27 января была очередная годовщина Ленинградской победы. Ещё одно пророчество Блока:
О, если б знали, дети, вы
Холод и мрак грядущих дней!
Он предрёк их своему городу, и хорошо, что не дожил, а ведь мог.
Я лично блокады и вообще войны не застал, но, как и всё моё поколение, крепко связан с нею.
Хорошо помню след от снаряда на южной стене нашей комнаты на Кронверкском, куда, по рассказам бабушки Надежды Георгиевны, ударил во время блокады снаряд. Помню ещё следы от осколков на стене одного из домов по Кронверкской улице…
Сознаюсь, что не могу представить себе этого чудовищного (в буквальном смысле – адского) голода, холода и мрака. Да ещё с бомбежками и обстрелами. Та же бабушка говорила, что не страшно, если быстро убьют – страшно, если ещё живой завалит кирпичами. Всю первую, самую холодную блокадную зиму, она провела в городе, и лишь осенью 42 года её эвакуировали. Около полутора миллионов людей жили в преисподней. Слово «жили» в таком контексте, конечно, малопригодно.
А Шостакович ещё и симфонии писал. И десять храмов действовали. О том, насколько всё это непредставимо со стороны, свидетельствуют вопросы иностранцев по поводу ленинградской блокады. «А цитрусовые вам что, с самолетов сбрасывали?» – спрашивали добросердечные американские старушки. Что-то в этом роде рассказывала моя двоюродная тетя Нина (Казина Трофимкина).
Иногда утверждают, что блокада послана Петербургу в искупление за революцию. Февральский (либерально-масонский) бунт 1917 года действительно разрушил Империю Романовых, но Октябрь того же года, по факту (без сослагательного наклонения) Россию в качестве красной империи восстановил. Об этом речь впереди.
Когда я спрашивал бабушку о Боге, она говорила, что Его нет – иначе Он не допустил бы таких страданий. Что до меня, то мне часто случается проезжать мимо блокадных братских могил на Волковском кладбище, и я каждый раз мысленно молюсь за тех, кто там покоится.
Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор, научный руководитель Российского института истории искусств
