Праздник Воздвижения Честнаго Креста Господня является великим христианским двунадесятым праздником, который завершают собою церковный годовой круг подобно тому, как двенадцать месяцев образуют собою годовой круг астрономический, а двенадцать апостолов образуют собою избранный высший круг устроителей Христовой Церкви. При этом можно сказать, что онтологический смысл именно этого праздника до сих пор не осмыслен и не раскрыт вполне и требует некоего углубления.
Как правило, в проповедях на Крестовоздвижение слово практически сразу переходит с исторических обстоятельств празднуемого события к теме Креста Господня, возвращаясь в дни Страстной Седмицы, вспоминая Распятие Христово и спасение человеческого рода искупительной крестной Жертвой. Вместе с тем следовало бы обратить внимание на то, что каждый из двенадцати великих церковных праздников обладает своим уникальным значением в деле спасения падшего человечества, между тем как едва ли такое значение можно узреть в поднятии обретённого Креста Господня епископом над головами паломников в Иерусалиме. Сам по себе такой акт, связанный с великой святыней, не мог бы особо выделиться из праздников Покрова Богородицы, обретения Нерукотворного Образа, перенесения и положения Ризы Господней, Пояса Богородицы, честной главы Иоанна Предтечи.
Первые одиннадцать священно-праздничных столпов Церкви весьма близки по времени и вмещаются в земную жизнь Богородицы – от Её Рождества до Успения, между которыми заключен и церковный годовой круг. Около десяти поколений православных христиан во главе с апостолами и святыми мучениками, на крови которых созидалась Сама Церковь, жили и спасались, не зная этого таинственного двенадцатого праздника. И лишь почти 300 спустя он явился и завершил собою священный круг. Так в чём же заключён таинственный священный смысл Крестовоздвижения?
Смысл этот является во многом предметом пререканий и камнем преткновения и доселе – в том числе среди церковных богословов, архипастырей и пастырей. «Церковь самодостаточна и аполитична, – говорят многие из них. – Она не от мiра сего и потому нейтральна к государственному устройству, характеру государственной политики и духу государственных властителей, ибо спасаться можно всегда и везде, при любой власти, общественном строе, культурных условиях». «Более того, – вторят им протестанты, – сближение Церкви с государством и государственной властью – крайне вредоносно для Церкви: оно ставит Церковь в подчинение чиновникам, заставляет пастырей Церкви служить не Христу Богу и Церкви, а воле власть имущих, самим обрастать земными привилегиями и богатствами, становясь слугами земли, а не неба». «А потому, – заключают многие из православных “радетелей церковной свободы” и тотальных критиков эпохи Византийской Империи и Синодального периода Русской Церкви, – Церковь должна предоставить кесарево кесарю, занявшись исключительным приношением Богу богова». «Правда, – вторят им протестанты, – и более того, нужно признать, что со времён императора Константина той первоначальной Церкви вообще не существовало, она была поглощена государством, а возродил её лишь в XVI веке Мартин Лютер и его преемники». И немало даже православных священников хотя бы отчасти сочувствуют таким взглядам.
Такие рассуждения, в немалой степени отражающие собою и нынешнее состояние Церкви и христианских народов, лукавы. Разумеется, злоупотребления государственных властей своей властью в отношении с земной Церковью (до небесной им никогда не дотянуться) неизбежны и постоянны на протяжении 2000-летней истории Христианства (как и истории ветхозаветной Церкви богоизбранного Израиля), – равно как и падения перед искушениями земными благами священства. А что, церковные власти редко злоупотребляют своей властью? Но отменяет ли злоупотребление сами высшие законы и сущность самих церковно-государственных отношений? Существует ли вообще что-либо земное и даже небесное, чем нельзя злоупотребить? Спасла ли католический Костёл, Римских пап с их кардиналов и магистров орденов от увлечения земными богатствами, наслаждениями и самой властью их длительная независимость от государства?
Избавила ли и сами протестантские общины формальная независимость от государственных властей от подчинения стихиям мира сего, а впоследствии и воле тех же правителей (в конце концов, глобальных) – только уже не христианских, но светских, секуляризированных и увлёкшихся другими, «нерелигиозными» идеологиями, за которыми неизменно маячит религия человекобожия (гуманизма) в той или иной её форме, доходя до откровенного сатанизма? Нужно ли было ненавистное Синодальное устройство Церкви Российской Империи ломать и уничтожать или всего лишь исправить, очистив от западных же чуждых привнесений? В конце концов, в обер-прокурорах ли состоял кризис Русской Церкви и Её миссии в русском народе или всё же в том, как относились к этой миссии и своему служению сами многие священнослужители?
Политическое богословие, апостольско-святоотеческий взгляд на церковно-государственные отношения и эталон церковно-государственной симфонии требуют своего обновления и возвращения в церковное просвещение и образование, начиная с самих священнослужителей. Христова заповедь «отдавайте кесарю кесарево, а божие – Богу» (Мф. 22:21) ни в коем случае нельзя поверхностно понимать как формулу секуляризации – Церкви от государства, а государства от Церкви; как некое отгораживание Церкви от жизни мiра и предоставления этого мiра в распоряжение врагу человеческого рода и его антицеркви. То, что «мiр лежит во зле» (1 Ин. 5:19), а «князем мiра сего» (Ин. 16:11) является дьявол, никак не означает, что Церковь не должна стремиться создавать в этой земной луже зла островки добра и света, а князя этой лужи и мiра сего, «повелителя мух» Веельзевула (Мф. 12:24), постоянно не изгонять с этих островков. Ибо «не о том прошу, чтобы Ты взял их из мiра, но чтобы сохранил их от зла» в самом мiре (Ин. 17:15), и «так возлюбил Бог мiр, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Поэтому Святая Русь – это не выдумка мечтателей и не пропагандистский штамп, как думают либеральные священники и теологи (в том числе протестантствующие православные), но исторический факт отечественной истории и Предания Церкви и практический идеал, без срочного возвращения к которому теперь уже не выжить даже физически – ни Руси, ни всем, кто ещё не капитулировал перед державой антихриста со всеми её Олимпиадами.
За внешне благообразной доктриной «вывода Израиля из Египта» чаще всего скрывается отнюдь не ревностное попечение о Церкви и чистоте веры, а, ровно наоборот, – теплохладное безразличие к людям, народу и его государству – не как касте чиновников, защищающих интересы господствующего класса (во что государство неизменно превращается как раз в безбожном обществе, в результате своей секуляризации), а как политической организации народа на определённых религиозных (духовно-нравственных) началах. Радением ли о «свободе прав» Церкви вызвано негодование некоторых поборников церковной «независимости и самостийности» (как, в частности, было перед революцией), борцов с «цезаропапизмом», или мечтами о «свободе от обязанностей» священнослужителей и церковных чиновников? Сейчас же зачастую за апологией отделения Церкви и государства (и всех его дел), уклонения богословия от идеологии вообще скрывается потаённое сочувствие священства к падшему мiру и его делам, желание его оправдать и даже поучаствовать в нём. За примерами далеко ходить не надо: перед нами примеры фарисейских пап и патриархов.
«Спастись можно и в Содоме», – говорят протестанты и протестантствующие «православные». И много ли спаслось в Содоме? Много ли там вообще сохранили человеческий облик? Ибо «с преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и со избранным избран будеши, и со строптивым развратишися» (Пс. 17:26-27). Много ли святых даровала Малой и Белой Руси эпоха Речи Посполитой, кроме мучеников за веру, в то время, как Великая Русь процветала преподобными и благоверными? Много ли белорусов в ней вообще уходили в вечную жизнь православными христианами, напутствуемыми Исповедью и святыми Тайнами? Многих ли святых даровал миру и Святой Руси советский период богоборчества, – кроме гонимых ею новомучеников и исповедников? «Государственная идеология не имеет значения для Церкви и её задач», – говорят либеральные священники и теологи. Значит, её (точнее их) не беспокоит легализация (и пропаганда) внутриутробных детоубийств (абортов), однополых союзов, «секспросвета» (словесного развращения детей). Так ли «нейтральна к духовной жизни» смена мировоззрения и парадигмы воспитания «Яко всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется» (Лк. 18:14) на «Человек – это звучит гордо»? Безразлична ли для Церкви смена антропологии смиренного богочеловека на гордого обезъяночеловека? За сколько лет этот гордый человек стал ругаться, а потом разговаривать матом и потреблять 15 вместо 3 литров алкоголя в год?
Нет, Церковь призвана убегать – как праведный Иосиф от египетской жены Потифара (Быт. 39:12) – не от мiра, а от дел его, одновременно стремясь к тому, чтобы воцерковлять, христианизировать, одухотворять его, направляя к делам Божьим, видя в своём окружении (во всяком случае в пределах народа и государства, за которые она несёт непосредственную ответственность) не гибнущий мир в Потопе, но потенциальную часть Ковчега. Не фарисейское «что нам до того? смотри сам» (Мф. 27:4) отчаявшемуся Иуде, а «всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150:6) является формулой отношения Церкви к мiру, народу и государству. За это (а не за просвещение просвещённых) будут давать отчёт перед Богом священноначальники и преемники апостолов, да и всё священство.
И вот историческое и догматическое закрепление этой истины мы и видим в двунадесятом церковном празднике Крестовоздвижения, венчающем собою всё лестницу Спасения, «юже виде древле великий в патриарсех» (Вел. канон). Не сбоку припёку к праздникам Благовещения, Рождества и Вознесения, но венец всех этих богочеловеческих свершений. Оказывается, Союз Христовой Церкви и государства (и даже стремление к строительству такого Союза) – это важнейшее условие спасения – если не отдельной конкретной личности, то множеств личностей, которые в иных условиях погибли бы, «развратившись со строптивыми». И об этом прямо говорится в Священном Писании – в догматическом учении о Катехоне, «Удерживающем от совершения тайны беззакония» (2 Фес. 2:7), – христианском государстве (согласно учению святых Отцов), которое удерживает мiр (то есть, человеческое общество – в пределах как всей планеты, так и одного народа или государства народов) от торжества зла, создавая максимально благоприятные условия для торжества добра, в котором происходит пробуждение, преображение и возвышение человека. Скорбные «времена гонений», посылаемые Богом для исправления постоянно сбивающихся с пути народов (и особенно богоизбранных) и самой Церкви, нельзя превращать в предмет намерения (народов и их пастырей) оставаться в этих временах вместе с причиной таких времён. Не следует путать смирение и покаяние с садомазохизмом. Не благополучие Церкви в государстве является причиной обмирщения, а злоупотребление благополучием.
Итак, произошедшее почти 1700 лет назад Воздвижение Креста Господня в святом городе Иерусалиме в уже православной Ромейской Империи (Втором, Новом Риме) было Торжеством Православия – совершившимся временным и прообразующим собою будущее вечное, Второе Пришествие Христова и установление православного Царства Божьего. «Вознесыйся на Крест волею тезоименитому Твоему новому жительству, – поётся в главных молитвенных песнопениях праздника, – победы на сопротивныя даруя». И вот, «Вознесыйся Своею волею на Крест» даровал Своему «тезоименитому новому жительству» – то есть, христианам, – победу над супостатами, запечатлев её возвышением Того самого Креста над всей Империей и её властями и воинством, засвидетельствовав о победоносности Креста и Империи Креста обращением в Христианство иудея и воскресением мёртвого. Христова Церковь победила языческую Римскую империю, но не ослабила и не уничтожила её, но, напротив, переродила, воскресив от духовной смерти, в священную могущественную христианскую Империю, в Катехон.
С момента Своего Распятия и Воскресения Христос почти 300 лет хранил Свой Крест втайне и открыл Его Церкви и всему мiру именно и сразу после победы Христианства над язычеством, после Миланского эдикта и Первого Вселенского Собора. Крест был воздвигнут Богом именно над христианской Державой как исполнением Его воли и совершенным плодом Пятидесятницы. Сам поиск и чествование Креста были инициированы непосредственно своим ещё недавним главным гонителем – Римской имперской властью в лице равноапостольных императора Константина (его личное крещение якобы лишь на смертном одре является еретической клеветой ариан, непрестанных лжецов англосаксов, ненавидящих православную Империю протестантов и иудеев, наконец, либеральных священников и теологов) и матери его царицы Елены. Святая Троица буквально вручила Крест – «оружие мира, непобедимую победу» – христианскому самодержцу Константину и епископу Макарию, догматически установив образ Двуглавого Орла и завершив Промысел Своего Спасения от Рождества Богородицы, стяжав честною Своею Кровью христианскую Церковь и честною кровью своих мучеников – христианскую Державу. Явленный в небе святому Царю и поднятый над великим собором христиан в Иерусалиме Крест был одновременно орудием и заветом.
С тех пор начался длинный путь 1700-летнего противостояния Двуглавого Орла под богочеловеческим Крестом – двуединого союза христовой Церкви и Державы – против двух зверей Апокалипсиса (Откр. 13:1-18) – церкви и державы антихриста под человекобожными пентаграммами. Противостояния, которое является продолжением и одновременно обстоятельством борьбы добра и зла, Бога с ангелов с «духами злобы поднебесной» (Еф. 6:12), в душе каждого человека и которое явно подходит к концу и завершится вначале кратким торжеством антихриста и его слуг (уже происходящим), а затем – Вторым Пришествием Христа со всеми Его святыми. Но прежде должен быть вновь воздвигнут Крест над Русью.
Дмитрий Валерьевич Куницкий, магистр философских наук, православный публицист
