Ровно сто лет назад, 26 декабря 1919 года, Совет Народных Комиссаров принял декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР». Так в русском языке появилось новое слово: «ликбез». Пролетарская культура была щедра на диковатые неологизмы и страннейшие аббревиатуры (над чем смеялись еще Ильф с Петровым — вспомним их «Фортинбраса при Умслопогасе»), но этой была суждена долгая жизнь, хотя и безграмотность давно ликвидирована, да и РСФСР уж почти 30 лет как нет. «Известия» вспоминают о самой успешной и самой полезной кампании советской власти на ниве просветительства.
Согласно декрету, с 1920 года всё население Советской России в возрасте от 8 до 50 лет, не умевшее читать или писать, обязано было учиться грамоте. По желанию — на русском или на родном языке. Из многих начинаний первых лет советской власти это оказалось, пожалуй, наиболее рациональным и успешным.
Звонкое слово «ликбез» означало широкую просветительскую программу, которая изменила не только судьбу страны. «Пароль времени», как любили — не без патетики — выражаться в те годы. В каждом населенном пункте, в котором насчитывалось не менее пятнадцати неграмотных, учреждались «школы грамоты», так называемые ликпункты. Через год в 40 губерниях России появилось около 13 тыс. таких школ. Их открывали при заводах, нередко — в национализированных богатых домах и закрытых храмах. Учились в ликпунктах по 68 часов в неделю первоначально 7–8 месяцев, позже стали управляться за четыре.
«Рабы не мы»
Новая власть озаботилась проблемой едва ли не сразу после взятия Зимнего. Еще в ноябре 1917 года Анатолий Луначарский на страницах журнала «Народное просвещение» провозгласил курс на ликвидацию безграмотности. А кроме того — заговорил о гигиене, о том, что каждую школу (включая сельские) нужно обеспечить горячей водой и мылом. И ликвидацию безграмотности нужно было запускать в условиях беспросветной нищеты.
В декабре 1917 года в Народном комиссариате просвещения был создан внешкольный отдел, который возглавила Надежда Крупская. Она с первых лет ХХ века разрабатывала методику педагогической работы с взрослыми учащимися. Именно в ее личном департаменте и создавались планы обучения совершеннолетних, не получивших азов образования. Считалось, что быстрому преодолению неграмотности поможет орфографическая реформа, разработанная еще в царские времена, но стартовавшая в начале 1918 года. Ее основной целью было упрощение правописания. Проще писать — проще обучить.
Стали появляться буквари для взрослых. Их, несмотря на дефицит средств, старались издавать массовыми тиражами. В этих изданиях просвещение тесно переплеталось с пропагандой. Именно там появились чеканные формулы, по которым население училось читать и писать: «Мы не рабы, рабы не мы», «Среди рабочих много чахоточных. Советы дали рабочим бесплатное лечение», «Мы были рабы капитала». Это не просто трафареты для прописей, а пища для ума и руководство к действию. Тогдашние буквари повлияли на общественное мировоззрение сильнее, чем мы сегодня можем представить. Ведь для большинства питомцев ликпунктов это были действительно первые книги... А для многих (это в первую очередь касается старшего поколения) они так и остались единственными.
19 июля 1920 года появился новый декрет — об учреждении Всероссийской чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности (ВЧК л/б). Эта была разветвленная сеть, охватившая всю страну. В составе «второй ВЧК» действовал штат разъездных инструкторов, которые помогали «товарищам с периферии».
Обучение грамоте в деревне Тимошино Егорьевского района Московской области, 1930 год
Конечно, учиться жаждали не все. Каких только забот не было у людей в голодные и опасные годы Гражданской войны, да и после нее... И тут в ход пускали известный в те годы принцип «Не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Такое бывало часто: обучали силком, против желания... Но это в первые годы действия программы. К концу 1920-х необходимость начального образования осознали почти все.
Долой неграмотность!
Дело не захлебнулось и после образования Советского Союза, когда процент неграмотных в стране снова вырос — прежде всего за счет Туркестана. В 1925 году энтузиасты борьбы с неграмотностью объединились в добровольное общество «Долой неграмотность», местные отделения которого создавались, как говорится, «от Москвы до самых до окраин». Этому обществу помогали все знаменитые советские писатели, включая Максима Горького и весьма популярного в те годы Демьяна Бедного. А Владимир Маяковский многократно давал поэтические концерты в пользу ликбезовского общества.
Критически не хватало педагогов. Наркомпрос пытался оперативно решить эту проблему. Под знаменами ВЧК в 26 губерниях создавались курсы учителей. Но тут система столкнулась с нехваткой преподавателей. Приходилось завозить лекторов из столиц. Комиссия помогала с командировками. Каждый образованный человек с минимальными педагогическими способностями был на счету. Недаром в 1928 году был организован всесоюзный комсомольский культпоход. Это была лихая молодежная атака на неграмотность. Комсомольцы на общественных началах обучали неграмотных — как правило, рабочих. В эту программу входила и борьба с детской беспризорностью. Власть исходила из того, что каждый подросток школьного возраста не только может, но и обязан учиться.
Выпускник ликпункта должен был уметь читать «ясный печатный и письменный шрифт, делать краткие записи, необходимые в обыденной жизни и в служебных делах», мог «записать целые и дробные числа, проценты, разобраться в диаграммах», а также «в основных вопросах строительства Советского государства». По тем временам — немало. Учили, как правило, по лозунгам, но старались пробудить у питомцев способности к самостоятельному мышлению. Учитывали социальное положение ученика, его профессию.
Сельский учитель обучает узбекских женщин грамоте, 1921 год
Обучающимся сокращали рабочий день на два часа при сохранении зарплаты и пайка. Нередко руководители предприятий — в особенности во времена НЭПа — не выполняли этих предписаний. На них жаловались. Дело доходило до жестких мер: неуважение к ликбезу приравнивали к контрреволюционной деятельности. Кстати, за прогулы уроков на неграмотного могли наложить штраф... Правда, к столь строгим мерам прибегали нечасто. Другое дело — общественные порицания и агитсуды.
Чтобы система заработала на полную мощность, потребовалось 10 лет. К началу 1930-х в стране появилось массовое педагогическое образование. И это тоже заслуга кампании, которая началась в декабре 1919 года.
Программа чрезвычайной важности
Зачем ликбез был нужен большевикам, еще не укрепившим свою власть, еще воевавшим «на деникинских фронтах»? Для них это был не только пропагандистский довод, но и дело чести. Самодержавие традиционно упрекали за невнимание к массовому образованию. Об этом страстно писали и либералы, и социалисты всех мастей. О необходимости бесплатного всеобщего образования твердили и эсеры, и меньшевики, и большевики. В этом они сходились. И большевики — надо отдать им должное, — захватив власть, не ограничились декларациями. Для них это был важнейший идеологический вопрос. Революционные партии проповедовали веру в прогресс — технический, культурный и социальный. А о каком прогрессе можно говорить в малограмотном обществе?
Нельзя забывать и об экономическом эффекте ликбеза. Страна получила тысячи (а со временем — десятки и сотни тысяч) специалистов более высокой, чем прежде, квалификации. Кроме того, при кардинальном переустройстве политической и социальной системы новой власти требовалась эффективная пропаганда. Власть была заинтересована в том, чтобы миллионы людей читали газеты, наизусть вызубривали тексты плакатов и транспарантов... Для этого необходимо хотя бы начальное образование. Чтобы гражданин Страны Советов мог хотя бы понять плакат, изображавший мужика в лаптях, шагающего в пропасть со «слоганом» «Неграмотный — тот же слепой. Всюду его ждут неудачи и несчастья». Лубочный плакат Александра Радакова сработал эффективно. Постижение грамоты воспринималось как средство от слепоты, как пропуск в новый прекрасный мир. Конечно, далеко не все — и среди учеников, и среди учителей — рассуждали так идеалистично. И все-таки нельзя отрицать мощь и искренность тогдашней веры в чудесную силу азбуки.
Судьба Просвещения
Конечно, наркомпросовцы 1919 года начинали не с нуля. Почему же в России сто лет назад для ликвидации безграмотности потребовались столь крутые, «чрезвычайные» меры? Проблема кроется в глуби веков. Первым нашим просветителем государственного масштаба был князь Ярослав, не зря прозванный Мудрым. Он и сам был пристрастен к чтению, и других старался приохотить к науке. Примерно в 1030 году князь Ярослав создал первое училище в Новгороде Великом. К концу правления князя-книгочея Русь была одним из наиболее просвещенных государств Европы. Но вскоре этот приоритет был утрачен. И только в начале XVII века царь Борис Годунов замыслил открыть в Москве первые светские школы. Пушкин прославил этот порыв царя Московского, вложив в его уста крылатые слова: «Учись, мой сын: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни».
Но эта затея не удалась, а после Смутного времени грамотеев в Московском царстве осталось немного. И царь Петр, которого такое положение дел не устраивало, взялся за дело с поистине революционным неуемным размахом. «Самодержавною рукой он смело сеял просвещенье», — точнее Пушкина не сказать. Петр открывал «цифирные школы», заботился об элементарном обучении солдат.
Цифирная школа в Соликамске
К концу царствования первого императора в России насчитывалось более ста низших училищ. Не все задумки Петра были доведены до ума, но именно ему мы обязаны тем, что к концу XVIII столетия дворянство и духовенство в России стало сплошь грамотным. Развитие получили пресса и литература. Появились читатели — появились и книги.
Заботилась о народных школах и Екатерина Великая, но — по большей части в переписке с европейскими светилами. В этой области ее благие намерения медленно приживались на северной почве. «Народная школа» окрепла в России только к концу XIX века.
По части массовой грамотности Россия так и не догнала Европу. В 1897 году Петр Семенов-Тян-Шанский провел в Российской империи первую научную перепись населения. Она показала, что азами грамоты в стране владеют лишь 21,1% населения. Смиряться с этим не собирались ни власти, ни интеллигенция. Хотя некоторые идеологи консервативного направления считали, что «мужику» грамота идет только во вред. Правда, в начале ХХ века такие воззрения вышли из моды. За судьбы народного просвещения болели лучшие умы страны. Но за первые 14 лет нового столетия число начальных учебных заведений в России увеличилось как минимум в два раза. Важную роль играли церковно-приходские школы, в которых получали азы знаний крестьянские дети.
Обучение населения чтению и письму в деревне Шоркасы Чебоксарского района, 1930-е годы
К началу 1920-х, когда наркомпрос выступил с концепцией ликвидации безграмотности, дело обстояло немногим лучше, чем во времена Семенова-Тян-Шанского: в стране насчитывалось лишь около 30% функционально грамотных граждан. Главным образом, это были молодые люди. А поколение отцов испытывало трудности даже при выполнении самых простых письменных заданий.
Ликбез переломил ситуацию. Всесоюзная перепись населения 1939 года установила, что грамотность среди населения в возрасте от 8 лет приблизилась к 90%. При этом в среднеазиатских республиках речь шла о первоначальной грамотности, а в России — о достаточно высоком уровне образования.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»
