Пожадничавший с уплатой партийных взносов: Анатолий Софронов

Как поэт Анатолий Софронов остался в истории литературы песней «Шумел сурово брянский лес». Все пьесы его уже давно напрочь забыты. Зато надолго осталась недобрая память о тех чёрных делах, которые этот сочинитель много лет творил в Союзе писателей, - и прежде всего о его участии в погромах космополитов.

Сын следователя у белого генерала Каледина

Анатолий Владимирович Софронов родился 6 (по новому стилю 19) января 1911 года в Минске в семье судебного служащего. Заполняя 28 ноября 1944 года анкету для Союза писателей, он указал, что начиная с 1918 года жил главным образом на Дону. При этом писатель умолчал, что его отца - Владимира Александровича Софронова, 1879 (по другим данным - 1882) года рождения, органы ГПУ расстреляли ещё в 1927 году. По одной из версий, власть припомнила ему дореволюционное руководство Харьковским полицейским управлением и службу в гражданскую войну следователем у генерала Каледина в военной прокуратуре (хотя позже Владимир Софронов переметнулся к красным и был следователем в прокуратуре Северо-Кавказского военного округа).

Уже один факт расстрела чекистами отца по тогдашним правилам должен был навсегда перекрыть Софронову доступ к большим должностям и наградам. Но для писателя высокое начальство сделало исключения. Какие же для этого у власти имелись основания?

Поразительно, но сразу после расстрела отца Софронов был взят на работу не куда-нибудь, а в Донской комитет ВКП(б), хотя и на техническую должность курьера-экспедитора. Спустя два года он перешёл подручным слесаря-фрезеровщика на Ростсельмаш. А уже осенью 1934 года его без какого-либо образования утвердили заведующим литературной консультацией в одном из издательств. Ладно, был бы ростовский слесарь уникальным самородком. Но нет же, его первые стихи просто никуда не годились.

Следующая странность: в разгар репрессий Софронов поспешил отовсюду уволиться. Как он писал в автобиографии, «до начала войны нигде не работал и жил на литературный заработок». Но жить только на литзаработки в то время могли себе позволить лишь очень известные авторы.

Ещё один непонятный момент: почему Софронов не воспользовался моментом, чтобы получить полноценное образование в Ростовском пединституте (как я понимаю, этот институт он окончил в 1940 году даже не заочно, а скорее экстерном)?

Не всё рассказал Софронов и о своих жёнах. Первая - Ксения Романенко родила ему в 1931 году дочь Викторию (она впоследствии работала в редакции журнала «Москва»). Вторая супруга - Вера Соколова выучилась на врача. Хотя от других писателей Софронов в конце 40-х - начале 50-х годов строго требовал указывать в анкетах о старых и новых жёнах все подробности.

Жертва катастрофы

Когда началась война, бывший подручный слесаря-фрезеровщика Ростсельмаша ушёл добровольцем в армию и попал на Западный фронт в армейскую газету «К Победе». Буквально через два месяца он, возвращаясь из Москвы в Смоленск в свою редакцию, попал в автомобильную катастрофу и сломал себе плечо. А в сентябре его ранили, и он надолго очутился в госпитале.

Здесь стоит сказать, что заглянув на фронте смерти в глаза, Софронов потом написал лучшую свою песню «Шумел сурово брянский лес».

После госпиталя Софронова демобилизовали и в феврале 1942 года направили в Воениздат. Воспользовавшись передышкой, он начал добиваться, чтобы его наконец из кандидатов перевели в члены Союза писателей. Одну из рекомендаций ему в марте 1942 года дал Михаил Голодный, который отметил, что песни и стихи молодого автора «всегда отражали казачью тему». Эту мысль развил Виктор Гусев. «А.Софронов, - подчеркнул в своём отзыве известный сочинитель, - талантливый литератор. Очень интересны его песни. Некоторые из них широко известны, как, например, казачья песня «Как у дуба старого». Красочны и выразительны его стихи, особенно те из них, которые посвящены Дону, Ростову, казачеству».

По доброте душевной поддержал тогда молодого поэта и Алексей Сурков. «Человек он хороший, советский, - признал Сурков. - В войне был хорошим армейским газетчиком. Поэт способный, растущий, с всё ярче определяющейся своей походкой, своим почерком». Кто же знал, что спустя несколько лет Софронов начнёт подсиживать своего рекомендателя. Да, ещё одну рекомендацию молодому песеннику дал бывший редактор «Нового мира» Владимир Ставский, который когда-то был тесно связан с литературной жизнью юга страны.

Кстати, заступничество авторитетов не помогло. Софронов по-прежнему остался в статусе кандидата (в коем находился с 1935 года).

Послевоенный взлёт

В середине сентября 1942 года Софронов перешёл из Воениздата на должность военкора в «Известия». Но кто и за что стал его продвигать уже после войны, до сих пор загадка. Скорей всего, тогдашний редактор «Известий» Леонид Ильичёв, много лет тесно связанный с руководством Агитпропа ЦК КПСС. Пока достоверно известно лишь следующее. Первое: весной 1947 года поэта наконец всё-таки перевели из кандидатов в члены Союза писателей. После этого, выждав пару месяцев, его назначили заместителем Александра Крона в комиссии Союза писателей по драматургии. Потом молодого автора избрали секретарём партийного бюро Союза писателей.

Давая 6 августа 1947 года характеристику Софронову для парторганов Москвы, заместитель секретаря партбюро Союза писателей Лев Субоцкий, в своё время побывавший и военным прокурором, и редактором «Литгазеты», и даже политзаключённым, отметил:

«Поэт А.В. Софронов состоит членом Союза Советских Писателей с 8.V-1942 г. Членский билет № 4268. В литературе работает с 1930 г.

За время своей литературной деятельности А.В. Софронов опубликовал двенадцать сборников стихов. Наиболее известны из них: «Казачья слава», «Казачья весна», «Стихи военного времени» (1947 г.). Кроме того широко известны его песни, как напр. казачья песня «Как у дуба старого» и др. В 1947 г. им написана и вышла отдельным изданием пьеса «В одном городе».

В июне 1941 г. А.В. Софронов ушёл добровольцем в действующую армию. Работал в должности писателя армейской газеты. В феврале 1942 г. после тяжёлого ранения демобилизовался. После демобилизации работал в Воениздате НКО, спецкорреспондентом газеты «Известия» до 1.I-47 г. В настоящее время является секретарём Партбюро парторганизации ССП СССР.

Честный, преданный партии, политически выдержанный и теоретически грамотный коммунист.

Выдана для представления в РК и МК ВКП(б)» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 43, д. 26, л. 25).

Кстати, автор характеристики на Софронова всё тот же Лев Субоцкий спустя несколько месяцев оформил выдвижение софроновской пьесы «В городе одиноком» на соискание Сталинской премии. «Пьеса, - подчёркнул тогда Субоцкий, - отличается страстной партийностью». Добавлю: весной 1947 года это произведение молодого драматурга горячо поддержал в «Известиях» Виктор Полторацкий.

А дальше смотрите что получилось. Постановление о присуждении Софронову за пьесу «В городе одиноком» Сталинской премии второй степени было подписано 2 апреля 1948 года, через 12 дней секретариат ЦК ВКП(б) утвердил молодого поэта вместо Льва Субоцкого уже секретарём правления Союза писателей, а 19 мая партийное начальство распорядилось ввести новоиспечённого сталинского лауреата в состав президиума Союза писателей. Примерно в те же дни Софронов уступил прежние свои обязанности секретаря партбюро творческого союза другому своему соратнику - Николаю Грибачёву.

Неудивительно, что вскоре Софронов был привлечён одним из руководителей Агитпропа ЦК ВКП(б) Фёдором Головенченко к подготовке ряда материалов для высшего руководства страны. В частности, 4 октября 1948 года он был приглашён на заседание Оргбюро ЦК ВКП(б0, на котором обсуждалась дальнейшая судьба журнала «Знамя».

Не тогда ли у Софронова возникло ощущение своей огромной значимости? Но что он такого написал, чтобы вести себя как классик?

Яростный борец с космополитизмом

Александр Борщаговский, Альтман, Даниил Данин, Л. Малюгин, Александр Крон, другие литераторы считали его невеждой и выскочкой. С этими критиками была категорически не согласна литсотрудница газеты «Известия» Анна Бегичева. Возмутившись прошедшей в конце ноября 1948 года московской конференцией драматургов и критиков, она 8 декабря пожаловалась Сталину. В своём письме вождю Бегичева сообщила, что Борщаговский, объединившись с замаскированными формалистами, приписал Софронову сочинение «идейно убогих, художественно примитивных пьес». «Он же [Борщаговский. - В.О.], - доложила Бегичева Сталину, - заявил, что Софронов в своих пьесах не готов к обличению действительности (?), амнистирует советских дураков». По утверждению Бегичевой, Борщаговский сказал, «что никто из уважающих себя критиков не будет писать рецензии на дрянную пьесу Софронова «Московский характер».

Пикантность ситуации заключалась в том, что конференция, на которую ссылалась Бегичева, проходила под опекой заведующего сектором искусств Агитпропа ЦК ВКП(б) Бориса Рюрикова, пользовавшегося на тот момент полной поддержкой нового руководителя Агитпропа Дмитрия Шепилова.

Софронов - не без оснований - полагал, что команда Шепилова собиралась сначала дискредитировать его как писателя, а затем убрать из руководства творческой организации. Возможно, так оно бы и случилось. Но Софронов, не вылазивший от Фадеева, за частыми пьянками сумел главному писательскому начальнику внушить, что Шепилов и Рюриков руками Борщаговского задумал убрать не столько Софронова, а сколько замахнулись на него, на Фадеева, решив на первую роль продвинуть Константина Симонова. Потрясённый услышанным, Фадеев, судя по всему, добился приёма у Сталина и уже 18 декабря 1948 года на очередном пленуме Союза писателей подверг ноябрьскую конференцию драматургов и критиков сокрушительной критике, взяв Софронова под свою защиту. Больше того, 23 декабря 1948 года главная газета страны «Правда» без ведома Шепилова напечатала статью Софронова «За дальнейший расцвет советской драматургии».

Не ожидая от часто пребывавшего в пьяных загулах Фадеева такой прыти и такой яростной защиты Софронова, Шепилов и Рюриков надеялись лишь на то, что остававшийся за Сталина Маленков уже не будет переделывать подготовленное постановление Оргбюро ЦК о журнале «Звезда», которым Софронов назначался редактором этого издания по отделу поэзии». Действительно, Маленков такое постановление 27 декабря 1948 года подписал (РГАСПИ, ф. 17, оп. 116, д. 406, лл. 22-25). Однако Фадеев, несмотря на это, сохранил свою связку с Софроновым. Похоже, он дошёл до Сталина, который вопреки решению Оргбюро разрешил Софронову не переходить на постоянную работу в «Знамя», а исполнять в том издании обязанности члена редколлегии на общественных началах, точнее - за символическую доплату. А уже 12 января 1949 года «Литгазета» объявила о ещё одном назначении Софронова - об утверждении сталинского лауреата председателем совета Союза писателей по драматургии.

Увидев, что верхи склонились к поддержке Фадеева, а значит в какой-то мере и Софронова, Шепилов срочно представил своему куратору в ЦК Михаилу Суслову записку, в которой осудил прежние выступления Альтмана, Борщаговского, Крона и других литераторов и взялся защищать Софронова. Ну а 28 января 1949 года по этому вопросу достаточно чётко высказалась «Правда» (я имею в виду редакционную статью этой газеты «Об одной антипатриотической группе театральных критиков»). Так наступил звёздный час Софронова.

Последующие два месяца этот сочинитель не вылазил с различных собраний, яростно клеймя своих недавних критиков. «Безродные космополиты, - заявил он в феврале 1949 года на партийном собрании писателей Москвы, - насаждали в нашей печати идеологию буржуазного Запада, раболепие перед иностранщиной, отравляли здоровую атмосферу советского искусства гнилым запахом буржуазного ура-космополитизма, эстетства и барского снобизма» («Литгазета». 1949. 12 февраля).

Натиск Софронова очень напугал Константина Симонова. Увидев, что сбросить Фадеева ему не удалось, он, дабы избежать обвинений в поддержке космополитов, предпочёл отказаться от некоторых бывших соратников и на время объединиться с Софроновым.

26 марта 1949 года эти два вынужденные на короткое время объединиться функционера отрапортовали на самый верх о том, что им уже удалось сделать в борьбе с инакомыслящими. Они писали:

«Товарищу Сталину И.В.

Товарищу Маленкову Г.М.

В связи с разоблачением одной антипатриотической группы театральных критиков, Секретариат Союза Советских Писателей ставит вопрос об исключении из рядов Союза Писателей критиков-антипатриотов: Юзовского И.И., Гурвича А.С., Борщаговского А.М., Альтмана И.Л., Малюгина Л.А., Бояджиева Г.Н., Субоцкого Л.М., Левина Ф.М., Бровмана Г.А., как не соответствующих п. 2 Устава Союза Советских Писателей, в котором говорится:

«Членами Союза Советских Писателей могут быть писатели (беллетристы, поэты, драматурги, критики), стоящие на платформе советской власти и участвующие в социалистическом строительстве, занимающиеся литературным трудом, имеющие художественные или критические произведения, напечатанные отдельными изданиями или в литературно-художественных и критических журналах (а также ставящиеся на профессиональных и клубных сценах) и имеющие самостоятельное художественное или научное (критические работы) значение» (п. 2).

Заместитель Генерального

Секретаря Союза Советских Писателей СССР

К. Симонов

Секретарь Правления Союза

Советских Писателей СССР

А. Софронов»

(РГАЛИ, ф. 631, оп. 43, д. 41, л. 121).

Подмявший под себя весь аппарат Союза писателей

Проявив себя в борьбе с космополитами, Софронов, видимо, рассчитывал получить повышение. Но нужна была характеристика. Впрочем, за этим дело не стало. Друг писателя - Николай Грибачёв тут же сочинил целый панегирик. «Крупной новаторской заслугой драматурга А.Софронова, - отметил Грибачёв в марте 1949 года, - является то, что он с пристрастием коммуниста-художника по-партийному показывает характер передового советского человека, разрешает проблему о партийном отношении к задачам сегодняшнего дня. Его пьесы - острое оружие в борьбе с буржуазными пережитками в сознании людей». А уже через месяц, 10 апреля 1949 года вышло постановление о присуждении Софронову Сталинской премии первой степени за пьесу «Московский характер» - ту самую, которую ещё недавно попытался разгромить Борщаговский.

Получив очередную Сталинскую премию, Софронов вознамерился подмять под себя весь аппарат Союза писателей. Единственным препятствием к достижению этой цели мог стать Фадеев (это, если не считать могущественных секретарей ЦК ВКП(б). Но сместить Фадеева было не реально, ведь за ним стоял сам Сталин. Зато можно было свести до минимума влияние Фадеева на писательские дела. Для этого достаточно было споить генсекретаря Союза писателей. Чем Софронов, собственно, и занялся.

После пьянок с Фадеевым

В бесконечных пьянках Фадеев проявил безволие и, по сути, сам разрешил своему подвижнику всё в аппарате Союза писателей взять под свой контроль. Многие литераторы были взбешены возвышением Софронова. Но что они могли сделать? Разве что выразить своё возмущение на кухнях и в курилках.

Недовольство многих сочинителей Софроновым, естественно, не ускользнуло от внимания спецслужб. 9 июля 1949 года министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов представил Сталину донесение своего источника. Источник сообщил:

«На днях Н. ПОГОДИН в беседе со мной затронул вопрос о положении в Союзе Советских писателей.

«Я сдал недавно антиамериканскую пьесу, - сказал ПОГОДИН, - но не знаю её оценки. В Союзе Писателей мало интересуются моей работой. Для СОФРОНОВА я - чужой человек. На заседании комиссии по драматургии сейчас говорят только о пьесе КОЖЕВНИКОВА «Огненная река», а раньше всё внимание уделялось исключительно пьесе СОФРОНОВА «Карьера Бекетова». Создаётся такое впечатление, как будто у нас больше нет ни драматургов, ни пьес».

На вопрос, чем он объясняет это, ПОГОДИН ответил: «Я скажу Вам откровенно. Дело в том, что СОФРОНОВ в Союзе Писателей - полный хозяин. Даже во время РАППа мы могли выступать с критическими замечаниями, а теперь за каждое слово о пьесах СОФРОНОВА или КОЖЕВНИКОВА приходится расплачиваться. У меня ведь были крупные ошибки, за которые ФАДЕЕВ меня критиковал. Я признал эти ошибки, написал пьесу, сценарий. Но СОФРОНОВУ до всего этого нет никакого дела. А ведь всё зависит от него».

Выслушав ПОГОДИНА, я спросил: Не преувеличивает ли он роль СОФРОНОВА? ПОГОДИН ответил: «Нет, я это хорошо продумал. Теперь я жду, пока кто-нибудь вмешается в это дело. Ведь в ЦК должны знать всё, что у нас происходит».

Затем ПОГОДИН рассказал: «СОФРОНОВ и КОЖЕВНИКОВ сосредоточили в своих руках всё руководство подбором репертуара для всех наших театров. Начальник управления театров Комитета по делам искусств ПИМЕНОВ почти через день бывает у СОФРОНОВА на даче. Но к чему привела их политика? Какого нового драматурга они выдвинули? Какую новую пьесу показали нашему зрителю? Раньше считалось, что «Карьера Бекетова» - это огромная творческая удача СОФРОНОВА, об этом говорили на всех совещаниях в Союзе Писателей. Но теперь все замолчали. После опубликования статьи в «Культуре и жизнь» СОФРОНОВ заявил своим друзьям, что эта пьеса будет поставлена позже, так как международная обстановка не позволяет нам говорить в настоящее время так открыто о наших недостатках, как это сделано в «Карьере Бекетова». Я лично сомневаюсь, правильно ли всё это».

Возвратившись к вопросу о критике, ПОГОДИН сказал, что СОФРОНОВ находится вне сферы критики. По словам ПОГОДИНА, в писательской среде считают, что в «Правде» не упоминалось о «Карьере Бекетова» потому, что КОЖЕВНИКОВ, являясь другом СОФРОНОВА, убедил ПОСПЕЛОВА не писать о СОФРОНОВЕ.

«Что же касается «Литературной газеты», - продолжал ПОГОДИН, - то ЕРМИЛОВ никогда не выступит против СОФРОНОВА, поскольку это единственный человек, который ещё поддерживает ЕРМИЛОВА. В результате получилось, что об ошибках ФАДЕЕВА и СИМОНОВА писали во всех крупных газетах, подробно обсуждали их ошибки в Союзе Писателей, а по адресу СОФРОНОВА нигде не было сказано ни одного критического замечания».

Я спросил ПОГОДИНА, почему он не поговорит обо всём этом столь же откровенно с ФАДЕЕВЫМ. ПОГОДИН ответил, что считает это бесполезным. «У всех создалось впечатление, - заявил ПОГОДИН, - что ФАДЕЕВ верит только СОФРОНОВУ. СИМОНОВ, после того, как СОФРОНОВ на собрании назвал его пособником космополитов, почти не вмешивается в эти дела. ФАДЕЕВ же почти не бывает в Союзе. Мне известен, например, такой факт. По возвращении из Барвихи ФАДЕЕВ сказал, что надо собрать драматургов и обсудить ошибки, допущенные в пьесе «Карьера Бекетова». Тогда СОФРОНОВ сделал всё возможное, чтобы избежать этого. Накануне обсуждения его пьесы он приехал к ФАДЕЕВУ с какими-то приезжими с Дальнего Востока, оказавшимися товарищами ФАДЕЕВА. Было выпито много вина, и после этого ФАДЕЕВ больше не появлялся в Союзе Писателей. Ведь все мы знаем, что ФАДЕЕВА надо беречь и ни в коем случае не приглашать его выпить. Это всем известно уже давно. У нас, старых писателей, создаётся впечатление, что СОФРОНОВ в нужный момент просто спаивает ФАДЕЕВА. После того случая ФАДЕЕВ уже не занимался делами, а СОФРОНОВ с 1 июля уехал на два месяца в отпуск».

«Всё это очень странно, - продолжал ПОГОДИН, - так как, конечно, критиковать СОФРОНОВА в его отсутствие никто не будет. Это просто не принято».

Ещё раз подчеркну: при всём том таланта у Софронова было с гулькин нос. За что же его возвышали? В какой-то момент не выдержал даже такой законченный циник, как Владимир Ермилов. Он решил личто пригвоздить матёрого литчиновника к позорному столбу на страницах «Литгазеты». Но за Софронова заступился Фадеев.

Во-первых, Фадеев по-прежнему видел в Софронове не только своего собутыльника, но и противовес Константину Симонову. Во-вторых, Фадеева взбесило то, что Ермилов, поставив в номер «Литгазеты» зубодробительный материал о Софронове, грубо нарушил субординацию, а потом стал всячески изворачиваться и врать.

Спасая себя, Ермилов 6 февраля 1950 года организовал письмо редколлегии «Литгазеты» на имя Сталина. Главный лейтмотив этого письма сводился к тому, что Фадеев на XIII пленуме правления Союза писателей зажал всякую критику против литфункционеров и взял под защиту Софронова, уклонившись от разбора творений этого драматурга по существу. В письме подчёркивалось:

«Прения <на пленуме> сосредоточились вокруг статей «Литературной газеты», критиковавших «Большое искусство» Ф.Панфёрова и «Московский характер» А.Софронова. На пленуме в выступлениях тов. А.Софронова и его сторонников были попытки обвинить принципиальную критику пьесы «Московский характер» в том, что эта критика на-руку космополитам. Посредством такого запугивания критики, А. Софронов и его литературные друзья пытаются уйти от признания того, что пьеса «Московский характер» дезориентирует зрителя, культивируя «местнические» настроения.

Эта попытка тов. Софронова не встретила никакого отпора в заключительном слове тов. Фадеева. К сожалению, тов. Фадеев ни слова не сказал о своей оценке пьесы «Московский характер», не упомянул и о том, что он был знаком со статьёй «Литературной газеты» о пьесе до опубликования статьи и одобрил выступление газеты.

Председательствовавшие на пленуме т.т. Софронов и Панфёров неправильно вели собрание, предоставляя слово преимущественно своим сторонникам, которые защищали от критики их произведения» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 189, л. 21).

Однако Сталин в той ситуации поддержал не Ермилова, а Фадеева. Но не потому, что ему оказались близки разруганные Ермиловым драматургические опыты Софронова. Вождя, как и Фадеева, разозлило другое: Ермилов вместо того, чтобы признать допущенную ошибку, стал юлить. Плохо для Софронова было то, что Сталин распорядился направить в «Литгазету» вместо Ермилова его злейшего врага Симонова.

Обращение к Сталину

При новом раскладе сил Софронову, чтобы удержаться наверху, следовало во что бы то ни стало заручиться мощной поддержкой лично Сталина. Вот почему 6 мая 1950 года он написал в Кремль:

«Дорогой товарищ Сталин!

Около года работал я над пьесой, которая раньше называлась «Карьера Бекетова» и была справедливо подвергнута суровой критике в нашей партийной печати.

Я считал для себя обязательным сделать все выводы из этой критики и прежде всего, по отношению к пьесе «Карьера Бекетова», тем более, что во всех статьях отмечалась жизненность самой темы.

Работая совместно с Малым Театром, я написал пьесу заново, дав ей название «Линия жизни», как более соответствующее идее и теме пьесы. После обсуждения пьесы на Секретариате Союза Писателей, в Комитете по делам искусств, в Малом театре, учтя все пожелания и замечания, высказанные при обсуждениях, я сдал пьесу в Малый театр. Театр приступил к репетициям и наметил на конец мая 1950 г. выпуск спектакля.

Очень прошу Вас, товарищ Сталин, если возможно, прочитать эту новую мою пьесу.

С глубоким уважением к Вам А.Софронов»

(РГАЛИ, ф. 631, оп. 43, д. 56, л. 121).

Текст пьесы Софронов отослал помощнику вождя - Александру Поскрёбышеву. Но передал ли верный оруженосец вождя материалы драматурга шефу, выяснить пока не удалось. Достоверно известно другое: Софронов вскоре оказался в числе любимчиков у второго человека в партии - Георгия Маленкова. А это сразу же насторожило протрезвевшего Фадеева.

Инстинкты подсказали главному писателю страны, что неплохо было бы сплавить конкурента куда-нибудь на периферию. Тут как раз в очередной раз залихорадило ленинградский журнал «Звезда». Воспользовавшись этим, Фадеев 20 декабря 1950 года направил в Кремль важное послание. Он писал:

«Товарищу И.В. Сталину

Секретариат Союза Советских Писателей СССР просит утвердить главным редактором журнала «Звезда» тов. Софронова А.В.

Тов. Софронов согласен быть редактором журнала «Звезда». Секретарь Ленинградского Обкома ВКП(б) тов. Андрианов поддерживает кандидатуру тов. Софронова А.В. в качестве главного редактора журнала.

Если ЦК ВКП(б) утвердил тов. Софронова в качестве главного редактора журнала, он просит освободить его от обязанностей Секретаря Правления Союза Советских Писателей СССР, в связи с этим назначением.

Приложение: Проект постановления ЦК ВКП(б) об утверждении тов. Софронова А.В. главным редактором журнала «Звезда»

(РГАЛИ, ф. 631, оп. 43, д. 58, л. 220).

Однако в Кремле Фадеева на этот раз не поддержали. Судя по всему, против выступил Маленков.

При поддержке второго человека в партии Маленкова

Как говорили, что Маленков уже тогда, думая о будущем, начал везде и всюду расставлял верных ему людей. Естественно, он хотел иметь преданного человека и в руководстве Союза писателей. Полностью же подчинить своей воле Фадеева ему так и не удалось. Симонов тоже его не совсем устраивал. Не до конца внушал доверие и Алексей Сурков. А вот Софронов ещё в конце 40-х годов научился понимать Маленкова с полуслова. В Софронове второе лицо в государстве до сих пор ни разу не усомнилось. Так зачем же такого кадра отпускать в Ленинград? А кто будет присматривать за тем же Фадеевым?

Благодаря покровительству Маленкова роль Софронова в делах писательского сообщества очень скоро значительно расширилась. Приведу только один пример.

Когда 15 июля 1952 года на заседании секретариата Союза советских писателей происходило очередное перераспределение обязанностей, Софронов закрепил за собой кураторство над Литфондом, аппаратом Союза писателей, кадрами, управлением по охране авторских прав, издательством «Советский писатель», приёмной комиссией бюро пропаганды художественной литературы и комиссией по работе с русскими писателями в союзных республиках (РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 152, л. 6). Другими словами, он взял под свой контроль практически все ключевые направления в работе Союза писателей.

Не желая смириться с резким усилением позиций Софронова, Фадеев вскоре предпринял ещё одну попытку удалить ловкого функционера из аппарата Союза писателей. 22 августа 1952 года он написал Сталину:

«В связи с повторяющимися систематическими грубыми политическими ошибками в работе редакции журнала «Октябрь» и низким идейно-художественным уровнем журнала, Секретариат Союза писателей ставит перед ЦК ВКП(б) вопрос о необходимости освобождения т. Панфёрова от должности главного редактора журнала «Октябрь».

Секретариат ССП выдвигает на должность главного редактора журнала «Октябрь» писателя А. Софронова.

Прошу утвердить эти наши предложения.

Прилагаю единогласно принятое постановление Секретариата ССП о журнале «Октябрь»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 149, л. 119).

Однако Фадеев и в этот раз оказался без поддержки первых лиц государства.

Иезуитский проект Софронова

Переполнило чашу терпения главного писательского начальника разработанная летом 1952 года при участии Софронова и с согласия Суркова новая иезуитская анкета для членов Союза писателей. До него, наконец, дошло, что Софронов только ждёт удобного предлога, чтобы пересесть в его кресло. Он потребовал отменить новшество своего подчинённого. Но никто и не подумал выполнять его указания.

Уже через полгода после смерти Сталина, 19 октября 1953 года Фадеев доложил Маленкову и Хрущёву:

«Стиль руководства в Союзе писателей, соединяющий элементы бюрократизма с припугиванием людей со стороны секретаря Правления т. Софронова и тех, кто его поддерживает, лучше всего характеризует прилагаемая «Личная карточка члена (кандидата) Союза советских писателей СССР», по которой ведётся учёт писателей по всему Советскому Союзу. (В период моего отпуска карточка эта, разработанная тов. Софроновым совместно с Отделом кадров Правления Союза, была утверждена Секретариатом ССП под руководством тов. Суркова, как видно без прочтения её.)

Обращаю ваше внимание на следующие пункты этой, с позволения сказать, «личной карточки» писателя в его собственной организации, являющейся, как известно, организацией беспартийной и творческой.

«31. Семейное положение ... Если вдов или разведён, указать фамилию, имя и отчество и национальность прежней жены (мужа)».

«32. Фамилия (теперь и до брака), имя и отчество, год и место рождения жены (мужа), партийность и где работает».

«19. Принадлежали ли Вы и Ваши ближайшие родственники к антипартийным группировкам, разделяли ли антипартийные взгляды. Какими парторганизациями вопрос об этом рассматривался, когда и их решение».

«20. Налагались ли во время пребывания в ВКП(б) или ВЛКСМ взыскания (где, когда, кем, за что) и сняты ли они».

«29. Привлекались ли Вы или Ваши ближайшие родственники к суду, следствию, были ли арестованы, подвергались ли наказаниям в судебном или административном порядке, когда, где, и за что именно. Если судимость снята, то когда».

Ещё в середине 1952 года мною при поддержке Секретариата было предложено отделу кадров отменить эту безобразную анкету, т.к. по сведениям отдела кадров её за год заполнило не более половины всех членов Союза.

Одновременно мною было приложено поставить во главе отдела кадров Союза писателей, хоть одного писателя, ибо с подобной анкетой отдел кадров, состоящий целиком из не писателей, просто пугает писателей:

Это моё предложение до сих пор не выполнено, так как партийный комитет низовой парторганизации писателей при попустительстве со стороны гг. Суркова и Софронова, превысив свои полномочия, «заслушал» 4 декабря 1952 года отдел кадров Правления Союза писателей и, в нарушение моего прямого распоряжения, поставил в вину отделу кадров, что эти безобразные «личные карточки» до сих пор не заполнены половиной членов Союза писателей.

Во исполнение этого неправомерного решения т. Софронов совместно с отделом кадров, вопреки ряду сигналов с мест о прямом отказе писателей заполнять эту безобразную анкету, «довели дело до конца», то есть заставили заполнить её все 3500 писателей СССР, за исключением 300 писателей по Москве и 128 писателей по периферии, категорически отказавшихся её заполнить.

Вот эти методы припугивания в сочетании с наклеиванием ярлыков «националиста», «космополита», «формалиста», или пособника тем и другим и третьим на любого писателя, допустившего ту или иную ошибку, и составляет главный пафос того, с позволения сказать, «направления в литературе», которое возглавляет т. Софронов»

Но пока был жив Сталин, Софронов, пользуясь полной поддержкой Маленкова, творил всё, что хотел.

Удаление из руководства Союзом писателей

Ситуация стала меняться весной 1953 года. Отдел науки и культуры ЦК КПСС выступил с идеей передать реальную власть в писательском сообществе до съезда писателей от серьёзно болевшего и подавленного Фадеева к Суркову, но не к Софронову. Представляя Хрущёву 30 мая 1953 года план реорганизации творческой организации, секретарь ЦК КПСС Пётр Поспелов предложил сделать рабочими секретарями Союза писателей Симонова, Грибачёва, Тихонова, Полевого и Озерова. Впрочем, Софронов не полностью устранялся от дел. «Необходимо, - писал Поспелов Хрущёву, - освободить т. Суркова А.А. от журнала «Огонёк», возложив обязанности главного редактора на т. Софронова А.В.» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 189, л. 85).

Узнав об этой идее, Софронов попробовал через секретаря парткома Союза советских писателей Г. Владыкина затормозить официальное оформление новых полномочий Суркова и укрепить свои позиции. Он разработал и представил в инстанции свой план реорганизации Союза писателей. Но Поспелов отнёсся к предложению Суркова скептически. У команды Софронова оставалась надежда на Маленкова. Всё-таки в первые месяцы после смерти Сталина реальным руководителем страны считался не Хрущёв, а Маленков.

12 октября один из соратников Софронова - Тихон Сёмушкин обратился к помощнику Маленкова - Суханову. Он писал:

«Под всякими поводами - сокращения должности, перевода на более «ответственное место» (приём известный), Софронова устраняют от Союзной работы в аппарате. Это не только не справедливо, но и не правильно. Софронов работал в Союзе пять с половиной лет и никаких политических ошибок, не в пример Симонову, не сделал. Теперь же функции Софронова, в частности кадры, прибирает к рукам Симонов и его приверженцы, усиленно распространяют перед пленумом Союза слухи, что Симонов будто бы направлен Центральным Комитетом для наведения порядка в Союзе писателей. Возможно, что это и так, но не исключено, что это «общественное мнение» и создаётся, как в своё время тем же «общественным мнением» Симонова назначали министром кинематографии и даже министром культуры.

Деятельность Симонова как редактора «Нового мира» хорошо известна, я об этом говорил ещё с трибуны 13 пленума Союза, известна также его деятельность и как редактора «Литгазеты», где со всех командных должностей русские литераторы устранены. Ничего хорошего не предвещает и его деятельность в качестве руководителя Союза писателей. Мы не убеждены, что Симонов любит русских литераторов. В этой ситуации не целесообразно передавать «бразды правления» в руки Симонова. А между тем, так получается. Сейчас перед пленумом Союза писателей келейно формируется «новый кабинет» руководства Союзом писателей:

Фадеев А.А. - председатель Союза

Сурков А.А. - зам. пред. Союза

Симонов К.М. - зам. пред. Союза

Тихонов Н.С.

Леонов Л.М.

Ермилов В.В.

Грибачёв Н.М.

Внешне всё обстоит благополучно, в действительности же всё сводится к единоличному диктату Симонова, чего он так настойчиво жаждет и добивается всякими путями.

В самом деле: А.А. Фадеев уходит в длительный творческий отпуск; А.А. Сурков - первый заместитель, человек правильный, но уставший от руководства и не тщеславный, а поэтому свою «пальму первенства» нередко передаёт Симонову; Тихонов Н.С. и Леонов Л.М. - в силу своих душевных качеств и некоторой уступчивости, а также нежелания осложнить отношения - серьёзной силы, в смысле руководства Союзом, не представляют.

Таким образом, всё сосредоточивается в руках Симонова и это недопустимо.

В этой ситуации оставление Софронова в руководстве Союзом писателей является крайне необходимым с сохранением за ним руководства кадрами»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 189, лл. 146-147).

Однако Маленков в силу ряда причин вынужден был переслать обращение Сёмушкина в партаппарат. Вникнув в сложившуюся ситуацию, руководящие сотрудники отдела науки и культуры ЦК Ф.Хрустов, П.Тарасов и В.Иванов доложили секретарю ЦК Михаилу Суслову:

«В ЦК КПСС поступило письмо писателя тов. Сёмушкина, в котором он решительно возражает против кандидатуры К.Симонова в качестве секретаря Президиума, считая, что при намеченном составе секретарей всю «власть» в Союзе писателей заберёт в свои руки К.Симонов, известный своим пристрастием к группе писателей одной национальности. Тов. Сёмушкин считает неправильным устранение А.Софронова, который несёт «чисто русское начало в нашей литературе», от должности секретаря Президиума. Сам тов. Софронов, попросив приёма в Отделе науки и культуры ЦК КПСС, также выразил недовольство тем, что его «отстраняют» от работы в ССП, усматривая в этом волю К.Симонова. Он заявил, что известный ему предполагаемый состав секретариата, а также тенденциозная защита А.Фадеевым группы раскритикованных ранее писателей одной национальности вызовет решительные возражения со стороны другой группы писателей, к которой он относит тт. Панфёрова, Первенцева, Бубеннова, Ромашова, Гончара, Бровку и др.»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 437, л. 123).

Судя по всему, в верхах до последнего не знали, как поступить. Поспелов явно не хотел что-либо менять в своих планах и оставлять Софронова. Но на него, похоже, давило окружение Маленкова. Многое в той ситуации зависело от поведения самого Софронова. Тут как раз через полторы недели открывался писательский пленум. А вот там-то Софронов всё и испортил. Докладывая об итогах пленума Суслову, руководители отдела науки и культуры ЦК А.Румянцев, П.Тарасов и В.Иванов выделили выступление на партгруппе М.Шагинян, «которая заявила, что вообще не будет голосовать, затем выступила с резким отводом кандидатуры А.Софронова, заявив, что он превратился в чиновника и является недалёким человеком, о чём свидетельствует его пустозвонная речь на пленуме» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 443, л. 149). После этого добиваться введения Софронова в состав нового писательского секретариата никакого смысла не имело.

Докладывая Маленкову и Хрущёву о прошедшем 14-м пленуме правления Союза писателей, заведующий отделом науки и культуры ЦК А.Румянцев сообщил, что председателем правления Союза стал Фадеев, а секретарями правления Союза были избраны «тт. Сурков А.А. (первый секретарь), Симонов К.М., Тихонов Н.С., Леонов Л.М., Полевой Б.Н. и Грибачёв Н.М.» (РГАНИ, ф. 3. оп. 34, д. 189, л. 204).

Означало ли это крах карьеры Софронова? Нет. Если б он совсем перестал устраивать руководство страны, то вряд ли ему отдали бы на откуп такой массовый журнал, как «Огонёк».

Софронов боялся, что после этого всем в писательском сообществе и в «толстых» журналах начнут заправлять исключительно либералы. Но уже летом 1954 года один из секретарей ЦК КПСС Пётр Поспелов предложил вернуться к старой политике в области культуры, решив для начала разогнать редакцию журнала «Новый мир». Вот когда Софронов вновь возликовал. Ему почудилось, что наконец-то партийное руководство «положило конец разговорам о наступлении некоего НЭПа в идеологии и о «послаблении» на идеологическом фронте».

Попытка реванша

Свои позиции Софронов вместе с другими охранителями очень рассчитывал укрепить в декабре 1954 года на втором всесоюзном съезде писателей. Он не скрывал своего желания стать новым руководителем Союза советских писателей. Но это не входило ни в планы претендовавшего на роль главного партийного идеологи Михаила Суслова, ни тем более либеральной группы писательского сообщества. Понятно, почему возражали прогрессисты. Они мечтали в кресле главного писательского начальника увидеть наконец Симонова. А что не устраивало Суслова? Этого высокопоставленного партфункционера по-прежнему настораживала близость Софронова к Маленкову, который в перспективе планировал окончательно отодвинуть партию с Хрущёвым, Сусловым и другими деятелями на вторые роли, а всю реальную власть в стране сосредоточить в руках правительства. В общем, из-за этих интриг мечта Софронова не исполнилась. Реальным руководителем Союза писателей остался Сурков.

Новый ужас для Софронова наступил летом 1957 года. Его бывший покровитель Маленков вдруг был обвинён чуть ли не в попытке совершения госпереворота и враз лишился всех постов. Естественно, тут же последовала охота на некогда приближённых к этому деятелю людей. Боясь оказаться в опале, Софронов поспешил засвидетельствовать свою преданность победившей кремлёвской группировке и с утроенной энергией взялся полоскать в печати либералов. «Кругом, - отметила 10 декабря 1957 года в своём дневнике Лидия Чуковская, - как папиросный дым, разговоры о погромных статьях Софронова. Сегодня вышла вторая. Расправа с журналом «Театр», с Дудинцевым, с Огневым, с Алигер <...> Сегодня Софронов уже кинулся и на Акима».

Привлечение в собутыльники зятя Хрущёва - Аджубея

Видимо, за нападки на либералов Софронов осенью 1957 года получил ещё один дополнительный пост, правда, на общественных началах - заместителя председателя Оргкомитета Союза писателей России.

Публика была в шоке. Она-то ждала падения, а не нового возвышения Софронова. Не случайно на писателя последовал донос в Хрущёву.

«Уважаемый Никита Сергеевич! - писала группа анонимщиков. - Мы не знаем, как Вас информируют о положении в литературе, известно ли Вам, что сейчас в писательской среде всё больше волнений, так как приближаются Съезды писателей и снова перед нами возникло имя А.Софронова. Софронов снискал себе в Союзе писателей ясную репутацию. Это - Маленков в литературе, - холодный, злой, корыстный интриган и карьерист, для которого ничего не стоит растоптать любого, чтобы повыше залезть. Не случайно, когда Маленков был у власти, Софронов тёрся около него и умело подчёркивал, что его «поддерживает Георгий Максимилианович». В 1949 году нужно было провести идейную борьбу с антипатриотическими элементами: Софронов превратил идейную борьбу в избиение людей, в расправу над лицами, ему неугодными. Вышло так, что главными врагами оказались тогда драматурги, сталкивающиеся с Софроновым в репертуарных планах (их пьесы снимались, а софроновские ставились), да критики, смевшие видеть недостатки в его пьесах. Софронов создавал вакуум, чтобы распространиться в репертуаре. После расправы его доходы возросли вдвое.

Он ничем не стеснялся, предавая самому страшному суду неугодных. В «Литературной газете» в марте 1949 года он так и писал: «надо признать, что в своей деятельности эта группа (неугодных ему театральных работников) широко использовала методы троцкистско-зиновьевского подполья». Такое писалось во время Берия!

Десятки людей были тогда арестованы, исключены из союза писателей, из партии. Сейчас вся эта чудовищная ложь разоблачена, жертвы Софронова реабилитированы, права их восстановлены. Клеветники у нас наказываются, но почему провокатор Софронов (у которого руки в крови) не понёс наказания?

Софронов говорил тогда, что выполняет указания ЦК партии, но правильнее сказать, что он провокационно извращал указания партии. И сейчас он делает то же самое. Он снова размахнулся дубинкой на страницах «Литературной газеты». Снова раздались проработочные мотивы. Самые резкие выражения не были напечатаны благодаря вмешательству ЦК. Но и дозволенное достаточно показательно! Софронов объявил литераторов, допускавших ошибки, соратниками Грацианского. Грацианский из романа Леонова - вредитель, провокатор, агент охранки. Софронов объявил ошибавшихся литераторов чуть ли не во вредительстве. Опять старые гнусные методы! Но мы это воспринимаем спокойнее. Мы знаем, что партия держит под контролем органы безопасности и не позволит софроновым расправляться налево и направо. Но что было бы, если Софронов обладал властью.

В этой статье Софронов говорит от имени рабочего класса. Он выставляет себя пролетарием. Вот какой это пролетарий: его отец был палачом революционеров, товарищем прокурора войска Донского, был расстрелян красными за свою контрреволюционную деятельность. Никто об этом не вспоминает, и значений этому мы не придаём, но зачем же Софронов напоказ выставляет свои рабочие руки?

Есть одно обстоятельство, осложняющее этот вопрос. Не секрет, что интриган Софронов оказывает кое-какое влияние на нашего великого Шолохова в те периоды, когда тот находится в болезненном состоянии. Влияние это Софронов использует в недобрых целях. Он оклеветал и оплевал человека большой и чистой души, Фадеева, объявил его фельдфебелем и т.д. Все знают, что это было толчком, ускорившим самоубийство Фадеева. Он с яростью нападал на Суркова, Симонова и др. Смысл этих выступлений ясен: руками Шолохова расчищает себе путь Софронов, компрометируя руководителей союза. Софронов создаёт вакуум, чтоб самому вернуться к литературному руководству. Больно за Шолохова, играющего столь непривлекательную роль в этой игре!

Сейчас Софронов поднимает все силы против т. Суркова. Он агитирует писателей, журналистов, работников ЦК, плетёт сеть интриг. У Суркова есть недостатки, но это честный, партийный человек, и нельзя дать Софронову с ним расправиться.

Софронов ловкач и проныра. Сейчас он обхаживает и спаивает АДЖУБЕЯ, чтоб использовать его в своих целях. Когда нужно было ехать в южную Америку, а Аджубей не мог, Софронов задержал всю группу, чтоб подождать Аджубея: он цинично говорил: Алёшка нам нужен.

Мы хотим чтоб ЦК знал - серьёзные писатели не верят ни на грош Софронову. Разве Софронов и ему подобные живут как советские люди? Его квартира похожа на комиссионный магазин а дача на помещичью усадьбу. Он и в быту перерожденец. Такие вносят в литературу самые растленные нравы, одних убирают, другим подкупают.

Мы не подписываемся под письмом. Софронов - злобный, мстительный и пронырливый тип. Он может узнать про письмо и раздавит авторов. Заверяем Вас, что тут нет ничего личного и только забота о литературе заставляет указать а неопровержимые факты, из которых ЦК сможет сделать нужные выводы. Софроновы могут заставить молчать, запугать. Писать под софроновской дубинкой литераторы не смогут. А нам родная советская литература дороже, чем литературному гангстеру Софронову.

ГРУППА ПИСАТЕЛЕЙ»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 59, лл. 138-139).

Получив эту анонимку, Михаил Суслов передал её на рассмотрение заведующему отделом культуры ЦК Дмитрию Поликарпову. 12 мая 1959 года аппарат отдела дал следующую справку:

«В связи с поступившим в ЦК КПСС письмом без подписи о социальном происхождении писателя Софронова А.В. Отдел культуры сообщает, что в одно и то же время подобное анонимное заявление на т. Софронова поступило и в КПК при ЦК КПСС.

КПК не нашёл оснований для его рассмотрения. Отдел культуры ЦК КПСС также считает нецелесообразным в настоящее время заниматься этим письмом

Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС А.Петров

Инструктор Отдела В.Баскаков»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 59, л. 141).

Тем не менее после этого никто продвигать Софронова дальше уже не захотел.

Кто покровительствовал Софронову в конце 50-х - середине 60-х годов

До поры до времени Софронова сильно поддерживали сменивший Поспелова на посту секретаря ЦК КПСС по пропаганде Леонид Ильичёв (напомню, Ильичёв оказывал покровительство писателю ещё с середины 40-х годов, когда сочинитель работал под его началом в «Известиях») и зять Хрущёва - Аджубей. Это они пробили ему в 1961 году на 60-летие первый орден Ленина. Они же попытались защитить писателя от обвинений Михаила Ромма, который, выступая в конце 1962 года на конференции в Институте истории искусств, припомнил этому сочинителю и его давнему соратнику Грибачёву участие в погромах художников в 1949 году.

Интересно, что когда подули новые ветры и в верхах укрепились другие люди, Софронов тут же, забыв про Ильичёва, стал обихаживать члена Политбюро ЦК КПСС Дмитрия Полянского. Правда, Полянский, когда приватно встречался с авторами «Нового мира» и «Литгазеты», всячески открещивался от главреда «Огонька». Алексей Кондратович, вспоминая встречу с Борисом Можаевым, рассказывал, как после одного посещения Полянского в Кремле услышал от этого члена Политбюро: «Софронова тоже <мне> приписывают. Да, он прислал как-то свою пьесу «Стряпуха», и я её прочитал и сказал ему: «Плохо» (А.Кондратович. Новомирский дневник. М., 1991. С. 206).

Не плативший партийные взносы с гонораров

Возглавляя на протяжении многих лет «Огонёк», Софронов периодически выбивал для себя всевозможные награды и премии. Как он мечтал в 1974 году в связи с 40-летием создания Союза писателей получить золотую Звезду Героя Социалистического Труда. А ему тогда даже никакого ордена не дали.

Возмущённый, Софронов побежал жаловаться к члену Политбюро ЦК КПСС Андрею Кириленко (звание Героя он выклянчил лишь через семь лет к своему 70-летию). Но это не понравилось Суслову, который одно время соперничал с Кириленко за право считаться вторым в партии человеком. Поэтому под Софронова моментально начался очередной подкоп.

Уже в конце «нулевых» годов Альберт Беляев, проработавший в отделе культуры ЦК КПСС чуть ли не четверть века, рассказывал:

«Почти три десятка лет просидел на посту главного редактора «Огонька» А. Софронов. Громогласный, массивный, он всегда был в первых рядах активистов партии. И многое успел сделать. Для себя. Но под прикрытием борьбы за партийность литературы...

И вдруг - гром среди ясного неба: Комитет партийного контроля при ЦК КПСС объявляет А Софронову строгий партийный выговор за нарушения партийной дисциплины и морали. Выяснилось, что Софронов систематически использовал своё служебное положение в личных целях, недоплачивал партийные взносы с больших сумм гонорара и т.п.

Многократные попытки Софронова снять с себя этот позорный выговор не удавались. КПК отклонял его просьбы в связи с тем, что проверки показывали: Софронов и не думал о том, чтобы исправить свои недочёты и недостатки. Более того, он начал активно преследовать тех сотрудников журнала, которые выступали против корыстных методов его деятельности. Тогда Софронов использовал свои связи, и через помощника Брежнева (Голикова) передал жалостливое письмо генсеку о неправедных, якобы, на него гонениях за его неколебимую приверженность ленинской линии партии. И получил сочувственную резолюцию генсека. «Ясно, - пишет И. Густов, тогда первый зам. председателя КПК, - что после такой резолюции генсека нам ничего не оставалось, как снять выговор с Софронова» («Неделя», № 20, 1990 год).

И как бы в благодарность за выручку, Софронов, вскоре после выхода мемуаров Л. Брежнева «Малая земля» спешно написал пьесу «Малая земля» и начал энергично всюду её рекламировать и проталкивать. Но пьеса оказалась столь худосочной и низкопробной по своим литературно-художественным качествам, что, по поручению руководства ЦК КПСС, заведующий Отделом культуры ЦК В. Шауро провёл с Софроновым специальный разговор. Я при этом присутствовал.

Шауро в необычно для него резкой форме выговаривал Софронову за его откровенно халтурно-спекулятивный подход к теме, за дискредитацию образа Брежнева, предстающего в пьесе деревянной фигурой, напрочь лишённой каких-либо живых человеческих черт. «И эту неудавшуюся, бездарную пьесу Вы смеете навязывать театрам, министерству культуры, требуете хвалебных откликов. Да как Вам не стыдно так себя вести? Мне поручено Вам сказать, чтобы Вы немедленно прекратили любые, повторяю, любые попытки продвигать эту пошлую поделку на сцены театров».

- Это что, указание ЦК КПСС? - спросил Софронов.

Шауро сухо подтвердил:

- Да, это указание ЦК КПСС.

Софронов вышел от Шауро обескураженный и раздражённый. Так с ним в таких кабинетах ещё не разговаривали. Но больше его пьеса не возникала, как будто её и не было.

Допекла Софронова история с публикацией в «Огоньке» серии скандальных статей об отношениях Маяковского с Лилей Брик, и выпуск журналом собрания сочинений Маяковского, пятый том которого цензура была вынуждена запретить и изъять, так безобразно там описывались отношения поэта с любимой женщиной.

И руководство ЦК КПСС дало указание секретарю ЦК по идеологии Зимянину убрать Софронова с поста главного редактора «Огонька» и отправить на пенсию.

На следующий день после столь знаменательного события в литературной жизни Г. Марков (первый секретарь Союза писателей СССР) и я были приглашены к Зимянину для разговора о предстоящем объединённом пленуме творческих союзов СССР в Москве. Перед началом разговора Зимянин сказал: «Вчера в этом кабинете мы со Стукалиным (зав. отделом пропаганды ЦК КПСС в то время) беседовали с Софроновым. Ему было предложено подать в отставку с поста главного редактора «Огонька» и перейти на пенсию. Как-никак, 72 года стукнуло, пора, мол, и о душе подумать. Он взъерошился: «А почему? Я здоров и готов продолжать работать. И потом, мне Черненко обещал - работайте спокойно и сколько сможете».

- Вам это говорилось давно, но журнал продолжает делать непростительные ошибки. Как Вы подали в журнале встречу в ЦК КПСС с ветеранами войны? Это важнейшее политическое событие Вы дали безобразно, словно для галочки. Так дальше журнал работать не может. Пришла пора дать дорогу молодым.

- Мне надо подумать.

- Думайте. Сегодня.

- А если я не согласен?

- Тогда мы примем решение секретариата ЦК КПСС без Вашего согласия, а Вам пришлём выписку из решения. Этот разговор я веду с Вами по поручению секретариата ЦК КПСС. Так что делайте выводы.

- Почему Вы ко мне плохо относитесь?

- Вам присвоили звание Героя Социалистического Труда - это, по-Вашему, плохо? У Вас выходит второе прижизненное издание собрания сочинений - это тоже, по-Вашему, плохо? Сколько Вы получили гонорару за первый том?

- Около тридцати тысяч рублей.

- Значит, за всё собрание сочинений Вы получите свыше двухсот тысяч рублей! И Вы говорите о плохом к Вам отношении?

Зимянин усмехнулся: «С трудом, но Софронов понял, что никакие протекции его уже не спасут, и заявление об отставке написал. Не простой был орешек. Голыми руками не возьмёшь. И демагог крепкий» (А.Беляев. Лабиринты власти. М., 2009. С. 180-182).

Не пожелавший подготовить в «Огоньке» преемника

Здесь стоит добавить, что некоторые соратники ещё в начале 80-х годов предупреждали Софронова, что грядут новые времена и неплохо бы заранее подумать о будущем. Но он полагал, что Константин Черненко его в обиду не даст. Потом писатель в пух и прах разругался со своим многолетним заместителем Сергеем Высоцким, специализировавшемся на сочинении унылых детективов. Дальновидные люди посоветовали ему пригласить на место Высоцкого или Вячеслава Горбачёва, или другого критика - Александра Байгушева. Однако уже тогда почти все кадровые вопросы в «Огоньке» решала новая, третья по счёту супруга Софронова - Эвелина, которая уговорила мужа пригласить на должность первого заместителя главреда Бориса Леонова. А вскоре журнал потерял сразу полмиллиона подписчиков. Спасение «Огонька» Леонов увидел в немедленной передаче издания в более молодые руки. Леонов предлагал позвать Анатолия Иванова, который был моложе Софронова на семнадцать лет, а главное - ещё имел силы для литературной борьбы. Кроме того, Иванов нашёл тогда подходы к набравшему в партии силу Егору Лигачёву. Но тогда бы потеряла пост серого кардинала Эвелина Софронова. Ну и в итоге писатель дождался, когда летом 1986 года Александр Яковлев, не спросив мнения руководителей Союза писателей СССР, распорядился прислать в «Огонёк» из Киева нового редактора - Виталия Коротича, который с удовольствием взялся обслуживать интересы новой либеральной элиты.

Оставшись без журнала, Софронов стал клянчить в качестве отступного у начальства Ленинскую премию за бездарный роман в стихах. Естественно, премию ему не дали. Тогда он начал добиваться постов и зарплат в Союзах писателей СССР и РСФСР. Но и эти номера у него не прошли.

Забвение

Очень скоро Софронова начали быстро забывать. Его это злило. А что он мог поделать?

Умер Софронов 9 сентября 1990 года в Москве. Похоронили его на Троекуровском кладбище.

Вячеслав ОГРЫЗКО

Источник: Литературная Россия