9 октября 2022 года исполняется 95 лет со дня рождения выдающегося архипастыря конца ХХ столетия, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева).
Он родился в праздник святого апостола Иоанна Богослова, которого в народе нарекли апостолом Любви, и всем своим пастырским служением Владыка Иоанн, как и его Небесный Покровитель, исповедовал искреннюю Любовь – любовь ко Христу, к Русской Православной Церкви, к нашему многострадальному Отечеству и к великому Русскому Народу.
А родился Владыка в 1927 году в Малороссии, в селе Ново-Маячка Каховского района Николаевской (ныне Херсонской) области. И глубоко символично, что в эти октябрьские дни 2022 года родное село митрополита Иоанна, настоящего патриота и гражданина, возвращается на свою историческую Родину!
Вскоре после рождения сына по семейным обстоятельствам, с 1928-го по 1933 годы, семья Снычевых вынуждена была переехать в Оренбургскую область, но в 1933 году голод вернул их на Украину, к своим родным в Каховку, где Ваня Снычев провел часть своего раннего детства до 1935 года.
Сегодня вниманию читателей предлагаем автобиографические воспоминания Владыки об этой поре его жизни, которые он написал в 1955 году, будучи еще иеромонахом.
Владыка Иоанн любил Малороссию, и мы молитвенно просим его заступничества пред Богом, чтобы на этой земле установилась Божья правда, воцарился мир и перестала литься русская кровь.
Почитателям приснопамятного митрополита Иоанна публикуем для келейного чтения тропарь (глас 4-й):
Апостолу Иоанну Богослову тезоимените, апостольских преданий ревнителю явился еси. Церкви Русския похвало и граду святаго Петра заступление, миродержителей века сего обличителю и еретических учений посрамителю, правды и истины Божией утверждение, веры православныя проповедниче, и о чадах твоих неусыпный к Богу молитвенниче, Святителю отче Иоанне, моли Христа Бога мир Церкви Православной ниспослати и душам нашим велию милость даровати.
Просим также молитвенно помянуть благочестивых родителей Владыки Иоанна – Матвея и Матрону.
Сергей Игоревич Астахов, директор издательства «Царское Дело»
Автобиографические записки митрополита Иоанна (Снычева)
КАХОВКА.
В Каховку мы приехали в то время, когда хлеб с полей был уже убран. Первоначально мы поселились в доме своих родичей (у сестры моей матери). Началась новая страница моего детства. Первое, о чем я так ясно помню, было хождение на поле за сбором соломы. Помнится мне, как я со старшим братишкой впервые решил помочь своим родителям.
Стояли осенние дни. Небо часто заволакивало тучами, и изредка моросил дождь. Однако я пошел на доброе дело. Чтобы достигнуть поля, где мы должны были собрать солому по жневнику, надо было выйти за город и пройти мимо крутых оврагов и глубоких ям, откуда извлекали глину для кирпича. Интерес и любопытство к окружающей обстановке волновали мое сердце. Как все было прекрасно. Крутые овраги с проделанными в них пещерами заключали в себе какую-то таинственность и возбуждали во мне еще больший интерес и стремление к чему-то высшему. Эти благодатные минуты никогда не повторятся и никогда не изгладятся из моей памяти.
С поля мы возвращались уже вечером, неся на себе по охапке соломы. Хотя солома была и не так тяжела, но нести ее было нелегко. Но я нес, не жалея своих сил. Дорогой какая-то благочестивая и сострадательная женщина сняла с меня мою ношу (солому) и помогла донести до дома. Какая же была радость у родителей, когда они увидали меня с охапкою соломы, а самое главное — целым и невредимым. Еще большая радость была у меня от сознания, что я в какой-то мере оказал помощь своим родителям, а ведь мне было всего шесть лет.
Материальная нищета и большое семейство (семь человек) заставила нас оставить дом родичей и поместиться на квартире. Была уже зима. Необходимо было снабдить себя топливом. Так как материальных средств не хватало не только на дрова, но и на хлеб, то топливо приходилось добывать примитивным способом: мы брали санки и по льду через Днепр перебирались на левый берег и там рубили сучки и кустарник. Таким образом изо дня в день мы возили для себя топливо.
Неизгладимое впечатление оставил во мне образ св. Георгия Победоносца, находившийся в комнате хозяев, где мы стояли на квартире. Помнится мне, как я с большим любопытством и глубоким волнением обращал свои детские взоры на этот святой образ. Что-то внутренне чистое влекло мое сердце к соединению с тем, кто был изображен на этой иконе. Хотелось смотреть и смотреть. Такие же чувства я испытывал в Рождественские дни, когда я с братишками ходил по домам и славословил Христа, рождшегося в Вифлееме нас ради. Благодатные минуты...
Прошла зима. Надо было думать о приобретении своего угла. Господь благословил хлопоты моих родителей, и мы с наступлением весны переселились в свой собственный дом. Весенние воды открыли еще одну страницу жизни моего детства. Жизнь в новом доме не избавила нас от нищеты, и хотя в материальном отношении было гораздо лучше, чем несколько лет тому назад, но тем не менее приходилось испытывать недостаток. Поэтому, чтобы утолить голод, я часто уходил из дома и с сумой за плечами и с протянутой рукой проходил улицы города и магазины, прося у честных жителей кусок хлеба. Бывало так, что одни отзывались на горе людское, а другие отворачивали лица и гнали меня, как бродячего пса.
Помнится мне, как я однажды зашел в магазин, где продавали разные пряности и, обращаясь к покупателям, стал просить у них милостыню. Один человек взял меня за шиворот и, обвиняя в воровстве, к которому я был не причастен, поволок в отделение милиции. Как ни старались защищать мою невиновность близ стоящие граждане, ничто не помогало: человек влек меня в милицию. Я плакал и просил его отпустить меня, но ни слезы, ни просьбы — ничто не сломило его намерения. Вскоре я оказался в помещении милиции, брошенный на произвол судьбы. Я волновался, ибо думал о родителях, которые беспокоились о моем отсутствии. Так как никто на меня не обращал внимания я, пользуясь удобным моментом, вышел во двор и, шмыгнув под ворота, убежал в город. Дорогой я зашел в одну столовую, где надеялся утолить голод. Помнится мне, с какой жадностью я смотрел на людей, лакомившихся вкусными блюдами, и с какой жадностью утолял голод теми крохами, которые оставались от обедавших. Каждая корка ржаного хлеба была для меня вкуснее самой изысканной пищи и остатки холодного супа — слаще меда. Поздно ночью я возвратился домой.
Главной моей обязанностью было рано утром выгонять корову в поле и там пасти ее до позднего вечера. В осеннее время, когда поспевали фрукты и овощи, я, прогоняя корову мимо садов и виноградников, иногда не удерживался от того, чтобы не зайти в сад или на бахчи и не сорвать плодов. Один раз меня даже поймали, но не наказали, видимо, я мал был для наказания. В свободные дни, когда корову пасли другие, я вместе с братьями уходил на рыбалку. Было ли это развлечением — не помню, но пойманная рыба служила для нас всех вкусным обедом.
По мере того как я возрастал годами, возрастали и во мне детские шалости. Помнится мне, как я по неразумению своему поджег сарайчик. Произошло это таким образом: отец, мать и братья удалились за чем-то в город, а я с некоторыми своими двоюродными братьями остался дома. Вскоре на дворе поднялся веселый шум и крик — это мы забавлялись разными играми. На дворе под навесом находился небольшой стог соломы, который и сделался предметом нашей детской забавы. Я смастерил небольшой пугач из старого патрона и наполнил его до верха спичками. Затем я рассыпал стог так, что образовалось пространство вроде шалаша, и так как нам приятно было находиться в стоге, то я после выстрела решил внутри стога развести огонь.
Чиркнула спичка, и солома загорелась. Сначала было приятно смотреть, как огонь жадно пожирал соломинки, но когда огонь перешел на весь стог, тогда, спасаясь от опасности, я, как угорелый, еле успел выскочить из огня. Вскоре из стога вырвались клубы дыма и огня. Стог горел, горел и настил, предохранявший солому от дождя и расположенный близ стога сарайчик. Пожар произвел переполох. Находившиеся в доме родные, боясь, что пожар может перейти и на дом, стали выносить из комнат все вещи. На пожарной вышке пробили тревогу, и вскоре приехали пожарные и потушили бушевавший огонь. Так малая и необдуманная шалость причинила бедствие людям.
В это же время в моей душе появлялись проблески веры. Помнится мне, что я с другом Ваней, кажется, на Пасху, ходил в церковь. Церковь находилась недалеко от нашего дома. Внешний и внутренний вид ее был прекрасный. Вокруг храма проходила железная ограда, вблизи которой росли садовые деревья. Неизгладимое впечатление оставило в моем сердце внутреннее благолепие храма. Когда я вошел в церковь, то сразу же мое внимание привлекла роскошная церковная живопись на сводах храма над иконостасом. Не помню сейчас, какая картина была изображена, только помню, что она была величественной и потрясающей и что были изображены два летящих ангела. Народ в храме стоял стройными рядами по обе стороны дорожки, ведущей к алтарю. Дорожка оставалась свободной: на ней никто не стоял. Хорошо помню, как старый батюшка проходил по храму и кадил.
Мне очень нравились кладбища, и когда после Пасхи наступила Радоница, я поспешил там побывать. Там было очень хорошо: светило солнце, пели птички, и многие люди, одетые в светлую одежду, чинно украшали кутьей родные могилки. Каждый мог свободно подойти к могилке и вкусить кутью о упокоении усопших. На кладбище не было шума, царила благодатная тишина. В Каховке существовало тогда два кладбища: одно недалеко от церкви, на северо-востоке, а другое — за городом, на западе от храма. Я бывал как на первом, так и на втором. Второе, так называемое «старое» кладбище, отличалось от первого тем, что там было много склепов и находился разрушенный храм. Я часто навещал это кладбище и с большим интересом лазил в склепы, находившиеся под храмом. Так проходило мое детство в Каховке.
Однажды, когда я возвратился с кладбища, я увидел, что дом был совершенно пустой. Не было ни родителей, ни братьев, не было и вещей никаких. Я недоумевал: куда все исчезли? Мне доложили, что мои родители продали дом, собрали вещи, погрузили их на машину и уехали. Я остался один. Горькие слезы от мысли, что меня бросили родители, лились по моим детским ланитам. Как я тогда плакал! И, наверное, не утешился бы еще долгое время, если бы не пришел отец, который отлучился на время из дома, чтобы оформить документы. Соседи надо мной подшутили, и я, глупый, им поверил и поэтому так горько плакал.
Мама с моими братьями уехала в Херсон, а я с отцом остался еще на несколько дней в Каховке. Наконец наступил последний день нашего пребывания: документы были оформлены, и мы отправились в путь. Рано утром, взяв все необходимое в дорогу, мы переправились через Днепр и пошли пешком в Херсон. Путь был труден, да и каков я был пешеход, когда мне не было еще и семи лет! Проходили одно село за другим, иногда останавливаясь для отдыха. Уже вечерело, а мы все шли и шли... Лишь только когда солнце коснулось земли, какая-то проезжая машина захватила нас, и мы ночью благополучно добрались до Херсона. Там мы нашли своих родных. Через некоторое время мы приобрели билеты, погрузились в вагон и тронулись обратно в Сорочинск. Дорогой произошло несчастье: когда отец спал, то у него из кармана украли деньги. Не знаю, занимали ли мои родители деньги, но мы продолжали свой путь и вскоре прибыли в Сорочинск.
 кв.jpg)
