В студенчестве я увлекался книгой Бердяева «Смысл творчества»: тут и святость, тут и созидательный порыв, вдохновение нового. Однако позднее, когда я стал уже регулярно ходить в храм, я почувствовал некоторое несоответствие («неравночестность») акта творчества и акта молитвы.
Грубо говоря, Пушкин и Серафим Саровский оказались для меня – в отличие от Николая Александровича – «не равны». Хотя это вовсе не значит, что для меня исчезла сама проблема.
Напротив, можно сказать, что я всю жизнь решаю её. Конечно, с точки зрения строгого Православия, творит только один Бог. И его деяние называется творение, а не творчество. Творение происходит из ничего, а творчество – из чего-то, из «подручного бытия», из разных там мраморов и звуков. При этом человеческое творчество разделяет все последствия авторского грехопадения, переходя границу добра и зла именно в сторону зла. Вопреки этому, Бог зла не творит, но лишь попускает ему быть.
Вот здесь и заключена тайна творчества. Когда стоишь в храме, особенно на Литургии, то тут нужно зажечь свечу и стать на колени, забыв о всяком достоинстве и осанке, и на карачках ползти к святыне, бесконечно превышающей твою личную мощь (вернее, немощь). Радость и благоговение происходят в молитве.
А вот когда ты садишься за письменный стол, мольберт или рояль, ты, по меньшей мере, готов разговаривать с Творцом на равных. И уже в этом заключена гордыня творческого акта. Сколько находилось великих мыслителей, учёных, художников, которые собирались «поправить» Абсолют или даже предложить ему «нечто новое». Или они «вовсе не нуждались в этой гипотезе», как Лаплас.
Я лично на себе не раз испытал, как «грозная буря вдохновения» (Гоголь) заносит меня невесть куда, и очень тяжело потом возвращаться с этакого Сатурна на бедную плоскую землю. Такая буря, например, продиктовала Есенину его известные строки:
Если кликнет Рать святая:
Кинь ты Русь, живи в раю!
Я скажу: не надо рая,
Дайте Родину мою!
Да, Россия – это чистилище и испытание, но это не рай. Точно так же творчество есть проба творения, примеривание к нему. Да уж, натворили мы за века непослушания…
Однако без творчества мы Создателю неинтересны. Господь образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл к человеку, чтобы видеть, как он назовёт их (Быт. 1) Бог создал нас по образу и подобию своему и, следовательно, наделил нас «малым творением».
Об этом, кстати, интересно пишет Леонид Леонов в своём фактически неизвестном романе «Пирамида». Там ангел приходит на Землю и оказывается детски наивен перед лицом своего изощренного противника Шатаницкого и всех присных его, включая пытающуюся соблазнить ангела женщину.
Ангелу не надо ничего творить – он с Богом и у Бога. Сатане хотелось бы всё творение уничтожить, да Христос не даёт. А вот двоящийся человек в акте творчества испытывает то и другое, и тогда у него получается либо «Троица», либо «Черный квадрат». Человек-творец – это подмастерье под небом Бога. Не более того. Но и не менее.
Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор, научный руководитель Российского института истории искусств
