Монархизм русской поэзии

Боже! Царя храни!

Славному долги дни

Дай на земли!

Гордых смирителю,

Слабых хранителю,

Всех утешителю –

Всё ниспошли!

Литературный процесс – процесс национального самосознания. Как человек мыслит словом, так народ мыслит литературой. И как язык формирует нацию, так литература созидает общество. Именно литература определяет и утверждает, делая для всех в обществе равно признанными, те нравственные императивы, на которых уже строятся и политические, и экономические, и социальные институты. Можно утверждать, что литература является основой цивилизации, ибо насколько человек и мир вокруг его осмысляемы, настолько и словесно описуемы – за пределами литературы нет цивилизации.

К теме!

Думаю, в этой аудитории нет необходимости никому доказывать религиозно-онтологическое обоснование творчества как единственно возможное. Поэзия – дитя молитвы: гимны рождаются религиозным созерцанием, вскармливаются религиозной благодатной синергией. И точен Николай Гоголь, утверждая в «Избранных местах из переписки с друзьями» в 10 письме «О лиризме русской поэзии», что «наши поэты» видят «всякий высокий предмет в его законном соприкосновении с Богом, одни сознательно, другие бессознательно». Наша поэзия письменная, наследуя поэзии устной, закрепила традицию видеть всё земное относительно небесного, традицию понимать земное царство как проекцию Царства небесного, рассматривать русскую национальную государственность сквозь сакральную призму Православия. И, понятно, образ царя земного ревностно соотносить с иконой Царя Небесного.

Отец Павел Флоренский: «… в сознании русского народа самодержавие Царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из вне-религиозных посылок, имеющих в виду общественную или государственную пользу». Поэтому насколько возможно проследить – от Иоакима Корсунянина, Иоанна и Иллариона Киевских – и до наших с вами современников, сменяющие друг друга типы и события, художественно описываемые русской литературой, всегда и обязательно соотносимы с архетипами и протосюжетами Ветхого и Нового заветов. Это восхитительно честное, опорно покаянное свойство нашего наследного мировоззрения – оценивать всё и всех от идеального, а не оправдывать мир и себя тем, что, мол, бывает и хуже.

Виденье творения как жертвы Творца реализовалось художественно образной парадигмой жертвенной подчинённости жизни телесной жизни духовной, частной судьбы — судьбе народа, государства. И государя. Жертва – обязательное условие жизни творения. Высшая жертва – самопожертвование, на неё способна только совершенная, Богом встречаемая любовь. Господь жёстко ответил Петру на вопрос – может быть, Христу не стоит идти на крестные муки и жертвенную смерть? – «Отойди от Меня, сатана»! (Мф. 16:22).

Полномерная, целомудренная, могутная и добродетельная – развитая до святости личность есть вершинная цель нации, её идея. Эта идея есть первозадача, это промысел, её, нацию, породивший, ведь «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» (Владимир Соловьёв, «Русская идея»).

Христос на Голгофе – и вот за Ним и с Ним – Борис и Глеб, Евпатий Коловрат, Михаил Черниговский и Михаил Тверской, Сергий Радонежский, Иван Сусанин, Серафим Саровский… Это не святцы, это перечень народных героев, народно любимых героев. Здесь тонкость – различие героев народных и героев культурных: так народное сердце никогда не перепутает душегуба Стеньку и саможертвенного Ермака, как бы не старались их политизировано уровнять под заказ злобы дня.

Слова «подвиг» и «подвижничество» своей однокорнёвостью выводят на русское историческое понимание равенства жертвы «кровью» и «потом», и это жертвенное равенство жизни-смерти в сознании нашего народа свидетельствует о духовном его виденье феномена героизма. Ведь, если не единственное, то главное в героизме – в кратком на поле боя или многолетнем в келье или кабинете – победа над злом, над пороком и грехом. Равно – грехом всемирным и грехом личным.

Наша тема – поэт и царь. Но на самом деле она – Царь и Народ. Аполлон Григорьев: «Поэты суть голоса масс, народностей, местностей, глашатаи великих истин и великих тайн жизни, носители слов, которые служат ключами к уразумению эпох – организмов во времени, и народов – организмов в пространстве». Аполлон Майков высказался конкретнее о нашем, о русском: «На нас писателях лежит великий долг – увековечить то, что мы чувствовали со всеми. Нам следует уяснить и осязательно нарисовать тот идеал России, который ощутителен всякому».

Идеал России – Святая Русь. С Народом-богоносцем, с Патриархом-старцем, с Царём-праведником. Ибо она, идеальная Святая Русь, – невеста Христова. Идеал описуем только поэтически. И «одни сознательно, другие бессознательно» поэты России в творческом акте этот идеал созерцают постоянно, непрерывно, передавая своё созерцание-прозрение от поколения к поколению. Сознательно или бессознательно, поэты из века в век, воспевая гимны Руси – России – Российской Империи – Советскому Союзу – Российской Федерации, всегда поют Русь Святую: Ломоносов, Сумароков, Петров, Державин, Жуковский, Пушкин, Хомяков, Мей, Майков, Тютчев, Некрасов, Бунин, Гумилёв, Клюев, Есенин, Бехтеев, Смеляков, Рубцов, Глушкова – простите, небожителей нашего литературного пантеона не перечислишь, – как и ныне здравствующие, рисуют и рисуют осязательно «идеал России, который ощутителен всякому».

Византисты много говорят о симфонии Власти и Церкви, симфонии в лицах Царя и Патриарха, гарантирующей расцвет и благополучие государства. Но таковая гармония достижима лишь в абсолютном единоверии, то есть, когда Церковь и Народ суть одно и то же. Однако, с семнадцатого-восемнадцатого веков Россия, оформляясь в империю мощным приливом иноверцев, а так же разрубаемая раскольниками и иными сектантами, выделила народ – граждан – в самостоятельную ипостась.

Нашей историей наказано: Святая Русь на земле невозможна без симфонии троической: Народа-богоносца, Патриарха-старца и Царя-праведника. При любой неполноте кто-то из этой троицы, ради святости Отечества, из праведников будет возведён в мученики. Народ ли, Патриарх ли, Царь… Бог милостив, Рай будет пополняться неустанно – праведниками или же мучениками. Бог милостив.

«Въ Исакіевъ день данъ Великій Россамъ ПЕТРЪ,

Въ сей щастливый былъ день Богъ царству Росску щедръ».

(Александр Сумароков)

Граф А.К. Толстой, в письме к супруге отметил, что он, как поэт, не может не быть монархистом. И Константин Леонтьев со своим знаменитым «эстетика спасла во мне гражданственность»: «Раз я понял, что для боготворимой тогда мною поэзии жизни – необходимы почти все те общие формы и виды человеческого развития... Я стал любить Монархию, полюбил войска и военных, стал и жалеть, и ценить дворянство, стал восхищаться статьями Каткова и Муравьёвым-Виленским».

Да, так и есть: Монархия невозможна вне любви. Ей не на чем стоять, если не на любви. Любые меркантильные мотивы абсолютной власти ведут к тирании.

«Такъ знайте жъ: ваши всѣ мытарства,

Расчётъ и вычётъ – всё мечта! –

Вамъ Русскаго не сдвинуть Царства:

Оно съ ХРИСТОМЪ – и за ХРИСТА!..».

(Фёдор Глинка)

Поэтому граф ли, крепостной ли, поэт – как голос народа, всегда ревнив к праведности царя. Ревнив духовно – христос ли мой Царь? Христос ли мой царь и во славе, и в крестоношении? То есть, народ ревнив к близости царя идеалу, при сочувствии, до полной самоотдачи, до самопожертвования в сочувствии к огромности государева креста, к величайшей в мире тяжести царёва креста.

Ломоносов о Петре I:

«Он Бог, он Бог твой был, Россия

Он члены взял в тебе плотские,

Сошед к тебе от горьних мест».

Страшен царёв крест. Неподъёмен самозванцу. И поэтому народ может простить своему Царю в быту, конечно же не всё, но многое, простить, покрыть многое, кроме безответности. Нелюбви к себе народ не простит никогда, ведь это богохульно – не любить отцу своих детей, это же давать им камень вместо просимого хлеба, змею вместо рыбы. Не любить царю своего народа – это противуевангельски, антихристово. Отсюда если в католической Европе неправедных монархов сравнивали с библейскими царями-богоотступниками, то в России в таковом сразу распознавали антихриста.

Право же, восхитительно честное, опорно покаянное свойство нашего наследного мировоззрения – оценивать всё и всех от идеального, и Русский Царь в русской поэзии оценивается от Христа. Соизмеряется Христом. Господи, не оставь помазанника Своего!

«Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро –

А за грехи, за тёмные деянья

Спасителя смиренно умоляют.

Подумай, сын, ты о царях великих.

Кто выше их? Единый Бог»…

Под влиянием пушкинских восторгов о Монархии даже прожжённый демократ Белинский признавал: «Да, в слове «Царь» чудно слито сознание русского народа, и для него это слово полно поэзии и таинственного значения… И наше русское народное сознание вполне исчерпывается словом «Царь», в отношении к которому «отечество» есть понятие подчиненное, следствие причины».

Некогда ваш покорный слуга прорабатывал границу меж литературой русской и русскоязычной (см. статью «Удержание русскости. Задачи современной литературы»). Понятно, граница эта проходит не по крови: этнический немец и татарин русско думают, русско говорят и пишут совершенно русские стихи, если русско чувствуют и осознают мир. Но есть три вещи, которые не доступны русскоязычным, даже и славянам. Это лиричность, незыблемая нравственность и народность. Так наша русская лирика – в отличие от западноевропейской сентиментальности и романтизма, совершенно не эротична, не сладо-страстна. Потому что наша лиричность – прямое соприкосновение душ – соприродна, единосущна молитвенной соборности Православия. Которую мы все опытно знаем как «едиными усты и единым сердцем».

И вот недавно, казалось бы, частно литературные лиричность, нравственность и народность в моём уме вдруг сблизились, сошлись и совершенно растворились во всеохватном общероссийском речении-максиме «Православие, Самодержавие и Народность»! Лиричность как частное проявление благодати православной соборности, неизменность нравственности – как царское облачение Христа, и народность – неизымаемость, неотстраняемость, немыслимость себя вне своих единоверцев, умирание вне своих.

Мир сегодня впал в суд Божий – по-гречески кризис. В суд из-за отвержения спасительной любви Христа. Антихристианская экономика, антихристианская политика, безнравственная социальность, секулярное образование, бездуховная медицина, чадорождение, производство, продукты – кризис объемлет всё. Мир ныне осуждается во всём и через всё. И ослеплённо погружается в ледяное пламя злобы, беспросветно заволакивается мутным дымом несправедливости, душится завистью. А сектантская ложь?.. Жертвы назначены страшные, но они не бессмысленны. Всё это надо терпеть. Надлежит претерпеть до конца. И – «Отойди от Меня, сатана»!

«Только Царь, любовью сильный,

Вырвав родину из бед,

Даст нам мир и труд обильный

Вместе с лаврами побед.

Только Царь, Отец Державный,

Всех собой объединит

И. свершая подвиг славный,

Всё забудет, всё простит».

(Сергей Бехтеев)

«Слабых хранителю, Всех утешителю», «Своих царей великих поминают За их труды, за славу, за добро» и – «Только Царь, любовью сильный … Всех собой объединит».

Разъятый неверием, разорванный злобой, атомизированный гордыней мир вновь соберёт тот, кому Господь даст столь великое сердце, что способно в полноте принять благодать Божьей любви, и разлить, раздать всем жаждущим, всем алчущим этой любви. Прошедший через суд-кризис мир, обновлённый покаянной жертвой Русский мир воссоединит и восстановит, восставит помазанник Божий – Русский Царь. Соберёт своим великим царским сердцем.

Закончу стихотворением Достоевского, написанного им к восхождению на трон Александра Второго, но которое так актуально сегодня, актуально для нас. Ведь кроме апостольского дара, Господь одарил Фёдора Михайловича и пророческим:

Идёт наш царь принять корону…

Молитву чистую творя,

Взывают русских миллионы:

Благослови, Господь, царя!

О Ты, кто мановеньем воли

Даруешь смерть или живишь,

Хранишь царей и в бедном поле

Былинку нежную хранишь:

Созижди в нём дух бодр и ясен,

Духовной силой в нём живи,

Созижди труд его прекрасен

И в путь святой благослови!

Выступление на конференции, посвящённой 100-летию Приамурского Земского Собора. 

Василий Владимирович Дворцов, заместитель председателя Правления – генеральный директор Союза писателей России