Информация об этой конференции стала для меня неожиданностью. Первая мысль: «будет дублирование того, что у нас в Москве проходит на секции по старому обряду в рамках Рождественских чтений». Ехать я не собирался, тем более, выступать с докладом (мне ближе публицистика). Тем более до последнего не была известна программа этой научно-богословской конференции. Вдруг получаю сообщение о том, что Патриарх благословляет ехать. В принципе, я бы мог не поехать, сославшись на нездоровье (накануне я получил результаты биопсии, говорящие о неизбежности онкологической операции). Несмотря на недомогание, все же решился.
Впервые я близко познакомился с Петербургом, когда листал прекрасно иллюстрированный альбом, который привез старший брат в школьные годы. Впечатление было неоднозначным: огромные храмы и дворцы, обнаженные статуи. Я же все более проникался нашей стариной. В комнате у меня висели виды Кижей и Кирилло-Белозерского монастыря с надписью вверху: «То чуду подобно».
В первый раз попал я в этот город — тогда он был еще Ленинградом — в 1975 году. Воспользовавшись коротким перерывом в учебе, на первом курсе пединститута, на мартовские праздники, я решил для расширения кругозора и познаний поехать в Петербург. Три дня был в этом городе; одним из самых запоминающихся впечатлений в первую поездку было впечатление от мрачной погоды. Невольно задумываешься, зачем же в таких далеких краях, на болотах, где туман и промозглый климат, устраивать город? Я тогда останавливался только на вокзале, не имея знакомых, практически это были безсонные ночи, что тоже отразилось на моем впечатлении от посещения города. Приезжал на праздник св. Александра Невского, на юбилей 1000-летия Крещения Руси.
Были еще поездки. В частности, дважды в Санкт-Петербургские духовные школы. Первый раз — это было во время учебы в Московской духовной академии, второй раз уже по окончании ее — для того, чтобы получить впечатление от преподавания в здешних духовных школах, от атмосферы в них. В духовном плане там все несколько иначе, по сравнению с Московскими духовными школами. В образовательном плане я тоже не почувствовал, что там уровень более высокий, хотя такое мнение бытует. Когда богословие отрывается от духовности, духовной стихии и испытывает сильное влияние рационализма, то это как-то не ложится на сердце.
Потом был съезд Союза Православных братств в 1992 году. Это был один из самых сложных моментов в моей жизни. В течение трех дней была очень напряженная атмосфера. Собрались очень разные люди, и стоило больших усилий поддерживать на съезде дисциплину и определенный порядок. Главное достоинство съезда было в том, что впервые в самом гнезде экуменизма, в здании Питерских духовных школ, была поднята со всей решительностью проблема экуменизма как отступления от вековых преданий, нарушения канонов Православной Церкви.
Ленинградцы воспринимались как западные люди, а в церковном плане – во многом как обновленцы. Москва же - как Третий Рим. В северной столице, в ее огромных храмах ты теряешься – после маленьких уютных московских церквей здесь себя чувствуешь некомфортно. Сокращенное богослужение (например, на «Господи воззвах» только одна стихера, как еще было еще в старом Петербурге), маститые ленинградские протоиереи и протодиаконы, казавшиеся далекими от аскетики. В Преображенском Соборе запомнился безбородый протодиакон, читающий канон с кафедры проповедника (такие кафедры присутствуют в католических храмах). Говорили, что этот протодиакон из обновленцев. Особую неприязнь вызывала роспись и иконы, больше напоминающие картины – все в западном стиле. Митрополита Никодима в Ленинграде я не видел – только в Москве пару раз – на Литургии в Богоявленском Елоховском Соборе и в храме Воскресения Христова в Сокольниках. Он неожиданно показался каким-то монументальным, служил в размеренной манере византийского стиля. Рассказывали, что он говорил: «я все могу делать быстро, кроме совершения богослужений». На 40-й день его преставления я был на Литургии в Троицком Соборе Александро-Невской лавры. Запомнились рыдания как в храме на Литургии при поминании его имени на заупокойной ектенье, так и особенно на могиле, где служили панихиду.
Постепенно отношение к северной Фиваиде у меня теплело. Наверное, первой ласточкой были торжественные службы в 1979 году на праздник святого Александра Невского в Троицком Соборе. Поразило большое количество молящихся, заполнивших огромное пространство собора.
Далее хотел бы упомянуть личности некоторых архиереев и, прежде всего, богослова-аскета, интеллигента-аристократа митрополита Антония (Мельникова) и, особенно, митрополита Иоанна (Снычева), епископа (ныне митрополита) Константина (Горячева), ректора Духовных школ (в Московской духовной академии я учился на один курс старше). С владыкой Назарием познакомился, когда он, будучи иеромонахом, приезжал на годичный акт в Московские духовные школы в качестве представителя Ленинградских духовных школ. Запомнилось его теплое отношение во время посещения мною Ленинградских духовных школ (это было дважды). Особенно запомнились лекции по истории Русской Церкви прот. Иоанна Белевцева. В конце 80-х годов, можно сказать, прогремела его негативная оценка никоновской реформы, как пагубной и не нужной. В студенческом быте удивило то, что после дежурной проверки после отбоя каждый из них мог чем угодно заниматься. Мне это показалось странным и нежелательным, мешающим полноценному отдыху. Больше недели я провел в стенах Ленинградских духовных школ, знакомясь с преподаванием в них. Бросалось в глаза большое количество среди студентов выходцев с западной Украины. Еще два фактора создавали для меня или были причиной для меня дискомфорта в духовном плане – почти полное отсутствие монашествующих, а также храмов, служащих по старому обряду. Был я свидетелем первых шагов на ленинградской кафедре митрополита Алексия, будущего Патриарха. Участвовал в первом после его избрания епархиальном собрании духовенства. Самым, пожалуй, неожиданным для меня было обретение в среде питерского духовенства целой плеяды симпатических батюшек, близких по духу. Это архимандрит Александр (Федоров), протоиереи Алексий Масюк, Геннадий Беловолов, Дмитрий Кулигин, протодиакон Владимир Василик и др. Из числа мирян теперь уже покойные Филимонов, Фроянов, Любомудров; среди здравствующих Симаков, Фирсов и др. Референт Патриарха Николай Державин, в 80-е годы студент Ленинградских духовных школ, своей порывистостью и динамизмом как бы олицетворял собой неповторимый стиль духовных лиц северной столицы. Когда он по поручению инспектора проводил меня по городским храмам, я со своим московским консерватизмом едва успевал за его прогрессизмом. Очень просто и демократично меня встречал тогдашний инспектор о. Николай Гундяев, брат Святейшего Патриарха. Владыка Назарий очень много сделал для реставрации и благоукрашения Александро-Невской лавры. Конечно, притягивали монастырь на Карповке, где у алтарной абсиды главного храма можно было помолиться Иоанну Кронштадтскому еще до его канонизации и часовня Блаженной Ксении – еще до ее прославления. Большое впечатление на меня произвел о. Василий Ермаков, с которым я познакомился в Даниловом монастыре, проводя экскурсию.
Довольно долго я не был в стенах Петербургских духовных школ, которые за это время добились возвращения здания собственно Академии. Во многом это была заслуга протоиерея Василия Стойкова (+2023 год), в бытность его ректором Академии. При входе в здание Академии знакомая картина Воскресения Христа в западном стиле (я давно бы заменил ее каноническим изображением). Также обращает на себя внимание икона святых, так или иначе связанных с Петербургскими духовными школами.
Первым ректором Санкт-Петербургской духовной академии, открытой в феврале 1809 года, стал святитель Филарет (Дроздов). Его учеником и преемником по ректорству был владыка Григорий (Постников). Профессор Академии протоиерей Герасим Павский и известный миссионер архимандрит Макарий (Глухарев) начали большую работу по переводу Библии на русский язык. Среди известных профессоров Академии нужно упомянуть В.В. Болотова, Т. В. Барсова, А.Л. Катанского, Н.И. Сагарду, Н.В. Бенешевича, епископа Порфирия (Успенского), протоиерея В.П. Аквилонова, Н.Н. Глубоковского, патриарха Сергия, протоиерея Николая Чукова (впоследствии митрополит Ленинградский и Новгородский) и др. Учась в Московских духовных школах, я активно читал академические богословские журналы «Христианское чтение» и «Странник», а также «Церковный Вестник».
Из числа близких нам по времени – прот. Василия Стойкова, скончавшегося на 91-м году жизни и потрудившимся здесь в течение 65 лет. В прекрасно иллюстрированной книге, посвященной памяти о. Василия, обратили на себя внимание такие слова прот. Константина Костромина: «Невероятно, чтобы этот человек, которому за 90, который ходит без палки, ездит на метро в Академию из далекого Парголово, топит там печь, служит в Отрадном и не пропускает ни лекций, ни богослужений, ни академических праздников, ни административных заседаний, чтобы этот человек … умер». О. Василию Ермакову принадлежит книга «Мысли о России». В приложении к книге очень живые воспоминания о батюшке. Запомнились два пассажа – первый, когда паломники во главе с ним добрались до источника около Пюхтицкого монастыря и возникли колебания окунуться в нем из-за холодной погоды. Вдруг о. Василий рубаху рвет на груди – там тельняшка – и кричит: «Мы из Кронштадта!» Все смеются, настроение поднимается. Второй – об укрощении батюшкой кошки по имени Котька – она, повинуясь его просьбе, перестала порываться в комнату, где шло Причастие.
В наставлениях о. Василия отчетливо слышны антизападнические нотки. Так, в книге «Я вас научу быть христианками» читаем: «Западу и верно не нужна верующая, Православная Россия. С Богом она сильна. Без Бога – внутренние распри, разбой, деспотизм - такая Россия и нужна Западу, здесь они все возьмут за копейку».
Приехал я в Питер за день до начала конференции. Утром с о. Алексеем Масюком посетили Серафимовское кладбище, где он совершил панихиду на могиле о. Василия Ермакова (о. Василий рекомендовал его рукоположение в диаконский сан), а я заупокойную литию по старому обряду на могиле архиепископа Василия (Кривошеина)). На обеих могилах каждый из нас произнес слово памяти почивших. Днем в Павловской гимназии прошла презентация десятого тома моих воспоминаний. В канун памяти свв. равноапостольных Кирилла и Мефодия (день моего ангела) участвовал в совершении вечерни по старому обряду в одном из домовых храмов на окраине Петербурга. После службы за трапезой до позднего вечера проходило интенсивное общение с настоятелем и прихожанами этого храма.
Первым докладчиком на конференции был прот. Иоанн Миролюбов. О. Иоанн отметил, что его обучение в Петербургских духовных школах в 1981-1983 гг. было «самым счастливым периодом его жизни». За два года обучения он прошел весь курс семинарии и один курс академии. «Платоновское единоверие», по его словам, было чисто миссионерским проектом аж до 1905 года. Оно было временно терпимым явлением.
Павел I на прошении группы старообрядцев начертал резолюцию «быть по сему», но вышло так, как решил Синод со всеми ограничениями. В современных документах РПЦ термин «единоверие» почти отсутствует. По мнению о. Иоанна, с точки зрения логики, наименование «старообрядные приходы» более соответствуют реалиям, нежели «единоверческие». В 2005 году была учреждена Комиссия Московского Патриархата по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством – эта Комиссия, как неоднократно подчеркивал о. Иоанн, не является руководящим органом, имеет чисто совещательные функции. В качестве достижения Комиссии о. Иоанн упомянул принятие Синодом Положения о старообрядных приходах. В отношении появления единоверческого епископа по-прежнему сильны опасения, что это будет похоже на возникновение параллельной иерархии. Впрочем, вполне возможен викарный епископ для единоверцев. С сожалением о. Иоанн отметил, что у части старообрядных (единоверческих) приходов (их на сегодня 31 + 7 двуобрядных) есть тенденция позиционировать единоверие одним из старообрядческих согласий, что вызывает сомнение у священноначалия: «а нужно ли такое единоверие?» «Движение развивается, есть перспективы» - заключил о. Иоанн. Запомнились еще такие слова из его выступления: «всех старообрядцев объединяет негативное отношение к РПЦ, а не позитив – идеал Святой Руси».
Нужно сказать, что на самой конференции, как и на Круглом столе на следующий день в Никольской единоверческой церкви Петербурга терминологическая дискуссия продолжилась. На мой взгляд, хорошо бы ориентироваться в этом вопросе на соборное большинство.
В докладе А.Г. Дурнова, научного сотрудника Преображенского старообрядческого монастыря в Москве, единоверческих приходов до революции было 665 (храмов более 800). Монастырей было 26. В базе персоналий по единоверию – 2700 человек.
Большим достижением конференции было выступление на ней профессора ПДА М.В. Шкаровского. Свой доклад он посвятил единоверческим приходам Петрограда (Ленинграда). В городе было 13 единоверческих общин. Единоверцам принадлежало училище, женская гимназия, братство, журнал «Голос Церкви». Никольская церковь в 1918 года получила статус собора. Все единоверческие храмы были захвачены обновленцами, которые владели ими до лета 1923 года (после освобождения Патриарха Тихона единоверцы их вернули). Впоследствии почти все единоверческие храмы города принадлежали иосифлянам. Никольский собор был закрыт в 1932 году (с 1934 года здесь располагается музей Арктики). Закрытие храма и репрессии его актива были связаны с обнаружением тайника с церковной утварью (ее вес составлял более 600 килограммов).
Интересным было сообщение о. Никиты Чернышева о единоверии в США. В частности, о приходе в городе Ири. В прошлом году глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Николай возглавил торжества по случаю 40-летия перехода значительной части общины этого храма в РПЦЗ.
Прот. Петр Чубаров выступил с интересным докладом о духовном пути академика А.А. Ухтомского, который был старостой Никольского единоверческого храма. Как серьезный психолог, батюшка поделился своими мыслями о ценности богослужения по старому обряду и вообще благочестивого уклада древней Руси. Нарушение «мерности» их из-за увлечения партесным пением вызывает нестабильность эмоциональной сферы и неправильность молитвенной практики.
Хотел бы еще отметить доклад еще одного петербуржца А.П. Матвеева из университета имени Герцена о жизненном пути, деятельности и взглядов на единоверие священномученика Симеона (Шлеева). Было отмечено, что большой заслугой святителя является появление первых викарных епископов для единоверцев, а также то, что на единоверческих съездах в 1912-1917 годах, а главное на Поместном Соборе 17-18 годов единоверие рассматривалось как равночестное и равноспасительное явление в церковной жизни.
Известный исследователь единоверия Б.В. Басенков в своем докладе выделил 10 периодов в истории единоверия и кратко каждый период охарактеризовал. Эволюция единоверия, по словам Басенкова, шла от восприятия его в качестве инструмента устранения Раскола к инструменту, направленному на переосмысление отношения к древнерусскому богослужебному наследию.
М.А. Тюренков говорил «о цветущей сложности», то есть о возможности вариаций в названии приходов, служащих по старому обряду в лоне Московского Патриархата.
На конференции отмечалось, что интерес к диалогу со старообрядцами у православных уменьшился из-за радикализма первых.
После окончания конференции, прогуливаясь по дорожке вдоль ограды, я наслаждался запахом сирени и представлял прогуливающих здесь выпускников Академии, несколько десятков из которых стали архиереями. Их фотографии помещены в коридоре на первом этаже. Некоторые из этих архиереев мне знакомы, например, митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн.
На самом видном месте в актовом зале Духовных школ был портрет выдающегося церковного деятеля митрополита Никодима (Ротова). Владыка Никодим на Поместном Соборе 1971 года выступил с докладом об отмене клятв на старые обряды. Его благожелательное отношение к древнерусскому благочестию унаследовал его ближайший ученик Святейший Патриарх Кирилл.
В субботу был на Литургии в Воскресенской церкви у Варшавского вокзала. Церковь была построена в неорусском стиле в начале прошлого века. Здесь служил известный петербургский священник Александр Рождественский (в его честь был изготовлен тысячепудовый колокол). В 1923-1930 годах этот храм был в руках обновленцев. Была довольно полная служба, вопреки ожиданиям, ектению об оглашенных не опускали. Свеща, зажжённая на малый вход, не гасилась до конца служба. При входе в храм с правой и левой сторон стенды, посвященные памяти умерших прихожан. Прихожанином храма до самой смерти был Лев Гумилев.
В совершении вечернего богослужения участвовало 4 священника и 2 диакона.
Утреннее богослужение в единоверческом храме Петербурга состояло из полунощницы, часов и обедницы. Особенно запомнилось пение ирмосов на полунощнице. Примечательно, что на этой службе впервые встретились два имеющихся на сегодняшний день единоверческих диакона – московский и петербургский. На это обратил внимание диакон Константин из московской церкви во имя свв. новомучеников и исповедников Российских. Я так отреагировал: «Да, знаменательная встреча, но только не на Эльбе, а на Неве». Более трех часов продолжалось общение на трапезе. Продолжился разговор по актуальным вопросам, стоящим перед современным единоверием.
В своем выступлении я отметил, что единоверческий Петербург собирался с силами, сосредотачивался, «зализывал раны» прошлых десятилетий и смог провести такую содержательную конференцию. Не буду сравнивать ее с тем, что было в Москве на Рождественских чтениях, но по уровню она была не хуже. Общение за трапезой было очень активным и несколько раз довольно острым. Я неоднократно приводил всякие забавные казусы, которые случаются в нашей жизни. Поскольку настоятель храма по своей гражданской специальности является психологом, то привел такой случай. Пациент психушки показывает врачу рисунок: «А вот корова на пастбище, видите, с каким удовольствием она жует траву». «Нет, травы не вижу». «Так ее съела корова!» «Но где же корова?!» «А что ей тут делать, если вся трава уже съедена?!»
На освящении Никольского храма, которое состоялось в 1798 году, присутствовал Павел I со свитой. Он отстоял Литургию по старому обряду и преподнес приходу икону свт. Николы древнего письма. В 1820 году начали строить нынешнее здание храма. Стройка продолжалась 18 лет. Прошение на это было подписано Александром I. После ее закрытия в Ленинграде не осталось ни одного единоверческого храма (остальные 12 были разрушены). В храме были следующие приделы: Тихвинский, Сошествия Святаго Духа, Преображения, Николы Чудотворца и Антония Великаго.
Вечером, в церкви во имя Феодоровской иконы Богородицы выступал старообрядческий мужской хор из Ростова-на-Дону под управлением Филиппа Севастьянова. Кстати, Феодоровский храм, как заметил петербургский старообрядческий священник о. Геннадий Чунин, в 1983 году предлагали взять старообрядцам. Тогда, по словам батюшки, из-за небольшого количества прихожан они бы не потянули его реставрацию. Запомнилось в выступлении хора: пасхальные ирмосы, «С нами Бог!», «Хвалите Имя Господне», сербский стих «Славите Господа!» и заключительный брачный стих. По окончании выступления долго не умолкали аплодисменты. Руководитель хора подчеркнул, что «знаменное пение – это пение едиными устами и единым сердцем. Это пение способствует сосредоточенной молитве».
В последний день пребывания в северной столице, мои петербургские друзья пригласили меня в «Литературное кафе». Сюда любили приходить известные русские поэты и писатели XIX века – их портретами были увешаны стены кафе. Сюда заезжал Пушкин за час до дуэли. На ужине особенно порадовала уха. Мои спутники были удивлены, когда я по первым же нотам игры на фортепиано угадывал названия песен – «Я люблю тебя жизнь», «Как молоды мы были», «Как упоительны в России вечера», «Не думай о секундах свысока», и др. Поскольку ужин проходил в канун Дня города, прозвучали песни, посвященные ему («Слышишь Ленинград, я тебе спою задушевную песню свою», «Прощай любимый город – уходим завтра в море» и др.). Приятной также была часовая прогулка на катере по Неве.
Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России
.jpg)
.jpg)
1.