звероподобных. А Он пришел спасти всех и распинался также и за этих людей. И Он умолял Отца, чтобы Он не погубил их, но дал им возможность покаяться, то есть восстановить свое богоподобие.
И главная наша задача не в том, чтобы отомстить и размозжить головы нашим врагам, а в том, чтобы из себя изгнать зло. Тогда мы будем живы для вечной жизни. Это есть победная любовь Креста. Крест - это «оружие мира, непобедимая победа».
Главное - из себя изгнать злобу, ожесточение, обиду. Потому что Бог есть любовь. Если будет любовь, которая в отличие от злобы не ожесточает и умерщвляет, а умягчает, оживляет и воскрешает окаменевшее сердце и душу, то мы будем со Христом и воскреснем для вечной жизни. Вот это - основное...
На следующий год наш класс «расклассировали», меня вместе с небольшой группой одноклассников перевели в другой класс, неформальный лидер которого меня полюбил и защищал от обидчиков.
И впоследствии, встретившись с христианством, я сразу понял: это то, что надо. Это Истина. Потому что главное - быть с Богом, быть в любви, не быть в ненависти, ожесточении, озлоблении. Потому что когда человек обижен, он становится мстительным чудовищем - измышляет разного рода мщение по отношению к своим обидчикам. Иногда такому человеку дается власть. И тогда он становится либо восточным владыкой, который сдирает шкуры - кожу снимает с тех, кто долго оборонял город, который трудно было взять. Либо революционером из инородцев, которых обижали. Потом, взявши власть, они стали «отводить душу», проявляя жестокость. Или вот немцы, которые были обижены и унижены и потом решили, что они выше всех (über alles - над всем).
У всех бывают такие случаи в жизни - когда кто-то нас обижает или угнетает. И если мы начинаем обижаться, то становимся чудовищами. Если у нас в руках в этот момент окажется власть, мы можем превратиться в зверей. Все одинаковы. Поэтому нельзя никого осуждать. Главное - в себе преодолевать ожесточение, обиду, злобу. Осуждающие властителей-тиранов, получивши власть, становятся палачами. По словам Флобера, «в каждом революционере прячется жандарм».
Новомученики и исповедники российские, которые претерпели экстремальные ситуации, были на грани мучительной гибели души и тела, знали, что если они допустят в сердце злобу и ожесточение даже против тех, кто жестоко с ними поступает, то они теряют благодать. Находясь под сильным психологическим и физическим давлением со стороны палачей, в нечеловеческих условиях строгого лагерного режима, утратив благодать, они лишаются единственной оставшейся для них поддержки, дающей им возможность сохраниться от нравственного падения. Потому что лишение благодати есть лишение помощи Божией - остается одна обида, злоба. И тогда они могут сломаться и выдать своих друзей и отречься от Христа. Они вот так подтвердили своей жизнью, своим страданием эту заповедь евангельской любви.
И вот еще есть такой пример, как Антоний Сурожский (Андрей Блум). Он был в числе русских эмигрантов в Париже, поселившихся в рабочих кварталах, где жили «гавроши», то есть мальчики из пролетарских семей. И они русских детей третировали - как буржуев, которые убежали от советской власти. Они их избивали, издевались над ними.
И вот однажды будущий митрополит Антоний был в лесу, в лагере скаутов, и туда приехал отец Сергий Булгаков с ними беседовать. Он говорил как раз о Евангелии, о евангельской любви. Будущий владыка, скептически отнесшись к словам отца Сергия, решил по приезде в Париж самостоятельно прочитать Евангелие. Он выбрал самое короткое - от Марка, 16 глав. И когда прочел, то ощутил присутствие Христа. Рядом. Живо ощутил. И он сказал сам себе: «Вот это реальность - то, что Он рядом со мной. Я вижу, что это реальность. Значит, все, что здесь написано, правда. И поэтому я буду их любить, что бы они мне ни сделали».
Впоследствии пришло осознание того факта, что поскольку среди революционеров весьма большой процент приходился на инородцев и в особенности на евреев, в результате революции весьма большой процент находящихся у власти также составляли представители этой обиженной и, следовательно, ожесточенной национальности.
И естественно, это вызывало растущее недовольство коренного населения, которое всегда бывает недовольно властью иноплеменников. Тем более что обычная неприязнь к власть имущим усугубляется в том случае, если они к тому же еще иноплеменники. Таково было недовольство, например, засильем немцев в сословии чиновников и в научных кругах во времена того же Ломоносова...
Итак, очень важно было жить во время войны в таком юном возрасте -
Иеросхимонах Валентин (Гуревич)
