5 ноября исполняется 36 лет со дня смерти Алексея Стаханова. Этот человек стал легендой ещё при жизни. А отношение к нему - примером того, как нельзя подходить к собственной истории.
Маятник пропаганды качался от громких фанфар до уничижительных россказней, рисовавших Стаханова пропойцей, дебоширом, символом показухи и дутой славы. И невдомёк авторам елейных и скандальных вещей, что его трудовой подвиг был совсем не прихотью высокого начальства, а велением времени.
Скрытые резервы и громкие рекорды
Стахановское движение, а если точнее - его сущность, а не название, возникло тогда, когда самого Стаханова, как говорится, «ещё не было и в проекте». Кстати, тогда же возник и сам термин «передовик производства».
Автором этого нововведения был американский сталелитейный магнат Чарльз-Майкл Шваб. Он столкнулся с тем, что стоимость рабочей силы в США оказалась крайне высокой, а карательные меры воздействия уже не приносили результата. Поэтому Швабу было намного дешевле вознаграждать добившихся рекордных показателей: известно немало случаев, когда он полностью погашал рабочим кредиты за квартиру или автомобиль. О его методах упоминал даже Дейл Карнеги в своей книге «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей».
У Шваба нашлось немало последователей в самых разных отраслях индустрии: похожие технологии управления применил у себя автомобильный фабрикант Генри Форд.
Постепенно этот опыт стали перенимать и по другую сторону Атлантики, особенно востребованным он оказался в СССР в период индустриализации: СССР в период индустриализации вряд ли мог остаться в стороне от общемировой тенденции по привлечению рабочих к совершенствованию процесса труда и повышению его производительности. Поэтому на месте Стаханова мог оказаться любой новатор тех лет, причём, не только шахтёр, но и представитель другой профессии.
Ситуация в советской горнодобывающей промышленности к середине 30-х годов ХХ века сложилась критическая. Уголь рубился по старинке, при помощи обушка, доставка добытого минерала из забоя и погрузка осуществлялась саночниками вручную, а откатка производилась на конной тяге. Технические новшества не приживались: отбойный молоток по тем временам был крайне капризным инструментом и часто ломался. Кроме того, сжатый воздух, высвобождаясь, поднимал плотное облако угольной пыли, которая не только приносила вред здоровью горняков, но и могла взорваться от малейшей искры.
Но, прежде всего, прогрессивным технологиям мешала традиционная организация труда, при которой забойщик по совместительству две трети подземной смены работал ещё и крепильщиком.
Однако план, тем не менее, с каждым годом повышался, а невыполнение грозило печальными последствиями. Поэтому в августе 1935 года парторг шахты «Центральная-Ирмино» Константин Петров решился на технологический эксперимент по разделению обязанностей забойщика и крепильщика.
Рубить уголь поручили Алексею Стаханову, ставить крепь - Тихону Щиголёву и Гавриилу Борисенко. Все трое считались не только физически крепкими, но наиболее толковыми и инициативными рабочими на шахте. Однако горняки дали своё согласие не сразу: в адрес парторга его недоброжелателями уже выдвигались обвинения во вредительстве, поэтому в случае неудачи эксперимента ответственность пришлось бы делить на всех.
Начало вошедшей в историю смены назначили на поздний вечер 30 августа 1935 года: до 1940 года в СССР выходными считались не конкретные дни недели, а числа месяца, кратные шестёрке. А на любой шахте выходные дни, а также ночные смены, обычно посвящаются ремонтным работам, так что на производственный процесс эксперимент никак не влиял. Выбрали самый мягкий угольный пласт, в забой заранее доставили всё необходимое.
Результат превзошёл все ожидания: если брать всю бригаду, то существовавшая норма была перевыполнена в четыре с половиной раза. Но в то время весь тоннаж добычи записывался исключительно и полностью на забойщика, из-за этого и появилась информация о четырнадцатикратном превышении плана.
Опубликованная в «Правде» заметка о рекорде привлекла внимание Орджоникидзе и Сталина, которые и благословили рождение стахановского движения.
История этого, как, впрочем, и других трудовых починов, требует отделения зёрен от плевел. Его заслуга в том, что стахановское движение заставило пересмотреть технологический процесс с целью его интенсификации и подключить к этому не только инженеров, но и самих рабочих.
Уже спустя несколько месяцев слушатель Промышленной академии коллега Стаханова Никита Изотов, находясь на практике в Подмосковном угольном бассейне, составил первые циклограммы, основанные на взаимной увязке всех работ, чтобы одна вытекала из другой и не задерживала предыдущую. Это позволило изыскать скрытые резервы, и резко поднять производительность труда.
Одним из популярных пропагандистских штампов современности является миф о дутых рекордах. Это не так: введение научных методов планирования технологического процесса действительно приносило очень щедрые плоды.
Далеко не везде шли по пути разделения обязанностей: на железнодорожном транспорте, наоборот, широко практиковалось их совмещение, когда поездная бригада выполняла и ремонтные функции.
Если в коллективе царили нормальные отношения, и новаторство было настоящим, а не показным, там к стахановцам относились хорошо: на предприятие распределялись дополнительные блага, а в те времена это было немаловажно.
Конечно, не обошлось и без всевозможных нездоровых явлений вроде приписок, очковтирательства, раздачи лучших мест «любимчикам» начальства, а также «штурмовщины», сопровождавшейся погоней за планом в ущерб качеству. Имели место и случаи расправ рабочих над передовиками, однако, это был признак нездоровой атмосферы на предприятии.
В горной промышленности погоня за рекордами чаще всего сопровождалась нарушениями техники безопасности: большинство противников внедрения интенсивных технологий добычи угля приходилось на горных инженеров, так как увеличение выработки требовало поиска новых методов борьбы с усиленным выделением рудничного газа, а также с участившимися выбросами породы. Поэтому, зная внутрикорпоративную солидарность шахтёрской профессии, можно с уверенностью сказать, что рисковали ради очередного рекорда всей бригадой, всем участком, а иногда - и всей сменой, которые, кстати, формировали исключительно из добровольцев.
Огонь, вода, медные трубы и чёртовы зубы...
После рекорда жизнь понесла Стаханова резко вверх. Его забирают в Москву, на учёбу в Промышленную академию. Точные и инженерные науки ему давались легко, хотя по гуманитарным дисциплинам он безнадёжно «пас задних».
В годы войны Стаханов просился на фронт. Однако бронь не сняли, и направили в Караганду начальником шахты, но с полномочиями инспектировать и другие угольные предприятия района.
В 1943 году шахтёры Кузбасса выступила инициаторами движения «За уголь для победы!». Потребовался арбитр, нарком Василий Вахрушев обратился в ЦК ВКП(б), и там ему посоветовали на эту должность Стаханова. Знаменитого новатора переводят в Москву, он становится начальником сектора организации соцсоревнования в Наркомате, а после - министерстве угольной промышленности СССР, где проработал четырнадцать лет, и, по воспоминаниям сослуживцев, показал себя отличным управленцем.
Много домыслов связано со случившейся в 1957 году отправкой Стаханова из Москвы в Чистяково (ныне - Торез), сопровождавшейся резким понижением в должности. Некоторые это связывают с личной неприязнью к нему со стороны Хрущёва, бытует даже расхожая история, согласно которой глава французских коммунистов Морис Торез имел неосторожность попросить Никиту Сергеевича устроить ему встречу со Стахановым. Хрущёв сказал, что знаменитый ударник рубит уголь где-то в Донбассе, что негативно сказалось на судьбе знаменитого шахтёра.
На самом деле всё это не более, чем красивая легенда: 10 мая 1957 года Хрущёв, в ходе проводимой им экономической реформы, подписал постановление об упразднении всех отраслевых ведомств союзного значения, в том числе и Министерства угольной промышленности СССР. Практически всех его работников в приказном порядке перевели на работу в регионы.
Понятно, что министерскими служащими это решение было воспринято в штыки, многие, в том числе и Стаханов, активно противились ему, но и им пришлось подчиниться. На новом месте службы его способности оценили по достоинству: секретарь, тогда ещё Сталинского, обкома партии Владимир Дегтярёв берёт Стаханова в трест «Чистяковантрацит», который сам ещё недавно возглавлял.
Столь драматический поворот в карьере Стаханова и распад его семьи, не пожелавшей ехать с ним (что означало бы потерю столь вожделенных в советское время жилплощади и прописки в Москве), стали причиной хронического пьянства. Почему-то многие современные авторы любят смаковать тему «гусарства» Стаханова, не сильно задумываясь о том, что у человека, постоянно подверженного по роду своей службы смертельной опасности, формируются склонность к чересчур бесшабашному поведению, особенно во хмелю, равно как и любовь к увеселительным напиткам. По крайней мере, все, кто его знал лично, если и говорили об алкогольной зависимости знаменитого шахтёра, то с сильной горечью и сожалением.
Несколько лет забвения превратили Стаханова в седого, как лунь, и больного старика. Частичное возвращение к жизни началось после отставки Хрущёва. Вот что об этом вспоминает ветеран журналистики Николай Гончаров:
- В 1965 году, когда я был редактором областной газеты «Радянська
Донеччина», ко мне позвонил Дегтярёв, ставший к тому времени первым
секретарём Донецкого обкома, и поинтересовался, будет ли интересен
Стаханов рабочей молодёжи. Отвечаю, что на многие времена он будет
славен и знаменит, у него есть «золотой ключик»: новая техника должна
взорвать старую организацию труда, если новшества начинают насильно
вводить в прежнюю систему, то ничего толкового не выйдет, и эта
прозорливость Стаханова помогла многим новаторам. Дегтярёв попросил
подготовить справку для готовящегося слёта молодых победителей
семилетки, на котором решили передать отбойный молоток героя самому
преуспевающему шахтёру. Стаханов долго не хотел ехать, но его уговорили
приодели, причесали, позаботились чтобы не выпил: Дегтярёв его лично
усадил в президиум, несмотря на то, что тот пытался устроиться в задних
рядах. Стаханов сидел мрачный, но мужественно держался. Собрание
открылось словами: «У нас в зале присутствует Алексей Стаханов!» Зал
притих, но прошли какие-то доли секунды и разразилась овация, около
тысячи человек стоя аплодировали этому человеку.
Спустя пять лет, когда меня уже перевели в Москву в редакцию
«Социалистической индустрии», узнал, что Стаханова представили к званию
Героя Социалистического Труда. Позвонил нашему донецкому собкору,
говорю: «Вези Стаханова в Горловку к памятнику Изотову, сфотографируй с
ребятами из горнопромышленного техникума, и скажи ему, чтобы ждал
хороших новостей!» Но по дороге Стаханов умудрился опохмелиться, так
пьяный и попал в кадр. Фотографии доставили к нам в редакцию самолётом, я
к тому времени подготовил очерк «Сын Донбасса». В день выхода указа
наша «Социндустрия» опередила все остальные центральные газеты СССР, и
это было по-донбасски...
Запоздалая награда не принесла Стаханову ничего, кроме новой волны душевной боли, вскоре его настиг инсульт, а последние годы жизни превратились в медленное и мучительное угасание.
В это время о герое первых пятилеток вспомнили на тихоокеанских берегах: японский экономист Каору Исикава начал успешно культивировать стахановское движение в Стране Восходящего Солнца. Там повсеместно стали возникать кружки качества, участники которых развернули соревнование между собой за право побить очередной трудовой рекорд.
Потом это движение ударников начало своё победное шествие по Южной Корее, Малайзии, Сингапуру и Тайваню, оказавшись среди причин небывалого экономического роста «азиатских тигров». Что интересно, Стаханова в этих странах помнят и уважают. Так что пора бы и нам перестать пренебрежительно относиться к собственному прошлому.
